Ньюпорт. (Пашка. Взгляд со стороны). 10 страница

- Проклятые морпехи, - Савомото наконец умылся и разглаживая всклоченные волосы, рассказывал, - как жахнули небоскрёбы, рейнджеры улепётывали, а где и пачками сдавались в плен. А эти засели в туннелях, ведут бешенный огонь, и от куда у них столько боеприпасов? Наши застращали пару местных из работников. Те обещали провести техническими туннелями. А я так думаю подорвать всё или затопить к бесам и дело с концом. Не нравится мне в потёмках тут ползать, давят на меня тонны земли, что сверху. Как-то это по-научному называется…?

- Клаустрофобия, - подсказал Пашка.

- Да, фобия проклятая.

 

Наконец они прибыли до пункта назначения – из глубины тоннеля слышалась стрельба, редко ухала пушка. Солдаты спрыгивают с вагона, под окрики лейтенанта начинают выгружать ящики. Здесь чувствуется лёгкое движение воздуха. Можно было бы сказать, что ветерок приятно шевелит волосы, забирается через воротник под форменную куртку, но всё портит периодически накатывающийся запах гари и ещё чего-то незнакомого, скорей всего чисто из технической специфики подземной железной дороги.

- Здесь близко выход на поверхность, мы уже произвели подрыв одного ответвления, минёры у меня неопытные, переусердствовали с взрывчаткой, произошёл обвал, теперь имеем ещё один выход на поверхность, - поясняет встречающий их капитан, - привезли взрывчатку?

Лейтенант быстро отрапортовал, офицеры отдали распоряжения, забрав пленных специалистов и переводчика, зашелестели картами на импровизированном столе из ящиков.

Лейтенант через пять минут подозвал Савомото, и они с капитаном стали ему втолковывать его задачу.

 

И снова они с Савомото в паре. Загружены не сильно, да и из стрелкового оружия – трофейные самозарядные винтовки, выглядящие не особо надёжно, но зато компактные и лёгкие из-за обилия пластмассы в узлах. Был у них недостаток - отсутствие автоматического боя, но Пашка рассчитывал в замкнутом пространстве тоннелей использовать пистолет-пулемёт.

В этом ответвлении тоннеля особо чувствуется сквозняк и запах сожжённой взрывчатки. Темень, фонарик Пашки совсем здох, света едва хватает, чтобы тупо ступал по следам, оставляемым Савомото на толстом слое пыли. У того местный, современный на светодиодах, яркий, но тоже почти бестолковый - мельтешит впереди белым пятном.

Вскоре они стали спотыкаться о куски бетона и керамической плитки с кусками цемента. Путь дальше был завален, но выше показался просвет, в туннеле царил пыльный сумрак.

- Отверстие действительно небольшое, и всё держится на честном слове, - навскидку оценил сержант, после беглого осмотра, - взрывчатки много и не надо, внизу рванём, всё и обвалится. Расставив несколько мелких зарядов веером, отмотав детонирующий шнур метров на тридцать, шаркая подошвой, скорее по привычке присыпая чёрную полоску пылью, он торопливо вернулся к дыре в потолке и к куче обломков под ней.

Пашке не пришлось особо напрягаться ему помогая. Он и услышал первым шаги в стороне.

- Там кто-то есть!

Сержант замер, прислушиваясь, по совиному вытаращил глаза в темноту. Затем пригнувшись, резко потным комком продвинулся в сторону опасности во мрак. Раздались резкие, приглушённые звуки тумаков по человеческой плоти, короткие вскрики. Через минуту японец выволок за шкирку безвольное тело. Осветив фонариком, Пашка увидел закатившиеся от страха белки глаз мужчины с холёным лицом, аккуратными чёрными усиками. Рот пойманного широко открывался, он задыхался и неразборчиво тонко по-женски бормотал на английском. В ноздри ударил запах приторных духов, мочи и алкоголя.

- Чего это от него так сладко воняет благовоньями? – Савомото брезгливо облапил пленного на предмет оружия, - а-а-а, понял! Женоподобный мужеложец.

Пнув пленного ногой в голову, он отошёл в сторону. Американец откинулся, широко распластав руки, голова неестественно опрокинулась.

- Ты его наверно убил, - Пашка равнодушно потрогал тело носком кроссовка.

- Америка очень богатая страна. Очень большое население. Но дух этих варваров ослабел, их пульс стал похож на женский, - Савомото кивнул на валяющееся тело, - поэтому мы их и бьём.

