Создание текста выступления: стратегии и тактики речевого поведения

Управление в организации осуществляется через людей. Одним из важней­ших инструментов управления в руках менеджера является в его распоряжении информация. Используя и передавая эту информацию, а также получая обрат­ные сигналы, он организует, руководит и мотивирует подчиненных. Многое за­висит от его способности передавать информацию таким образом, чтобы дости­галось наиболее адекватное восприятие данной информации теми, кому она предназначена.

Для передачи информации служит речь, конечной целю которой в широком смысле и является регуляция поведением другого человека, управление его деятельностью.

В стремлении выделить стратегии и тактики речевого поведения, эффективные в управленческой коммуникации, мы исходим из понимания процесса коммуникации в исследуемой сфере как процесса, ориентированного на достижение определенных долговременных результатов.

Управленческие функции языка реализуются через применение определенных речевых стратегий. Термин «стратегия» широко используется в лингвистике, однако не имеет общепринятой интерпретации. С позиций когнитивного подхода О.С. Иссерс понимает под коммуникативной стратегией «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативных целей», который включает в себя планирование коммуникации и реализацию этого плана (Иссерс: 2003). Позиций прагмалингвистического подхода стратегия определяется как «совокупность речевых действий» (Труфанова,2001: 58), «цепочка решений говорящего, его выборов определенных коммуникативных действий и языковых средств» (Макаров, 2003:192). С позиций психолингвистики под стратегией понимается «способ организации речевого поведения в соответствии с замыслом, интенцией коммуниканта» (Борисова,1999:85). Учитывая все приведенные выше определения стратегии мы, вслед за О.Н. Паршиной, понимаем стратегию как определенную направленность речевого поведения в данной ситуации в интересах достижения цели коммуникации. Поскольку в переводе с греческого стратегия (stratos – войско + ago – веду), а тактика – искусство построения войск, то в контексте этого стратегию стоит рассматривать в совокупности применяемых в ее рамках приемов – тактик.

Исследуя устный политический дискурс современной России, О.Н. Паршина выделяет коммуникативные стратегии российской политической элиты: стратегии самопрезентации, дискредитации, нападения, самозащиты, формирования эмоционального настроя адресата, информационно-интерпретационная стратегия, аргументативная, агитационная и манипулятивная.

В нашем понимании одна из самых актуальных стратегий для коммуникации в сфере управления - стратегиядемонстрация автора текста своей солидарности и идентичности с адресатом.В свою очередь данная стратегияявляется комплексом речевых приемов или тактик.

Одна из тактик этой стратегии - приглашение к совместному размышлению. Наши наблюдения показывают, что данная тактика используется в текстах сферы управления не только для дискредитации оппонента, но и для объяснения адресату сложных построений автора, касающихся, например, каких-то теоретических вопросов. Эффект совместного действия достигается и с помощью включения в текст повелительных конструкций типа «Давайте подумаем»:

Попробуем охватить гуманитарными мозгами всю глубину и прихотливость межмолекулярной жизни. Начнем с уровня школьной программы…(«Труд 7», декабрь, 2000).

Эту тактику можно реализовать также с помощью вопросов, включенных в выступление. Речь идет в данном случае как о риторических вопросах, так и о воображаемых (возможных) вопросах к выступающему аудитории. Использование вопросов помогает снизить категоричность и прямолинейность воздействия на аудиторию. Независимо от цели использования вопросов в текстах, вопросы отражают специфику восприятия текста адресатом, характер отношения его с говорящим и другие характеристики адресата.

Реализацию адресатности монолога в аргументирующем дискурсе спомощью вопросов рассматривает Н.П. Вольвак, подразделяя вопросы в тексте по различным основаниям, в частности, в зависимости от характера адресата. Его классификация вопросов, связанная с адресатом, делит их на четыре группы и актуальна не только для устных публичных выступлений, но и для письменных текстов публичной коммуникации. Это вопросы к недифференцированному адресату, вопросы к дифференцированному адресату, вопросы от адресата и интродуктивные вопросы.

Эффективно использовать в рамках данной стратегии тактику полезных советов, когда адресат оказывается включенным в текст. Чаще всего данная тактика используется в аналитике, которая может быть полезна аудитории (поведение на рабочем месте, использование новых технологий и выстраивание отношений с окружающими людьми):

<...>если вам предстоит длительная поездка за рубеж, а дома остаются отпрыски-студенты или пожилые родители, которым вы хотите ежемесячно предоставлять определенную сумму. <...> закрытие такого вклада означает, что вы вернулись и можете сами отчислять родне необходимую сумму, разместив деньги со вклада в более доходные инструменты («Коммерсант Деньги», №11, март 2006).

