Между доном и Кубанью. генетическое разнообразие меотов

between don and KuBAN: the genetic diversity of the meotis

И.Ю. Морозова¹, Е.ф. батиева², Н.ф. Шевченко³, А.Н. Грошева¹, О.В. жукова¹, В.Б. Ковалевская⁴, С.Ю. Рычков¹

Институт общей генетики им. НИ. Вавилова РАН, Москва, Россия ²Институт аридных зон ЮНЦ РАН, Ростов-на-Дону, Россия ³ Краснодарский историко-археологический музей-заповедник, Краснодар, Россия ⁴Институт археологии РАН, Москва, Россия [email protected]

I.Yu. Morozova¹, E.F. Batieva², N.F. Schevchenko³, A.N. Grosheva¹, O.V. zhukova¹, V.B. Kovalevskaya⁴, S.Yu. Rychkov¹

¹Vavilov Institute of General Genetics, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia ²Institute of Arid Zones, Southern Scientific Center of Russian Academy of Sciences, Rostov-on-Don, Russia ³The Krasnodar State Historical and Archeological Museum-Preserve, Krasnodar, Russia ⁴Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia

История Юга России неразрывно связана с меотами - оседлыми племенами, почти тыся­чу лет населявшими территории Прикубанья и Приазовья. Несмотря на многочисленные ар­хеологические и антропологические исследо­вания меотских памятников, многие важные проблемы, связанные с меотами, пока не нашли своего разрешения. Так, до сих пор остаются дис­куссионными вопросы происхождения меотов, их связей с соседями, участия в этногенезе народов Северного Кавказа.

Наиболее распространенным является мне­ние, что меоты - автохтонное население Кавказа (Анфимов, Аутлев, 1989). Другие исследова­тели относят меотов к иранцам (Абаев, 1949; Лавров, 1978). И, наконец, согласно третьей гипотезе, меоты являются индоевропейцами, но не иранцами, а индоиранцами (Трубачев, 1978; Николаева, Сафронов, 1983). Проблема услож­няется тем, что меоты не оставили письменных свидетельств.

Целью нашей работы было дополнить имею­щиеся сведения о меотах данными об их ге­нетическом разнообразии. Для этого был проанализирован полиморфизм линий мито- хондриальной ДНК (мтДНК) у донских и кубан­ских меотов II в. до н.э. - III в. н.э., представлен­ных палеоантропологическими материалами из могильников Нижнегниловской, Кобяковский и Виноградный 1.

Анализ генетического разнообразия пока­зал, что генофонд меотов составляют линии мтДНК, относящиеся ко всем основным за- падноевразийским кластерам (N*, R0, JT, UK). Филогенетический анализ гаплотипов, выявлен­ных у меотов, и их дериватов, указывает на глу­бокую древность генофонда меотов, сравнимую со временем существования индоевропейской общности. Генетические расстояния свидетель­ствуют о значительном удалении меотов от ин­доиранских, в том числе иранских, народов и, в то же время, сближении с пулом народов Европы. Таким образом, полученные данные позволяют усомниться в гипотезах о принадлежности меотов к иранцам и индоиранцам.

Исследуя особенности географической струк­туры меотов, было проведено сравнительное исследование генофондов меотов и их кочевых соседей - сарматов, генетическая структура ко­торых показала безусловное иранское проис­хождение их генофонда. Филогенетический анализ позволил выделить в генофонде меотов Приазовья общий с сарматами пул генетических линий. Однако генетические расстояния и ана­лиз генетического разнообразия меотов в целом указывают, что выявленные тенденции носили, вероятнее всего, локальный характер, не являясь указателем на системное слияние генофондов этих народов.

Являясь древними насельниками южнорус­ских степей, меоты не могли не оказать генетиче­ского влияния на народы Кавказа. Анализ генети­ческих расстояний между меотами и кавказскими этносами показал, что меоты, проявляя генетиче­скую близость к ряду коренных кавказских на­родов, тем не менее, особенно не сближаются ни с одним из них. Полученные данные позволяют считать меотов коренным и очень древним на­селением южнорусских степей.

Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ 12-06-33039 мол а вед.

Список литературы

Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. М.: Издательство Академии наук СССР, 1949. Анфимов Н.В., Аутлев П.У. Меоты - предки адыгов. Майкоп, 1989. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.

Николаева Н.А., Сафронов В.А. Проблема появления колесного транспорта в Европе. Древнейшие по­возки Восточной Европы. Выделение днепро-кубанской культуры - культуры древнейших кочевников Восточной Европы // Кочевники Азово-Каспийского междуречья. Орджоникидзе, 1983. Трубачев О.Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа // ВДИ. 1978. 4.

