Проблема установки и теория внимания Д. Н. Узнадзе

Человек воспринимает либо прямое воздействие со стороны процессов самой действительности, либо воздействие словесных символов, представляющих эти процессы в специфической форме. Человек не всегда подчиняется непосредственно актуальной действительности, большей частью он реагирует на ее явления лишь после того, как он преломил их в своем сознании, лишь после того, как он осмыслил их.

В основе нашего поведения, развивающегося в условиях непосредственного воздействия окружающей нас среды, лежит установка. Возникает вопрос: играет ли установка какую – либо роль в плане вербальной действительности?

Для того чтобы получить ответ на этот вопрос, необходимо в качестве исходного пункта использовать проблему внимания, точнее, проблему осмысленности этого акта.

Для того, чтобы остановиться на чем – либо, чтобы обратить на него внимание, необходимо, чтобы оно уже было нам дано в какой –то степени. Но чтобы это было возможно, т. е. для того, чтобы, что – нибудь было нам дано, необходимо, необходимо, чтобы мы уже обратили на него свое внимание.

Есть случай, в котором наша мысль работает, в частности, воспринимает ряд явлений, без всякого участия нашего внимания, т. е. воспринимает явления, которые на это раз лишены ясности.

В основе традиционного понимания внимания лежит неосознанная мысль, что работу человеческой психики следует полагать в двух различных планах, из которых в одном она протекает без участия внимания, а в другой – с его прямым участием. Ясность и отчетливость в обоих случаях бесспорна. Эти планы работы сознания действительно имеют место и для понимания психической жизни на различных ступенях ее развития необходимо учитывать это обстоятельство.

Два плана работы нашей психики.

В обычном акте нашего поведения мы находим наличие двух отдельных, существенно различных планов деятельности нашей психики – плана «импульсивной» и «опосредованной» психики.

1. План импульсивного поведения. Спецификой его психологически являются в первую очередь непос­редственность, включенность субъекта, как и его актов, в процесс поведения, безостановочная абсорбированность и того и другого им. Для того чтобы яснее представить себе эту специфику импульсив­ного поведения, нужно вспомнить о так называемой инстинктив­ной деятельности животного или же о привычной, механизирован­ной активности человека.

Нет сомнения, что в этих случаях акт отражения соответствую­щих отрезков действительности имеется налицо и субъект отража­ет эту последнюю не во всей ее целостной совокупности, не во всех деталях, а лишь в определенной части ее агентов, имеющих непосредственное отношение к целям поведения. Кроме того, он отражает их достаточно ясно для того, чтобы они могли сделать­ся действительными факторами в процессе его поведения. Вставая утром с постели, человек должен выделить платье или обувь из числа окружающих его вещей, должен достаточно ясно воспринять их, чтобы одеться и обуться. Это совершенно необходимо для него, но и вполне достаточно в определенных, обычно протекающих усло­виях его жизни. Ибо бесспорно, что всякая целесообразная дея­тельность предполагает факт отбора действующих на субъекте агентов, концентрацию соответствующей психической энергии на них и достаточно ясного отражения их в психике.

И содержание сознания, вро­де образов восприятия, и отдельные акты деятельности, включен­ные в процесс импульсивного поведения, характеризуются особенностью, исключающей всякую мысль об обусловленности их акта­ми внимания: они возникают и действуют лишь для того, чтобы немедленно, без всякой задержки уступить место стимулированным ими последующим актам, которые, в свою очередь, также безос­тановочно делают то же самое. Импульсивное поведение протекает под знаком полной зависимо­сти от импульсов, вытекающих из сочетания условий внутренней и внешней среды.

Все поведение, как бы и где бы оно ни возникало, определяется воздействием окружающей действительности не непосредствен­но, а прежде всего опосредованно — через целостное отражение этой последней в субъекте деятельности, т. е. через его установку. Отдельные акты поведения, в частности вся психическая деятель­ность, представляют собой явления вторичного происхождения.

