Глава 14. Политические (и классовые) конфликты

37. П.Ансар. [О конфликтах на классовой почве]

[Проблемы классовых конфликтов в социологии П.Бурдье]

Проблема социальных конфликтов и их природы приводит нас к важнейшим положениям социологии Бурдье, которые связаны с вопросом о «социальном прост­ранстве» и его распределением по общественным классам. Ответ на него позволяет более подробно охарактеризовать «генетический структурализм», значение которого в полной мере обнаруживается в «генетической» концепции классов и поведения, связанного с классовой принадлежностью.

Понимая ограниченность механистического структурализма, Бурдье все же призна­ет за ним известную эффективность: «реализм структуры» позволяет покончить со «спонтанной» (стихийной, наивной) социологией и заставляет заняться конструирова­нием «объективных отношений» между группами.

В такой «объективистской» перспективе опросы и их интерпретации исходят из общей гипотезы о распределении агентов по социальным классам. Гипотеза о струк­турированности социального пространства по классам является исходным пунктом анализа и предполагает, что это распределение находит свое выражение во всех практических сферах. <…>

Генетический структурализм ставит перед собой задачу выяснить, каким образом агенты разных классов и классовых фракций, имеющие в своем распоряжении различные виды капитала и собственности, действуют, объективируют свой классо­вый габитус в системе классовых отношений с целью поддержания или расширения своих позиций и собственности.

В этой перспективе изучение конфликтов присутствует в любой «точке» анализа Бурдье. Поскольку социальное пространство конституировано социальными агентами, занимающими иерархизированные позиции и добивающимися тех или иных редких благ (капитал, легитимация), конфликты присущи самым разным полям деятельности. Эти конфликты разворачиваются на основе позиций и видов собственности согласно модальностям восприятия и действия различных габитусов. Наиболее подходящий термин для обозначения этих конфликтов — «классовая борьба», поскольку агенты различных классов конкурируют за редкие блага. Однако речь здесь идет не только о борьбе, противопоставляющий два класса в процессе распределения прибавочной стои­мости (как в модели Маркса), но о разных формах борьбы за все блага — экономи­ческие, социальные, связанные с легитимацией и т.д. Это предполагает выявление всех форм классовой борьбы, всякой цели, которая может стать объектом борьбы.

Уточним, что у Бурдье речь идет не об изучении борьбы между классами, «мобили­зованными» [1, р. 113] и объединившимися для защиты или изменения структуры объективированных форм собственности, но о формах борьбы между «объективными» классами, понимаемыми как совокупность агентов, помещенных в однородные условия существования.

Опросы, проведенные Бурдье и его коллегами (здесь следует особо отметить La Reproduction, Un art moyen и La Distinction), обнаруживают формы классовой борьбы прежде всего в «культурной» сфере, идет ли речь о системе образования, практике досуга или стратегиях развлечения.

Все социальное пространство пронизано разнообразными отношениями господства, осуществляемого в различных социальных полях доминирующими классами через разные типы символической власти. Господство в символическом поле тем более важно (и требует тем большего внимания), что оно обеспечивает «мягкое» его осуществление. Однако наличие осуществляется и в символическом поле.

Идеи, развиваемые в La Reproduction [9] (касающиеся системы образования), обра­щают внимание на то, что господство осуществляется и в этой системе, обеспечивая легитимацию культурного произвола, чинимого господствующими классами. Система образования уполномочена навязывать культурный произвол, и в этом качестве она осуществляет право на символическое насилие.

Здесь важно уяснить, что классовая борьба осуществляется не только непосредст­венно между агентами социальных классов, но и через систему образования. Образовательные учреждения обновляют структуру распределения культурного капитала, легитимируют неравное распределение и лишение этого капитала и, таким образом, участвуют в воспроизводстве социального порядка через осуществление символического насилия и через его сокрытие. Это можно наблюдать, в частности, когда образовательное учреждение оправдывает отлучение от образования с тем, чтобы заставить лишенных культуры признать легитимность такого отлучения.

