Глава 15. Межэтнические (этнонациональные) конфликты

41. К.Левин. Психо-социологические проблемы меньшинств

 

Высокая чувствительность, проявляемая людьми к любым изменениям, которые могут повлиять на их безопасность, до некоторой степени может быть объяснена их страхами — они просто боятся не за­работать себе на жизнь; и все же эта чувствитель­ность, скорее всего, связана с чем-то еще более фундаментальным, чем страх голода.

Каждое действие, предпринимаемое человеком, име­ет свой собственный «фон» и этим фоном определя­ется. Утверждения или действия, которые могут быть вполне приемлемыми среди друзей, проводящих время в бассейне, будут совершенно неуместными и даже оскорбительными на званом обеде. Мышление, пони­мание, восприятие невозможны без соответствующего фонового основания, и значение любого события так­же напрямую зависит от этого фона.

Эксперименты показали, насколько важен этот фон для любого акта восприятия. Также было установлено, что фон сам по себе редко осознается, поскольку основное внимание уделяется «фигуре» или «собы­тию». Точно так же все действия человека обусловле­ны той ситуацией, в которой он существует. Уверен­ность его действий и ясность его решений в значитель­ной степени зависят от стабильности той «почвы», на которой человек стоит, хотя сам он может и не осо­знавать ее особенностей. Каковы бы ни были поступ­ки или желания человека, у него должна быть под ногами какая-то «почва». И человек весьма болезнен­но реагирует, когда эта «почва» уходит из-под его ног.

Одной из наиболее существенных составляющих этой «почвы», на которой стоит человек, является социальная группа, к которой он принадлежит. Ког­да в семье растет ребенок, семейная группа зачас­тую и является его основной «почвой». Мы знаем, что нестабильность ситуации в детском возрасте приводит к нестабильности поведения взрослого че­ловека. И если ребенок не уверен в принадлежности к своей группе, это приводит к возникновению серь­езного конфликта.

Каждый человек, как правило, в одно и то же время принадлежит к множеству групп. Например, человек может с экономической точки зрения при­надлежать к верхушке среднего класса (Век); возмож­но, этот человек — преуспевающий торговец. Он может быть членом небольшой семьи (С), состоящей из трех человек, которая, в свою очередь, является частью большой семьи (Бс), проживающей в несколь­ких городах. Эта большая американская семья мо­жет быть третьим поколением ирландских иммигран­тов (Изп). Что касается политических пристрастий, то этот человек может быть республиканцем (Р). Кроме этого, он может придерживаться католичес­кой веры и занимать лидирующую позицию в цер­ковной общине. И, ко всему прочему, он может быть членом какого-то клуба (Кл).

На рис 20 топологическим образом представлена социологическая ситуация: группы, к которым человек принадлежит, изображены как области, частью которых он является.

 

Рис. 20. Принадлежность человека к разным группам:

Л — личность;

С — семья;

Бс — большая семья;

И — американец ирландского происхождения;

In — первое поколение иммигрантов;

2п — второе поколение иммигрантов;

Зп — третье поколение иммигрантов;

Вск — верхушка среднего класса;

Р — республиканцы;

Д — демократы;

Со — социалисты;

Кл — члены клуба

 

Различные группы, к которым принадле­жит этот человек, могут соотноситься друг с другом одним из двух способов. Одна группа может быть под­группой другой группы, как, например, в случае групп С и Бс, или же две группы будут частично перекрывать друг друга, как, например, группы Бс и Кл.

На протяжении большей части своей жизни взрос­лый человек действует не столько как отдельная личность (Л), сколько как член социальных групп. Однако различные группы, к которым человек принадлежит, представляют для него различную важность в тот или иной момент времени. Иногда доминирую­щей является его принадлежность к одной группе, иногда — к другой. Он может, например, в одной ситуации чувствовать себя и поступать как член своей политической группы, при других обстоятельствах на первый план выйдет его принадлежность к семейной, религиозной или деловой группе. Как правило, в любой ситуации человек отдает себе отчет в том, к каким группам он принадлежит, а к каким нет. Он более или менее отчетливо представляет себе, где находится, и эта позиция в значительной степени определяет его поведение.

