Номер Скалли, отель «Аппалачи»

Роли, штат Северная Каролин

Ноября 1994

Вечер

 

Приехав через час в отель, Скалли села на стул и уставилась на зашторенное окно в состоянии, близком к прострации. Перед глазами мелькали лицо отца и лицо приговорённого к смерти, слышался голос Боггза: «Ты понимаешь меня, Старбак?» В ней боролись здравый смысл и желание услышать если не голос отца, то хотя бы его слова, его послание… Кто этот Боггз – лжец или медиум? У неё не было ответа. Она не могла верить. Но хотела.

Стук в дверь заставил её вздрогнуть.

– Скалли, это Малдер, – послышался голос из коридора.

Скалли медленно поднялась и подошла к двери. Открыла. Её напарник был здорово возбуждён.

– Я только что услышал, что семья Хоули опознала браслет, – прямо с порога начал он. – Склад обыскивают дюйм за дюймом, но пока что ничего не нашли. Вообще-то, я надеялся найти тебя на месте преступления.

Скалли, не глядя в сторону Малдера, вновь уселась на стул.

– Боггз признался? – спросила она.

– Нет-нет-нет, – почти пропел Улыбающийся Малдер. – Битых пять часов он транслировал нам, что говорят духи. Через три часа я просил его призвать душу Джимми Хэндрикса, чтобы тот сыграл песню «Над маяком». Знаешь, этот парень уже двадцать лет мёртв, но тем не менее играть он ещё умеет.

– Я им соврала, – порывисто встав, почти зло сказало Скалли. – Я не сказала полицейским, почему я полезла в этот склад. Не было ничего подозрительного.

Улыбка сползла с лица Малдера.

– В таком случае, как же ты его нашла? – тихо спросил он.

– Боггз сказал, что всё будет именно так. Я случайно увидела некоторые приметы места, которые он описал, – и нашла.

Малдер сокрушённо покачал головой:

– Я же тебе сказал, что Боггз – никакой не медиум.

– Я не искала специально, – огрызнулась Скалли. – Я просто наткнулась – и всё!

– Именно этого Боггз и хотел! – чуть ли не заорал Малдер. – Может быть, он тебя подставлял, и если бы всё прошло немного по-другому, то ты сейчас была бы мертва! – Он шумно выдохнул. – А врать-то было зачем?

Скалли упрямо наклонила голову:

– Я подумала, что, с учётом обстоятельств, так будет гораздо лучше.

– На самом деле ты не хочешь, чтобы в протоколе было зафиксировано, что ты веришь прорицаниям Боггза. Контора могла бы ждать чего-то подобного от ненормального Призрака, но не от Даны Скалли.

Дана повернулась и взглянула напарнику в лицо.

– А я-то подумала, тебе будет приятно, что я поверила в запредельные возможности, – вызывающе сказала она.

– Но почему сейчас, после всего, что мы видели? – расстроено спросил Малдер. – Почему Боггз?

Скалли не ответила. Фокс устало плюхнулся на стул, теперь уже он смотрел на напарницу снизу вверх.

– Это как-то связано с твоим отцом? – тихо спросил Призрак.

Скалли помотала головой. Она чувствовала тугой комок в горле, мешающий говорить. Боясь, что в глазах блеснут слёзы, рвущиеся наружу, она отвернулась от напарника.

– Твоему отцу не нравилось, что ты пошла в ФБР, – продолжал Фокс. – Мне кажется, работа заставляет тебя чувствовать вину. И вообще, тебе нужно ненадолго отойти от дел.

Скалли нахмурилась и с недоумением поглядела на него.

– У тебя затуманено сознание, ты не можешь трезво рассуждать, – пояснил Фокс. – И поэтому подвергаешься опасности.

– Я люблю свою работу.

– Но ты любишь и своего отца, – грустно сказал Малдер.

Скалли отошла в противоположный угол комнаты. Сжав кулаки, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Дана, – мягко произнёс Малдер, не поворачиваясь к ней, – доверять запредельным возможностям можно только тогда, когда тебе говорят правду. Что касается Лютера Боггза – верить не советую. Что касается твоего отца – подумай как следует.

Малдер поднялся и направился к двери, но остановился на полпути.