Но и за рамками системы образования отношения господства являются объек­том постоянной борьбы, которая, в частности, обнаруживается в практиках «разли­чения», с чьей помощью агенты всеми силами пытаются отличить себя от низших классов. <…>

<…> В работе, озаглавленной La Distinction, Бурдье расширяет поле исследования и вводит в него социальные практики различения, разделения между разными социаль­ными классами, практики, которые непрерывно возобновляются и разворачиваются в иерархизированное социальное пространство.

Этот анализ приводит к новой интерпретации социальных конфликтов как с точки зрения их причин, так и с точки зрения форм их развития.

Цель опросов заключалась не в том, чтобы продолжать изучение конфликтов, свя­занных с производственной сферой, но в том, чтобы переформулировать конфликты в сфере потребления, особенно в том, что касается вкусов (искусство, одежда, еда...), которые, на первый взгляд, кажутся столь индивидуальными и разнообразными. Как отмечает Бурдье в начале своей книги, суждения о вкусах — это суждения, от которых требуется быть в высшей степени персональными, и социология вторгается здесь в область, имеющую притязания на приватность: «Социология вступает здесь на территорию, par exellence, отрицания реального» [1, р. 9].

Тем не менее опросы выявляют, насколько способы культурного потребления варьируются в соответствии с принадлежностью к тому или иному социальному классу, насколько они изменяются в зависимости от уровня образования и размеров экономического и культурного капитала. Опрос о посещении музеев показывает, например, что музеи, несмотря на легкодоступность, в первую очередь посещаются обладателями значительного культурного капитала.

Констатация этого факта, однако, носит лишь предварительный характер. В действительности проблема заключается не в том, чтобы по-новому описать разные способы отношения к объектам культуры, но в том, чтобы показать, как та или иная классификация этих объектов, тот или иной их выбор участвуют в стратегиях различения, в стратегиях легитимации и обесценения, в том, чтобы показать, что эта борьба является классовой борьбой в культурном пространстве. Таким образом выявляется иная форма социального насилия, насилия без видимого столкновения, «мягкого» насилия.

Конечно, в этой классовой борьбе ничего не провозглашается, и социальные классы не выступают здесь как объединенные и мобилизованные силы. На первый взгляд, речь идет лишь о личном выборе и приватных предпочтениях. Но стратегии, осущест­вляемые частными индивидами, отчетливо характеризуются тем, что их ориентации и результаты поддаются спонтанной координации. Индивидуальные стратегии развива­ются отдельно друг от друга, объединяясь лишь статистически, но при этом активно участвуют в возобновлении социальных различий.

Классификация культурных благ (например, театр авангарда или бульварный театр...) [1, р. 259—261] является одновременно классификацией и для агентов (культурного) производства, и для критиков, и для публики. Пространство производст­ва (театр «благородного» и «легкого» жанра) и пространство социальных агентов («интеллектуальная» и «буржуазная» публика) связаны отношением подобия. Таким образом, культурные блага не только иерархически классифицированы, но выступают также и как «классификаторы» в том смысле, что социальные агенты противопостав­ляются в тот самый момент, когда демонстрируют свой вкус. В результате культур­ное поле функционирует как система классификации, предоставляя социальным агентам стратегии различения по отношению к членам других классов.

Эти стратегии основательно вписаны в поведение, нацеленное на конфликт. Они постоянно модифицируются в зависимости от изменения ситуации, и феномен вкуса здесь в высшей степени значим.

Решающая ставка в такой борьбе — завоевать легитимность, а в пределе — легитимность доминации. Несмотря на кажущуюся удаленность от социальных целей, эта символическая борьба является составной частью поддержания классового превосходства, отличения и отторжения, обеспечивающих возобновление доминации.

Несколько примеров вкусовых предпочтений разных социальных классов могут проиллюстрировать механизм воспроизводства доминации.

Согласно целому ряду показателей, низшие классы воспроизводят габитус, в значительной мере отмеченный чувством необходимости и адаптацией к этой необходимости («выдавать нужды за добродетель...»). Так, подчинение необходимости склоняет вкусовые предпочтения этих классов к отрицанию безосновательных эстетических запросов и пустого искусства ради искусства [1, р. 438]. Рабочие, напри­мер, чаще других классов говорят о предпочтении «опрятных и чистых» интерьеров, которые можно «легко содержать в порядке». Они высказываются за «простую» одежду, недорогую и прочную, пригодную к «наиболее длительному использованию» при наименьшей цене [1, р. 440].