Следовательно, в каждый момент в психику действующего в оп­ределенных условиях субъекта проникает из окружающей среды и переживается им с достаточной ясностью лишь то, что имеет ме­сто в русле его актуальной установки. Это значит, что - то, чего не может сделать внимание, мыслимое как формальная сила, ста­новится функцией установки, являющейся, таким образом, не толь­ко формальным, но и чисто содержательным понятием.

Таким образом, становится понятным, что в условиях импуль­сивного поведения у действующего субъекта могут возникать до­статочно ясные психические содержания, несмотря на то, что о на­личии у него внимания в данном случае говорить не приходится. Мы видим, что это может происходить на основе, установки, опре­деляющей деятельность субъекта вообще и, в частности, работу его психики. На основе актуальной в каждом данном случае ус­тановки в сознании субъекта вырастает ряд психических содержа­ний, переживаемых им с достаточной степенью ясности и отчет­ливости для того, чтобы ему—субъекту—быть в состоянии ори­ентироваться в условиях ситуации его поведения. Правда, ясно и отчетливо переживаемыми становятся в этих условиях лишь те стороны или моменты, которые имеют непосредственное отноше­ние к ситуации данного поведения. Поэтому луч ясности и отчет­ливости направляется в ту или иную сторону, на тот или иной момент ситуации, не по произволу субъекта. Он находится в за­висимости от условий, в которых рождается и, быть может, фик­сируется действующая в данный момент установка. Само собой понятно, что в этом случае речь может идти лишь о сравнительно простых ситуациях, на базе которых рождается и с успехом раз­вивается соответствующая этим условиям установка.

2. План объективации. В случае усложнения си­туации, необходимой для разрешения задачи, поставленной перед субъектом,— в случаях возникновения какого-нибудь препятствия на пути. Поведение здесь уже не может протекать так же гладко и беспрепятственно, как это бывает при импульсивной деятельно­сти. При появлении препятствия наличный, очередной акт пове­дения, наличное отдельное звено в цепи его актов уже не могут у человека, как обычно, возникнув, немедленно уступить место следующему за ним и стимулированному им акту поведения, так как препятствие касается как раз процесса этой стимуляции. В результате этого поведение задерживается, и звено, так ска­зать, вырывается из цепи актов поведения. Не вызывая более по­следующих актов, оно перестает быть на некоторое время одним из звеньев цепи и становится психологически предметом, объек­том, имеющим свое самостоятельное, не зависимое от условий ак­туально протекающего поведения существование и свои особенно­сти, которые предварительно нужно осознать для того, чтобы сно­ва использовать это звено целесообразно, снова включить его в процесс поведения.

Итак, при возникновении препятствий поведение задерживает­ся на каком-нибудь из актуальных звеньев. Например, обуваясь, я чувствую, что «нога не лезет в обувь», но я не окончательно прекращаю поведение, направленное на обувание, а лишь задер­живаю его на некоторое время: я останавливаюсь, прекращаю осуществлять в своих действиях акты обувания. Зато возникает новая форма поведения: обувь, образ которой я получил в резуль­тате ее восприятия, включенного в акты процесса обувания, не будучи в состоянии стимулировать и направлять удачный, в дан­ном случае достаточно целесообразный, акт обувания, становит­ся сейчас для меня самостоятельным объектом, особенности кото­рого я должен осознать для того, чтобы быть в состоянии обуть­ся, и я начинаю снова воспринимать обувь; она становится пред­метом, на который направляются мои познавательные акты,—я начинаю ее воспринимать с разных сторон, сопоставлять замечен­ные мной особенности, размышлять о возможной обусловленности замеченного мной неудобства, быть может, именно обстоятельст­вом, которое бросается в глаза. Словом, на почве идентифицирования обуви начинается процесс специально познавательного отношения к предмету, отношения, отвлекающего от интересов не­посредственного практического применения каждой из отмечен­ных мной особенностей, начинается процесс элементарного теоре­тического, а не непосредственного, практического поведения.

