Неся на руках. На мгновение толпа остановилась в дверях, неподвижная и

Очарованная. Все наслаждения пира побледнели перед тем возбуждающим

Зрелищем, которое предлагал амфитрион в утеху самых сладострастных из

Человеческих чувств. При свете горящих в золотой люстре свечей, вокруг

Стола, уставленного золоченым серебром, группа женщин внезапно предстала

Перед остолбеневшими гостями, у которых глаза заискрились, как бриллианты.

Богаты были уборы, но еще богаче -- ослепительная женская красота, перед

Которой меркли все чудеса этого дворца. Страстные взоры дев, пленительных,

Как феи, сверкали ярче потоков света, зажигавшего отблески на штофных обоях,

На белизне мрамора и красивых выпуклостях бронзы. Сердца пламенели при виде

Развевающихся локонов и по-разному привлекательных, по-разному характерных

Поз. Глаза окидывали изумленным взглядом пеструю гирлянду цветов, вперемежку

С сапфирами, рубинами и кораллами, цепь черных ожерелий на белоснежных шеях,

Легкие шарфы, колыхающиеся, как пламя маяка, горделивые тюрбаны,

Соблазнительно скромные туники... Этот сераль обольщал любые взоры, услаждал

Любые прихоти. Танцовщица, застывшая в очаровательной позе под волнистыми

Складками кашемира, казалась обнаженной. Там -- прозрачный газ, здесь --

Переливающийся шелк скрывал или обнаруживал таинственные совершенства.

Узенькие ножки говорили о любви, уста безмолвствовали, свежие и алые. Юные

Девицы были такой тонкой подделкой под невинных, робких дев, что, казалось,

Даже прелестные их волосы дышат богомольной чистотою, а сами они -- светлые

Видения, которые вот-вот развеются от одного дуновения. А там красавицы

Аристократки с надменным выражением лица, но в сущности вялые, в сущности

Хилые, тонкие, изящные, склоняли головы с таким видом, как будто еще не все

Королевские милости были ими распроданы. Англичанка -- белый и целомудренный

воздушный образ, сошедший с облаков Оссиана[*], походила на

Ангела печали, на голос совести, бегущей от преступления. Парижанка, вся

Красота которой в ее неописуемой грации, гордая своим туалетом и умом, во

Всеоружии всемогущей своей слабости, гибкая и сильная, сирена бессердечная и

Бесстрастная, но умеющая искусственно создавать все богатство страсти и

Подделывать все оттенки нежности, -- и она была на этом опасном собрании,

Где блистали также итальянки, с виду беспечные, дышащие счастьем, но никогда

Не теряющие рассудка, и пышные нормандки с великолепными формами, и

Черноволосые южанки с прекрасным разрезом глаз. Можно было подумать, что

Созванные Лебелем версальские красавицы, уже с утра приведя в готовность все

Свои приманки, явились сюда, словно толпа восточных рабынь, пробужденных

Голосом купца и готовых на заре исчезнуть. Застыдившись, они смущенно

Теснились вокруг стола, как пчелы, гудящие в улье. Боязливое их смятение, в

Котором был и укор и кокетство, -- все вместе представляло собой не то

Расчетливый соблазн, не то невольное проявление стыдливости. Быть может,

Чувство, никогда целиком не обнаруживаемое женщиной, повелевало им кутаться

В плащ добродетели, чтобы придать больше очарования и остроты разгулу

Порока. И вот заговор Тайфера, казалось, был осужден на неудачу.

Необузданные мужчины вначале сразу покорились царственному могуществу,

Которым облечена женщина. Шепот восхищения пронесся, как нежнейшая музыка. В

Эту ночь любовь еще не сопутствовала их опьянению; вместо того чтобы

Предаться урагану страстей, гости, захваченные врасплох в минуту слабости,

Отдались утехам сладостного экстаза. Художники, послушные голосу поэзии,

Господствующей над ними всегда, принялись с наслаждением изучать изысканную

Красоту этих женщин во всех ее тончайших оттенках. Философ, пробужденный

Мыслью, которую, вероятно, породила выделяемая шампанским углекислота,

Вздрогнул, подумав о несчастьях, которые привели сюда этих женщин, некогда

Достойных, быть может, самого чистого поклонения. Каждая из них, вероятно,

Могла бы поведать кровавую драму. Почти все они носили в себе адские муки,

Влачили за собой воспоминание о мужской неверности, о нарушенных обетах, о

Радостях, отнятых нуждой. Гости учтиво приблизились к ним, завязались

Разговоры, столь же разнообразные, как и характеры собеседников.

Образовались группы. Можно было подумать, что это гостиная в порядочном

Доме, где молодые девушки и дамы обычно предлагают гостям после обеда кофе,

Сахар и ликеры, облегчающие чревоугодникам тяжкий труд переваривания пищи.

Но вот кое-где послышался смех, гул разговоров усиливался, голоса стали

Громче. Оргия, недавно было укрощенная, грозила вновь пробудиться. Смены

Тишины и шума чем-то напоминали симфонию Бетховена.

Как только два друга сели на мягкий диван, к ним тотчас подошла высокая

Девушка, хорошо сложенная, с горделивой осанкой, с чертами лица довольно

Неправильными, но волнующими, полными страсти, действующими на воображение

Резкими своими контрастами. Черные пышные волосы, казалось, уже побывавшие в

Любовных боях, рассыпались легкими сладострастными кольцами по округлым