Ньюпорт. (Пашка. Взгляд со стороны). 9 страница

Так получилось, что общая неразбериха и порой паника среди штабных управленцев, исключила Мамстром из списка предупреждённых об отказе высокотехнологичных боевых систем и о временном запрете на полёты.

 

Рано утром, ещё затемно, освистав турбореактивными двигунами акустически замкнутое пространство ангаров, машины выкатились на взлётную дорожку под беспокойное брюзжание офицера службы наземного контроля базы, по поводу барахлящей аппаратуры связи и навигации. Пробежав по бетонке, самолёты вполне благополучно взлетели. Пилоты рассчитывали, идя на крейсерской скорости навстречу солнцу, через два с небольшим часа, достигнуть условного места встречи с заправщиками, и уже в светлое время суток произвести дозаправку в воздухе.

Лейтенант-коммандер ВМС США Лэрри Макконелл, наблюдая за синтезированным компьютером изображением на поляризированном забрале шлема, переходя с режима на режим, сразу заметил красные маркеры предупреждения.

- Кларк, - вызвал он ведомого, - у нас потеря сигнала со спутника. Идём автономно!

- Понял командир, - прозвучал лаконичный ответ, - включаю инерционную систему.

Макконелл поднял забрало, переводя управление на дублирующий жидкокристаллический широкоформатный экран. Общая обстановка отображалась на поликарбонатной передней часть лобового стекла. Лейтенант оценил достоинства новейшей разработки – дисплейного шлема, через который лётчик видит самолёт словно насквозь, с соответствующей информативностью и управлением, но разработка была ещё «сырая». По крайней мере, лично у Макконелла - в шлеме постоянно потела голова.

Полёт проходил нормально, несмотря на коммуникационный сбой, но Макконелла не оставляло тревожное чувство. Поначалу он грешил на, пусть и спланированную, но всё равно неурочную побудку и как следствие – недосып, при этом в голове мутным осадком висел какой-то не досмотренный сон, который сразу улетучился, тем не менее, оставив неприятное воспоминание.

Все эти очевидные и лежащие на поверхности оправдания дурного настроения Макконелла абсолютно не успокоили. Скорее наоборот, он вдруг явственно осознал, что сработал его особый «звоночек», неоднократно предупреждавший и спасавший его от различных неприятностей, а порой и похлеще, закрепив за ним среди коллег прозвище «везунчик».

И недаром он называл его «звоночек», потому что это было действительно похоже на череду предупреждающих звоночков. Вот и сейчас! Пропала связь и ориентация GPS, а у него словно что-то тренькнуло в голове, накатило липкой волной, как тогда - в небе Ирака. И он почувствовал, как вспотели ладошки. Однако никакого продолжения не последовало и его быстро отпустило.

 

- Первый «звоночек», - почти прошептал Макконелл.

Тогда в Ираке они в паре с ведомым выполняли обычное патрулирование в заданном квадрате. Условия почти «тепличные»: ПВО противника полностью подавлена, в небе абсолютное господство и контроль ВВС США, и они - самоуверенные и беспечные, нагло утюжили чужое небо!

Всё произошло быстро. В голове панический зазудело. Именно панически, потому что он бесконтрольно врубив форсаж, бросил самолёт вправо в нисходящее скольжение. Это его и спасло. Возмущённо заорал, не ожидавший такого выкрутаса, сидящий в тандеме второй пилот, бортовые системы уже верещали об атаке противника, запоздало разорялся в наушниках дежурный офицер радиолокационного контроля. Но тяжёлый «Томкэт» вяло реагировал на вираже, и вся надежда была на скорость, вдавливающей перегрузкой в кресло, и лишь метрономом бухали секунды в надувшихся венах и мелькали цифры набора скорости на приборном дисплее.

Он не услышал взрыва ракеты, просто почувствовал, как машину тряхнуло. Только после этого он вспомнил о ведомом. Паника прошла, но попытки вникнуть в эфирную трескотню были грубо прерваны - в одном из двигателей начался пожар.