Другая характерная черта, позволяющая понять практики отличения господствую­щих классов, связана с тем, что простой народ ценит физическую силу как признак мужественности. Набор показателей, таких как склонность к сытной еде и физическим упражнениям, демонстрируют этот признак, имеющий также известное отношение к той ситуации, в которую поставлен рабочий класс, вынужденный продавать свою рабочую силу.

В этих характеристиках проявляется определенная форма признания господст­вующих ценностей [1, р. 448]. Отсутствие предметов роскоши, покупка товаров-субститутов, время, уделяемое просмотру массовых спортивных зрелищ, — все эти характеристики указывают на принятие господствующих ценностей и на воспроиз­водство разделения «замысла» и «исполнения». Экономическая экспроприация удва­ивается экспроприацией культурной.

Представители среднего класса, напротив, выражают систематическое почтение в отношении культуры [1, III, ch. 6]. В многообразных формах, соответствующих той или иной фракции мелкой буржуазии, они демонстрируют признание легитимной культуры и желание ее обрести. Таким образом, «подымающаяся мелкая буржуазия» охотно затрачивает свою энергию на освоение второстепенных форм культурного производства, приобщаясь к культуре кино и джаза, а также к чтению популярных научных и исторических журналов. Характерный для этих «средних» практик-самоуч­ка непрерывно пытается восполнить элементы знания, в которых ему было отказано в рамках существующей образовательной системы, навязывающей легитимное, «иерархизированное и неиерархизирующее» [1, р. 378] знание.

Занимаясь самообразованием, представители мелкой буржуазии постоянно отделяют себя от низших классов, поскольку стремятся подняться по социальной лестнице. Сходящая со сцены мелкая буржуазия (ремесленники и мелкие торговцы старшего поколения) отличаются от низших классов лишь более строгими и тради­ционными предпочтениями. Что же касается новой мелкой буржуазии, то она, на­против, весьма озабочена подчеркиванием своего отличия с помощью интенсивного потребления всего, что демонстрирует ее современность, и отказа от простонародных манер, которые она считает вульгарными.

Представители господствующего класса не составляют, как и представители мелкой буржуазии, единства в своих стратегиях. Неравное распределение как экономического, так и культурного капитала лежит в основе различий в эстетических предпочтениях и в выборе стиля жизни. Тем не менее они вместе, хотя и различными способами, утверждают легитимность посредством присвоения культурных благ. Обладатели экономического капитала демонстрируют свою обеспеченность освоением таких легитимных культурных признаков, как путешествия, произведения искусства и престижные машины. Обладатели культурного капитала отличают себя чтением, склонностью к классической музыке или к авангардистскому театру [1, р. 322]. Таким образом, разные формы практик обнаруживаются в самом господствующем классе: одни отличают себя посредством обладания культурными благами, другие — посредством своего отношения к легитимной культуре и особой компетенцией. Однако через все эти столкновения и оппозиции и те. и другие отличают себя от низших классов.

Резюмируя подход Пьера Бурдье к теории социальных конфликтов, можно обозначить несколько важных моментов.

В своих исследованиях Бурдье выделяет два основания и две формы конфликтов:

борьба классов и конкуренция в рамках того или иного поля.

Термин «борьба классов» не должен пониматься здесь в узком марксистском смысле как соотношение сил между двумя противоборствующими классами. Множественность классов и их фракций, изощренность символических конфликтов не укладываются в традиционную схему. Но, тем не менее, социальное пространство четко структуриро­вано в соответствии с неравным распределением экономических или культурных благ, и эта структура, пронизанная силовыми и смысловыми отношениями, представляет узловые точки социальной борьбы. Она порождает основные конфликты, характери­зующие социальное пространство.

