Этот цикл может быть описан следующей схемой

Р => ТТ => ЕЕ => Р,

где Р — исходная проблема, ТТ — теория, претендующая на решение проблемы, ЕЕ — оценка теории, ее критика и устране­ние ошибок, Р — новая проблема.

Таким образом, процесс роста третьего мира "состоит в критике, обладающей творческим воображением"

   Мы выходим в ней за пределы нашего опыта. Критически отно­сясь к очевидному или освещенному мнению авторитетов, все подвергая сомнению, апробируя самые невероятные возможности, ученый преодо­левает границы доступной ему прежде реальности.

     "Вот каким образом, — пишет К Поппер, — мы поднимаем себя за волосы из трясины нашего незнания, вот как мы бросаем веревку в воздух и затем карабкаемся по ней"

6. НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ, ПАРАДИГМЫ И НАУЧНЫЕ СООБЩЕСТВА

Идеи К.Поппера во многом содействовали тому, что методология науки стала все ближе смыкаться с историей науки.

Если вслед за К.Поппером считать, что главный вклад в методо­логию может дать анализ роста знания, то их тесное взаимодействие становится неизбежным. Прекрасное воплощение этого направления исследований продемонстрировал в своей работе о научных революциях Т.Кун.

Он обращает внимание на то, что в истории любой области науки можно выделить периоды "нормальной науки" и научные революции.

Под термином "нормальная наука" Т Кун понимает исследования, которые осуществляются научным сообществом опираясь на крупные научные достижения, которые в течение некоторого времени признают­ся им как основа его дальнейшей деятельности В качестве примера здесь можно сослаться на работы Коперника, Ньютона, Эйнштейна, Лавуазье, Дарвина. Они определяют, как отмечает Т Кун, так называе­мые парадигмы научной деятельности

   "Под парадигмами, — пишет Т Кун, — я подра­зумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений науч­ному сообществу".

   Объективно задача "нормальной науки" состоит в том, чтобы выявить весь познавательный потенциал, который заложен в новых идеях, определяющих видение реальности и способов ее постижения.

   "Концентрируя внимание на небольшой области относительно эзотерических проблем, — отмечает Т.Кун, — парадигма застав­ляет ученых исследовать некоторый фрагмент природы так де­тально и глубоко, как это было бы немыслимо при других обстоятельствах"

     Здесь необходимы не только упорство, но и изобретательность и талант исследователя. Ведь перед ним постоянно возникают новые проблемы, которые раньше никто не мог даже и вообразить. Однако они всегда таковы, что не выходят за границы, определяемые парадигмой Поэтому Т.Кун называет их задачами-головоломками.

Следует иметь в виду, что ни одна теория не в состоянии решить в данный момент всех проблем, которые перед ней стоят. Поэтому "нормальная наука", конечно, существует в условиях определенной интеллектуальной напряженности. Но ни у кого не вызывает сомнения, что все возникающие трудности будут преодолены.

Однако рано или поздно в научном познании воз­никают кризисные явления, связанные с появлени­ем трудностей в развитии "нормальной науки".

Это связано прежде всего с появлением новых данных, которые в рамках принятой парадигмы выглядят аномалиями. В этих условиях ученые будут стараться модифицировать принятую теорию, дать такую интерпретацию новому явлению, которая бы не противоречила исход­ным принципам.

   Возрастание числа таких аномалий создает новую атмосферу в науке. Появляются подозрения в ее принципиальной неэффективности. Круг аномальных явлений расширяется за счет того, что теперь видятся старые трудности теории, на которые раньше закрывались глаза. Что прощалось и даже не замечалось у парадигмы в пору ее расцвета, теперь становится предметом пристального внимания.

  В этих условиях ученые начинают по-разному относиться к парадигме и соответственно меняется характер их исследований

"Увеличение конкурирующих вариантов, готов­ность опробовать что-либо еще, выражение яв­ного недовольства, обращение за помощью к философии и обсуждение фундаментальных по­ложений — все это симптомы перехода от нор­мального исследования к экстраординарному" Таким образом, возникает кризисная ситуация

Она разрешается в конце концов тем, что возникает новая парадигма. Тем самым в науке происходит подлинная революция. И вновь складыва­ются условия для функционирования "нормальной науки".

Важно обратить внимание на то, что переход к новой парадигме представляет собой некоторый социальный процесс. Т. Кун пишет: "Решение отказаться от парадигмы всегда одновременно есть решение принять другую парадигму, а приговор, приводящий к такому решению, включает как сопоставление обеих парадигм с природой, так и сравнение парадигм друг с другом".

