Штат Северная Каролина. Женщина раскачивалась всем телом, совершая тазом вращательные движения

Ноября 1994

Женщина раскачивалась всем телом, совершая тазом вращательные движения, но лицо её оставалось практически бесстрастным, она продолжала равнодушно жевать резинку. Да и О’Лири, верхом на котором она сидела, был далёк от пылкой страсти. Он подцепил эту проститутку в надежде забыться, но ни женщина, ни пинта «Белой лошади» не помогали. О’Лири словно раздвоился. Части его «я» находилась не здесь и не сейчас.

Перед глазами вновь предстали события трёхдневной давности. Тогда Шон дежурил в ночь. В камере Боггза вышла из строя видеокамера. Срочно вызвали дежурного техника, а заключённого перевели в камеру для допросов и оставили под присмотром О’Лири. Первые минут двадцать Боггз сидел в углу, сжавшись и нахохлившись, как мокрый воробей. Потом пристально поглядел но О’Лири. Смотрел долго и внимательно, Шону аж стало не по себе.

И тут заключённый замурлыкал ту самую ковбойскую песенку, регулярно добавляя в припев пятую строку, отсебятину: «Я узнал тебя, бедный Шонни-малыш».

О’Лири вздрогнул. А Боггз, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания, бормотал что-то малоразборчивое себе под нос. Но Шон прислушивался, и его трясло. Заключённый бессвязно рассказывал некоторые истории из его, Шона О’Лири, жизни. И про то, как Шон в четырнадцать лет до полусмерти отделал чернокожего парня из уличной банды бейсбольной битой, и про фиаско с Мэри-Линн Догерти, и про то, как погиб отец.

А потом Шон словно отстранился от происходящего и увидел самого себя, стоящего в холле своего дома. А на площадке лестницы, ведущей на второй этаж, лежала его мать. И Шон знал, что она мертва. Из уха миссис О’Лири вытекала тоненькая струйка крови, и под головой скопилась лаково блестящая тёмно-красная лужица.

Резкий звук открываемой двери прервал видение. Шон вздрогнул. Сердце его учащённо билось, дыхание было тяжёлым, и он чувствовал, как струйки пота сбегают вдоль позвоночника.

– Что с тобой? – спросил его начальник смены Галлахер.

О’Лири вымученно улыбнулся:

– Всё в порядке. Простыл, наверное, вчера.

– Смотри, – покачал головой Галлахер, – а то могу отпустить со смены.

– Да нет, всё нормально.

Заключённого выводили, он сочувственно посмотрел на О’Лири.

– Бедный, бедный Шонни-малыш, – пробормотал он.

С этой ночи О’Лири, сам того не желая, начал превращаться в маньяка. Он искал и находил – истинные, мнимые ли – доказательства неверности жены. Он начал ощущать угрозу себе и своей матери, исходящую от жены и некоего гипотетического «амиго». Мелкие подробности быта, назойливые воспоминания, случайные слова друзей – всё это только укрепляло в нём уверенность. И наконец – давешний разговор с женой, в котором она ясно дала понять, что неверна ему…

– Эй, милок, – внезапно окликнула Шона проститутка, прекратив свои движения, – тебя, часом, не Пиноккио зовут?

О’Лири оторвался от своих мыслей и недоумённо взглянул на женщину.

– Я тут вкалываю на тебе, потею, а ты лежишь бревно бревном, – пояснила она.

В О’Лири вспыхнула злость.

– Потеешь на мне, говоришь? – свирепо прорычал он. – Тогда придётся попотеть ещё подо мной!

Он обхватил женщину за бока, приподнял и швырнул, как куклу, уложив на лопатки борцовским приёмом. Рыча, навалился на неё и через минуту обмяк.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

Ноября 1994

После полудня

– Губернатор и верховный суд не собираются договариваться с маньяком-убийцей. Особенно с этим, насколько я знаю. Всем известно, что он любой ценой пытается избежать газовой камеры.

Произнеся эти тираду, директор тюрьмы снял очки в массивной оправе и отхлебнул воды из стакана. Скалли, прищурившись, посмотрела на обширную лысину опустила взгляд.

– Да, сэр, – негромко сказала она.

– Единственное, что Боггз от меня получит, – это смерть вовремя. Не более того. Давно пора было его казнить.

Директор захлопнул папку, водрузил на нос очки и поглядел на Дану поверх них, словно говоря: « Разговор окончен». Скалли встала и вышла из кабинета не попрощавшись.

Она долго сидела в машине. Власти не шли на компромисс с убийцей, а он отказывался давать информацию по делу. Тупик.

Минут через двадцать Скалли завела машину и поехала в больницу. Ещё ранним утром она узнала, что Малдер очнулся и жизнь его вне опасности. Но проклятые дела не позволили Дане навестить напарника.

– Привет, – слабым голосом произнёс Малдер, увидев Скалли на пороге палаты. – Что плохого?

– У нас заканчивается время – устало ответила Дана. – Всё ещё нет никаких следов Лукаса Генри. Полиция Роли сказала…

– Неважно, – перебил Малдер. – Что бы ни сказал кто бы то ни было – не верь ему. Боггз придумал всю эту шараду, чтобы отыграться на мне за то, что он сидит в камере смертников. Следующая не очереди – ты.

Скалли пристально поглядела в лицо Фокса.

– А что, если есть и другое объяснение?

– Не слушай ты его, – повторил Малдер. Язык его заплетался. – Ты можешь стать его последней жертвой.

Скалли энергично замотала головой:

– Я должна…

– Принести себя в жертву? – перебил Призрак. – По–моему, на душе Боггза уже достаточно грехов, чтобы отправить его прямиком в ад. Он и без тебя обойдётся.

– Я должна найти мальчишку, – мягко закончила Скалли.

Призрак печально поглядел на неё и отвернулся.

– Я бы очень не хотел, чтобы наше приятное знакомство завершилось так грустно, – невнятно пробормотал он.

Скалли положила руку ему на плечо, чуть сжала пальцы, а потом встала и, не ответив, вышла.

Центральная тюрьма