Глава 6. Только для мужчин

Дорогой Брюс Спрингстин.

Снова я. Начну с того, что я никогда не думал, что мне надо столько рассказать… Это начинает выглядеть как ведение дневника…

Кевин Мейджор. Дорогой Брюс Спрингстин

В романе Dear Bruce Springsteen («Дорогой Брюс Спрингстин») четырнадцатилетний Терри Бланшар пишет письма своему кумиру, знаменитому американскому рок-музыканту. И, копаясь в глубинах своей души, вдруг понимает, что он сам — довольно неплохой парень.

Бытует мнение, что ведение дневника — дело сугубо женское, инструмент для размышлений и самопознания. Но многие мужчины тоже откровенничают в записных книжках. Здесь четверо из них расскажут вам, что значит быть мужчиной, ведущим личный дневник.

Роберт

(Роберт, 41 год, четырнадцать из них проработал стрелочником на железной дороге. Получил степень магистра по психологии Юнга. Среди его интересов астрология, садоводство с применением только органических удобрений, горнолыжный и многие другие виды спорта.)

Ведение дневников — это для девчонок. По крайней мере, так считает большинство мужчин. Я тоже так думал всего несколько лет тому назад. Теперь мое мнение изменилось.

Я не веду постоянный дневник. Не занимаюсь последовательным анализом своих чувств и эмоций. Но я учусь и тому и другому, потому что они подпитывают друг друга. Чем больше я возлагаю на себя ответственности за эмоциональную сторону, тем сильнее потребность записывать все происходящее со мной.

Я начал вести дневник лет пять назад, чтобы записывать сны. И обнаружилось, что это способствует пониманию всего процесса сновидений. Как студенту психологического факультета мне приходилось заниматься ведением журналов работ по многим предметам, что в конце концов стало для меня привычным делом.

Я люблю вести записи во время катания на лыжах. В кармане куртки я держал небольшую записную книжку и вносил туда свои мысли во время отдыха или поездки на подъемнике. Мне кажется, именно в этот период я мыслю наиболее ясно, а идеи и чувства приходят откуда-то из глубины моего «я». И я понимаю, насколько они важны. Таким же образом я наблюдал за своим творческим мышлением.

Иногда я думаю, что не веду настоящий дневник, потому что не занимаюсь этим систематически. Но потом вспоминаю, что в дневниковедении нет никаких правил, и понимаю: винить себя не за что.

Мы с моей подругой ведем дневник вместе. И делаем это постоянно. Она купила его в прошлом году нам на Рождество. Правда, я делаю намного меньше записей, чем она, но у нас с этим все в порядке. Это подходящий способ сообщить ей о том, о чем трудно сказать вслух.

Уже в течение нескольких лет я изучаю астрологию. И гораздо лучше понимаю свои астрологические карты и саму жизнь, когда описываю в дневнике главные проблемы. Одна из них, показанная на моей карте и мешающая взаимоотношениям с людьми, — это трудности личностного роста. Дневниковедение помогает мне понять, откуда я пришел, где нахожусь и куда я пойду.

Я считаю, что ведение дневника дает мне возможность настроить на одну волну разные стороны моей личности, которые в противном случае со временем зачахли бы, так и не проявившись. Все величайшие мыслители считали, что надо «познавать самого себя», прежде чем придет настоящее осмысление. Мой дневник помогает мне познавать себя на все более глубоком уровне.

Джек

(Джек, 25 лет, студент, писатель и поэт. Он интересуется оздоровительной гимнастикой тайцзи, путешествиями и изготовлением деревянной мебели.)

Я начал вести дневник в 1972 году. Тогда же я стал закрываться в своей комнате. Для меня важно было вести дневник втайне, только для себя. Это было в седьмом или восьмом классе. Помню, как пошел по магазинам со своими сестрами и их подружкой. Мы разошлись примерно на пару часов, каждый в своем направлении. Потом снова встретились у кабинки автомата для моментальных фотографий. Я купил блокнот для записей и новую голубую ручку. Они лежали в моей сумке. Подружка сестер все время спрашивала, что у меня там. Я сказал: книга. Конечно же, она захотела ее посмотреть, но я не дал. Я не знал, как объяснить, почему купил блокнот, и не был готов признаться, что веду дневник. Дома я положил свои покупки в коробку и спрятал в стенном шкафу. Я был фантазером и помню, как пытался изобрести способ, чтобы закрытая коробка могла взорваться или выпустить кислоту и уничтожить дневник, если кто-нибудь вздумает полезть за ним. Так и не придумав ничего подходящего, я просто спрятал ее поглубже в шкаф. Записи появлялись в этом блокноте каждый день, пока я полностью не исписал его. С тех пор я продолжаю вести дневники.