И тем не менее, существуют отдельные случаи, когда принадлежность к той или иной группе вызы­вает у человека сомнения или кажется ему не впол­не очевидной. Например, человек, пришедший на какое-то собрание, может на секунду засомневаться в том, принадлежит ли он к собравшейся группе. Или возьмем для примера не столь кратковременную си­туацию: новичок, вступивший в клуб, может в тече­ние нескольких месяцев быть не вполне уверенным в том, что он окончательно принят. Такая неопреде­ленность ситуации, неопределенность той «почвы», стоя на которой он действует, как правило, приво­дит к возникновению неопределенности и в поведе­нии. Человек чувствует себя не в своей тарелке и посему становится застенчивым, заторможенным или же заходит в своих действиях слишком далеко.

В обоих приведенных выше примерах неопределен­ность принадлежности вызывается тем, что человек пересек границу одной группы, вступив в другую (при­дя из внешней группы на собрание или в клуб).

Существуют люди, чья целостная жизненная си­туация характеризуется такого рода неопределенно­стью принадлежности, приводящей к тому, что че­ловек занимает позицию на границе группы. Это довольно типично, например, для нуворишей или других людей, пересекающих границы своего прежнего социального класса. Кроме того, это типично и для представителей любого религиозного или нацио­нального меньшинства, пытающихся примкнуть к большинству.

Характерной особенностью лиц, пересекающих границу между социальными группами, является то, что они испытывают неопределенность не только в отношении принадлежности к группе, к которой они готовы присоединиться, но и в отношении принад­лежности к той группе, которую они покидают. Это, к примеру, одна из самых больших теоретических и практических сложностей еврейской проблемы: пред­ставители еврейского народа довольно часто не уве­рены в том, что являются его частью. Они не увере­ны в том, действительно ли они принадлежат к ев­рейской группе, каким образом они к ней принадле­жат и до какой степени.

Одна из причин того, что человеку сложно понять, насколько и каким образом он принадлежит к еврей­ской группе, связана с общей тенденцией множест­венного пересечения групп, к которым человек при­надлежит. Несомненно, что любой человек (и даже тот еврей, который отчетливо осознает свою националь­ную принадлежность) принадлежит одновременно ко многим социальным группам. Существует немало си­туаций, в которых на первый план выходит не наци­ональная принадлежность человека, а его принадлеж­ность к какой-то иной социальной группе. Как и в нашем примере с американцем ирландского происхож­дения, еврей, владеющий, например, магазином, неред­ко вынужден поступать как представитель своей де­ловой группы, как член определенной семьи, как член клуба. Он может, к примеру, как представитель кон­кретной семьи вступать в конфликт с представителем какой-либо другой еврейской семьи или же конфронтировать с другим евреем, принадлежащим к другой профессиональной группе.

Существует естественная связь между спецификой той или иной ситуации и спецификой группы, которая определяет поведение человека в этой ситуации. В различных ситуациях будет доминировать чувство принадлежности к различным группам. Если человек всегда поступает только как представитель какой-то одной определенной группы, это, как правило, свиде­тельствует о своего рода личностном дисбалансе, по­скольку человек попросту не способен к естественным и спонтанным реакциям на актуальную ситуацию. Он слишком сильно ощущает свою принадлежность к конкретной группе, и это является показателем дисфункциональности его отношения к этой группе.

У некоторых евреев можно наблюдать такое по­ведение, которое является следствием именно этого преувеличенного осознания принадлежности к еврей­ской группе. Такой чрезмерный акцент — всего лишь одна из форм выражения того же самого типа от­ношения, которое у людей с другими личностными особенностями ведет к недостаточному акцентирова­нию своей национальной принадлежности. Сущест­вуют люди, которые в тех ситуациях, где было бы совершенно естественным реагировать и поступать так, как это характерно для евреев, не делают это­го; они подавляют или скрывают свою национальную принадлежность.