Подчеркивание своей солидарности с аудиторией достигается путем использования инклюзивного «МЫ» в социальной коммуникации (Я + аудитория). Такое «МЫ» в контексте политического дискурса относят к специализированным вербальным знакам интеграции наряду с лексемами совместности (вместе, все, наш, единый..), формулами причастности ( я как и все..) (Шейгал,2004:119-120). Особую частотность подобный тип повествования приобрел в публичных выступлениях лидеров конца 90-х годов, что, вероятно, объясняется стремление к осознанию своего места в мире, которое обостряется, как известно, в периоды социальных кризисов.

Повествование такого рода позволяет публичному человеку отождествлять себя с аудиторией, не важно, является ли он политиком, или менеджером. Такое повествование - один из способов апеллировать к аудитории, к ее, общей с автором, национальной, статусной и прочей социальной принадлежности:

Мы берем и тратим кредиты и займы вот уже десять лет... Все мы хорошо знаем, как бедствуют наши старики с их нищенскими пенсиями; на пособие, которое получает мать-одиночка, ребенку ботинки не купить, а жалких «детских» не хватит даже на килограмм черешни. Нам много раз объясняли: государство не может увеличить эти выплаты («Совершенно секретно», № 8, февраль 2001).

В его «Ревизоре» типично российская история была рассказана как типично советская. Место действия – СССР, который мы потеряли. Время действия – прошлое, которое мы не забыли.Вы хотите вспомнить, как пахнет ржавая подливка к гречневой каше, как выглядывает из-под цветастого платья ярко-красная комбинация, как преображают женские лица пять пудов дешевой косметики?<...> Мы действительно очень долго были вместе («Эксперт», №5, февраль 2006,с.73).

В приведенных выше примерах «МЫ» включает в себя всех жителей России, не случайно это примеры из центральной прессы. Можно подразумевать под «НАМИ» жителей конкретной местности:

Высокопоставленные чиновники и их семьи живут в совершенно другой стране. Медицинскую помощь они получают бесплатно и качественно. Не подходит эта больница, транспортируют в Москву или Питер... Не мудрено, что нашим властям и неизвестно, что на самом деле происходит у нас вздравоохранении... так что мы с вами должны быть готовы к тому, что вближайшее время врачи выйдут на тропу войны («Губерния», Петрозаводск, №38, 2001).

Мы уж привыкли к тому, что каждый год с приближением отопительного сезона республику начинает лихорадить в поисках денег на топливо для котельных. И всю зиму уголь и мазут уходят в ненасытные пасти топок практически с колес, а мы стучим зубами от холода возле чуть теплых батарей («Вести» – Петрозаводск, № 13, июнь 2001).

Фатический (контактоустанавливающий) характер таких текстов не вызывает сомнения, если ознакомиться с учебниками по теории журналистики. Так, европейские и американские специалисты в области прессы настаивают на том, что качественная журналистика предполагает не только принципиальное отделение факта от мнения, но и пишущего от объекта его описания. То есть с точки зрения теории предоставления информации, в таком роде повествования вроде бы нет смысла, в нем сообщаются как бы заведомо известные читателю вещи. Т.В.Чернышова называет подобные тексты в СМИ «элементам малой вероятности, неуместных по отношению к описываемому факту-событию, но закономерных, необходимых – с точки зрения «своего» (Чернышова:2005, 26). Такие текстовые вкрапления в материалы периодики связаны с русской традицией публицистичности, с русским риторическим идеалом, о котором пишет А.К. Михальская в исследовании сравнительно-исторической риторики. Этот риторический идеал, с одной стороны, «существенный элемент самой культуры, общий принцип организации ее логосферы», а с другой, «некая иерархия ценностей - требование к речи и к речевому поведению людей - носителей данной культуры». Справедливым представляется видение современной отечественной речевой среды как борьбы трех риторических идеалов. Первый из которых – идеал американской или американизированной прессы, восходящий к софистическому. Второй - русский. Восточно-христианский, близкий к идеалу Платона и Сократа. Третий риторический идеал идеал «советской риторики» (Михальская:1996, 43 -64). Процесс управления определенной аудиторией в современной России связан и с необходимостью придерживаться ориентации на один из этих идеалов.

Данное «Мы» может употребляться в целях отграничения «нас» от «них», в классификации О.Н. Паршиной, это тактика дистанцирования - еще одна, весьма распространенная и эффективная тактика для демонстрации солидарности с аудиторией:

Эх, не доехали ученые из России, а ежели бы мы иноземцев переманили, как при Екатерине, утерли бы Америке нос по первое число («Известия», №212, ноябрь 2006).