В 1978 году я бросил колледж, потому что с самого начала не понимал, зачем я в него поступил. В следующие годы у меня было множество разных дневников. Мне кажется, что когда в моей жизни происходили значительные внутренние перемены, я делал особенно много записей. Я ездил автостопом по стране, и между рисунками и стихами, которыми полны дневники, можно найти названия городов, через которые пришлось проезжать. Мне приходилось использовать свой дневник в качестве таблички с написанным крупными буквами названием города, куда я держал путь, чтобы было видно из проезжающих автомобилей. Скрентон, Су-Сент-Мари, Монреаль, Лас-Крусес, Анкоридж — они все так и остались в блокноте.

Когда я вернулся в школу в Мизуле, я ездил товарными поездами. Мои дневники тех лет — это небольшие перекидные блокноты, пахнущие креозотом[15]. Они полны историй о бродягах, которых мне приходилось встречать и с которыми я проводил ночи: мы сидели у костра, пили растворимый кофе и дешевое вино.

Сейчас я веду два дневника одновременно. Один в компьютере: я пользуюсь им в основном для записи сновидений и работы с ними. Другой — со вставными страницами, куда, кроме самых обычных дневниковых записей, я помещаю фотографии, театральные программки, эскизы мебели, которую я делаю, рисунки образов сновидений. Одним словом, там все то, что имеет плоскую форму, легко прикрепляется к страницам и непосредственно относится к моей повседневной жизни. Вот что такое на самом деле для меня ведение дневника. За последние шестнадцать лет это занятие принимало разные формы, являясь отражением моего бытия. Я воспринимаю дневниковые записи как часть искусства жизнеописания.

Давид

(Давид, 52 года, профессор физики и математики, увлекается мотоспортом, туризмом и предпочитает жить ближе к природе.)

Я открыл для себя возможность вести дневник в пятьдесят два года, и это чудесно!

До того как попасть на курсы дневниковедения, я никогда не писал для себя. Мне приходилось создавать множество технических текстов, но ничего «художественного» я не писал со времени окончания колледжа. Я знаю, что мне не очень удаются письма, потому что никогда не получал полезной отдачи (лишь однажды — от матери).

Во время прохождения курса мы еженедельно представляли свои дневниковые записи. Через неделю нам возвращали их с полезными и доброжелательными комментариями. Сначала я чувствовал себя некомфортно, потому что приходилось постоянно делиться самыми сокровенными мыслями. Но после получения позитивных откликов все пошло хорошо. С самого начала моей основной целью было соединить бессознательное и подсознательное. Я стремился держать под контролем свои эмоции и повседневную жизнь, игнорируя внутренние конфликты и навязчивые желания.

В ходе обучения мы экспериментировали с различными методами ведения дневника. Некоторые из них оказались чрезвычайно полезными, особенно диалог с моими внутренними голосами. Я разговаривал с ребенком внутри меня, с моим высшим «я», с «блокировкой», которая препятствовала успехам в делах.

Но метод, который понравился мне больше всего, я придумал сам. Сначала я пишу пару слов, которые приходят в голову, а потом, ни о чем не думая, продолжаю писать так долго, как смогу. Иногда это могут быть просто слова. Иногда — образы. Но что бы ни возникало, это каждый раз оказывается неожиданностью и подарком.

Спустя некоторое время какая-то часть меня, которая требует постоянного контроля, начинает напоминать о себе: «Что здесь происходит? Зачем мы это пишем? К чему это приведет?» Как только это случается, мой творческий порыв исчезает, и больше ничего не появляется.