Пересечение многих социальных групп, к которым принадлежит один и тот же человек, — одна из основных причин того, почему многие люди снова и снова не могут ответить самим себе на вопрос о том, нужно ли им поддерживать свое членство в еврей­ской группе. Они нередко думают, что более не принадлежат к этой группе, особенно если они пы­таются избежать тех неприятностей, которые связа­ны с членством в ней.

Среди представителей меньшинств или других социальных групп, находящихся в неблагоприятной позиции, существуют отдельные люди или подгруп­пы, которые очень хотят пересечь ту грань, которая отделяет их группу от других. Они надеются либо перейти эту границу самостоятельно, либо просто полностью ее разрушить. И в этом случае можно говорить о тенденции к «ассимиляции». Имеет смысл задаться вопросом о том, каким образом эта инди­видуальная тенденция связана с групповой ситуаци­ей и положением самого человека в этой группе.

Поскольку евреи живут в диаспоре, еврейские группы во всех странах являются меньшинством с точки зрения численности населения. Это означает, что они представляют собой относительно небольшую составную часть общества. Более того, характер груп­пы определяется жесткостью границ, которые отде­ляют эту группу от всех прочих. И, наконец, еще один важный параметр — это степень сходства или различия между группами.

Жесткость и характер границ еврейской группы существенно менялись в ходе истории. В период су­ществования гетто границы между еврейской и дру­гими группами были отчетливыми и жесткими. Тот факт, что евреи тогда вынуждены были жить на ограниченных территориях либо в отдельных горо­дах страны, либо в каких-то конкретных районах города, делало границы очевидными и несомненны­ми для любого человека (рис. 21).

По крайней мере в течение нескольких часов в сутки границы гетто препятствовали коммуникации евреев с другими социальными группами. Наряду с этими физическими ограничениями, существовали и социальные границы; и несмотря на то, что для не­которых отдельных людей или подгрупп они были чуть менее жесткими, в целом все же этот разрыв был глубок и со всей определенностью отмечался обеими сторонами: как евреями, так и представите­лями других групп.

Одна из наиболее важных характеристик всей со­циальной жизни, как нам представляется, это степень того, что можно назвать «пространством свободного движения». Границы гетто навязывали жесткие огра­ничения «физических локомоций» евреев. Столь же жесткие ограничения существовали и в отношении пространства «социальных локомоций».

Рис. 21. Наличие жестких границ во времена существования гетто:

Е — еврейская группа;

нЕ — нееврейская группа;

Г — граница между еврейской и нееврейскими группами;

К, Л, М, Н, О — географические территории или виды профессиональной деятельности

 

Существовало мно­жество видов профессиональной деятельности, зани­маться которыми евреям запрещалось; следовательно, если мы представим все возможные профессии как со­вокупность областей, то пространство свободных «со­циальных локомоций» евреев было ограничено лишь не­сколькими частями этой совокупности.

Во времена гетто существовали следующие харак­теристики границ:

1. Еврейская группа была компактной как прост­ранственно, так и социально. И поэтому можно пред­ставить эту группу как одну «связанную» область или несколько компактных областей, причем эти области крайне редко включали в себя какие-то ино­родные элементы.

2. Принадлежность к группе имела отчетливые индикаторы. Желтая эмблема, навязанная группе извне, или особенная форма поведения (либо специ­фическая манера одеваться и разговаривать), появившаяся во внутренней среде группы, делала любого еврея узнаваемым всеми. И поэтому ни у кого: ни у самих евреев, ни у представителей всех прочих групп — не возникало сомнений в принадлежности человека к еврейской группе.

3. Границы между еврейской и другими группа­ми были жесткими и практически непреодолимыми. Как доказано множеством фактов, жесткость границ поддерживалась самой еврейской группой не мень­ше, чем группами по ту сторону границы.

4. Влияние ситуации на жизнь еврейской группы менялось в зависимости от социальных сил, дейст­вующих на группу. Жесткие ограничения простран­ства свободного движения создавали сильное напря­жение как для группы в целом, так и для отдельных ее представителей. Экспериментальная психология располагает немалым количеством фактов, демонст­рирующих уровень напряжения, возникающего при та­ких, сходных с тюремными, обстоятельствах. Если на группу оказывалось слишком сильное воздействие извне, то это могло привести к недостаточному ее развитию; данная закономерность подобна той, ко­торую мы наблюдаем в случае чрезмерного давления на развитие детей. Такие изолированные группы, на­ходящиеся под внешним давлением, как правило, крайне консервативны и даже иногда отстают в раз­витии. С другой стороны, этот консерватизм обеспе­чивает целостность группы.