Процесс такого сопоставления занимает нередко значительное время. Он представляет собой не только мучительные попытки сторон­ников старой парадигмы справиться с возникающими трудностями и полные вдохновения и энергии стремления новаторов развить и укрепить основание новых взглядов. Это и борьба убеждений, осуществление и крушение надежд.

    Отказ от старых взглядов, конечно, непрост. Люди, которые отваживаются на это, обычно либо молоды, либо являются новичками в этой области науки. Утверждение новой парадигмы, как отмечает Т.Кун, осуществляется в условиях, когда большинство ученых еще не в состоянии мыслить по-новому, понятийный аппарат науки неадекватен новому содержанию. В это время новаторские идеи оказываются неас­симилированными всей наукой. Однако вся эта перестройка неизбежна.

   “Уайтхед, — замечает Т.Кун, — хорошо уловил неисторический дух научного сообщества, когда писал: "Наука, которая не реша­ется забыть своих основателей, погибла". К счастью, вместо того чтобы забывать своих героев, ученые всегда имеют возможность забыть (или пересмотреть) их работы”.

      В некотором смысле защитники различных парадигм живут в различных мирах. Конечно, поскольку они относят свои теории к действительности, которая существует объективно, их представления не могут быть произвольными. Но они по-разному воспринимают реаль­ность. Различные парадигмы несоизмеримы. Поэтому переход от одной парадигмы к другой нельзя совершить постепенно посредством логики и ссылок на опыт. Он должен осуществляться сразу.

     Здесь ситуация подобна той, которая возникает, когда вы смот­рите на рисунок с изображением двух профилей лица человека, обращенных друг к другу и нарисованных рядом. Вдруг вы замечаете, что видите не лица людей, а изображение вазы.

   Говоря о развитии науки, нельзя уйти от обсуждения проблемы прогресса в ее истории.

    "Революции оканчиваются победой одного из двух противоборст­вующих лагерей, — пишет Т.Кун. — Будет ли эта группа утвер­ждать, что результат ее победы не есть прогресс? Это было бы равносильно признанию, что они ошибаются и что их оппоненты правы".

       Если посмотреть на развитие науки в целом, то в ней очевиден прогресс, выражающийся в том, что научные теории предоставляют все большие возможности ученым для решения головоломок.

      Однако нет никаких оснований считать более поздние теории лучше отражающими происхо­дящее в действительности.

      "Я не сомневаюсь, например, что ньютоновская механика, — пишет Т.Кун, — улучшает механику Аристотеля и что теория относительности улучшает теорию Ньютона в том смысле, что дает лучшие инструменты для решения головоломок. Но в их последовательной смене я не вижу связного и направленного онтологического развития".

     Концепция развития науки Т.Куна является по существу и философско-методологической и историографической. Важной ее особенно­стью является обращение к социально-психологическим аспекта? деятельности ученых, которые, по его мнению, существенно влияют на характер развития науки.

7. МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ

       "Некоторые философы, — пишет ИЛакатос, — столь озабочены решением своих эпистемологических и логических проблем, что так и не достигают того уровня, на котором их бы могла заинтересовать реальная история науки. Если действительная история не соответствует их стандартам, они, возможно, с отчаянной смелостью предложат начать заново все дело науки".

   Как считает И. Лакатос, всякая методологичес­кая концепция должна функционировать как историографическая. Наиболее глубокая ее оценка может быть дана через критику той рациональной реконструкции истории науки, которую она предлагает.

    И.Лакатос развивает свою, довольно близкую к куновской, кон­цепцию методологии научного познания, которую он называет методо­логией научно-исследовательских программ. Она применяется им не только для трактовки особенностей развития науки, но и для оценки различных конкурирующих логик научного исследования.

Согласно И.Лакатосу, развитие науки представляет собой конку­ренцию научно-исследовательских программ. Сущность научной рево­люции заключается в том, что одна исследовательская программа вытесняет другую.

   Поэтому фундаментальной единицей оценки процесса развития науки является не теория, а исследовательская программа.       .

— Она включает в себя "жесткое ядро", в которое входят неоп­ровергаемые для сторонников программы фундаментальные положения.

— Кроме того, в нее входит "позитивная эвристика", которая "определяет проблемы для исследования, выделяет защитный пояс вспомогательных гипотез, предвидит аномалии и победо­носно превращает их в подтверждающие примеры".