 

Как потом ему объяснили уже на базе, одинокий иракский «МиГ» появился на радарах совершенно неожиданно, вероятно взлетев с одного из секретных подземных аэродромов. К американским самолётам он подкрался почти вплотную с кормового сектора, умело прижимаясь к земле. Но две пущенные с малой дистанции Р-73 завершились на ведомом Макконелла, а самому Макконеллу, уже успевшему удрать на порядочное расстояние, иракский пилот вдогонку пустил Р-27. Две или одну, операторы достоверно сказать не могли, но одна точно, среагировав на бесконтактный датчик, повредила правый двигатель стержневыми осколками.

А вот экипаж ведомого F-14 не успел даже катапультироваться. Пилотов собирали по кускам… ну кто там этим должен заниматься. А этот сука иракский пилот, отстрелявшись (наверняка неспроста, а по наводке стартонувший со своего укрытия) благополучно ушёл в Иран.

Естественно никто Макконелла не обвинял. Все прекрасно понимали, что против «двадцать девятого МиГа» в ближнем маневренном бою и более серьёзные воздушные бойцы имели мало шансов на победу, а уж тяжёлому «Томкэту» тягаться и вовсе нереально.

 

Макконелл тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания, подтянул лямки кислородной маски, ещё раз проверил натяжение привязных ремней, поёрзал в кресле удобней устраиваясь – лететь-скучать ещё как минимум два часа. Он ещё раз проверил каналы связи, но перекинулся парой слов лишь с диспетчером покинутой базы.

Два навороченных «Лайтнинга» поднялись на высоту восемь тысяч метров над сплошным облачным покровом, подставив плоскости под мерцающий свет звёзд.

Через двадцать пять минут они пересекли границу штата, продолжая полёт уже над Южной Дакотой.

- У нас через полтора часа рандеву с заправщиком, а мы до сих пор не восстановили канал, - проворчал в переговорное устройство Макконелл.

- Целых полтора часа! – Легкомысленно протянул ведомый.

 

На геостационарной орбите японский спутник телекоммуникаций и связи системы СОМЕТS (регистрационное обозначение 1998-013А), работая на обыкновенную широкополосную ретрансляцию, послал череду коротких импульсов. При этом задействовав в работу программу официально не предусмотренную разработчиками.

 

F-35 «Лайтнинг» – наиболее «электронно-электрически» насыщенный самолёт в истории ВВС США, не мог остаться безучастным к такому любовному вниманию возбуждённого и возмущённого электромагнитным полем пространства. Спустившись с холодного космоса, невидимые глазу волны лизнули по плоскостям, покрытым спецкрасителями с содержанием РПМ[325], обрушились на разночастотные приёмники, скользя меж плотно подогнанных панелей, проникая в хитросплетения аппаратуры.

 

Ведомый Макконелла - лейтенант Кларк не успел даже вякнуть в эфир – в аварийной ситуации компьютеризированный бортовой комплекс автоматически принял решение о катапультировании, минуя желания человека.

Сам лейтенант-коммандер частично ограничил контроль компьютера. От неожиданности лишь дёрнулся, крепче схватившись за ручки управления – в глазах рябило красными огоньками аварийно мигающих систем, даже речевой информатор, казалось, путался и сбивался, докладывая о повреждения:

«Отказ электрогидростатического привода…, повреждение управления левого стабилизатора…, падение тяги двигателя… » и ещё чёрт знает что, чего он до конца и не успевал дослушать. Макконелл и без того чувствовал, что машина выходит из-под контроля.

«Вот оно…!»

На вестибулярный аппарат лётчика навалилась невесомость и ощущение падения в пропасть - высота за мгновенья опустилась до трёх километров. Он попытался вызвать ведомого или базу, но эфир отозвался лишь диспетчером базы национальной гвардии в Небраске. Примерно прикинув последние данные о местоположении, лейтенант понял, что туда однозначно не дотянуть.

