Механизмы разъединения социальной и системной интеграции

Итак, тезис о зависимости развития общества как систе­мы от рационализации жизненного мира означает, что более высокий уровень системной интеграции не может утвердиться в процессе общественной эволюции, пока не возникли ин­ституты, в которых воплощается морально — правовое созна­ние соответствующего уровня развития. А это значит, что переход к конвенциональным и постконвенциональным мо­рально—правовым представлениям является необходимым ус­ловием для возникновения институциональных рамок поли­тического или экономического классового общества. Однако еще нуждается в прояснении вопрос, почему развитие мора­ли в сторону универсализма является двудейственным, т. е. одновременно представляет собой рационализацию жизнен­ного мира и делает возможным новый уровень системной интеграции общества.

Хабермас, следуя Парсонсу, называет "генерализацией ценностей" тенденцию развития, состоящую в том, что цен­ностные ориентации в ходе общественной эволюции стано­вятся все более общими и формальными. Эта тенденция с

необходимостью возникает из исторического развития мора­ли и права, которое смещает предусмотренное для конфлик­тных случаев обеспечение общественного согласия на все более абстрактные уровни. Правда, даже самые простые сис­темы интеракций не могли бы функционировать без опреде­ленной генерализации ориентации действия. В частности, уже в родовом обществе престижу, которым обладают некоторые лица, соответствуют генерализированные ориентации дей­ствия других участников интеракции, охватывающие множе­ство возможных частных ситуаций. Впоследствии, в полити­чески конституированном обществе, ведомственный автори­тет предполагает более высокий уровень генерализации цен­ностей: они освобождаются от партикулярных отношений родства. Наконец, в модерном гражданском обществе дости­гается еще более высокий уровень генерализации ценнос­тей: в той мере, в какой традиционная нравственность распа­дается на моральность и легальность, для приватного обихо­да требуется автономное применение всеобщих принципов, а для профессиональной сферы — послушание позитивному праву. Таким образом, если мотивы действующих субъектов первоначально контролировались конкретными ценностны­ми ориентациями, определявшимися социальными ролями отношений родства, то в итоге генерализация мотивов и цен­ностей заходит столь далеко, что абстрактное послушание праву становится единственным нормативным условием, ко­торое должно быть выполнено актором в формально органи­зованных областях действия.

Поступательная генерализация ценностей в области ин — теракций вызывает две противоположно направленные тен­денции. С одной стороны, чем дальше заходит генерализация мотивов и ценностей, тем в большей мере коммуникативное действование отделятся от конкретных образцов поведения, переданных и закрепленных традицией. Благодаря такому отделению выполнение задачи обеспечения социальной ин­теграции все в большей мере переносится с предопределен­ного традицией согласия на процессы коммуникативного достижения консенсуса. Переключение координации действия на механизм взаимопонимания позволяет все отчетливее про­ступать всеобщим структурам действия, ориентированного па взаимопонимание. Таким образом, генерализация ценнос­тей является необходимым условием для высвобождения за­ложенного в коммуникативном действовании потенциала рациональности. Поэтому развитие морали и права, которым определяется генерализация ценностей, может рассматривать — ся как один из аспектов рационализации жизненного мира.

С другой стороны, высвобождение коммуникативного действования от связанности партикулярными ценностными ориентациями означает одновременно разделение действия, ориентированного на успех, и действия, ориентированного на взаимопонимание. С генерализацией мотивов и ценнос­тей возникает пространство для подсистем целерациопаль-ного действия. Координация действия может начать выпол­няться обезмолвленными средствами коммуникации только тогда, когда выделяются взаимосвязи стратегического дей — ствия. Если деинституциализированная и иитернализованная мораль связывает задачу нейтрализации конфликтов с идеей дискурсивного обеспечения нормативных притязаний на зна­чимость, с морально нагруженной аргументацией, то иммо­ральное принудительное право делает возможной координа­цию действия системными механизмами.

В этих двух противоположных тенденциях отражается разделение системной и социальной интеграции, что предпо­лагает дифференциацию не только между двумя типами дей­ствия, ориентированными на успех и на взаимопонимание, но и между соответствующими механизмами координации действия (в зависимости от того, каким образом один субъект побуждает другого к продолжению интеракции и на каком основании другой формирует обобщенные ориентации дей­ствия). Вследствие прогрессирующей генерализации ориен­тации действия образуется все более плотная сеть интерак — ций, которые открепляются от механизмов непосредствен­ной нормативной регуляции и должны координироваться как-то иначе. Происходит поступательное опосредование коммуникации, благодаря которому первоначально непосред­ственное языковое взаимопонимание либо конденсируется, либо отодвигается на задний план другими механизмами ко­ординации действия. В результате для удовлетворения расту­щей общественной потребности в посттрадиционных фор­мах координации действия могут использоваться или разви­тые механизмы взаимопонимания, или же механизмы, заме­щающие речевую коммуникацию и избавляющие тем самым от труда нахождения согласия и риска разногласия.