Имея представление о том, как жили евреи во времена существования гетто, мы можем в общих чертах сравнить с этой жизнью ситуацию еврейской группы, которая была характерна для Германии пе­ред первой мировой войной. Положение евреев в довоенной Германии можно охарактеризовать следу­ющим образом:

1. Еврейская группа уже не может рассматривать­ся как компактно проживающая. Евреев не застав­ляют жить в отдельных, предназначенных только для них районах. (Хотя верно и то, что даже в наше время они часто селятся в каком-то одном районе города.) И они более или менее рассредоточены по всей стране. Топологически мы можем представить эту группу состоящей из нескольких отдельных ча­стей (рис. 22). Буквенные обозначения на этом ри­сунке аналогичны обозначениям на рисунке 21.

Рис. 22. Отдельные части еврейской группы

 

Даже там, где еврейские семьи селятся в непо­средственной близости друг от друга, еврейская об­ласть может включать в себя инородные группы. Эти области более не являются гомогенными. Если мы будем сравнивать этот период с временами сущест­вования гетто (см. рис. 21), то нам придется иметь дело с более рассредоточенной и менее компактной группой (рис. 22).

Та же картина наблюдается и в отношении видов профессиональной деятельности. Вследствие семейных традиций и ряда других факторов, в Германии име­ла место ситуация, когда некоторые профессии ос­тавались преимущественно еврейскими, хотя евреев можно было встретить среди представителей прак­тически любой профессии. Топологическая структу­ра профессионального поля представляет собой кар­тину, аналогичную той, что мы наблюдали в отно­шении географического поля.

2. Менее тесные связи между частями группы и более широкое рассредоточение этих частей привели к изменению характера границ между еврейской и дру­гими группами. После предоставления евреям большей свободы эта граница перестала быть границей, зафик­сированной законом (то есть относительно жесткой, четко определенной и легко ощутимой); барьер между социальными группами стал гораздо менее очевидным и осязаемым. Граница, хотя и не перестала существо­вать, утратила значительную часть своей жесткости и конкретности. По крайней мере, для некоторых людей эта граница стала вполне преодолимой.

3. Аналогичным образом расширилось и простран­ство «социальных локомоций», связанное с социаль­ными действиями. Хотя некоторые ограничения и были сохранены (в основном те, что навязывались извне), но в целом для евреев появилось гораздо больше возможностей в плане социальной активнос­ти. Давление на группу значительно ослабло. В ре­зультате произошел заметный скачок в культурном развитии: как и любая освободившаяся группа, ев­реи стали гораздо менее консервативными. Можно было наблюдать прогрессивные и даже радикальные тенденции со всеми сопутствующими достоинствами и недостатками.

4. Ослабление границ между группами и расши­рение этих границ всегда предполагает появление боль­шего количества точек соприкосновения между дан­ной и всеми прочими группами. В результате более тесного контакта различия между группами становятся менее выраженными. Принадлежность человека к груп­пе больше не отмечается такими очевидными ярлыка­ми, как, например, желтая эмблема. Также практиче­ски исчезают явные отличия в одежде и привычках.

5. С расширением пространства свободного движе­ния и с ослаблением внешнего давления уровень на­пряжения еврейской группы, несомненно, уменьшился.

Однако сколь странным ни показалось бы на пер­вый взгляд, это снижение напряжения социальной группы в действительности не сделало жизнь отдель­ных евреев более спокойной; напротив, в некоторых областях жизни напряжение только увеличилось. Этот парадоксальный факт представляет собой не только научную проблему, но также и один из элементов современного еврейского бытия, вызывающий крайнее беспокойство. Мы сможем лучше понять, что означа­ет этот парадокс и почему он имеет место, если об­ратимся к анализу не всей еврейской группы, а от­дельного человека, и попытаемся понять, какие силы влияют на него как на личность, а также то, каким образом влияют на интенсивность и направление этих сил изменения в социальной позиции группы.