Макконеллу удалось развернуть машину, но понимая, что вернутся на базу не удастся, он принял решение садить машину – благо ей оборудованные аэродромы не нужны.

Подрагивающей рукой он нажал на кнопку сброса запасных топливных баков – чем чёрт не шутит, вдруг при посадке не выдержат крепления подвески, а в баках больше чем две трети. Взгляд автоматически зафиксировал – приборы показали облегчение машины.

В мозги капал отсчёт высоты, скорости и теперь какого-то чёрта критический запас горючего, при том, что топливные баки внутри планера вот только включились в систему подачи.

Горизонт ужасающе быстро разбегался вширь. Макконелл перевёл рычажок управления вектором тяги в положение переходного режима, пытаясь рулями подправить переваливающуюся с крыло на крыло машину. Скорость быстро снижалась, но бешено мелькавшие цифры на дисплее, заметно умерили свой бег – резкое падение удалось остановить. Неожиданно из мрака много левее мелькнул ярко-контрастный купол парашюта.

«Кларк»! – Пролетело в голове у Макконелла.

Внизу темень – вся надежда на приборы, горизонт покраснел и кажется, что под самолётом - рыжая с грязно-серыми проплешинами земля. Скорость! Высота! Пора!

Он перешёл в режим зависания. Управлять самолётом на околонулевой скорости неожиданно оказалось легче. Подрабатывая педалями, управляя по рысканью и крену он окончательно успокоил машину, медленно прибирая газ, почти приземлившись, как вдруг, даже сквозь наушники он услышал смену тональности реактивного свиста - двигатель самопроизвольно, плавно, но всё же несоизмеримо быстро убрал обороты, перестав удерживать машину на реактивной струе поворотного сопла.

Вентилятор вертикальной тяги за спиной продолжал работать, и самолёт, проседая на хвост, сильно ударился задними стойками о землю.

Довольно мощные шпангоуты за кабиной F-35 выдержали ударную нагрузку при посадке, самолёт резко опустился на носовую стойку, которая тоже устояла. Макконелла бросило вперёд, он едва не хряснулся о приборы лицом – удержали ремни, но в глазах потемнело.

Движок заглох. Лейтенант, вспотевший и измученный, откинулся в кресле, прислушиваясь, как продолжает гудеть за спиной вентилятор.

Попытки связаться с базой окончились ничем. Он стянул шлем и пощёлкал кнопками, тумблерами, выключая бортовую аппаратуру и подсистемы самолёта. Вентилятор перестал гудеть, продолжая уже едва слышно авторотировать. Макконелл достал из кармана мобильный телефон, вставив батарейку (приходилось полностью обесточивать устройство, что бы оно ни как не повлияло на работу электроники) – «нет зоны покрытия».

- Дьявол!

Подняв фонарь, Макконелл сразу вдохнул запах керосина, разгорячённого двигателя и, как ему показалось, сухости и пыли.

Наконец он осмотрелся. Хотя смотреть пока ещё было не на что – это сверху видно отдалившийся горизонт, а на поверхности восток только покраснел, однако в полумраке угадывалось раскинувшееся вширь пространство, поросшее, судя по ветру и шелесту сухой травой или кустарником.

«Ну конечно, - подумал, глотнув собравшуюся слюну, лейтенант, - Южная Дакота – пустошь».

Боковым зрением он увидел взвившуюся в небо ракету и, повернувшись некоторое время в ступоре смотрел на неё, пока она не

упала, потухнув – с западной стороны снова воцарился мрак.

«Кларк! Живой»! – Наконец, сообразив, оживился Макконелл.

- Бог ты мой, чего же это я, - и завозившись, достал из ящичка свою ракетницу. Отстегнув ремни и кислородное оборудование, привстав в кресле, он выстрелил вверх, обозначив себя напарнику. Далее, лениво порывшись, достал оттуда же полётные карты, компьютерные распечатки и запасную обойму к пистолету, распихав всё по карманам полётного комбинезона.