Сержант спокойно взглянул на свои наручные часы, сел на крупный обломок, доставая пачку с сигаретами:

- Времени у нас ещё вагон, можно покурить. Будешь?

- Ты ж вроде бы не курил? – Без особого удивления спросил Пашка.

- Ещё мальчишкой баловаться начал, а потом бросил, в сорок четвёртом. Сидели почти без снабжения на проклятом острове. Лило порой как из ведра и то, что было из курева - размокло к бесам от сырости. А тут припекло – потянуло.

- Долго же ты не курил….

- Да не очень…, - сначала не понял Савомото. Потом до него дошло и он хохотнул, - ну да, более полувека…

Он затянулся и невольно скривился:

- Местные. Американские. Сначала селитрой воняет, а потом ничего, арома-а-тные! Смотри, она сама тлеет, её даже затягивать не надо! Оценил? Но слабые, сволочи. Не накуришься.

- Да знаю я, - Пашка лениво отмахнулся, развеяв сигаретный дым, - не, не, не буду.

Вообще, в своё время я курить не начал из-за протеста. Все мальчишки из района стали потихоньку форсить цигарками, а я не хотел как все.

Зато в армии…, на флоте, - он поправился, - своя специфика - доставаться стало от мичмана. Все на перекур, а он (мичман): «Мацуда не курит, пусть продолжает медянку драить», или ещё чего придумает.

- Ну и закурил бы, - ухмыльнулся Савомото, щерясь от попавшего в глаза дыма, - скажи уж, что тебя просто командир невзлюбил.

- А на самом деле, от курящих одни проблемы. То пеплом натрусят, то окурки разбросают, о дыме я уже не говорю, ночью в засаде демаскировка от огня сигарет. А ещё знавал я одних по жизни гражданской, соседи мои. Молодожёны. Стенки в доме были тонкие, слышимость прекрасная. Мало того что спать по ночам не давали, так ещё с утра ругаться начинают – с вечера всё выкурят, а проснутся - у них ломка, вот и скубутся - кто за сигаретами пойдёт. Такое, скажу тебе, непрактичное удовольствие!

Естественно Пашка вспоминал именно свою прошлую жизнь, потому, как говориться, «базар фильтровал». Но на разговор вдруг пробило…, даже сам удивился.

«Как ни крути оказаться хрен знает где, в чужом теле, на войне под пулями - это определённо давит психологически. А сержант…, по сути, на данном куске суши я, кроме Савомото, никого толком и не знаю. Привык я к нему слегка - почти свой. Даже не смотря на то что иногда мне, наверное, было бы проще понять инопланетянина».

- Скажи Савомто-сан, а ведь я для тебя весьма странный тип?

Савомото долго не отвечает, лишь изредка затягивается, с сомнением поглядывая на огонёк.

- Прежде чем высказать человеку своё суждение о нём, следует подумать, в состоянии он его принять. Людям всегда проще подозревать и обвинять, чем довериться и добиться ответного расположения.

- Ты рассуждаешь как старик.

- Скажу – более того.

Пашка проницательно посмотрел на вдруг ставшего загадочным японца:

- А тебе не кажется, что всё, что происходит с нами и вокруг нас нереально?

- Ха, да твоему вопросу завтра исполнится тысяча лет….

- А ответ?

- Всё в этом мире лишь кукольное представление….

- Но в пределах одного вдоха нет места иллюзиям, - закончил за него Пашка.

- Можно и так, - Савомото хотел ещё что-то добавить, но неожиданно замер поднял руку с тлеющей сигаретой:

- Тихо!

Для них наступила условная тишина, которую нарушал лишь лёгкий свист сквозняка и отдалённый гул канонады. У Пашки словно обострился слух, он уставился в оранжевое мерцание окурка, наблюдая, как медленно тает, шипя тлеющим табаком, сигарета.

- Я ничего не слышал.

Сержант, молча, нервно замахал рукой, призывая уходить в сторону. И сам тихо, стараясь не зацепиться за куски арматуры и бетона, мелкими шажками засеменил в темноту. Пашка хотел просто отползти за большой кусок бетонного блока, но Савомото характерными жестами показал: «Уходим»!