Рассмотрим подробнее этот важный процесс медиатиза­ции коммуникации. В качестве элементарных побуждающих стимулов в процессах коммуникации можно назвать авто­ритет ' и влияние². При этом авторитет является, скорее, свой — ством самой личности, тогда как влияние связано с облада-

нием ресурсами. Готовность участников коммуникации к со­гласию может быть объяснена авторитетом и влиянием, ко­торыми обладают их партнеры, причем вследствие эмпири­чески или рационально мотивированных оснований. В пер — вом случае к согласию побуждают физическая сила, теле­сная привлекательность, обладание властью или собствен — ностыо и т. п., во втором — признание участниками друг друга в качестве компетентных и ответственных персон, об­ладание знаниями и опытом и т. п. Это значит, что уже в простейших формах коммуникации заложена возможность дифференциации эмпирически мотивированных обяза­тельств, с одной стороны, и рационально мотивированного доверия, с другой.

Далее, медиатизация коммуникативных практик с ее двои -ственным результатом может быть объяснена как такая гене­рализация элементарных стимулов согласия (авторитета и влияния), при которой эта возможность дифференциации становится действительностью. Такие медии, как деньги и власть, основаны на генерализации эмпирически мотивиро­ванных обязательств, тогда как моральное лидерство или про­фессиональная репутация восходят к элементарным формам рационального доверия.

В таком случае, развитие механизмов системной интегра­ции и их отделение от практик взаимопонимания действи­тельно представляет собой актуализацию возможности, им­манентной любой коммуникации. Примитивные, ситуацион­но связанные формы коммуникации непосредственно опре­деляются фоновыми ресурсами жизненного мира. В той мере, в какой прогрессирует генерализация мотивов и ценностей и сокращаются зоны непроблематического, актуализируется потенциал рациональности, заключенный в языковом взаи­мопонимании. Проблематизация традиционных смысловых ресурсов жизненного мира увеличивает потребность в дос­тигаемом (а не предзаданном) согласии, при этом процессы интерпретации требуют все больших усилий и возрастает риск разногласия.

В этих обстоятельствах получают развитие такие медии коммуникации, которые представляют собой генерализацию эмпирически мотивированных обязательств: медии наподо­бие денег и власти символизируют целерациональное исполь­зование исчисляемых ценностей и делают возможным стра­тегическое воздействие на решения других участников ком­муникации. Вследствие того что эти медии (как символичес­кие генерализации ущербов и компенсаций) фактически замещают практики языкового взаимопонимания в их функ-

ции координации действия, смысловые контексты жизнен­ного мира утрачивают свое значение для медиатизирован — ных интеракций.

Общественные подсистемы, обособившиеся благодаря этим медиям, обретают самостоятельность по отношению к жизненному миру. Из перспективы жизненного мира это подчинение действия средствам саморегуляции предстает одновременно как освобождение от издержек и рисков язы­ковой коммуникации и как каузальная детерминация реше­ний в расширившемся пространстве случайности, в этом смыс — ле — как технизация жизненного мира.

С другой стороны, генерализация тех влияний, которые опираются на рационально мотивированное доверие, озна­чает не разрыв с практиками взаимопонимания и смысловы­ми контекстами жизненного мира, а развитие тех средств коммуникации, которые являются техническим условием формирования открытой общественности. В этом смысле письменность, книгопечатание и электронные СМИ марки­руют важнейшие эволюционные инновации техники, посред­ством которых речевые действия преодолевают простран­ственно — временные ограничения коммуникации.

Медиатизация практик достижения согласия означает в любом случае образование все более масштабных комплек­сов интеракций, которые, однако, принципиально различа­ются по своему характеру. Обезмолвленные медии коммуни­кации сплетают интеракции в сложные сети, которые стано­вятся все в меньшей мере прозрачными и подконтрольными для самих действующих субъектов, тогда как медии, конден­сирующие и поднимающие языковую коммуникацию на бо­лее высокую ступень, обеспечивают связь все более масш — табных и разветвленных сетей коммуникации с культурны­ми традициями и их зависимость от действий компетентных субъектов.

В этих противоположно направленных тенденциях заяв­ляет о себе поляризация двух типов механизмов координа­ции действий и глубокое разъединение системной и соци­альной интеграции. С обособлением общественных подсис­тем системные механизмы начинают создавать собственные — нормативно нейтральные — социальные структуры, автоном­ные относительно жизненного мира (правда, они все еще сохраняют минимальную обратную связь с повседневными коммуникативными практиками через базовый институт граж — данского права). Причем разъединение системной и социаль­ной интеграции не означает, что между ними устанавлива­ется отношение однонаправленной линейной детерминации:

скорее стоит говорить о возможности детерминирующих воздействий в обоих направлениях. Те институты, которые укореняют экскоммуникативные регулирующие механизмы в жизненном мире, способны канализировать как воздействия жизненного мира на формально организованные области дей — ствия, так и воздействия системы на коммуникативно струк­турированные сферы. В первом случае они выступают как институциональные рамки, подчиняющие сохранение систе­мы нормативным ограничениям жизненного мира; в другом — как базис, подчиняющий жизненный мир системным детер­минирующим воздействиям материального воспроизводства.