Если мы сравним позицию отдельной личности во времена существования гетто (рис. 23а) и ее пози­цию в наше время (рис. 236), то обнаружим, что сейчас она гораздо больше зависит от самой себя. В резуль­тате расширения и рассредоточения еврейской груп­пы отдельная еврейская семья стала в функциональ­ном плане гораздо более изолированной. Используя термины динамической психологии, мы можем ска­зать, что человек в том, что касается его еврейства, в большей степени стал «изолированным целым», чем это было свойственно человеку, жившему в период существования гетто. В то время он чувствовал, что внешнее давление оказывается исключительно на ев­рейскую группу как целое (рис. 23в). Теперь, вслед­ствие дезинтеграции группы, он гораздо больше под­вергается давлению внешних сил как отдельная лич­ность. Ослабление давления на евреев как социаль­ную группу по истечении периода существования гетто сопровождается такой динамикой, которая пе­реместило точку приложения внешних сил с группы на отдельную личность. Соответственно, сложилась такая ситуация, когда при ослаблении внешнего дав­ления на группу в целом давление на отдельного ев­рея несколько возросло.

Во времена существования гетто евреи могли под­вергаться особо сильному давлению, когда какая-то их деятельность осуществлялась за пределами груп­пы; однако, с другой стороны, существовало некото­рое количество областей, где они чувствовали себя «как дома», где они могли свободно действовать как представители своей группы и где у них не было нужды постоянно противостоять внешнему давлению. Иными словами, несмотря на то, что давление было велико, существовали области, в которых оно не но­сило характера дифференцированного давления на еврея как отдельную личность. В результате смеше­ния еврейской и нееврейских групп евреям пришлось гораздо чаще сталкиваться с давлением на них как на конкретных представителей своего народа.

Есть и еще один фактор, объясняющий этот па­радокс. Как и в психологии, в социологии необходи­мо четко разграничивать два типа сил, воздействую­щих на личность: те, что связаны с желаниями са­мой личности, и те, что «навязаны» социумом или направлены на личность из какого-то внешнего ис­точника. Второй тип сил был более характерен для периода существования гетто и обусловливал боль­шее давление. С другой стороны, в то время практи­чески не существовало сил, связанных с желаниями личности, направленными в сторону нееврейских групп. Если даже у кого-то и было тайное желание пересечь границу группы, специфика этой границы, ее жесткий и фактически непреодолимый характер. разом разрушали все надежды такого рода. Еврею того времени области, внешние по отношению к его группе, скорее всего, не казались достаточно при­влекательными, т. е., если использовать психологиче­ский термин, не обладали сильной «позитивной ва­лентностью». Если же такая валентность и имела место, она могла быть реализована только лишь в мечтах и не приводила к каким-либо действиям на «уровне реальности».

На современном этапе личность оказалась в со­вершенно иной ситуации. Существует множество кон­тактов между членами еврейской группы и представителями других групп.

 

Рис. 23. Внешние силы, воздействующие на отдельную личность и социальную группу.

а — период существования гетто;

б — после уменьшения внешнего давления на социальную группу,

Л — отдельная личность;

Е — еврейская группа;

нЕ — нееврейская группа;

—————— - действующая на личность сила, связанная с ее желаниями;

— — — — - внешняя сила, действующая на отдельную личность;

—.—.—.— - внешняя сила, действующая на социальную группу

 