Вместе с тем, на «горизонтальном» уровне Бурдье исследует формы конкуренции, которые обеспечивают функционирование того или иного поля. Если взять, например, поле производства символических ценностей [II], образованное различными — господствующими и подчиненными — позициями, то можно заметить, как оно непрерывно изменяется под воздействием конкурентной борьбы за их производство. Так, в сфере искусства кандидат на вхождение в это поле должен всякий раз опровергать уже достигнутые там позиции и добиваться признания себя как мастера, создавая произведения искусства, которые будут признаны в качестве таковых уже признанными мастерами. Это означает, что «кандидат в мастера искусства» должен создать произведение, отличное от произведений предшественников и конкурирующее с ними' Диалектика отличения воспроизводится, таким образом, внутри данного поля: художник творит не только для публики, но и для коллег, выступающих также в качестве конкурентов. Завоевание собственного авторитета, попытки подорвать авторитет других, стратегии отличения обеспечивают функционирование поля и его жизнеспособность.

Нельзя утверждать, однако, что «конфликты» составляют особый конструкт социальной теории. Конфликтные и конкурентные отношения могут быть осмыслены лишь в связи с теми структурами и полями, которыми они заданы. Поэтому, прежде чем рассматривать наиболее очевидные проявления конфликтов, надо проанализи­ровать структуры, с которыми связаны эти конфликты и которые придают им смысл. Иными словами, надо прежде всего выявить «социальную логику», обнаружить сис­темы и поля [12, р. 37—43], а затем в их контексте исследовать развитие конфликтов.

Кроме того, можно утверждать, что конфликты, являясь единственным фактором становления, соответствуют намерениям и представлениям агентов еще меньше, чем процесс их развития и их результаты. Наоборот, в самых разнообразных ситуациях обнаруживается, что конфликты вызывают нежелаемые и непредвиденные измене­ния, которые ведут к реорганизации структуры, в результате чего агенты должны изменить свое поведение и привести его в соответствие с новыми требованиями. Так, например, во Франции 1960—1970-х годов социальное напряжение и борьба за самоотличение повлекли за собой расширение высшего образования и, как следствие, девальвацию дипломов, к чему агенты этой борьбы вовсе не стремились. И тогда большинство выпускников высших учебных заведений было вынуждено модифициро­вать свой выбор и вырабатывать стратегии конверсии дипломов.

Итак, социальные классы постоянно находятся в конфликтных отношениях, отношения конкуренции постоянно пронизывают социальные поля, но смещения и модификации этих отношений происходят лишь по мере структурных преобразований.

Литература (указана П.Ансаром)

1. Bourdieu P. La Distinction, critique sociale du jugement. Paris: Ed. de Minuit, 1979.

2. PiagelJ. Epistemologie de.s sciences de 1'homme. Paris; Gallimard, 1970.

3. Duby G. Les Trois Ordres ou I'imaginaire du feodalisme. Paris: Gallimard. 1978.

4. Dumuzil G. Les Dieus souverains des Indo-Europens. Pari.s: Gallimard, 1977.

5. Goldmann L. Le Dieu cache: etude sur la vision tragique dans «Les Pen.ses» de Pascal et dans le theatre de Racine. Paris: Gallimard. 1955.

6. Foucaull M. Les Mots et les Choses. Une archeologie des sciences humaines. Paris: Gallimard, 1966.

7. Leach E. Critique de 1'antropologie, tr. fr.. Paris: PUF. 1968.

8. Bourdieu P., Passeron J.-C. Les Heritiers, les etudiants et leurs etudes. Paris: Ed. de Minuit, 1964.

9. Bourdieii P.. Passeron J.-C. La Reproduction. Paris: Ed. de Minuit, 1970.

10. Bourdieu P., Boltanski L., Caslcl R.. Chamhoretlon J.-C. Vn art moyen. Paris: Ed. de Minuit, 1965.

11. Champ intellectuel et projet crealeur // Les temps modernes. Novembre. 1966. № 246.

12. Bourdieu P., Passeron J.-C.. Chamhorcdon J.-C. Le Metier de sociologue. Paris: Mouton-Bourdas, 1968.

 

[Проблемы классовых конфликтов в работах А.Турена]

Динамическая социология, озабоченная в первую очередь социальными сдвигами, концентрирует свое внимание на том, что является фактором этих сдвигов и, следо­вательно, на конфликтах, в какой бы форме они ни выступали.

Как отмечает Жорж Баландье, динамическая социология примыкает здесь,кдавней традиции, ярко выраженной в XVIII и в XIX веках, в рамках которой, от Гоббса до Руссо и от Маркса до Жоржа Сореля рассматривались развитие кон­фликтов и их последствия [13, р. 10}. При этом, однако, существенное значение придавалось военным, этническим или национальным конфликтам, тогда как дина­мическая; социология и антропология занимаются анализом многообразных кон­фликтов; пронизывающих все социальное пространство.

Действительно, главная тема динамической антропологии сводится к тому, что так называемые "традиционные общества", которые могут казаться "холодными" тому, кто не знает их истории, пронизаны конфликтами и противостояниями не в меньшей степени, чем современные, но эти конфликты и столкновения происходят там в других формах, которые надо уметь расшифровать. <…>

<…> Исследования Алена Т'урена в области социальных конфликтов, их динамики и значения, не противоречат идеям Жоржа Баландье и могут рассматриваться как другая сторона динамической социологии. В то время как Жорж Баландье изучает антропо­логическую сущность конфликтов и предлагает обратиться к их истокам. Алея Турен концентрирует внимание на современных формах конфликтов. При этом антро­пологический подход учитывается [22, р. 319], но используется лишь для сравнения в общих чертах индустриального и постиндустриального обществ с обществом аграрным [22, р. .124-126].

В работах Алена Турена посвященных конфликтам, центральное звено - интер­претация Системы Исторического Действия, которую он предлагает в своей книге "Производство общества". С помощью динамической концепции социальной системы Турен обращает внимание на историческое изменение социальных организаций и на пронизывающие их оппозиции. Таким образом, понятие конфликта выступает суще­ственным моментом концепции и образует необходимое измерение анализа социальных отношений. Система Исторического Действия является по существу "сетью оппозиций" [22,:p.l3l-et passim.].

С самого начала Турен рассматривает такое признание конфликтов как свидетель­ство социологичности понимания [22, р. 7].

Так досоциологическая мысль, доверяющая несоциальным принципам познания, таким как "промысел", "естественные потребности" или "прогресс", противопостав­ляется социологической мысли, признающей социальное действие и конфликты.

Предлагаемое здесь направление исследования диалектически ведет от анализа локальных и частных конфликтов (скажем, во Франции или Латинской Америке) к общим выводам о конфликтах современном обществе.

В этой теоретической перспективе отношения доминации имеют более важное значение, нежели отношения-присвоения материальных благ, традиционно выделяемые в общепринятом толковании марксизма. Конфликтные отношения по поводу собственности не отрицаются и должны быть рассмотрены в частных исследованиях, но они уже не играют той центральной роли, какую играли в XIX веке.

Отношения доминации объединяют и разделяют два класса, которые можно определить как господствующие и подчиненные [22, р. 3&-39 et passim.]. В этой концепции, которая представляет общество как систему действия и решений, социальная целокупность пронизана отношениями комплиментарности и конфликтности между господствующими и подчиненными социальными группами.

Господствующий класс отличают три типа действия: управление процессом накопления, присвоение; сознания и навязывание культурной" модели. В качестве управляющего господствующий класс задает направление экономических, технологических и научных инвестиций, следовательно, направление общественного развития. Таким образом, он определяет способность социума воздействовать на самое себя посредством инвестирования накопленных ресурсов-[22, р. 31]. С другой стороны господствующий класс является "поверенным" оснований сознания (научного, социального, юридического и т.д.), участвующего в функционировании общества и его программирования. В этом качестве он осуществляет контроль над производством, распространением и использованием практических знаний. И, на­конец, господствующий класс навязывает свою "культурную модель", т.е. свое представление о социальном творчестве и исторической ориентации.

Согласно предполагаемой здесь концепции, в центре конфликта находится не захват частной собственности, но историчность. Ален Турен предлагает с помощью этой концепции обозначить действие, производимое обществом на самое себя, на свои социальные и культурные практики. Таким образом, историчность становится став­кой в классовых отношениях: господствующий класс присваивает социальную ориентацию, он идентифицирует себя с историчностью (на "самом деле" идентифи­цирует историчность со своими интересами).

Итак, классовый конфликт появляется с момента возникновения производства, накопления и их ориентации: "Всякое общество, часть продукта которого удержива­ется от потребления и накапливается, подчинено классовому конфликту" [23, р. 57].

Однако этот конфликт не может сводиться к противостоянию двух экономических классов, определяемых борьбой за присвоение капитала. Классовые отношения опре­деляются не только их местом в способе производства:

"Классовые отношения связаны не только с производительными силами, с видом экономической действительности и технического разделения труда; они выражают, в терминах социальных акторов, само историческое действие, способность общества воздействовать на самое себя через процесс инвестирования..." [22, р. 31].

Это означает; что понятие "классовой борьбы" не должно быть отодвинуто на зад­ний план, но должно стать объектом основательного переосмысления, затрагиваю­щего само понятие класса, который не может более рассматриваться ни как непод­вижная совокупность мест в системе производства, ни как область какой-то особой культуры. И еще менее правомерно растворять понятие класса в понятии социальной стратификации.

Как только мы начинаем рассматривать не социальную структуру, но социальную динамику, как только общество становится историческим движением, историчностью, классы должны пониматься как социальные акторы. Надо изучать не классы сами по себе; но их отношения. Эти отношения не являются ни отношениями конкуренция, ни простыми "напластованиями" внутри социального порядка, ни противоречиями, но отношениями конфликта между господствующим классом, который служит историч­ности и использует ее, и подчиненным классом, который сопротивляется этому господству и оспаривает присвоение первым социальной динамики.

Так в центре системы исторического действия образуется "двойная диалектика общественных классов" [22, р. 146-154]. Господствующий класс всегда имеет две ха­рактеристики, противоположные и' комплиментарные. С одной стороны, он выступа­ет социальным агентом реализации культурной коллективной модели; управляет ин­вестициями и направляет их. С другой стороны, осуществляет принуждение в обще­стве и использует социальную динамику для утверждения своей власти.

Подчиненный класс в этом конфликте также имеет два измерения. Он сопроти­вляется господству и защищает условия своего труда и жизни и, одновременно, выступает, во имя культурной модели, против частного присвоения, жертвой которого является; В той мере, в какой он является подчиненным, он занимает оборонительную позицию и определяет себя через наемный труд и подчинение императивам прибыли. Но он должен также определяться профессионально: участвуя в историчности посредством своей" профессиональной деятельности, он может оспаривать существующее положение вещей. Было бы неправомерно делать из рабочего класса класс, определяемый исключительно доминацией; равно как и класс партнеру работающий-с работодателем на одном общем предприятии.

Мы не можем пойти дальше этих рассуждении, не приступив к рассмотрению исторической перспективы, так как нельзя заранее исходить из идентичности классов на протяжении различных сменяющих друг друга социальные конфигураций.

Ален Турен отмечает здесь существенные различия между индустриальным и пост­индустриальным обществом.

Именно в индустриальном обществе классовые отношения являются наиболее зри­мыми и определяющими, как это ярко показано в работах Маркса. В самом деле, в аграрном обществе культурная модель и система исторического действия были тесно связаны с социальной организацией в общем стремлении к воспроизводству.

Индустриальное общество, напротив, создает культурную модель на уровне эконо­мического устройства и перестает жить, опираясь на религию и политику. С этого времени, как подчеркивает Маркс, общество помещает в центр своей деятельности производственные отношения и социальный механизм эксплуатации. Здесь речь идет об организации производства, и противостоящие классы предлагают различные версии его создания. Промышленная буржуазия представляет в качестве созида­ющего начала "предпринимательский дух", конкуренцию и законы рынка; рабочий класс противопоставляет этой модели ассоциацию, противостоящую анархической конкуренции.

В данной ситуации происходит "расхождение между экономическими отношениями классов и культурной моделью" [22, р. 183]. Противостояние интересов возникает в самой сфере производства, но, в то же время, ставкой в классовой борьбе является общая организация общества и производства.

Более того, расхождения пронизывают сам рабочий класс и рабочее -движение:

"...рабочее движение постоянно разделено на два главных направления: с одной стороны, прудонистская тенденция, привилегирующая трудовой опыт и оппозицию труда и собственности; с другой стороны, тенденция, выраженная Люксембургской комиссией и Луи Бланом и настаивающая на государственном интервенционизме и на организации системы производства" [22, р. 183].