Теперь сверху действительно послышались шорохи осыпающегося мусора, что-то шлёпнулось на цементные обломки и пыль. На какое-то время воцарила тишина, потом, опустилась верёвка, чёрной змеёй закручивая в кольца лишние метры. Американский солдат быстро спустился, закреплённый за трос в районе пояса, оставляя руки свободными для оружия, стоял на полусогнутых ногах, водя стволом, осматриваясь в прибор ночного виденья, шепча в микрофон рации доклад об обстановке.

Пашка потянулся к концу детонирующего шнура, но сержант округлил глаза, замотал головой, требуя обождать.

- Пусть опустятся все, откроем стрельбу – в суматохе боя они не увидят горящего шнура, - на самое ухо прошептал он.

- Если раньше этот гад не увидит наших зарядов.

- Не должен, я по привычке всё маскировал, - в руке Савомото появился огрызок пистолета-пулемёта.

Пашка в досаде понял, что пробраться к вещмешку, где покоиться его скорострельное оружие не сможет, потому приходилось полагаться на одиночные самозарядки.

Вдруг закряхтел гражданский, для американского военного это было неожиданно, он резко развернулся – из длинного увенчанного глушителем ствола, вырвался короткий огонёк пороховых газов. Звук выстрелов был хоть и приглушён, но в полной тишине было чётко слышно клацанье затвора и цоканье гильз на бетонной крошке.

- Профи! - Прошептал Савомото, - как начнут спускаться остальные, постарайся как можно незаметней и тише поменять позицию, а то накроют нас здесь обеих сразу.

 

Американец осмотрел убитого, в этот момент стали спускаться остальные бойцы спецподразделения. Командир в досаде сплюнул, обнаружив убитого гражданского, подземелье наполнилось шикающими командами, солдат, смотрящий в маленький экранчик, прикреплённый к автоматическому оружию, вдруг направил ствол в сторону укрывающихся врагов, предостерегающе в полголоса известил товарищей об опасности.

Пашка сразу же открыл огонь, стараясь вести его как можно более бегло, часто нажимая на курок, выплёвывая хлопками одну за другой пули, почти не замечая слабой отдачи, лязгающего затвора, сухо звякающих об пол гильз.

Савомото приложил к наискось срезанному бикфордову шнуру спичку и с силой провёл тёркой по серной головке. Вокруг засвистели ответные пули. Спичка сломалась не загоревшись, вполголоса ругаясь, сержант достал другую - снова движение тёркой. Вспышка загоревшейся серы! Пошло! Бикфордов шнур, выплёвывая пламя, тихо шипит, укорачивается, огонёк скользнул за укрытие, стал теряться под пылью и мелким мусором. Савомото, выставив ствол, не высовываясь под швыркающие пули, открыл неприцельную стрельбу. Американцы прекрасно ориентировались по позициям противника, но пули лишь высекали искры и фонтанчики пыли, а гранаты применять они осторожничали – по потолку разбегалась сеть трещин, изредка отрывались куски облицовки, шлёпая на пыльный пол.

Савомото отсчитывал секунды, и уже думал, что где-то произошёл обрыв или потух огненный бегунок.

Кто-то из американских солдат увидел в ИК-прибор приближающуюся светящуюся дорожку, увенчанную яркой головкой, но не успел предупредить товарищей - на некоторую неуловимую долю секунды всё озаряет ослепительная режущая глаза вспышка, взрыв сотрясает воздух подземелья, давит на уши, следуют ещё две вспышки (заряды взорвались не одновременно). Американский огонь захлебнулся, засыпанный обломками и пылью, густое облако докатилось и до Пашки, заставив чихать и отплёвываться. Сверху над головами подозрительно затрещало, вниз сорвалось несколько камней. И вдруг произошёл обвал позади, добавив новой пыли и совершенно лишив видимости. Коротко пальнув в сторону заваленных американских солдат, сержант упёрся фонариком в густую взвесь в поиске пути отхода.

- Ни черта не вижу! – В его голосе засквозило отчаяньем.

- По-моему сквозит. Пыль тянется…, - Пашка на четвереньках сунулся вперёд к чернеющему пятну, - посвети сюда! Рискнём?

- Рискнём!

Сержант нырнул в дыру, Пашка следом, быстро перебирая руками и ногами.

Ход тесный, за шиворот сыпется мусор, бетонная крошка. Впереди сопит Савомото, ему тяжелее, он более коренастый. Сзади слышится возня (кто-то из американских солдат уцелел), долгая очередь – куда бьёт не понятно, к ним не долетело.