Барьеры утратили свою кон­кретность и жесткость. Границы представляются впол­не проницаемыми, поскольку различия в привычках, культуре и образе мыслей во многих сферах стали минимальными. Зачастую дистанции между группа­ми не существует или, по крайней мере, кажется, что ее нет. Психологические эксперименты с детьми и взрослыми дают нам немало свидетельств того, сколь велико влияние «почти достигнутой» цели на силы, управляющие поведением личности. В качестве одного из множества примеров можно отметить тот факт, что заключенные, чей срок (к примеру, три года) уже практически подошел к концу, могут совершить по­бег всего за несколько дней до освобождения. Ана­логичным образом подростки, которых через несколь­ко недель должны отпустить домой из исправитель­ного учреждения, довольно часто начинают вести себя столь же плохо, как они вели себя в самом начале пребывания там. Более тщательное наблюдение по­казало, что в подобной ситуации, т. е. когда цель уже практически достигнута, человек оказывается в со­стоянии жесточайшего внутреннего конфликта, кото­рый возникает вследствие того, что чрезвычайная близость цели порождает очень мощную силу, дей­ствующую в направлении этой цели. Более того, за­ключенный или подросток, чье освобождение вот-вот наступит, уже чувствует себя членом той группы, к которой он намерен присоединиться. До тех пор пока он ощущает себя членом своей прежней группы, он ведет себя в соответствии с ее правилами; но как только он начинает ощущать иную групповую при­надлежность, он чувствует право и необходимость получения всех прерогатив, присущих этой новой группе.

С момента прекращения жизни в гетто в подоб­ной ситуации оказалась и значительная часть еврей­ского народа. Как представитель группы, которая во многих отношениях обладала меньшим количеством прав и возможностей, чем другие группы, человек естественно стремился к тому, чтобы стать членом этих групп, поскольку его принадлежность к первой груп­пе с некоторых пор стала не такой очевидной. Каж­дое ослабление границ между его группой и другими группами увеличивало силу, действующую на него в этом направлении. Иными словами, по достижении полного освобождения и соответствующего растворе­ния группы среди других, отдельные представители этой группы при данных обстоятельствах могут ока­заться в ситуации конфликта. И их поведение может объясняться как раз этой конфликтной ситуацией.

Любой конфликт порождает напряжение, приво­дящее к беспокойству, поведенческому дисбалансу и повышенному вниманию к той или иной сфере. И действительно, евреев часто характеризуют как лю­дей беспокойных. Наиболее продуктивный тип бес­покойства — это активное погружение в работу. Некоторые из самых лучших образцов деятельности еврейского народа прошлого века отчасти являются результатом именно этой чрезмерной активности.

Такое беспокойство не может считаться врожден­ной чертой евреев, скорее ее стоит рассматривать как следствие ситуации. По мнению многих наблюдателей, одной из самых отличительных черт евреев в Палес­тине является именно отсутствие беспокойства. И особенно интересен тот факт, что даже взрослые меняются в эту сторону спустя несколько месяцев после иммиграции, несмотря на все сложности, свя­занные с адаптацией к совершенно новой стране. Это свидетельствует о том, насколько их прежнее поведе­ние было обусловлено прежней ситуацией, ситуацией, в которой человек не мог с уверенностью решить, по­чему так низко ценилась его работа: потому, что он недостаточно способен, или потому, что он еврей. И даже несмотря на то, что подобные инциденты могли быть достаточно редкими, они оказывали длительное влияние на личность, поскольку препятствовали опре­делению стандартов оценки ее потенциалов, тем са­мым ставя под сомнение саму ценность личности.

Конфликт, в результате которого многие евреи, живущие в диаспоре, не чувствовали себя уверенно, тесно связан с чувствами личности относительно ее принадлежности к еврейской группе. Как правило, те, кто пытается пересечь границу более высокого соци­ального класса, неизбежно попадают в ситуацию вну­треннего конфликта. Представители более привилеги­рованного социального класса горды принадлежнос­тью к своей группе и не испытывают затруднений, рассуждая и поступая в соответствии с идеалами и стандартами этой группы. А вот человек, пытающий­ся примкнуть к более статусной группе, должен осо­бенно тщательно следить за тем, чтобы не показать связь с идеями той группы, к которой он принадле­жал ранее. И его поведение становится неуверенным еще и по этой причине. Ахад-Гаам[49] назвал такую ситуацию освобождения «рабством внутри свободы».