Социальная дифференциация и переструктуризация общества вызвала необходимость идентификации у жителей России, определения и описания «своих» групп в противопоставлении «чужим», которыми могли стать представители различных слоев населения. Лингвисты, изучающие проявление в текстах отношения «свои-чужие», реализуемого в вербальных противопоставлениях «наши – не наши», «мы – они», связывают актуализацию этого отношения с развитием политической коммуникации (Иссерс:2003, Паршина: 2004, Шейгал:2004). В данном виде коммуникации коммуниканты выступают не как личности, представляющие себя, а как представители институтов и политических групп. В этом смысле символично название молодежного движения «Наши».

Разделение на «своих» и «чужих» (см., например: Процессы идентификации ..,1999-2002) связано с ориентацией людей не только на общечеловеческие, но и на коллективные ценности и с такой особенностью политического процесса в постсоветской России, как механизм идентификации. Социокультурный кризис 90-х годов ХХ века в России сломал не только господствовавшую в обществе структуру рациональных ценностей и норм, но и сложившуюся систему символов и стереотипов, воспроизводимых, в частности в текстах массовой коммуникации.

Противопоставление «нас» «им» связано с оппозицией «свой – чужой», наполнение концептов которой изменяется вместе с изменением социально-политических условий существования массовой коммуникации (см: Сахно:1991). Структурирование социума путем данной оппозиции указывает на существование в каждом обществе различных социальных групп, образовывающихся на основе общности интересов. Объединение в группы происходит путем размежевания с другими группами, «чужие» в этом процессе рассматриваются сквозь призму своих интересов.

Описывая образ ритора в советской словесной культуре данного периода, А.П. Романенко говорит о тех образах аудитории, которые создавались на страницах советских газет первых десятилетий советской власти (Романенко:2000, с.72-75). Оппозиция «свой-чужой», «плохой-хороший», «враг - не враг», описанная А.П. Романенко применительно к языку тоталитаризма, становится характерным явлением для публичной коммуникации России в переломные исторические периоды. Образ «своего» зачастую реализовывается, в частности, методом «отрицания» - посредством создания образа его политического противника/врага/чуждого. Этот прием часто используется и в современных оппозиционных газетах:

«...все эти бывшие советские, приличные люди реформами либералов были поставлены в такие условия, что иначе им было не только не заработать себе на прожитье, но и не выжить вовсе».

«...Нет сил цитировать, какой мрак разлит в душах «трудовых коллективов» эпохи приватизации! Какими безжизненными, фальшивыми являются по сути даже корпоративные вечеринки в этой среде. Тосты звучат пышные, но холодные, поцелуи отпускаются иудины. Кажется, мы, простодушные пылкие русские люди, на самом деле становимся волками друг для друга. По крайней мере, в производственные отношения проникло что-то хищное. Трудно, а может быть, невозможно уберечь душу в предлагаемых обстоятельствах.

Но все-таки душа – это не печень и не сердце. Есть такой тип людей – подвижники. Они поступают вопреки обстоятельствам, так как идеалисты по натуре. И бьются ни много, ни мало – сразу за саму матушку русскую землю.

(газета «Завтра», февраль, 2005,№6 - С.5,из материала с характерным названием «Гримасы рынка).

Как видно уже из приведенных отрывков, «свои» для читателей газеты «Завтра» - «бывшие советские люди», «идеалисты по натуре» в противовес «либералам» и «реформаторам», сторонникам рыночной идеологии.

Наполнение данной оппозиции может меняться у одного и того же источника информации в зависимости от ряда экстралингвистических факторов, изменялось оно, например, на протяжении советского времени: «Аудитория советского ритора – это, во-первых, массы (или: масса, народ, трудящиеся) и, отчасти, эксплуататоры (царизм, помещики, буржуазия). С течением времени, данная часть аудитории изменилась: в массах перегруппировываются классы, меняется их количественный и качественный состав, но актуализируются враги из своих. Во-вторых, это партия (партийные массы), состав и структура которой тоже изменялась» (Романенко:2000, с.110).

В российской практике создания текстов массовой коммуникации конца 1990-х - начала 2000-х годов актуализация противопоставления «свои - чужие» связана с трансформациями в российском обществе, которые изменили принципы его социальной стратификации. Появились новые социальные группы (предприниматели, акционеры) и исчезли старые (советский народ как новая историческая общность). В постсоветский период оппозиция «наши-не наши» была переосмыслена и разделение людей на «своих» и «чужих» с четкими негативными оценками последних перестало быть актуальным.