— Исследовательская программа может развиваться прогрессив­но и регрессивно. В первом случае ее теоретическое развитие приводит к предсказанию новых фактов. Во втором программа лишь объясняет новые факты, предсказанные конкурирующей программой либо открытые случайно.

    Исследовательская программа испытывает тем большие трудно­сти, чем больше прогрессирует ее конкурент. Это связано с тем, что предсказываемые одной программой факты всегда являются аномалиями для другой.

И.Лакатос подчеркивает большую устойчивость исследовательной программы.

"Ни логическое доказательство противоречиво­сти, ни вердикт ученых об экспериментально обнаруженной аномалии не могут одним ударом уничтожить исследовательскую программу".

Главная ценность программы — ее способность пополнять знания, предсказывать новые факты. Противоречия же и трудности в объяснении каких-либо явлений — И. Лакатос здесь, несомненно, прав, — не влияют существенно на отношение к ней ученых.

В геометрии Евклида на протяжении двух тысяч лет не удавалось! решить проблему пятого постулата.

Многие десятилетия на весьма противоречивой основе развива­лись исчисление бесконечно малых, теория вероятностей, теория множеств.

Известно, что Ньютон не мог на основании механики объяснить стабильность Солнечной системы и утверждал, что Бог исправляет отклонения в движении планет, вызванные различного рода возму­щениями.

  Несмотря на то что такое объяснение вообще никого не удов­летворяло, кроме, может быть, самого Ньютона, который был, как известно, очень религиозным человеком (он считал, что его исследования в теологии не менее значимы, чем в математике и механике), небесная механика в целом успешно развивалась. Эту проблему удалось решить Лапласу только в начале XIX в.

Еще один классический пример.

Дарвин не мог объяснить так называемого "кошмара Дженкинса", и тем не менее его теория успешно развивалась. Известно, что дарвиновская теория базируется на трех фак­торах: изменчивости, наследственности и отборе. У любого организма имеется изменчивость, осуществляющаяся ненапра­вленным образом. В силу этого изменчивость только в не­большом количестве случаев может быть благоприятной для приспособления данного организма к окружающей среде. Ка­кая-то изменчивость не наследуется, какая-то наследуется. Эволюционное значение имеет наследуемая изменчивость. По Дарвину, большую возможность для будущего имеют те орга­низмы, которые наследуют такого рода изменения, которые дают им большую возможность для приспособления к окружа­ющей среде. Такие организмы лучше выживают и становятся основой для нового шага эволюции. Для Дарвина законы наследования — то, как наследуется измен­чивость, — имели решающее значение. В своей концепции на­следования он исходил из той идеи, что наследственность осуществляется непрерывным образом. Представим себе, что белый человек попал на Африканский континент. Признаки белого, в том числе и "белизна", будут, по Дарвину, передаваться следующим образом. Если он женится на негритянке, то у их детей будет половина крови "белой". Посколь­ку на континенте белый один, то его дети будут вступать в брак с неграми. Но в таком случае доля "белизны" будет асимптотически убывать и в конце концов исчезнет. Эволюционного значения она иметь не может.

   Такого рода соображения высказал Дженкинс. Он обратил вни­мание на то, что положительные качества, которые способствуют приспособлению организма к среде, встречаются крайне редко. И следовательно, организм, который будет иметь эти качества, заведомо встретится с организмом, который эти качества не будет иметь, и в последующих поколениях положительный признак рассеется. Следовательно, он не может иметь эволюционного значения.

  Дарвин никак не мог справиться с этой задачей. Не случайно это рассуждение получило название "кошмара Дженкинса". У дар­виновской теории были еще и другие трудности. И хотя к учению Дарвина на разных этапах относились по-раз­ному, но дарвинизм никогда не умирал, всегда у него были последователи. Как известно, современная эволюционная концеп­ция — синтетическая теория эволюции — базируется на идеях Дарвина, соединенных, правда, с менделевской концепцией дис­кретных носителей наследственности, которая, кстати, и ликви­дирует "кошмар Дженкинса".

В рамках концепции И.Лакатоса становится особенно очевидной важность теории и связанной с ней исследовательской программы для деятельности ученого. Вне ее ученый просто не в состоянии работать. Главным источником развития науки является не взаимодействие теории и эмпирических данных, а конкуренция исследовательских программ в деле лучшего описания и объяснения наблюдаемых явлений и, самое главное, предсказания новых фактов.

Поэтому, изучая закономерности развития науки, необходимо особое внимание уделять формированию, развитию и взаимодействию исследовательских программ. И.Лакатос показывает, что достаточно богатую научную програм­му всегда можно защитить от любого ее видимого несоответствия с эмпирическими данными. И.Лакатос рассуждает в таком стиле.

   Допустим, что мы на базе небесной механики рассчитали траек­тории движения планет. С помощью телескопа мы фиксируем их и видим, что они отличаются от расчетных. Разве ученый скажет в этом случае, что законы механики неверны? Конечно, нет. У него даже мысли такой не появится. Он наверняка скажет, что либо неточны измерения, либо неправильны расчеты. Он, нако­нец, может допустить наличие другой планеты, которую еще не наблюдали, которая и вызывает отклонение траектории планеты от расчетной (так и было на самом деле, когда Леверье и Адамс открыли новую планету).

  А допустим, что в том месте, где они ожидали увидеть планету, ее бы не оказалось. Что они сказали бы в этом случае? Что механика неверна? Нет, этого бы не случилось. Они наверняка придумали бы какие-нибудь другие объяснения для этой ситуации.

Эти идеи очень важны. Они позволяют понять, с одной стороны, как научные концепции преодолевают стоящие на их пути барьеры, а с другой — почему всегда существуют альтернативные исследовательские программы.

Мы знаем, что даже тогда, когда эйнштейновская теория относи­тельности вошла в контекст культуры, антиэйнштейновские тео­рии продолжали жить.А вспомним, как развивалась генетика. Ламаркистские идеи воздействия внешней среды на организм защищались несмотря на то, что была масса фактов, которые противоречили этому.

Достаточно сильная в теоретическом отношении идея всегда оказывается достаточно богатой для того, чтобы ее можно было защищать.

  С точки зрения И-Лакатоса, можно "рационально придерживаться регрессирующей программы до тех пор, пока ее не обгонит конкуриру­ющая программа, и даже после этого". Всегда существует надежда на временность неудач. Однако представители регрессирующих программ неминуемо будут сталкиваться со всевозрастающими социально-психо­логическими и экономическими проблемами.Конечно, никто не запрещает ученому разрабатывать ту програм­му, которая ему нравится. Однако общество не будет оказывать ему поддержки.

"Редакторы научных журналов, — пишет И.Лакатос, — станут от­казываться публиковать их статьи, которые в общем будут содержать либо широковещательные переформулировки их позиции, либо изложение контрпримеров (или даже конкурирующих программ) посредством лингвистических ухищрений ad hoc. Организации, субсидирующие науку, будут отказывать им в финансировании..."

"Я не утверждаю, — замечает он, — что такие решения обяза­тельно будут бесспорными. В подобных случаях следует опирать­ся на здравый смысл".

Концепция исследовательских программ И.Лакатоса может, как это он сам демонстрирует, быть применена и к самой методологии науки. В каждой из рассмотренных нами методологических концепций есть "жесткое ядро", "позитивная эвристика", прогрессивная и регрес­сивная стадии развития.

С этой точки зрения рассмотренные нами подходы к трактовке особенностей научного познания следует оценивать по тому вкладу, который они внесли в расширение понятийного аппарата и проблема­тики философии и методологии науки. И конечно, необходимо соотно­сить эти концепции со временем, с той интеллектуальной средой, в которой они рождались, жили и умирали.

XII. ПРИРОДА ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЙ

Среди многообразных видов научных открытий особое место занимают фундаментальные открытия, изменяющие наши представления о действительности в целом, т.е. носящие мировоззренческий характер.

1. ДВА РОДА ОТКРЫТИЙ

А.Эйнштейн в свое время писал, что физик-теоретик "в качестве фундамента нуждается в некоторых общих предположениях, так называемых принципах, исходя из которых он может вывести следствия. Его деятельность, таким образом, разбивается на два этапа. Во-первых, ему необходимо отыскать эти принципы, во-вторых, развивать вытекающие из этих принципов следствия. Для выполнения второй задачи он основательно вооружен еще со школы. Следовательно, если для некоторой области и соответст­венно совокупности взаимосвязей первая задача решена, то след­ствия не заставят себя ждать. Совершенно иного рода первая из названных задач, т.е. установление принципов, могущих служить основой для дедукции. Здесь не существует метода, который можно было бы выучить и систематически применять для дости­жения цели".