По всей видимости, особенно сильно переживают этот конфликт молодые люди из благополучных се­мей. Это вполне согласуется с нашим предположе­нием о том, что сила конфликтной ситуации возра­стает с увеличением слабости границ между вовле­ченными группами: на этом социальном уровне гра­ницы между еврейскими и нееврейскими семьями функционально относительно слабы; с другой сторо­ны, молодому человеку может и не представиться возможности добиться успеха, соответственно, он не сможет стать достаточно уверенным в себе.

Мы рассмотрели еврейскую проблему как пример типичной ситуации, в которой оказывается меньшин­ство. Однако мы не можем игнорировать специфику той или иной группы. Существуют принципиальные различия между религиозными, национальными и ра­совыми группами; кроме того, эти группы значитель­но различаются в том, что касается выраженности их тенденции к ассимиляции. Данная тенденция зависит не только от характерных особенностей групп самих по себе, но также и от специфики окружающих их групп и от структуры социальной ситуации в целом.

Евреев иногда определяли как религиозную груп­пу, иногда — как национальную, и сами они не могли окончательно определиться в характере своей собст­венной группы. Чувство принадлежности к стране рождения в некоторых странах (например, в Герма­нии) у среднего еврея было выражено гораздо силь­нее, чем чувство принадлежности к еврейской груп­пе. В отличие от многих подобных меньшинств, у евреев на протяжении тысячелетий не было собст­венной географической территории, которую они могли бы назвать «родиной». Очевидно, что этот факт в значительной степени повлиял на восприятие группы, сделав ее неким «абстрактным» и нереаль­ным образованием, обусловливая еще большую неуве­ренность членов группы и делая ее образ «ненор­мальным» в глазах окружающих ее групп. Вполне вероятно, что если формирование еврейского госу­дарства в Палестине будет завершено успешно, то и все еврейские диаспоры будут восприниматься в мире как более типичные.

В данной статье мы применили понятия топологической и векторной психологии к анализу социо­логических проблем. Помимо прочих преимуществ этого метода, он еще позволяет рассматривать социо­логическую группу как целостность там, где в этом есть смысл; кроме того, метод позволяет учитывать различную степень единства социальных групп, раз­личия в их структуре и в положении относительно других групп; и, наконец, мы можем перейти от анализа групповых проблем к изучению проблем отдельной личности (или в обратном направлении) в тех случаях, когда это необходимо, используя при этом ту же самую терминологию.

 

42. В.А.Тишков. Этнический конфликт в контексте обществоведческих теорий

 

Различное понимание обществоведами феномена этничности, с одной стороны, и их дисциплинарная специфика другой; обуславливают весьма широкий спектр интерпре­тации этнических конфликтов, охвативших в настоящее вре­мя обширную территорию бывшего Советского Союза. Характерная особенность ситуации в том, что исследователями за­частую трактуются в качестве этнических общественно-поли­тические процессы и события, природа которых на самом деле гораздо сложнее. Так например, движения за независимость в Прибалтике трактовались не только советскими, но и зару­бежными специалистами в основном как типичные этнические конфликты. Между тем определяющим моментом В этих движениях явился фактор политический - стремление соот­ветствующих гражданских сообществ обрести суверенитет и оформить государственность, которой они не имели или были лишены в условиях сначала царской, а затем советской импе­рии.

Безусловно, основу этих гражданских сообществ соста­вили представители одной из этнических групп, которые сформулировали идею и программу этнонационализма и мо­билизуют вокруг них широкие массы населения, в том числе и иноэтничного. Как известно, значительная часть русского на­селения поддержала идею независимости прибалтийских государств. Здесь конфликт не имеет четко выраженного межэтнического параметра, но он безусловно присутствует в той мере, в которой часть русскоязычного (нетитульного) населе­ния бывших союзных республик ассоциирует себя с Центром и к соответствующими государственными структурами и инсти­тутами.