Перекинув ноги через кокпит, тихо ругнувшись и посетовав на отсутствие лесенки, неловко уцепился за борт кабины руками, свесившись вниз ногами, кулем свалился на землю.

 

Вокруг действительно росла чахлая травка. Привыкнув к виду самолёта, стоящего твёрдо на бетонке аэродрома, Макконелл посмотрел на неестественную для его глаз картину - машина стояла в темноте, словно притаившийся крылатый призрак и смотрелась нереально на фоне непривычного пейзажа. В то же время, слегка накренившись на правое крыло - как то беспомощно.

В небо прочертилась новая ракета. Проводив её взглядом, Макконелл, побрёл в сторону гаснувшего огонька.

За те полчаса пока он шёл, солнце уже вырисовывало ему какую-то неприглядную и унылую картину: бумажный и пластиковый мусор, автомобильные покрышки, вдали виднелись дощатые или обшитые пластиком постройки-развалюхи, остовы ржавеющих автомобилей. Подходя ближе, он понял, что сооружения являются жилыми – на бельевых верёвках болтались тряпки, перед лачугами на небольшой поляне торчало кривое дерево с разноцветными лоскутами на ветвях, появились люди и несколько человек собрались в кучку. Даже на таком расстоянии слышался собачий гвалт.

- Вот дьявольщина! Мы умудрились хряпнуться прямо на территорию индейской резервации, - догадался Макконелл.

«Пьянство, безработица и преступность», - сразу пришло ему на ум. Лейтенант и сам не заметил, как проверил – на месте ли пистолет. Однако выпячивать оружие не стал. Вспомнился анекдот рассказанный индийским пилотом во время учений по авиационной подготовке (DACT) «Коуп- Индия - 2004».

Уже после учений и разбора полётов они сидели в баре с индийскими лётчиками, и кто-то из сослуживцев Макконелла пошутил о его внутреннем голосе, предупреждающем об опасности. Индийцы поулыбались и один из них рассказал презабавную хохму, точнее, как сам оговорился рассказчик, это был примерный пересказ русского анекдота про ковбоя, попавшего в плен к индейцам.

« … - это конец? – Вопрошал у внутреннего голоса несчастный ковбой, окружённый пёстрой воинственной толпой краснокожих.

- Нет! – Проникновенно отвечал тот.

- А что делать?

- Убей вождя!

Ковбой послушно поднимает «кольт» и всаживает в вождя все пули:

- А теперь?

- А вот теперь тебе конец!»

Смуглый белозубый индус с таким забавным акцентом произнёс последнюю фразу, что Макконелл тогда от души рассмеялся. Теперь примеряя возможный вариант к своей ситуации, он почувствовал лёгкий холодок, прошедший по спине.

 

За этими воспоминаниями он приблизился к постройкам. Небольшая кучка людей стояла к нему спиной и видимо была увлечена беседой, потому что удалось подойти достаточно близко, пока на него не налетели совершенно беззлобные псы, облаявшие чужака скорее для острастки и мгновенно вернувшись на короткий окрик.

Макконелл прекрасно знал что «краснокожие» имеют не красную кожу[326], а просто смуглую, но в свете алеющей зари, повернувшиеся к нему лица отливали медью. На бандитов и пьянчуг аборигены не были похожи, но их чуждость сразу была заметна.

«На среднестатистического американца они не тянут уж точно», - брезгливо подумал Макконелл. Никто не улыбнулся, все замолчали, напряжённо уставившись на пришельца. Тишину нарушали собаки, устроившие шумную свару в пыли неподалёку, да выползшие, не смотря на раннее утро полураздетые дети, начавшие издавать тонкие возгласы, с любопытством разглядывая чужаков.