О ТРЕПАНАЦИЯХ В АНТИЧНЫХ ГОРОДАХ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

trepanation in classical age cities of the northern pontic region

Т.А. Назарова

Институт археологии НАН, Киев, Украина, [email protected]

T.A. Nazarova

Institute of Archaeology, National Academy of Sciences, Kiev, Ukraine

Почти во всех частях мира обнаружены на­ходки древних черепов со следами оперативного вмешательства. Этому вопросу учеными уде­лялось достаточно много внимания. Наиболее полно освещены материалы, свидетельствующие о практике трепанаций у народов Евразии, в мо­нографиях М.Б. Медниковой, где представлена классификация древних операций, дан анализ явления, его географическое и хронологическое распределение (Медникова, 2001; 2004). Вместе с тем в антропологических работах практически отсутствует информация о случаях прижизнен­ных трепанаций на черепах людей из античных центров Северного Причерноморья.

В нашем распоряжении оказались два трепани­рованных черепа из раскопок Херсонеса и Ольвии (Назарова, 2002, с. 122-124). Череп, принадле­жавший молодой женщине (17-22 г.), получен из грунтовой могилы № 66 Херсонесского некропо­ля и датируется I в. н.э. (Зубарь и др., 1989, с. 29). Трепанация была произведена в центрально- правой части черепа, захватывая участок са­гиттального шва (рис. 1). Размеры отверстия составляют 24x30 мм. Выполненное при жизни оперативное вмешательство закончилось пол­ным заживлением трепанационного отверстия: края травмы заращены, следы диплоэ скрыты сомкнутыми пластинками верхней и внутренней поверхностей черепа. Подобная трепанация отме­чена на черепе сармата (III-I вв. до н.э.) из погре­бения в Донской области (Рохлин, 1965, с. 174). Видимо, аналогичный способ был применен и на черепе женщины 20-29 лет из Анатолии (III в. до н.э.), исследованном Михаэлем Шульцем (Медникова, 2001, с. 92).

Находка из Ольвии (начальник экспедиции В.В. Крапивина) была получена из перемещен­ного слоя в городском квартале, в результате чего датировка дана ориентировочно. По со­общению авторов раскопа (Н.А. Лейпунская, А.В. Каряка), она может быть отнесена к пер­вым векам новой эры. Череп, принадлежавший мужчине зрелого возраста, был представлен несколькими обломками. В результате реставра­ции мы получили крупный фрагмент черепной крышки. Трепанированный участок находится в левой части черепа, захватывая по длине поч­ти всю теменную кость (рис. 2). Это обширный срез сегментовидной формы, длина которого в нижней части дефекта составляет около 80 мм. Расположенная в области оперированной части черепа, ближе к венечному шву, трещина (если она не посмертная) могла явиться поводом для начала операции в этой части мозгового отдела. В любом случае, такое смелое хирургическое вме­шательство позволило продлить ольвиополиту жизнь, поскольку края травмы облитерированы по всей ее длине. Непосредственной причиной смерти данного индивидуума послужила, ве­роятнее всего, неудачная попытка произвести трепанацию в лобной части черепа (область гла- беллы). Очевидно, операция была не завершена, т.к. следов заращения костной ткани не наблюда­ется, а чуть выше от сквозного отверстия имеется поверхностное нарушение внешней компакты, похожее на «выскабливание», без следов обли­терации.

В обоих рассматриваемых случаях была при­менена т.н. резекционная трепанация, когда от­верстие в черепе не закрывалось выпиленной костью, а оставалось открытым (Медникова, 2001, с. 30). Трепанации делятся на символические и хирургические. Если феномен происхождения символического трепанирования до сих пор не нашел законченного объяснения (Медникова, 2001, с. 247), то характер хирургического вмеша­тельства представляется вполне оправданным. На антропологическом материале зафиксированы многочисленные случаи выздоровления постра­давшего в результате черепной травмы после уда­ления обломков костей. Это, безусловно, стиму­лировало распространение практики трепанации в качестве метода хирургического вмешательства (Gtadykowska-Rzeczycka, 1989, s. 15). Подобные операции проводились, как правило, в централь­ной части свода черепа, а срочные - в участках, затронутых травмой или другим воспалительным процессом (Медникова, 2001, с. 47). Можно пред­положить, что молодую женщину из Херсонеса готовили к операции заблаговременно, а трепа­нация на черепе мужчины из Ольвии была про­изведена спешно, в месте очага заболевания или травм. Последние совершались зачастую с целью удалении осколков черепных костей.