Ход длиною метра три-четыре, а кажется, что ему конца и края нет. Пыль забивает носоглотку, по лбу стекает пот, щипает глаза, ботинки сержанта, маячившие перед носом исчезают, вдруг провалившись вниз, вниз съезжает и Пашка. Савомото уже на ногах. Вокруг черно, но пыли поменьше и луч фонаря режет замкнутое пространство белым мельтешением. Слышаться выстрелы - впереди идёт бой, но туннель изгибается, воруя свет и звуки.

- Выбрались! Бегом вперёд, я сейчас! – Орёт Пашка.

Он срывает чеку с гранаты и горизонтально, на уровне бедра броском отправляет её в лаз. Срывается следом за сержантом. Сзади ухнуло, эхо прокатилось по туннелю, добежала взрывная волна обдав пылью. Обернулся, но в темноте ничего не было видно.

Страх нового обвала гонит их вперёд на звуки стрельбы. После мрака вспышки выстрелов ослепляют. Свет врывается в расширенные зрачки, широко разбегаясь по сетчатке глазного яблока.

Пашка едва не споткнувшись, встревает в чьё-то тело, его хватают за горло, слышится английская речь. Отчаянно бьёт зажатым в кулаке кинжалом (точней мечём - этим коротким шин-гунто), слышится хрип, он сам получает чем-то твёрдым в лицо – клацают зубы. Снова вспышки выстрелов, он валится на пол с противником, тыкая остриём, попадая всё время во что-то твёрдое, жирные пальцы скользят по его лицу, пытаясь зацепиться за нос, глаза. Наконец, лезвие находит мякоть, входя по самую рукоятку, взвизгнув, враг изгибается дугой, мелко дрожит, затихает.

- Мацуда, ты где? – Голос сержанта хриплый, он тяжело дышит, постоянно пытаясь скашливать накопившуюся в горле пыль.

- Спички есть? – Пашка оказался придавлен грузным американским солдатом.

- Фонарик! Сейчас!

Слышится сопение, шуршание одежды, щёлкает включатель.

- Чёрт побери! – Оба зажмуриваются, постепенно, сквозь ресницы, впускают белую светодиодную резь в слезящиеся, чешущиеся глаза.

Пашка вспоминает – у него тоже есть (правда не ахти какой) фонарь, и даже фляга воды. Горло просто раздирает от жажды. Он, путаясь в карманах и висящем на поясе снаряжении, пытается найти и то и другое.

- Ты чего, ранен? – Сержант порывается ему помочь. Увидев флягу, выхватывает её, крутнув ладонью крышку, блаженно припадает к горлышку.

- Присосался, оставь мне, - наконец фонарь найден, тычет сержанту прямо в лицо. Из носа у него течёт кровь, размазанная по щеке вместе с грязью. Слабый световоё луч скользит вниз – убитый американец с открытыми глазами, пулемёт, всё вокруг забито отстрелянным гильзами.

- Здесь всё! – Получив свою порцию воды, Пашка уже не смотрит вокруг.

- Пошли! – Сержант хлопает матроса по плечу, пытается узким лучом охватить большее пространство, поднимает за ремень оружие, идёт на приглушённые, редкие выстрелы.

Пашка приподымается и чувствует вдруг, что правая нога прилипла к земле.

- Что за чёрт! – Пятно света выхватывает побелевшую от пыли спортивную туфлю – самый носок слегка надорван, видна крохотная дырочка. Он хочет поднять ногу и не от боли, а только от мысли о ранении в голове у него идут круги.

- Савомото! – В пальцах ноги кажется, что-то липкое. Теперь и вся конечность онемела. В глазах мелькают серые стены туннеля, мёртвый америкос, гильзы, контрастные тени обломков бетона. Пашка ползёт на локтях вслед за ушедшим товарищем. В глазах опять круги. Стрельба впереди усиливается, взрывы гранат. Стиснув зубы, он ползёт дальше. Попадается ещё один американский пехотинец – лежит, перегородив дорогу, ноги вывернуты буквой Х, видны рифленые подошвы здоровенных ботинок, он с трудом переползает через него. Рядом лежит ещё один, поджав ноги под живот – этот ещё тёплый. Мелькают мутные разводы вспышек выстрелов – тягуче долетают звуки. Он чувствует, что сил больше нет. Вытягивается, ждёт. Появляется белое пятно лица. Еле разлепляя губы, он шепчет:

- Сержант, ты?

- Ранен? – Голос почти неузнаваем.

- Есть немного.