Тактика указания на общие фоновые знания в рамках рассматриваемой стратегии связана, в частности, с тактикой включения в текст прецедентных феноменов.

Прецедентные феномены (ПФ) в текстах СМИ исследует также Д.Б. Гудков, понимая под ними вербальные и вербализуемые единицы языкового сознания, представляющие собой отражения прецедентов, являющихся основным компонентом общего для всех членов лингво-культурного сообщества ядра знаний и представлений (Гудков, 2000: 45). К ПФ отнесены прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентный текст и прецедентная ситуация, однако анализ Д.Б. Гудкова сосредоточен на изучении прецедентных имен в текстах СМИ. Употребление этих, по определению Л.П. Крысина, «готовых», не создаваемых в данном акте коммуникации выразительных средств, «начиная от фразеологизмов и кончая разного рода художественными текстами» возможны только «при условии, что эти тексты известны и адресату» (Крысин, 2001:102).

Использование этих готовых текстов в своей речи зачастую направлены на демонстрацию принадлежности автора текста к той же группе, что и адресат. Апелляции к определенному корпусу ПФ служат дальнейшей консолидации внутри группы.

Распространение техники «цитатного письма» связано на рубеже веков с общей постмодернистской ситуации в культуре. Постмодернизм охватывает вторую половину XX века и является актуальным для начала XXI. Возникнув как феномен искусства, постмодернизм проник во все сферы человеческой деятельности и стал приметой эпохи. Постмодернистскую ситуацию с ее игровой стихией, интертекстуальностью и совмещением голосов автора, персонажа и повествователя в медиа-тексте рассматривает С.И. Сметанина (Сметанина, 2002:79-91). Специфику русского постмодернизма она видит в «переживании чудовищного тупика советской цивилизации», а особенности нового публицистического текста в «смешении документального и художественного дискурса», «включение его в условный контекст, который намного интереснее собственно информации». Текст, таким образом, не столько рассказывает о реальности, сколько творит ее. И авторы не только литературных текстов, но и текстов публичной коммуникации обращаются к постмодернистской манере.

ПФ могут представлять собой как точную цитату: Прощай, оружие! (Евросоюз отказал Китаю в военных технологиях) («Российская газета» от11.12.2004), так и трансформированные предложения или словосочетания-цитаты: Детская болезнь страховых инвестиций / Детская болезнь левизны («Эксперт», № 22, июнь 2004); Бездорожьем по туризму («Эксперт-Северо-Запад», №35, сентябрь 2004); Из всех искусств важнейшее – ТО, Таможенный дозор, Палата номер три (Эксперт-Северо-Запад, №36,октябрь 2004).

Даже при трансформации и изменении смысла прецедентные феномены остаются узнаваемыми.

ПФ имеют национальную и социальную обусловленность: для разных целевых аудиторий существуют свои ПФ, отличные от тех, что существуют для других аудиторий. На определенного адресата «работают» как сам корпус включенных в дискурс ПФ, так и ценностные установки, которые они несут с собой. Посредством ПФ текст массовой коммуникации может, например, указывать на возраст адресата, уровень образования, социальную принадлежность, демонстрировать когнитивную базу реципиента.

Отмечалось, что «если в элитарной части общества значительный слой культуры составляют разного рода тексты(мифологические, художественные, публицистические и т. п.), то в речевой коммуникации представителей интеллигенции велика роль прецедентных текстов, высказываний и имен литературных персонажей. В среде с иными, чем у интеллигенции, культурными традициями преобладают прецедентные ситуации <...>, которые имели место в прошлой жизни такой социальной группы» (Крысин, там же).

Так, материалы журнала «Эксперт» изобилуют скрытыми цитатами из текстов произведений классической литературы, которые, как предполагается, читатель журнала должен знать почти наизусть. Например, редакционная статья майского номера (№18) 2006 года, посвященная посланию президента Путина, называется «Попридержите чепчики». Эта отсылка к речи Чацкого из грибоедовского «Горе от ума» подтверждается в тексте всего одной фразой: Все это и объясняет, и оправдывает ту степень жесткости, которую позволил себе Путин во внешнеполитической части послания, и все-таки хочется повременить с победным подбрасыванием в воздух головных уборов. Один из подзаголовков той же статьи «Немного науки в холодной стране» является ссылкой на произведение Ф. Саган «Немного солнца в холодной воде».