Равным образом не вполне корректно трактовать в каче­стве этнических конфликтов процессы суверенизации и автономизации, которые происходят в настоящее время на терри­тории России и других государств СНГ под флагом нацио­нальных движений, но на самом деле повторяют стремление к дальнейшей децентрализации этих политических образова­ний. Этнический параметр здесь также присутствует, ибо ли­дерами движения за суверенитет или даже независимость российских автономий выступают прежде всего представители титульных национальностей и именно эта часть населения ' республик требует изменения их статуса в составе Российской Федерации или выхода из ее состава. Однако нет основа­ний, например, говорить о наличии собственно русско-татар­ского или русско-чеченского межэтнического конфликта в России в связи с нынешней позицией республик Татарстан и Чечня. Равно как нет оснований интерпретировать на данной стадии движение за автономизацию Крыма в составе Украи­ны как украинско-русский сугубо межэтнический конфликт, хотя, безусловно, причиной этого движения во многом являет­ся не просто стремление к самостоятельности населения Кры­ма, но и опасения русских как этнического большинства в данном регионе за свой собственный статус в новой геополи­тической ситуации, Когда Украина, став независимым госу­дарством, сохранила за собою Крым. переданный ей из состава России в 1954-году.

В силу полиэтничного состава населения бывшего СССР и нынешних новых государств (моноэтничным образованием можно назвать только Армению по причине изгнания из нее азербайджанцев), фактически любой внутренний конфликт, социально-экономический или политический по своей приро­де, обретает этническую окраску, что, как правило, углубляет и осложняет возникающие противоречия, придавая конфликт там дополнительный эмоциональный фон.

С другой стороны, существовавшая и сохраняющаяся со­циальная, политическая и культурная иерархия этнических групп в данном регионе мира, а также реестр преступлений прошлого режима в отношении народов, населяющих террито­рию бывшего СССР, столь велики, что имеется более чем доста­точно оснований для межэтнических противоречий как на личностном, так и на групповом уровнях. Поэтому этнический фактор генерирует, в свою очередь, многие из тех острых и кризисных ситуаций, которые возникают в сфере экономики и политики, межобщинных отношений, отношений между госу­дарственными и внутригосударетвенными образованьями.

Именно по этим причинам грань между экономическими, социально-политическими и этническими конфликтами на территории бывшего СССР и в новой России достаточно зыбка и трудно определима, а сами конфликты множественны по своей природе: одна форма заключает в себя другую или под­вергается причудливому камуфляжу. Одним из примеров та­кого этнического камуфляжа можно назвать политическую борьбу за "национальное самоопределение" народов Севера, которую ведут власти автономных округов в России, представ­ляя и отстаивая на самом деле интересы доминирующего в этих округах русского населения перед лицом российского федерального Центра, в том числе Верховного Совета РФ.

Примером обратного политического камуфляжа конф­ликтующей этничности можно назвать борьбу руководства Республики Молдова против "прокоммунистических бастио­нов" в Приднестровье, за которой на самом деле стоит острый конфликт по поводу статуса русско-украинского населения этой части республики в новом независимом государстве, особенно в предвидении реальной возможности его объединения с Румынией. Соперничество клановых группировок и конфликт между этническими группами горных памирских народов и доминирующими таджиками скрывается за острым политическим конфликтом, который имел место весной 1992 г. в столице Таджикистана г. Душанбе, хотя его внешняя риторика содержала ту же самую формулу, "демократическая" оппозиция против "консервативной, партократической и коррумпирован­ной" правящей политической группировки.

Сложность определения понятия "этнический конфликт" применительно к бывшему Советскому Союзу заключается и в многообразии самих этнических систем, которые существовали в его границах, а ныне сохраняются в рамках новых 15 государств. В свое время Д. Горовиц выделил две такие системы: “централизованная" и дисперсная" (1986). При первой некоторые из этнических групп, составляющих население государства, столь велики, что проблемы их взаимоотношений постоянно пребывают в центре общественно-политической жизни. Именно в таких системах заключен наибольший потенциал для конфликта, поскольку доминирующие группы чаще всего выдвигают претензии на контроль или даже подчинение общегосударственных институтов. Эти непомерные политиче­ские претензии становятся причиной поляризации того или иного согражданства по расовому или этническому принципу, как это имеет, например, место в Южно-Африканской Респуб­лике или в Шри-Ланке. К "дисперсным" этническим системам относятся государства с населением, состоящим из большого числа этнических