Таким образом, вследствие усложнения ситуации процесс им­пульсного психике в процессе осуществляющих­ся актов поведения, может обратиться в самостоятельный для ме­ня объект, может включиться из непрерывной цепи актов практи­ческого поведения и сделаться предметом моего повторного наблюдения, стать объектом, на который я направляю деятельность своих познавательных функций с тем, чтобы получить более де­тальное и более ясное его отражение, необходимое для целесооб­разного завершения задержанного процесса моего поведения.

В результате этого акта поведение поднимается на более вы­сокий уровень - на уровень опосредствованного познавательными актами, освобожденного от действия непосредственных импульсов поведения. Словом, поведение в этих условиях поднимается на уровень специфически человеческих актов, качественно отличаю­щихся от всего того, что может дать в обычных условиях своего существования то или иное животное.

Этот специфический акт, обращающий включенный в цепь дея­тельности человека предмет или явление в специальный, самостоя­тельный объект его наблюдения, можно было бы назвать коротко актом объективации.

Таким образом, объективация не создает объектов, они сущест­вуют в объективной действительности независимо от наших актов, а обращает наличные объекты в предметы, на которых мы кон­центрируем наше внимание или, говоря точнее, которые мы объек­тивируем.

Если приглядеться к этому процессу, то можно будет сказать, что наше поведение, которое было включено в цепь последова­тельных актов отношения к действительности, как бы «освобож­дается» из этой цепи, «выключается»- из нее и становится само­стоятельным и независимым процессом. Решающую роль в этом процессе «освобождения» поведения, поднятия его на более вы­сокий, истинно человеческий уровень играет, несомненно, акт объ­ективации — акт обращения звена в цепи в самостоятельный, не­зависимый предмет, на который направляются усилия наших по­знавательных функций. Но нет сомнения, что это и есть акт той самой задержки, остановки, фиксации, который мы наблюдаем в условиях работы специфического состояния, известного под назва­нием «внимания».

Следовательно, внимание по существу нужно характеризовать как процесс объективации—процесс, в котором из круга наших первичных восприятии, т. е. восприятии, возникших на основе на­ших установок, стимулированных условиями актуальных ситуаций поведения, выделяется какое-нибудь из них; идентифицируясь, оно становится предметом наших познавательных усилий и в результа­те этого—наиболее ясным из актуальных содержаний нашего соз­нания.

Таким образом, акт объективации является специфическим со­стоянием, свойственным человеку,— состоянием, которого лишено животное и на котором по существу строится все преимущество человека над этим последним, строится возможность нашего ло­гического мышления.

Нам необходимо специально отметить наличие обоих этих уров­ней психической жизни—уровни установки и уровня объектива­ции. В то время как первый из них является специфическим для всякого живого существа (в частности, в определенных условиях и для человека), второй представляет собой специальное достоя­ние лишь этого последнего как существа мыслящего, строящего основы культурной жизни, как творца культурных ценностей.

Если приглядеться к первому уровню—уровню установки, то нетрудно увидеть, что жизнь на этом уровне представляет собой безостановочный поток ряда изменений, неустанное становление нового: она не знает ничего повторяющегося, ничего тождествен­ного. Здесь, в плане установки, основным принципом действитель­ности является принцип становления, исключающий всякую мысль о неизменяемой тождественности явлений. Мы видели выше, что действительность отражается в психике лишь в тех своих отрез­ках, которые необходимы для развития потока деятельности, на­правленной на удовлетворение актуальных потребностей живого организма. Сама же эта действительность или какая-нибудь из ее сторон остается целиком за пределами внимания субъекта, она не является его объектом, не является предметом, специально об­ращающим на себя его взоры.

Другое дело второй план этой действительности, обусловлен­ный принципом объективации, свойственным лишь этому плану. Как только действительность сама начинает становиться объектом для человека, она выступает из ряда факторов, непосредственно обусловливающих поведение человека, и становится самостоятель­ным предметом, на который направляется внимание субъекта: ина­че говоря, она объективируется.

На этой основе вырастают мыслительные акты, направленные по возможности на всестороннее отражение объективированной, таким образом, действительности.

В отличие от отражения в плане установки здесь, в плане объ­ективации, мы имеем дело с отражением, построенным на основе логического принципа тождества, необходимого для регулирования актов нашей мысли.