Применяя этот метод, я понимал, что весь используемый мною материал — это результат бессознательного процесса. Но что это значило? Чем больше я практиковался, тем дольше мог не давать выхода чувствам. Вскоре я начал осознавать, что пишу о себе и что эти обрывки записей настолько же наполнены смыслом, насколько и сновидения.

С тех пор использование потока сознания в процессе писания стало замечательной практикой. Сделанные мною записи показали мне, где я нахожусь с точки зрения духовного развития. Они же позволили мне заглянуть в детство и показали, как я прохожу по разным уровням бессознательного. Но самое важное — просто заниматься этим, независимо от того, буду я «анализировать» результаты или нет. Давая выход этой информации и превращая ее в осознанное, я вижу, что это имеет терапевтический эффект!

Орион

(Орион, 26 лет, студент, изучает трансперсональную и аналитическую психологию, особенно интересуется ролью мужчин и вопросом маскулинности. Здесь он делится тем, как нашел в своем дневнике достойного брата по крови.)

Мой собрат для меня так же важен, как сама жизнь. Он непринужденно смеется и улыбается. Он относится к такому типу людей, которым инстинктивно доверяешь. Он находчив, смел, компетентен, ему можно довериться в трудную минуту. Несмотря на легкость в общении с людьми, в нем есть мудрость и сдержанность. В нем ощущается какая-то тайна, и он разделяет ее со мной в большей степени, чем с кем-либо другим. Он умеет слушать, если у вас есть что сказать, концентрируется и держит вас в фокусе своего внимания. Вы всегда ощущаете его поддержку и любовь.

Но у него есть и недостатки. Он нетерпим к себе и быстро раздражается, хотя вскоре прощает и забывает. Но иногда у него возникает необходимость уединиться, он отстраняется даже от меня, чтобы уйти глубоко в себя. Порой он меня пугает, потому что умудряется воспринимать жизнь слишком серьезно. Обычно он полон самоиронии, но может выйти из себя, если не видит перспективы. И он всегда возвращается, а я жду его.

Он сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Он — мое будущее, потому что умеет заставить меня смеяться. Когда я испытываю тяжелую депрессию, ему достаточно улыбнуться — и я улыбаюсь в ответ. Он нетерпим к моей ненависти к себе. Он выводит меня из себя, но я в нем нуждаюсь.

Он любит полноту жизни; никто не умеет так сопереживать. Когда он говорит со мной о природе, я начинаю понимать, почему индусы и мистики избегают лишить кого-либо жизни, даже муравья.

Он ценит юмор и готов смеяться даже над безвкусными или непристойными шутками второсортного комика, и это меня изумляет. Когда же ему хочется рассмешить вас, он всегда учтив, обаятелен и часто недооценивает себя. Его способность подшучивать над собой безгранична.

Но и у него бывают депрессии. Тогда его глаза выглядят темными и застывшими, будто над ним сгустились тучи и воздух стал неподвижен. Где так хорошо мне знакомый безмятежный человек? Мне никогда не приходилось видеть никого настолько выведенного из себя. Он не кричит, не стонет, не требует жалости к себе, а окутывает себя плащом молчания и выглядит безжизненным. Самое странное в этих депрессиях, что, отказываясь разговаривать, он не отдаляется от других людей физически. Мне приходилось видеть его в переполненных ресторанах, где он сидел с видом человека, вокруг которого пустота.

Когда он становится таким, его взгляд устремлен в пространство, волосы спадают на лоб, — это пугает людей. Некоторые говорят, что он болен психически. Я лучше знаю его и не боюсь. Именно в этих случаях, безмолвно находясь рядом с ним, я могу помочь. Откуда-то во мне рождается уверенность, что именно я — его единственная надежда и спасение. Мое присутствие позволяет ему еще глубже уйти в себя. Если бы не это, в один прекрасный день он мог бы исчезнуть и больше никогда не вернуться. Но я рядом, и он об этом знает.

Возвращаясь, он почти не говорит о том, где был. Смотрит на меня, и его глаза живее, чем прежде. Но они полны глубокого сострадания и боли. На его лице благодарная улыбка. И она говорит больше, чем мог бы сказать любой поэт. Я слышу: «Мы братья по крови, поклявшиеся быть вместе, связанные глубочайшим смыслом и сильнейшей потребностью». Я приветствую его.