– Лютер Ли Боггз – величайший лжец на свете, – сказал он. – Я знаю, что он работает с сообщником извне и что они подбросили все эти улика. Нам нужно быть очень осторожными, планируя следующий ход, потому что он просчитывает на пять ходов вперёд. Единственное преимущество, которое у нас есть, – приговор.

С этими словами Малдер положил перед Скалли газетный лист. Один из заголовков гласил: «Проверена исправность газовой камеры для Лютера Ли Боггза».

Пробежав заметку, Скалли с сомнением поглядела на напарника. Тот лишь невесело ухмыльнулся.

 

Уитакер, штат Северная Каролина

Ноября 1994

Вечер

 

– Где ты была?

Сильвия лениво распечатала пачку «Салема».

– Не всё ли тебе равно? – ответила она вопросом на вопрос и, вытащив длинными, покрытыми ярко-красным лаком ногтями сигарету из пачки, закурила. Эти, казалось бы, ничего не значащие жесты дышали скрытым вызовом. Даже ногти были накрашены лаком именно того цвета, который Шон О’Лири просто ненавидел. «Только проститутки и дуры феминистки – что в принципе одно и то же – пользуются таким дурацким цветом», – ворчал иногда О’Лири, увидев ногти ярко-красного цвета у кого-нибудь из подруг Сильвии. Жена тактично молчала, делая вид, что не слышит, но знала мнение Шона. И О’Лири мог поклясться, что Сильвия нарочно накрасила ногти, чтобы позлить его. Да и макияж был вызывающим.

– Я тебя спрашиваю – где ты была? – накаляясь, повторил О’Лири.

Сильвия выдула струйку дыма в его сторону. Это было откровенным оскорблением, и Шон стиснул кулаки.

– Я уже ответила, – произнесла его жена лениво. – Я же не спрашиваю, где бываешь ты. Даже если я где-то и с кем-то, то это только потому, что ты тоже время зря не теряешь.

– Да? – изумился О’Лири. – И что же ты тогда делаешь в этом доме?

– А не всё ли равно, где снимать угол – здесь или в каком другом клоповнике?

Шон тяжело задышал и придвинулся к Сильвии ближе.

– Тогда будь любезна создать хотя бы видимость порядка в доме и хоть изредка мыть холодильник, – сквозь зубы проговорил О’Лири, пытаясь сохранить остатки самообладания.

Женщина подняла подведённые брови:

– Ты думаешь, мне нравится жить в свинарнике? Но как только я прикасаюсь к чему-либо или заглядываю в холодильник, твоя мамаша начинает учить жизни. Меня уже тошнит то этого дерьма…

И тут Шон ударил её. Женщина отлетела в сторону и осталась лежать неподвижно. О’Лири замер. Он впервые в жизни ударил человека вот так, всего лишь из-за движения чувств, в ярости, без малейшей угрозы для себя. Ему приходилось, конечно, драться в юности. Но тогда его могли жестоко избить, покалечить или даже убить. И в тюрьме он нередко пресекал сопротивление заключённых ударами дубинки, но делал это спокойно, выполняя служебные обязанности.

«Чёрт возьми, – подумал О’Лири, глядя на неподвижное тело жены, – уж не убил ли я её?»

Шон наклонился над женщиной и увидел, как дрогнули её веки. Сильвия ломала очередную комедию, что она очень любила делать и в лучшие годы их семейной жизни. Но на сей раз у неё получалось не слишком удачно.

О ‘Лири наклонился ещё ниже, почти вплотную приблизив лицо к лицу жены.

– Ещё раз скажешь подобное в адрес моей матери, – тихо проговорил он, – и я тебя убью.

– Нет, бедный Шонни-малыш, те ничего не сделаешь мне больше, – почти проворковала она, – потому что ты обыкновенный тюфяк.

Шон поднял руку для нового удара, но, взглянув в глаза жены, обречено выпрямился и отступил на шаг назад. А Сильвия громко расхохоталась. Словно выталкиваемый этим хохотом, О’Лири выскочил за дверь, сбежал по лестнице, схватил в прихожей куртку и вылетел на крыльцо. Не услышав тревожного оклика матери, Шон уселся за руль своего «доджа», трясущейся рукой включил зажигание, передачу и помчался подальше от этого дома.

 

Центральная тюрьма