В рамках индустриальной социальной организации воздействие общества на самое себя мыслимо лишь в форме резкой смены социального порядка с помощью одного из классов. Для одних вырвать общество из его воспроизводственных границ должен класс предпринимателей. Для других, например, для Маркса и Прудона, только рабо­чий класс способен к социальному действию и может сокрушить механизм вос­производства, запущенный буржуазией. Конфликтные отношения классов здесь основополагающи.

Постиндустриальное общество порождает совершенно иную социальную конфигу­рацию.

Известно, что накопление, играющее здесь главную роль, выступает как накоп­ление самой творческой силы, креативности, в форме производительности научного знания. С позиций либеральной или неолиберальной версии в этом новом обществе классовые отношения должны исчезнуть. Постиндустриальное общество все более становится совокупностью организаций, постоянно адаптирующихся к внешним изме­нениям и заботящихся о поддержании и укреплении своих преимуществ: "праг­матичное, либеральное, конкурентоспособное общество" [22, р. 188], целиком ориен­тированное на изменение и адаптацию, где классовый конфликт "будет заменен сложной системой политических процессов и групп влияния" [22, р. 188]. Согласно неолиберальной концепции, общество в целом может рассматриваться как рынок, навязывание культурной модели исчезнет, уступив место повседневной практике конкуренции и изменения.

Тезис выдвигаемый Аденом Туреном, решительно противопоставлен этой неолиберальной. концепции. Если мы признаем, что процесс накопления принимает в постиндустриальном обществе исключительно широкий размах, что "крупные учреждения, принятия решений" расширяют свой контроль, мы вынуждены согласиться с тем, что общество также является системой исторического действия, пронизанной различными оппозициями. Господствующий класс имеет целью укреплять крупные организации, которые позволяют соединить технологические возможности, с одной стороны, и создание или удовлетворение потребностей, с другой. Что касается подчиненного класса, то его цель - демократический контроль над социальными организациями с тем, чтобы поставить знание на службу благосостоянию. "...Этот тип общества управляется более полно, чем все остальные, своей историчностью, способностью трансформироваться через систему исто­рического действия, "заряженную" оппозициями, и через классовые отношения, которые все более полно управляют социальными практиками по мере того, как способность воздействия общества на самое себя становится совершенной" [22, р. 189].

В таком обществе принуждение и манипуляции становятся более разнообразными и диффузными, они "дотягиваются" до индивида, до его частной, и даже биологической жизни. Господствующий класс опирается уже не на метасоциальных гарантов, но на "непосредственное утверждение своей способности манипулировать: "Он (господствующий класс) впервые порождает глобальное, культурное, а не только экономическое или политическое сопротивление, которое не является защитой групп или особых социальных интересов, но протестом всех управляемых против техно­кратической доминации" [22, р. 189].

Конфликтные отношения классов приобретают здесь явный характер проти­востояния между акторами по поводу социального и политического контроля над историчностью.

В такой перспективе изучение "социальные движений" должно быть выдвинуто на первый план. Предложенная Аденом Туреном концепция социального движения представляет его как конфликт, ведущий не только к защите подавляемой группы или какой-то особой социальной категории, но к контролю над культур­ными ориентациями: "...социальное движение является особым типом борьбы..., это конфликтное коллективное действие, посредством которого агенты проти­воположных классов противостоят друг другу в борьбе за социальный контроль над культурными ориентациямиих сообщества... Социальное движение имеет, сле­довательно, два измерения: конфликт с противником и проект социокультурной ориентации" [24].

Один из возникающих вопросов сводится к тому, была ли социальная борьба на Западе 1960-1970-х годов (студенческая, региональная, антиядерная, феминистская) социальными движениями в собственном смысле слова, и выступают ли эти движения характеристикой нового типа общества. Социологические исследования и интер­венции выявляютих сложность и неоднозначность.

Можно считать, что в постиндустриальном обществе имеет место значительное смещение конфликтов. В индустриальном обществе промышленная организация была основным местом отношений классов иих столкновений. Однако крупная современная организация, мощь которой связана с использованием постоянно обновляемой техники и в которой осуществляется гораздо более эффективная интеграция, не является больше таким местом. Зато она входит в конфликт с социальными потребностями, которые стремится контролировать в соответствии со своими интересами.