Не вызывает сомнений высокий уровень те­рапии и хирургии в античную эпоху в Древней Греции. Трепанирование здесь также было до­статочно широко распространено (Lihterman, 2000; см.: Медникова, 2001, с. 100). К III в. до н.э. греческая медицина являлась высокоразвитой отраслью научного знания, врачами использо­вались различные эффективные медицинские средства. Авторитет эллинских медиков был в Средиземноморье настолько высоким, что многие эллинистические монархи предпочитали врачей именно из греков (Блаватская, 1983, с. 78; 169). Медицинское руководство Гиппократа ука­зывает на практическое выполнение трепанаций на территории самой Греции. Вместе с тем там известны лишь две находки с трепанациями (Birner, 1996). Несмотря на масштабные архео­логические раскопки, проводившиеся на некро­полях Северного Причерноморья и отсутствие примеров находок трепанированных черепов в антропологической литературе, можно допу­стить, что население из античных центров также практиковало подобные операции крайне редко. Наиболее распространено трепанирование чере­пов было в более древние времена, а с повышени­ем уровня цивилизации, видимо, человек более осторожно применял для себя такой сложный и опасный хирургический прием. Для эпохи не­олита, а позднее бронзы на территории Украины удельный вес находок черепов с прижизненными трепанациями существенно выше, чем для по­следующих периодов. На черепах катакомбной культуры частота встречаемости трепанационных отверстий была довольно высокой. Отверстия располагались чаще всего в левой части теменной и лобной костей и в большинстве случаев носили на себе следы заживления (Круц, 1984, с. 79-80). В Европе в целом также в эпоху металла трепа­нирование идет на спад по сравнению с неолитом (Медникова, 2001, с. 24).

Трепанация черепа всегда отличалась сложно­стью исполнения и требовала глубоких знаний хирургов не только анатомии человека, но и при­менения антисептических средств в операционный и постоперационный периоды. Неясным остается вопрос о применении анестезии, которую могли использовать ольвиополиты и херсонесцы для снижения болевого шока в процессе проведения операций. Очевидно, что больные не смогли бы выдержать такую нагрузку на организм без ис­пользования каких-либо депрессантов. По анало­гиям с другими приемами обезболивания у древ­них народов мира и с учетом географической специфики рассматриваемых античных городов, в первую очередь следует назвать применение ал­коголя. На окраинах античного мира, так же, как и на родине переселенцев, широко практиковалось выращивание виноградников и, соответственно, процветало виноделие. Вероятнее всего, жители периферии античного мира использовали такое простое и доступное болеутоляющее средство, как вино. Возможно, для анастезии применялись травы, обладавшие снотворными или наркотиче­скими действиями. В литературе известны при­меры использования галлюциногенных грибов, применение элементов гипноза (Медникова, 2001, с. 38-39); последний имел место во врачебной практике и на территории Греции (Блаватская, 1983, с. 96). К тому же, пациент при черепно- мозговой травме часто мог быть в бессознательном состоянии, что облегчало оперативное вмешатель­ство для хирурга и для больного. Мед, травы, акти­вированный уголь также применялись в качестве антисептиков для заживления ран (Margetts, 1962, p. 7, 12), чем вполне могли воспользоваться врачи из Херсонеса и Ольвии.

Список литературы

Блаватская Т.В. Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени. М., 1983. Зубарь В.М., Шевченко А.В., Липавский С.А. Западный некрополь Херсонеса Таврического (материалы раскопок 1983-1985 гг.). Каталог погребений. 2. Киев, 1989.

Круц С.И. Палеоантропологические исследования Степного Приднепровья (эпоха бронзы). Киев, 1984.

Медникова М.Б. Трепанации у древних народов Евразии. М., 2001. Медникова М.Б. Трепанации в древнем мире и культ головы. М., 2004.

Назарова Т.А. Две находки трепанированных черепов из Ольвии и Херсонеса // BORYSTHENIKA-2004. Материалы международной конференции к 100-летию начала исследований острова Березань Э.Р. фон Штерном. Николаев, 2004. С. 122-124.

Рохлин Д.Г. Болезни древних людей (кости людей различных эпох - нормальные и патологически из­мененные). М.-Л., 1965.

Birner P. Europaische Trepanationen im Altertum. Eine medizinhistorische Abhandlung unter besonderer Berucksichtigung der KelteUniversitat Wien // Studia Celtica Austriaca, 1996. 1.

Gtadykowska-Rzeczycka J. Schorzenia Ludsnowski prahistorycznej na ziemiach Pelskich.-Museum archeologiczne w Gdansku. Gdansk, 1989.

Lichterman B. From piercing the wall to opening the window: some remarks on the evolution of instruments for cranial trepanation // International Colloquium on cranial trepanation in human history, University of Birmingham, UK. 2000. P. 28.

Margetts E.L. Trepanation of the skull by primitive traditional medicine-men, with particular reference to East African practice. Proceedings of the Third World Congress of Psychiatry. Montreal, Canada, 1961. University of Toronto Press. Mc Gill University Press. Volume II. 1962.

Ill