- Рядовой! Иди, помоги! Санитар есть?

Окрик, поначалу громкий, в конце затихает, а потом и вовсе пропадает. Сознание на миг покидает Пашку. Потом снова в глазах появляются белые, красные круги, одно на другое находит, вдруг в нос бьёт запах нашатыря. Круги исчезают. Вместо них лицо. Чёрные взлохмаченные волосы, расстёгнутый ворот, смеющиеся тёмные глаза.

- Узнаёшь, матрос?

Выше появляется вытянутое лицо капитана.

- Что с ним?

- Ранение пустяковое – сорвало ноготь с мизинца, крови почти не натекло, видимо он после госпиталя ещё не оклемался, - сержант продолжал нависать над Пашкой.

- Напоить его горячим кофе, и сахара побольше, - резко бросил капитан - раненый его уже не интересовал, - сержант! Что у вас произошло?

- Спецгруппа. Спустились на тросе в дыру. Увешанные оружием и приборами. Но мы всех положили. Или завалили при подрыве.

- А у нас дела совсем плохи, - зло говорит офицер, - моя рота накрылась. Ваш лейтенант убит. Второй батальон неизвестно где. Боеприпасов мало. Один туннель к станции метро завалило, выход наверх перекрыли морпехи противника. Есть ещё какие-то технические проходы, но местные гражданские работники убиты. Карта есть? У меня ничего не осталось. Ни карты, ни планшетки, ни связного, ни связи с командованием. Три фонарика, включая ваши, и у тех вот-вот сядут батарейки. Американцев видимо поджимают сверху, вот они и ломятся в туннели. Прямо на нас. Кстати, у них что-то с их электронными приборами, прут с фонарями.

 

Послышались торопливые шаги – все повернулись на шум, ощерившись оружием. В темноте появилось пятно света. Потом разглядели низкорослую фигуру и успокоились – по росту можно было определить кто свой, кто чужой. Солдат, весь перемазанный, на форме едва различимы нашивки младшего капрала, лицо в саже, в руке дрожит, бросая хаотично лучи, тусклый фонарик.

- В соседнем помещении почти всех перебило, - он с трудом переводит дыхание, - там пулёмётный расчёт был, так и пулемёт осколком повредило. По-моему…, - он растерянно переводит глаза с сержанта на капитана.

- Что – «по-моему»? – Почти кричит офицер, - сколько у нас там людей осталось?

- Я… не знаю…

- «Не знаю», - перекривляет капрала капитан. Казалось, что он сейчас его ударит, - никого не осталось!

Слышно, как у выхода из метро сухо пощёлкивает одиночная винтовка. Потом стрельба приняла интенсивный характер.

- Сейчас они снова полезут и сомнут нас.

- Надо обшарить мёртвых американцев, - предлагает сержант, - у нас, ещё должен быть прибор ночного виденья. Матрос, ты трофей сохранил?

Сидевший в стороне Пашка, жевал кофейные зёрна с сахаром и чувствовал себя гораздо лучше. Он кивнул, но сразу сообразив что его не видно, подал голос:

- Посвети, я попробую наладить эту штуковину.

После недолгой возни (всё унифицировно и уже почти привычно) он поднял оружие к лицу.

- Чёрт возьми, мы у них через такой прицел все как на ладони.

- Ты идти-то сам сможешь? – Побеспокоился Савомото.

Пашка привстал, опёршись на раненую ногу, ойкнул, но вполне сносно, прихрамывая, проковылял метра четыре.

- Болит, но думаю…

Вдруг сверху раздалась серия взрывов, затрещали выстрелы автоматического оружия.

- Разойдёшься, - перебил его капитан, - всё, они прошли минные ловушки. Всем подъём, забрать всё оружие и боеприпасы.

Они почти уже скрылись в тоннеле, обернувшись, сержант увидел мелькание света от фонариков противника. Вскинув автомат, он выпускает короткую очередь. Сзади ему вторят капитан и капрал, долбя грохотом выстрелов по ушам. Американцы откатываются за угол. Что-то орут.

- Прекратить! - Капитан опускает оружие, щёлкают затворы. Видно как один из раненых морпехов пытается переползти. Сержант коротким плевком свинца его укладывает. Он так и застывает на четвереньках, потом медленно валится на бок, скребя ногами, накрыв телом свой же фонарик, и больше в той стороне ничего не видно и не слышно – отряд японцев удаляется вглубь метрополитена.