С этого момента- нарастает новый протест, который уже не протест одних только производственных рабочих, но протест всех подчиненных классов против механизма доминации. Протест, который прежде исходил от производителя, становится про­тестом потребителей, молодежи, пенсионеров, всех тех, кто является объектом управления: "...протестом самого бытия с его автономией опыта и самовыражения и способностью управлять или: контролировать изменения, которые его затрагивают" [22,р.192].

Культура становится главной ставкой в классовых отношениях.

 

Литература (указана П.Ансаром)

13. Balandier G. Violence et antropologie // Violence et Transgression (sous la dir. De M.Maffesoli et A.Bruston). Paris: Anthropos, 1979.

14. Girard R. La Violence et le Secre. Paris: Grasset, 1972.

15. Balandier G. Anthropo-logiques. Paris: PUF, 1974.

16. Balandier G. Anthropologir politique. Paris: PUF, 1967.

17. Sartre J.-P. L’Etre et le Neant. Essai d’ontologie phenomenologique. Paris: Gallimard, 1943.

18. Schutz A. Le Chercheur et le Quotidien: phenomenologir des sciences sociales. Paris: Klinckieck, 1943.

19. Garfinkel H. The Perception of the Other. A Study in Social Order. Cambridge, Harward, 1952.

20. Balandier G. La Pouvoir sur schnes. Paris: Ballard, 1980.

21. Balandier G. Sens et Puissance. Paris: PUF, 1971.

22. Touraine A. Production de la societe. Paris: Ed. du Seuil, 1973.

23. Touraine A. Pour la sociologie. Paris: Ed. du Seuil, 1974.

24. Touraine A., Dubet F., Hegedus Z., Wiewiorka M. Crise et Conflict, lutte etudiante (1976). Paris: CORDES, 1977.

 

38. А.Г.Здравомыслов. Ральф Дарендорф: конфликт и модернизация общества

Основная работа Дарендорфа «Класс и классовый конфликт в индустриальном обществе» была опублико­вана в 1957 г. — через 12 лет после окончания второй мировой войны. Автор этой книги родился в довоенное время, ужасы войны он пережил в детстве и в подро­стковом возрасте. Несомненно, что главным вопросом для него стал, как и для многих обществоведов его поко­ления, вопрос об интерпретации мира.

В готовом виде Дарендорф еще в студенческие годы застает две доминирующие интерпретации. Одна — пред­ложенная американской социологией и воплощенная в теории социального действия Т. Парсонса. Другая — марксистская интерпретация действительности, положен­ная в основу тех политических систем, которые ут­вердились в Восточной Европе и в Советском Союзе после разгрома фашистской Германии. Ни та, ни другая интерпретация не удовлетворяют социолога. Он видит их «идеологизм», стремление оправдать соответствующие, хотя и противостоящие друг другу, системы власти.

В своем критическом анализе сложившихся интер­претаций мира Дарендорф стремится к максимальному объективизму. Он постоянно опирается на перво­источники, прибегая к обильному цитированию соответ­ствующих авторов и прежде всего К. Маркса и Т. Пар­сонса. Вся первая часть его работы «Класс и классовый конфликт в индустриальном обществе» полностью посвящена разбору основных положений марксистской социологии. Дарендорф не без оснований исходит из того обстоятельства, что наиболее важная часть марксистской концепции — теория класса и прежде всего теория осознания классом своих собственных инте­ресов. Именно в классовом противостоянии — основной источник конфликта в капиталистическом обществе XIX в. Маркс не придумывает социологические понятия. Его теория классового конфликта представляет собой осмысление двух наиболее важных процессов европей­ской истории XVII—XIX в. — Великой Французской революции 1789—1793 гг. и промышленной революции, развернувшейся в Англии и других европейских странах. Ни тот, ни другой процесс на мог быть понят вне ' категорий классов и классовой борьбы.

Главный конфликт европейской истории XIX в. — это конфликт между предпринимателем и рабочим. Он развер­тывается в промышленной сфере, которая была на протя­жении прошлого столетия доминирующей сферой общест­ва. В этом пункте и именно в данных истори