Макконелл изобразил на лице самую дружелюбную улыбку, чуть подавшись вперёд, однако, вдруг за мрачными местными жителями разглядел коротышку Кларка – улыбка мгновенно сползла с лица лейтенанта. То, что Макконелл увидел - ему не понравилось: индейцы припёрли напарника к стенке лачуги, обступив со всех сторон. Лицо Кларка было разбито, кровь размазана по щекам, гермокостюм порван, под мышкой лётчик сжимал свой дражайший многофункциональный шлем.

- Что тут происходит, чёрт побери! – Макконелл, не смотря на царившее напряжение чувствовал себя вполне уверенно: во-первых – он был вооружён, во-вторых – в конце концов, они в Соединённых Штатах, не смотря на то, что какие-то там индейцы объявили о своей независимости[327], - Кларк, что с тобой случилось?

- Неудачная посадка, сэр, - подал голос ведомый, выходя на встречу Макконеллу, слегка двигая плечами застывших индейцев. Подойдя к командиру, он стал чуть позади него, словно прикрываясь.

- По-моему, у нас проблемы, - прошептал он.

Макконелл выбрал на свой взгляд самого представительного аборигена и, обращаясь непосредственно к нему, вежливо произнёс:

- Я лейтенант-коммандер ВМС США Лэрри Макконелл. Мы потерпели аварию. Вы не могли бы предоставить нам телефон, чтобы мы могли дозвониться до командования?

- Бесполезно командир, - прошептал сквозь зубы Кларк, – я уже их просил – они не дают телефон.

- У нас нет никаких коммуникаций, - глухо произнёс абориген и резко повернул голову в сторону.

Проследив за его взглядом, военные увидели пылящий в сторону посёлка автомобиль.

- Врут что связи нет, - снова из-за спины, словно суфлёр, произнёс Кларк, - вызвали кого-то. Это точно.

- Ждём, - через плечо, коротко бросил Макконелл, понявший, что видимо действительно едет какой-нибудь местный вождь.

Ждать пришлось минут десять, во время которых лейтенант, не церемонясь, разглядывал аборигенов, впрочем, как и они его. Посматривал он и на чумазую, но забавную ребятню, тоже не сводившую с него чёрных глазёнок, да на разошедшихся не на шутку собачек, устроивших свою незатейливую свадьбу. Однако, приглядевшись на заскакивающих друг на дружку пёсиков, он вдруг понял, что все как на подбор – кобельки.

«Вот, же, - усмехнулся лейтенант, - мать-природа, а всё туда же»!

Подкатив, пикап резко затормозил, распугав четвероногих блохастых извращенцев. Из машины вышли два человека.

- Во как вырядился, - присвистнул Кларк – один из прибывших был в обычной ветровке и джинсах, зато второй не смотря на, опять же, практичные джинсы, нарядился во что-то традиционное, ещё и напялив на голову убор из перьев – точно вождь.

«И как он только в нём в машине ехал»? – Удивился Макконелл. Он хотел сходу изложить свою просьбу, но вождь жестом прервал его, с такой властностью и величием, что лейтенант невольно заткнулся.

- Вы незаконно вторглись на территорию племени, - ровным голосом начал индеец. Лицо краснокожего оставалось невозмутимым, даже глаза не выдавали его эмоций.

- У нас произошла авария, - встрял Макконелл, - один самолёт разбился…

- Осквернили своими горящими железками, священные земли, - продолжил вождь, указав рукой в сторону, - разрушили Длинный Дом[328].

- Правительство возместит ущерб, - снова забормотал Макконелл, - «господи, куда мог грохнуться самолёт Кларка»?

- Вы – бледнолицые, разрушаете мир, - теперь индеец не старался скрыть своё презрение, - в угоду своей алчности, разрушаете нашу жизнь.

- Командир, может ему денег дать, - подал голос Кларк. Он выдвинулся вперёд и, протягивая зажатые в руке шелестящие бумажки, развязно произнёс, - эй, ты ряженый, да ни одна твоя халупа не стоит и ста баксов. Вот тебе пятьсот, и шёл бы ты со своими священными местами.

Сухое морщинистое лицо вождя превратилось в застывшую маску, в негодовании он замер словно каменный идол. Среагировал стоящий рядом с ним более молодой индеец – видимо боец или охранник. Макконелл даже не увидел его движения, но Кларк, коротко хрюкнув, отлетел назад метра на три. Зелёные бумажки разлетелись, мягко опустившись на песок.

- Стоп, стоп! – Умиротворяюще подняв руки, закричал лейтенант, пятясь, отступая назад.

Старик-вождь поднял руку, коротко отдав команду на своём языке, остановив надвигающихся на американцев людей. В этот момент, прямо за спиной Макконелла, сухо щёлкнул выстрел – один из местных упал.

- Чёрт возьми, Кларк, - оборачиваясь, закричал лейтенант – его ведомый лежал на земле, судорожно сжимая пистолет, водя им из стороны в сторону, совершенно не заботясь, что дуло порой направленно и на Макконелла, - ты с ума сошёл!

В тот же миг в его глазах померк свет - его стукнули чем-то по голове.

 

Очнулся лейтенант от холода и тупой боли в области затылка. Попытавшись протянуть руку к больному месту, он, находясь ещё в лёгком ступоре, и не сразу сообразил, что связан. Ещё через секунду он понял, что с него стащили комбинезон и полётную куртку, оставив в одних брюках. Зашевелившись, он обратил на себя внимание - смуглые, глазастые и крикливые дети заголосили, вызывая взрослых.

Его грубо, не обращая на возмущённые крики, угрозы и ругань куда-то потащили. Чёртовы детишечки противно верещали, норовили бросить в него камень, но пару раз попав в конвоиров, были изгнаны, и, разбежавшись, продолжали пищать с почтительного расстояния.

Макконелл попытался объяснить подталкивающим его вперёд индейцам, что его сослуживец был не прав, и его наверняка осудят, а их (бравых пилотов) обязательно будут разыскивать, и им (невеждам и грубиянам) стоит быть повежливее, иначе будут неприятности.

Вдруг до него донёсся грохот. Вся небольшая процессия (пленник, конвоируемые и голожопая мелкота) остановилась, смотря в сторону, откуда доносились новые взрывы – в небо взметнулся чёрно-оранжевый гриб.

«Самолёт! – Догадался Макконелл, - они сожги самолёт! Безумцы»! – Ему только теперь стало страшно. В голове набатом бил тревожный сигнал.

 

Видимо они пришли – на большой поляне собралось всё племя – человек сто пятьдесят. Большинство надели свои традиционные одежды, перед глазами рябило от ярких орнаментов, перьев и тотемов.

Посередине поляны стояло два наспех вкопанных деревянных столба. К одному из них был привязан полуобнажённый Кларк. Макконелла подтащили ко второму столбу, завели руки за бревно, и туго, словно нарочито больно, стянули верёвками. В центр поляны, напротив пленников, вышел вождь и под одобряющие вопли толпы, стал выкрикивать что-то на своём языке. Речь была не долгой. В конце, вождь племени добавил на английском, вероятно что бы было понятно пленникам:

- Вы - белые люди пришли на нашу землю с пустыми словами на дешёвой бумаге[329], что бы прогнать нас и убивать, травя наши тела своей едой и питьём, травя наши души алчностью, разлагая нравственно. Теперь пришло время восстановить справедливость, - он указал рукой на восток, - неспроста на вас свалилось справедливое возмездие! Это начало вашего конца!

Вождь махнул рукой, отдавая команду трём индейцам, стоящим наготове с жуткими на вид ножами.

Макконелл скосив глаза, видел, как они величаво подошли к Кларку – бедный офицер закатил глаза, шевеля губами. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

Один индеец схватил его за стриженую голову, второй резким движением ножа - провел вокруг.

Дикий крик боли, как резко резанул по ушам, так и скоро оборвался – американский пилот, потеряв сознание, безвольно повис на верёвках.

Один из палачей поднял руку с кровавым ошмётком скальпа и прошёлся по кругу. Толпа дружно завизжала, закричала победные кличи, кто по пояс обнажённый, кто разодетый в цветастые одежды, размалёванные в боевой раскрас, потрясая огнестрельным оружием и даже копьями и томагавками.

«Господи, - тоскливо подумал лейтенант, - куда я попал! Это же дикий запад. Господи, мне всё это снится, это кино»!

Макконелл с надеждой посмотрел в небо, но вертолётов со спасателями не наблюдалось.

«Это не кино»! - Выплыло в мозгу, обрёченно и затравленно.

Лейтенант-коммандер ВМС США Лэрри Макконелл, награжденный двумя медалями ВМС «За заслуги», двумя медалями ВМС «За достижения», бомбивший Сербию и Ирак, заваливший в небе Ирака два вражеских самолёта, вдруг почувствовал, как предательски защипало в носу и на глаза накатываются тяжелые капли. Мутное сквозьслёзное изображение прорисовывало две страшные фигуры, медленно и неотвратимо приближавшиеся теперь и к нему.

« А вот теперь тебе конец!» - Голосом далёкого поклонника Брахмы пронеслось в голове.

 

Нью-Йорк.

 

После подрывов домов небо заволокло пылью, разогнав с низких высот вертолёты. Кто-то там ещё пыжился - стрёкот и гул на больших высотах продолжал слышаться, но ниже никто не рисковал опускаться.

Потерявшие инициативу и ориентировку рейнджеры, оказавшиеся без поддержки с воздуха, без адекватной корректировки полевых штабов оказались не готовы к такому повороту событий, зажимаемые со всех сторон, в большинстве неся большие потери, откатывались назад. Многие наслушавшись страшилок командиров об отрубленных головах, припёртые к стенке, остервенело огрызались. Но в целом, интенсивность боёв имела очаговый характер, а к вечеру обе противоборствующие стороны выдохлись, постепенно прекращая огневые контакты, расползаясь зализывать раны. В городе иногда раздавался треск автоматных очередей, редко на большой скорости проносился вертолёт. День остался за японцами: повсюду на улицах Нью-Йорка серыми запылёнными сугробами застыли американские танки, машины пехоты, ну и конечно трупы.

 

Пашку ещё немного знобило, в голове шумело, хотя предательская слабость в ногах уже прошла.

С такой прогрессией через сутки о болезни можно было бы совсем забыть, но американцы обстреляли госпитальное судно на Ист-Ривер, возникла угроза затопления, и раненых пришлось срочно эвакуировать.

Ему дали какие-то стимуляторы и, оценив как «ходячего», без церемоний припахали помогать персоналу и морякам.

Носилки с тяжелоранеными он, конечно, не таскал, посильно впрягаясь в коробки с лекарствами и нетяжёлое медицинское оборудование.

«Шустро они меня на ноги поставили, - топая по трапам корабля, вяло подметил Пашка, - хотя, если учесть что японские эскулапы активно используют современные трофейные медицинские препараты (и неплохо в них разбираются) это не удивительно. А много ли надо молодому телу Мацуды неиспорченному антибиотиками, чтобы остановить воспалительные процессы? Это я помню в свою бытность после очередного посещения какой-нибудь женской студенческой общаги, бегал по знакомым медсёстрам с ампулами бициллина-3, потом бициллина-5».

 

Персонал и пациенты с «Хикава Мару» спускались под землю на одной из станций метрополитена. Далее их, разместив по вагонам метрополитена, перевозили в развёрнутый под землёй госпиталь.

Дважды на секунды вырубалось электричество, но состав продолжал упрямо двигаться, пока на полчаса не застрял на какой-то промежуточной станции. Некоторое время горел аварийный свет, но потом и его выключили. Тут же замерцали карманные фонарики, офицер руководивший переброской задёргался, попытался связаться с батальонным начальством. Раненые и персонал госпиталя не роптали, но становилось душно, вентиляция не работала, а некоторые солдаты, несмотря на запрет тихо покуривали. Наконец освещение моргнув, резануло по глазам. По вагонам прошёл вздох облегчения.

Пашка увидел в зале станции группу солдат и офицеров, на носилках тащили новых раненых, в стороне сидели на полу связанные пленные американские пехотинцы. Вниз спустились ещё японские солдаты, волокли какие-то ящики, заметно суетился командовавший ими офицер. Вдруг его окликнули (уже научился, как собака дёргаться на запомнившиеся согласные).

- Мацуда?

На него смотрел боец с сержантскими нашивками, лицо было совершенно неузнаваемое – лишь горели глаза, да белым сверкали зубы.

Пашка нехотя спрыгнул на перрон, подошёл ближе, ну точно - Савомото! Два чёрных глаза не мигая смотрят с худого грязного запылённого лица.

- Савомото-сан ты?

Чёрные глаза становятся вдруг меньше, превратившись в едва заметные смеющиеся щелочки, бескровные, в ниточку, губы растягиваются в улыбке. Сержант молча кивает.

- Ты что? Наверху всю грязь собрал? – Пашка, покопавшись в амуниции, достал осколок зеркала, протянул товарищу, - полюбуйся на свою физиономию.

Но долго пялиться на себя сержанту не дали – подскочил лейтенант. Глаза злые, колючие, лицо круглое, припорошенное белой пылью, смотрится как театральная маска. Савомото, спрятал зеркало в карман, вытянулся.

- Сержант! Бери своих людей, грузите взрывчатку!

Скользнув взглядом по расхлябанной фигуре матроса, офицер махнул рукой, увлекая за собой сержанта, указывая на другой путь – там стояло что-то вроде ремонтного открытого вагона. Вокруг уже бегали солдаты, затаскивали ящики и мешки, сваливали их внутри у торчащего крана-блока.

Сержант, не успев толком ничего сказать, припустил в указанном направлении. Лейтенант продолжал отдавать распоряжения, коротко перебрасываясь фразами с Савомото, косился в сторону Пашки. Потом быстро вернулся назад.

- Матрос! Ты с госпитального поезда?

Пашка утвердительно кивнул.

- Я смотрю, ты вполне боеспособен, а у меня людей не хватает, - офицер прервался, развернувшись в пол оборота и заорал в сторону своих подчинённых, подгоняя, отдавая ещё какие-то распоряжения.

Пашка, хоть и стоял расхистаный, кстати до сих пор в кроссовках, сподобился изобразить подобие стойки смирно. Офицер был явно слишком строг, и не очень ему понравился, но и ехать с ранеными ему порядком осточертело, тем более что он уже себя вполне сносно чувствовал.

- Так что, матрос? Сержант хорошо о тебе отзывается, поступишь в его распоряжение.

- Разрешите я заберу свои вещи, - быстро принял решение Пашка.

 

Техничка, двигалась не на электродвигателе, а тихо урчала дизелем, поэтому участившееся обесточивание ей не угрожало. Путь показывал американец из работников метрополитена. Ехали они не скоро, зачастую едва ползя, казалось время остановилось в тёмных кишках тоннелей, и попадающиеся освещённые или погружённые в таинственный мрак тёмные станции всеми воспринимались с некоторым облегчением. На одной станции Пашка удивлённо наблюдал стоящие аккуратно в ряд японские танки.

Как ему кратко объяснил сержант, по основным направлениям американцев остановили и заставили отступить, но пехотинцы морского десанта зацепились в некоторых кварталах и оказывают ожесточённое сопротивление. Какие-то спецгруппы по подземным коммуникациям прорываются в тыл японским войскам, наводят шороху и снова исчезают в туннелях. Теперь командование перекрывает все линии метро, взрывает или устраивает засады.