Это «властвование» автора «над чужим словом», и даже «над культурным фоном эпохи» позволяет лингвистам представить рассматриваемый нами период «эпохой культурной интерпретации готового слова» (Анненкова, 2006), в которой существуют целые интерпретационные модели важнейших национально-культурных стереотипов.

Одна из основных целей управленческой коммуникации также – убедить адресата согласиться с говорящим, принять его точку зрения. Убеждение предполагает наличие у адресата собственной воли и возможности принять решение и совершить действие. Кроме того, действие, которое совершит адресат в результате убеждения должно рассматриваться им самим как благоприятное для него. Преследуя цель убедить адресата, используют аргументативную стратегию. Эта стратегия становится в современной России единственным легитимным способом разрешения конфликтов. Проблема аргументации рассматривается в русле риторики, логики и когнитивной психологии. Само понятие «аргументация» относится к категориям лингвистики. О.Н. Паршина выделяет в аргументативной стратегии тактики контрастивного анализа, тактику видения перспективы, тактику обоснованных оценок.

Тактика контрастивного анализа связана с сопоставлением фактов, событий, результатов. Параметрами сопоставления чаще всего выступают темпоральные отношения (прежде-сейчас):

Хватит жить со стереотипом, что рак неизлечим. Новые высокоэффективные препараты в комплексах позволяют продлевать жизнь больных на десять – пятнадцать лет. Еще десять лет назад из ста больных с опухолью выживало только двое, сейчас умирает четверо (Эксперт,№ 46, декабрь 2006).

В этой тактике эффективным является использование статистических данных.

Тактика видения перспективы направлена на то, чтобы выражать стратегические цели и намерения говорящего или дать прогноз будущего:

Ключевой вопрос – ориентация на решение местных проблем (разумеется, в том числе и социальных). Если такое решение предлагает правая партия – она сможет также рассчитывать на успех. (Эксперт,№ 46, декабрь 2006).

Указание на перспективу уже дает предполагаемое решение проблемы. Несмотря на возможные сомнения адресата в прогнозах, «апелляция к результату придает прогнозированию аргументативную силу» (Паршина, 2004: 102).

Тактика обоснованных оценок используется в значительной части высказываний публичного дискурса. Эффективность аргументации зависит от того, как представлена субъективная оценка адресату. Наиболее часто оценка выражается прилагательными или причастиями:

Что бы там ни говорили правительства и центральные банки, до сих пор обычные предприниматели просто определяют страну, где лучше вести дела, и именно ее валюта становится мировой. <...> Приходится признать, что в США сейчас заниматься бизнесом, связанным с техническим прогрессом лучше , чем в Европе. Значит, капитал выберет США и доллар, а не Европу и евро. (Деньги, №5, февраль 2006).

Интересно отметить, что современные действующие лица публичной коммуникации, прибегая к различным стратегиям и в их рамках тактикам, могут намеренно нарушать правила речевого поведения. Так, практика использования инвектив в речи политика неоднократно получала осуждение в комментариях лингвистов, однако, данный способ общения также коррелируется с речевыми запросами определенной аудитории. Рассматривая прагматику инвективы в речах политиков В.И. Жельвис (Жельвис,1999) приходит к выводу, что « Если эта аудитория состоит в основном из малообразованных маргиналов, ей требуется грубо образная речь» (Жельвис, 1999:144). Обращается внимание на редкий в речах политиков прием смешивания стилей, возникающий тогда, когда один и тот же текст желательно использовать более чем в одной семиотической подгруппе, ожидая, что каждая подгруппа обратит внимание на близкое именно ей.

В качестве примера такого смешения стилей анализируется речь Владимира Жириновского, «придерживающегося «тактики «сестер и серег», произнося речи с «мешаниной из нередко противоречащих друг другу лозунгов, каждый из которых нацелен на совершенно определенную часть электората» (там же).

Таким образом, мы можем наблюдать целый репертуар тактик для достижения стратегической цели коммуникации. Причем одна и та же тактика может иметь разное речевое воплощение. Это зависит от ситуации общения, особенностей адресата а также от статуса менеджера, его культурного уровня и других индивидуальных характеристик.

В различные периоды работы команды эффективному менеджеру следует варьировать те или иные стратегии и тактики в коммуникации. Так, например, при завоевании авторитета, на начальном этапе управления, ведущей речевой стратегией является стратегия самопрезентации, с укреплением авторитета ведущими становятся тенденции разъяснения и аргументации.

Суммируя размышления по поводу применения в речи определенных стратегий и тактик, можно констатировать, что достижение целей речи существенно облегчается при мастерском использовании адекватных этим целям языковых средств.

4.4. Общение с массовой аудиторией: