ЭНЕОЛИТ И БРОНЗОВЫЙ ВЕК 11 страница

І 01

К началу VIII в. власть хазар простиралась до среднего течения Днепра, где в зависимость от них попали восточнославянские племена полян, дреговичей, северян, вятичей и др. До прорыва восточной границы каганата печенегами, ими контролировалась практически вся территория Северного Причерноморья. Не случайно византийский летописец Феофан (вторая половина VIII — начало IX вв.) констатировал: «Хазары, великий народ..., владели всей землей от Понтийского (Черного) моря». Выход хазарских владений на черноморское побережье, прежде всего — на крымское, отразился в названии Черного моря, которое в трудах арабских авторов, например, весьма информированного географа, Ибн Хордабеха (IX в.), фигурирует как «Хазарское».

Экспансия хазар на территории, находившейся в поле интересов Византийской империи не вызвала решительных ответных действий последней. Ведь у Византии и Хазарии были общие недруги — Арабский Халифат и Иран. Они вынуждены были установить даже союзнические отношения для организации обороны своих владений в Закавказье. Однако в конце VII в. хазары предпринимают активные действия против Византии, поддержав борьбу Херсона (средневековое название Херсонеса) с императором Юстинианом П. Через столетие, в конце VIII в., отношения еще более обострились. Хазары начинают захватывать крепости в Юго-Западной Таврике, и это вызывает вооруженное выступление ее населения, известное как восстание под руководством Иоанна Готского, архиепископа, возглавлявшего Готскую епархию*. В состав ее входили районы Южной и Юго-Западной Таврики. Поводом для восстания послужил захват хазарами крепости Дорос, возможно получившей после этого новое наименование — Мангуп. Однако Византия не стала на защиту восставших христиан Готии, ибо лидеры восставших входили в местную иконолочитательскую партию, тогда как и в Херсоне, и, вероятно, на большей части территории полуострова, где сохранялось византийское влияние, всецело доминировала иконоборческая линия. Чтобы понять суть происходившего, необходимо кратко остановиться на ее характеристике.

Иконоборческое движение в Византии вначале имело под собой чисто догматические основы, до VIII в. не затрагивавшие политической жизни государства. Однако, в 726 г. император Лев III, основатель Исаврийской династии, выступил с резким осуждением культа икон, а в 730 г. был обнародован соответствующий запретительный эдикт. Особенно усерд­ствовал в гонениях на почитателей икон преемник Льва, сто сын Константин V (741-775 гг.). Запреты касались культа икон, изображав­ших Спасителя, святых, а также их мощей. Следует отметить, что этот культ получил в ранней Византии огромное распространение. Фактически не конкретным церковным иерархам или храмам и монастырям делались пожертвования верующими, а иконам, за которыми стояли святые заступники и покровители. Идейным обоснованием борьбы с иконами стало рассуждение о том, что икона изображает Христа или только в его человеческой сути, или же в слиянии божественного и человеческого начал. Однако, с позиций официальной догматики, выработанной на

* На полуострове возникли также Херсонская, Сугдейская, Боспорская и другие христианские епархии. Высшее духовенство в них назначалось из столицы Византии — Константинополя.

первом Вселенском соборе (Никея, 325 г.), и то, и другое является ересью. Иконоборцы допускали лишь один вид поклонения — причастие, символизирующее приобщение к плоти и крови Христа.

Конечно, в основе иконоборчества были более приземленные причины, хотя единой точки зрения на них в византиноведении до сих пор нет. Церкви и монастыри, накопившие огромное материальное богатство за счет пожертвовании иконам и мощам, могли рассматриваться как источник средств для содержания армии и флота. В критической обстановке, выз­ванной натиском арабов на юге и славян на севере, даже посягательства на церковное имущество не казалось власти кощунственным. Кроме того, иконоборчество было направлено на укрепление личной власти императоров. Надо отметить, что в конечном итоге императоры Исаврийской династии достигли немалых успехов. Впечатляющим результатом было отражение натиска арабов. Однако, к середине IX в., когда иконопочитанис было восстановлено, об их достижениях постарались забыть. Было уничтожено подавляющее число документов и сочинений иконоборцев. Что касается судьбы Иоанна Готского, то после поражения восстания он был заточен хазарами в темницу, из которой бежал на противоположный берег Черного моря в Амастриду. Здесь он и умер спустя четыре года. Ученики перевезли тело святителя на его родину, в Партенит, где похоронили в церкви основанного Иоанном монастыря святых апостолов Петра и Павла (ныне территория санатория «Крым»).

Не исключено, что к середине IX в. хазары овладели в Крыму большей частью его горной территории за исключением земель, находившихся в непосредственной близости от Херсона (в ЗО є гг. здесь был создан военный округ — фема). Но к концу столетия положение начинает меняться в пользу Византии, которая отбила натиск арабов на своих южных границах. С начала X в. на Крымский полуостров начинают проникать печенеги*, постепенно отвоевав себе степную часть полуострова. Но решающий удар по каганату нанес ок. 965 г. киевский князь Святослав, разоривший ха­зарские города на Дону и Нижнем Поволжье, включая их столицу г.Итиль. Разгром остатков Хазарского каганата в Крыму был осуществлен экспедицией византийского флота, вероятно, в 1016 г. при участии русских воинов во главе со Сфснгом. Часть местного населения в спешке бежала, но часть осталась на полуострове, послужив одной из составляющих при формировании этнически сложного населения средневековой Таврики.

Во всяком случае, с конца XIII в. и вплоть до захвата турками-османами в 1475 г. генуэзских колоний, в их документах и описаниях путешест­венников Крымский полуостров фигурирует под названием Газария.

*«Их набег — удар молнии, их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко от быстроты бегства. На-падая, они всегда предупреждают молву, а отступая, не дают преследующим о них услышать, А главное — они опустошают чужую страну, а своей не имеют... Жизнь мирная — для них несчастье, верх благополучия — когда имеют удобный случай для войны или когда надсмеются над мирным дого­вором. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они счи­таются; число их бесчисленно.» Эти строки, принадлежащие византийскому писателю XI в., можно отнести к любой из волн кочевников, которые, начиная с гуннов (около 375 г.), прокатывались через Северное Причерноморье. Однако конкретно это было сказано о печенегах. Название племени происходит , по-видимому, от тюркского имени Бече (возможно, первый вождь печенежского племенного союза). В степях известны и другие случаи происхождения этнонима от имени первого, нередко легендарного, главы рода, правящего в союзе, например, две ветви турок — сельджуки и османы.

НО

Что касается действий печенегов, то их отношения с крымскими портами в значительной степени обусловливались отношениями с Византией. Они, с одной стороны, вели оживленную торговлю с приморскими крымскими городами, а с другой, по словам Константина Багрянородного, «делали набеги и грабили самый Херсон и так называемые климаты». Византийцы, предотвращая набеги кочевников, постоянно посылали им подарки. Однако в середине XI в. влияние Византии здесь вновь ослабевает, так как империя испытала нашествие турков-сельджуков, а в Северное Причерноморье хлынула новая волна кочевников, половцев-команов*. И с середины XI в. по начало XIIIв., т.е. до момента вторжения в Восточную Европу монголо-татар, Хазария находится в зоне половецкого влияния.

«Пещерные города» и крепости.Крымские горы невелики, они не создавали непреодолимых препятствий для пришельцев, но в то же время могли служить прибежищем для земледельческого населения, поддерживающего мирные контакты с кочевниками. Правда, эти отношения нередко сменялись всплесками военной активности последних. Особенно опасными для горцев были периоды, когда в степях происходила смена населения или политическая переориентация, а это случалось не раз.

* Эти кочевники сохранились в мировой истории под тремя названиями — половцы, кипчаки и команы. Многие авторы древности упоминают о кочевых народах восточноевропейских и азиатских степей, называя их кимаками и кипчаками. Эти два племени были частью союза, состоявшего из семи племен и получившего впоследствии название Кимакский каганат. Часть населения каганата, жившая ближе к центру союза, в Прииртышье, приблизительно в IX-X вв. переходит к оседлому образу жизни. Однако значительная часть входивших в каганат орд продолжает вести кочевой образ жизни. Судя по письменным и археологическим источникам, особенно выделяются тут кипчакские орды.

На запад отправились не только кипчаки, но и другие союзные племена. В начале XI в. половцы появляются уже в Поволжье и Донских степях. Византия предпочитает быть с ними в союзе, осуществляя связи через Херсон (Херсонес) и, особенно, через Сугдею (Судак).

Счастливые времена для команов закончились в начале XIII в. с втор­жением монголо-татар. Часть их выселилась в Закавказье, часть ушла в русские земли, часть на Балканский полуостров и в Малую Азию. Орду половцев под предводительством хана Котяна, тестя князя Даниила Галицкого, принял венгерский король Бела IV. На дочери хана женился наследник вен­герского престола Стефан V, что обеспечило половцам в Венгрии достаточно прочное положение. Часть полови/ев добралась до мамлюкского Египта, влившись в ряды военного сословия, из которого некоторым беглецам и их потомкам удалось забраться на султанский трон.

Какова же судьба половцев, оставшихся на местах своего традиционного °битания? Значительная часть их погибла при первом вторжении монголов ^в степи Северного Кавказа и Северного Причерноморья. О массовой гибели команов в Таврике сообщает на основании сведении от местных жителей ^м°нах-францисканец Виллєм Рубрук. Однако, очевидно, что далеко не везде картина была таковой. В севере'западной части Причерноморья кипчакское население было адаптировано завоевателями. На основе его сформировался ^тЩкоязычный этнос, известный с XIV в. как ногайцы. О значительной роли ^половецкого компонента свидетельствует сохранение вплоть до XVI в. ^звания степной полосы между Дунаем и Доном — Дешт-и-Кипчак, то есть 'оловецкая Степь. О многочисленности здесь половцев упоминает ряд араб­ских авторов, например, ал-Калкашанди (1355-1418). По его словам, кипчаки, *>пюркский народ, кочующий, как бедуины», — основное население Дешта.

Поэтому поселения располагались не только в долинах, но и поднимались на вершины труднодоступных отрогов горных массивов или же занимали поверхность известковых останцов, т.е. отдельно стоящих плато.

Эти естественные крепости по мере обживання дополнялись элементами искусственной фортификации, в которой отразились как теория и опыт позднеримского военно-инженерного искусства, так и традиции местного строительного дела. Среди такого рода укреплений, зародившихся на рубеже античности и средневековья, особой известностью пользуются так называемые «пещерные города». Топографически они привязаны к юго-западному району Внутренней гряды, отделяющей собственно Горный Крым от предгорий и степей. Куэсты, образующие Внутреннюю гряду, имеют пологие, спадающие в Продольную долину северо-западные склоны; на юго-восток же гряда выступает отвесными обрывами. В эпоху «Великого переселения народов» (III —IX вв.) она стала границей между двумя мирами: кочевников-скотоводов степей и оседлых пастушеских земле­дельцев горных долин. Именно это пограничье и было зоной концентрации «пещерных городов». Исторические известия о некоторых из них появляются более тысячи лет назад. Так, Мангуп впервые упоминается в X в. (возможно, в VII—VIII вв. он фигурирует под именем Дорос), Кырк-Ор (Чуфут-Кале) — в XIII в., Каламита (Инкерман) — в XIV в. Другие же известны лишь под своими позднейшими названиями, возникшими в среде татарского населения, которое застало эти города уже мертвыми, например, Бакла (фасоль или, возможно, мера для хлеба), Тепе-Кермен (холм-крепость), Эски-Кермен (старая крепость), Кыз-Кермен (девичья крепость) и др.

После присоединения Крыма к России возрос интерес к древностям полуострова, его начинали посещать как серьезные, хорошо подготовленные исследователи (П.Паллас, П.Кеппен), так и путешественники-дилетанты, искатели романтических впечатлений (М.Гутри, Э.Кларк, П.Сумароков, И.Муравьев-Апостол и др.). Если первые стремились к точным описаниям и осторожным выводам, то вторые спешили перенести на бумагу свои восторженные впечатления, простодушно подкрепляя их вольными историческими экскурсами.

Поселения Внутренней гряды оказали на сентиментально настроенных туристов неизгладимое впечатление обилием искусственных пещер и экзотикой местоположения. Термин «пещерные города» возникал сам собой. Сейчас уже трудно установить, кто первый произнес это словосочетание, но привилось оно быстро, породив немало фантастических теорий относительно происхождения этих поселений. Одни авторы полагали, что пещеры созданы первобытными обитателями Крыма, троглодитами, другие относили их к готам, арианам, третьи в недоумении разводили руками.

В книге П.Кеппена «О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических» (1837 г.) содержались очень важные наблюдения, во многом подтвержденные позднейшими исследованиями. Автор отметил наличие среди пещерных сооружений христианских церквей, описал также остатки оборонительных и других построек. По мнению Кеппена, основание этих поселений можно было отнести к раннесредневековой эпохе.

В 18^3 г. на самом крупном из «пещерных городов» — Мангупе

начались исследования средневекового Крыма. Развернувшись в

последующее время, они показали, что далеко не все поселения,

объединенные под устоявшимся названием «пещерные города», были

настоящими городами в социально-экономическом значении этого термина.

Проблема их классификации оказалась настолько сложной, что и по сей

день ведутся споры о том, чем был тот или иной памятник: городским

или сельским поселением, монастырем или феодальным замком. Такая

неопределенность имеет две причины. Первая — это крайний недостаток

письменных источников по истории средневековой Таврики, особенно

раннего периода, вторая — пока еще недостаточная изученность «пещерных

городов» в археологическом отношении, хотя в этом направлении сделано

немало. В 20-30-е гг.. кроме Мангупа, начались археологические раскопки

на Чуфут-Кале и Эски-Кермене. В послевоенные годы развернулось

изучение Баклы, Тепе-Кермена, Сюреньского укрепления, Каламиты и др.

В последние годы исследования в этой области значительно

интенсифицировались, в них принимают участие различные учреждения:

институты археологии, университеты, музеи. Полученный материал

позволил по-новому подойти к вопросам истории Крыма в целом и

«пещерных городов» — в частности.

Было установлено, что искусственные пещеры отнюдь не были здесь единственными жилыми помещениями, наоборот, жилых оказалось очень мало. В скалах высекали, во-первых, хранилища для съестных припасов (главным образом, зерна) и хозяйственного инвентаря, загоны для скота; во-вторых, оборонительные казематы, из которых можно было обстреливать неприятеля на подступах к поселению; в-третьих, культовые помещения, церкви и усыпальницы. Население же обитало в наземных домах, тип которых хорошо известен по раскопкам средневековых слоев Херсонеса. Вторгшись на полуостров, татары-кочевники по мере оседания в Крыму во многом перенимали культуру и быт местного населения, заимствовав, в частности, и архитектуру постоянных жилищ, до этого им незнакомых. Нижний этаж такого жилища был складом хозяйственного инвентаря и стойлом для скота. Верхний же имел жилое назначение.

В давно уже ведущихся спорах о времени и обстоятельствах

происхождения «пещерных городов» можно выделить две основные точки

зрения. Одни исследователи видят в этих памятниках результат активной

внешней политики Византии, которая на протяжении V и VI вв. стремилась

укрепить границы своих владений крепостями и укрепленными линиями.

Гакого рода мероприятия осуществлялись в Северной Африке, Южной

Италии, на Балканах, в Подунавье, на восточном побережье Черного моря.

Предполагают, что Крымский полуостров входил тогда в сферу влияния

ЭДзантийского правительства, стремившегося отгородить от нашествия

^сочевых племен принадлежавшие ему горные районы. Сторонники этого

"ляда ссылаются на данные литературных и эпиграфических источников,

^также на облик материальной культуры раннесредневекового Херсонеса,

влившегося форпостом византийского влияния в Таврике. По их мнению,

'Чита была организована путем создания в горном Юго-Западном Крыму

ИЗ

линии укреплений в виде «пещерных городов». Время этого строительства определяется концом V или первой половиной VI вв.

Для обоснования этого взгляда привлекают фрагмент из сочинения византийского историка VI в. Прокопия Кесарийского «О постройках», в котором превозносится созидательная деятельность Юстиниана 1. Говоря о мероприятиях на северном берегу Черного моря, Прокопий сообщает об усилении крепостных сооружений Боспора и Херсонеса, а также упоминает о строительстве «длинных стен» в некой стране Дори*, насе­ленной готами-земледельцами, союзниками Византии. Сторонники визан­тийского происхождении «пещерных городов» склонны связывать содер­жание этого отрывка с Юго-Западной Таврикой, понимая под «длинными стенами» цепь крепостей, прикрывавших крымские владения империи.

Изложенная точка зрения имеет ряд слабых мест, связанных с извест­ной умозрительностью гипотезы. Анализ данных, которые получили при раскопках конкретных памятников, проведенных с учетом топографии местности, позволил крымским археологам внести ясность в проблему. Выяснилось, что настоящими крепостями, вмещавшими значительные гарнизоны, способные защищать горные долины, оказались лишь Мангуп, Эски-Кермен и Чуфут-Кале. Укрепленная территория позволяла там как содержать значительные воинские контингенты, так и принимать укры­вающееся от врагов местное население. Остальные пункты вообще не

* П.Кеппен обнаружил на перевалах Главной гряды Крымских гор развалины укреплении, которые он отождествил с ^длинными стенами»-О.И.Домбровсшй, Э.И.Соломоник тоже утверждают, что страна Дори располагалась на Южном берегу. Некоторые немецкие историки пишут, что это было самостоятельное государство, которое оказало решающее влияние на местное население и просуществовало до XIV-XV вв.

имели фортификаций или же по своим размерам могли быть лишь укрепленными убежищами и замками, способными вмещать ничтожные гарнизоны и немногочисленных обитателей округи.

Сейчас практически все «пещерные города» затронуты археологическими исследованиями — одни больше, другие меньше. В результате распалась не только топографическая, но и хронологическая основа для отнесения их к юстиниановскому времени. Это послужило исходным моментом для другой точки зрения на «пещерные города» — как на разнотипные и разновременные памятники. Согласно этому взгляду, они зарождаются и развиваются на протяжении второй половины I тысячелетия н.э., отражая процесс становления феодальных отношений в Таврике, который в основном завершился к X —XI вв. На протяжении почти полутысячелетия формировались центры ремесла и торговли, резиденции феодальной администрации, монашеские обители, открытые земледельческие поселения. С позиций такого подхода вопрос о возникновении того или иного памятника следует решать, учитывая совокупность многих исторических обстоятельств. Типологически они могут быть разделены на три группы.

К первой относятся значительные по площади городища, бывшие, вероятно, подлинными городами средневековья в Таврике. К их числу можно отнести Мангуп, Эски-Кермен, Чуфут-Кале, возникшие на главных торговых путях, связывавших побережье Юго-Западного Крыма со степными районами.

Вторая группа — это небольшие городища. Вероятно, они прошли трансформацию от убежищ небольших общин до феодальных замков эпохи развитого средневековья. К ним могут быть отнесены Каламита-Инкерман, Сюреньское укрепление, Тепе-Кермен и укрепление на территории Баклы. В последние годы наметилась тенденция рассматривать Баклинский археологический комплекс в качестве малого городского центра.

К третьей группе относятся поселения, трактуемые как христианские монастыри. Ряд авторов предполагает их возникновение в VIII—IX вв. в связи с монашеской иконопочитательской эмиграцией в Таврике, вызванной иконоборческой политикой византийских императоров исаврийской династии. Однако существует иная точка зрения, согласно которой большинство этих обителей могло появиться в период, когда в среде оседлого населения Крыма окончательно утвердилось христианство, т.е. не ранее X-XI вв. Характерной особенностью этих памятников является наличие разнообразных по назначению искусственных пещерных сооружений, среди которых выделяются типично монастырские комплексы: Церкви, трапезные, кельи. Три таких монастыря известны в окрестностях ^г- Белокаменска, в Монастырской и Загайтанской скалах, а также у Каменоломенного оврага. Близ с. Терновка расположены Шулдан и Чилтер. Рядом с Сюреньским укреплением — Чилтер-Коба. Последние Два поселения, вероятно, составляли единый хозяйственно-административный комплекс феодального типа, сочетающий резиденции Духовного и светского феодалов. Нужно назвать также Успенский монастырь в балке Марьям-дере рядом с Чуфут-Кале, известный по

письменным источникам с XV в., и монастырь Качи-Кальон, имеющий выраженную специализацию хозяйства на виноградарстве и виноделии.

Изложенная трактовка «пещерных городов» исключает их связь со страной Дори и с «длинными стенами», которые сторонники данной гипотезы предлагают искать на перевалах Главной гряды, где они, возможно, сохранились в виде руин каменных оград, имеющих значительную протяженность. По этой причине в них видят следы «длинных стен», защищавших побережье, известное, кстати, еще в XV в. под названием «Готия».

Угасание ряда «пещерных городов» приходится на 2-ю половин)' XIIIв. в связи с монголо-татарским нашествием. К XV в. безжизненными ста­новятся Бакла, Тепе-Кермен, Эски-Кермен. Тяжелый удар был нанесен турецкой агрессией (1475 г.): прервалась жизнь в Сюреньском укреплении, в необратимый упадок пришел Мангуп. К концу XVIII— началу XIXвв. практически все «пещерные города», за исключением Чуфут-Кале, были оставлены жителями.

Чуфут-Кале.Средневековое городище Чуфут-Кале расположено на мысовом плато, высотой над уровнем моря до 540 м. Общая площадь -38 га. С трех сторон плато ограничено высокими отвесными обрывами. Для подъема доступны только восточная сторона мыса и часть его южного склона, в ряде мест прорезанного расселинами.

Городище делится на три части, отражающие различные периоды его существования: І.Бурунчак (букв, «носик», «мысок» — крым.-тат.яз), незастроенная часть городища; 2. «Старый город»; 3. «Новый город». О времени и обстоятельствах возникновения крепости существуют разные мнения. Согласно одному из них крепость возникла в VI в. (Бертье-Делагард А.Л., Тиханова М.А., Якобсон А.Л., Кропоткин В.В., Айбабин А.И., Герцен А.Г., Могаричев Ю.М.). Согласно другому — в более позднее время: в ІХ-Х вв. (Белый А.В.), в Х-ХІ вв. (Веймарн Е.В.), XIIв. (Гайдукевич В.Ф., Талис Д.Л.). Некоторые авторы склонны связывать с городищем поселение Фуллы, упоминаемое в письменных источниках VI -VIII вв., в XII-XIVвв. существовала Фулльская епархия. Разногласия объясняются, во-первых, скудностью письменных источников, освещающих ранний период истории поселения; во-вторых, слабой археологической изученностью городища; в-третьих, незначительной мощностью культурного слоя, что связано с неоднократными в прошлом очистками территории поселения от накапливавшегося мусора, т.е. археологических материалов. В свете новейших исследований предпочтительна первая версия.

Впервые в письменных источниках крепость упоминается в конце XIII в. (J 298/99 г.) Под именем Кырк-Ор (Сорок замков) она названа в числе поселений на полуострове, подвергшихся нападению эмира Ногая в ходе междоусобной войны в Золотой Орде. Не исключено, что она подразумевается в сочинении монаха Рубрука, проезжавшего через Восточный Крым в 1253 г. Он упоминает о неких «сорока замках», расположенных между Судаком и Херсоном (Херсонесом). Возможно, что автор буквально истолковал перевод названия, сообщенного ему на незнакомом для него языке. В 1321 г. арабский географ Абульфеда писал,

что Кырк-Ор используется аланами как убежище на случай нападения врагов. В середине XIV в. в правление золотоордынского хана Джанибека крепость была захвачена татарами, владетелями ее становятся беи (князья) Яшлавские. В 1363 г. кыркорский хан вместе манлопским (мангупским) и солгатским (крымским) принял участие в сражении с литовским князем Ольгердом. В период распада Золотой Орды (вторая половина XIV -начало XV вв.) крепость служила резиденцией некоторых претендентов на ханский престол. Например, в конце 20-х гг. XV в. ею недолгое время владел Девлет-Берды, дядя первого крымского хана, Хаджи-Девлет-Гирея. Именно этот хан перенес сюда ставку из Солхата (совр. Старый Крым). В период образования независимого от Золотой Орды Крымского ханства, с 30-х гг. XV до начала XVI в., Кырк-Ор служит резиденцией его правителя. О росте города в это время свидетельствует ярлык (грамота) основателя ханства Хаджи-Гирея, упоминающая в 1459 г., кроме мусульманской и христианской общин, иудейскую (караимскую?), а позже, в ярлыке следующего хана, Менгли-Гирея, упоминается еще армянская община. С 1454 г. существует монетный двор, выпускающий монету, на которой указывается название города. Перестраивается мечеть, основанная, вероятно, еще в середине XIV в., реконструируется оборонительная система.

В начале XVI в. в связи с изменением политической обстановки хан­ская резиденция переносится сначала в Салачик (совр. Староселье, предместье Бахчисарая), а затем в Бахчисарай. Кырк-Ор сохраняет значение укрепленного убежища, в котором ханы укрывались во время внутренних распрей и внешних нападений. В конце XVI - начале XVII в. татары покинули крепость, здесь остаются караимы и армяне, а к середине XVII в. — только караимская община. С этого времени название «Кырк-Ор» сменяется на «Кале» (впервые упоминается в 1608 г.), и вскоре приобретает форму «Чуфут-Кале» (Иудейская крепость). Местные караимы занима­лись ремеслами и торговлей. В Бахчисарае, где они держали лавки, им разрешалось находиться только до захода солнца, на ночь нужно было возвращаться в Чуфут-Кале. В конце XVIII в. здесь еще насчитывалось около 200 домов, что могло соответствовать численности населения до 1000-1200 чел. После присоединения Крыма к России жители начинают покидать Чуфут-Кале, переселяясь в основном в приморские города, Ев­паторию, Феодосию. В Евпаторию в начале XIX в. было переведено караимское духовное правление и типография. К середине XIX в. город почти полностью опустел. Основная причина - отсутствие на плато пить­евой воды и недостаток пригодных для обработки участков земли. Кро­ме того, после включения Крыма в состав России в 1783 г. с караимов был снят запрет на жительство в Бахчисарае, где ранее они могли только Держать торговые лавки.

Руины древнего города уже в XIX в. становятся местом прогулок любителей природы и истории. Чуфут-Кале посещали известные писате­ли и поэты: А С.Грибоедов, Адам Мицкевич, В.А.Жуковский, Леся Ук­раинка, М.М.Коцюбинский, А.М.Горький, А.Н.Толстой, И.А.Бунин, В.А.-Луговской, Джеймс Олдридж, А.Г.Битов; художники И.Н.Крамской, И.Е.Репин, В.А.Серов и др.

Мангупское княжество (Феодоро)*.К началу XIII в. подавляющая часть оседлого населения Таврики исповедывала христианство, говорила преимущественно по-гречески и была носителем провинциальной византийской культуры, по многим признакам имевшей много общего с культурой Балкан (прежде всего, Второго Болгарского царства). Вторжение татар в 1223 г. и последовавшее закрепление их власти путем включения полуострова в состав Золотой Орды привело к смещению части оседлого, преимущественно христианского, грекоязычного населения в менее доступ­ные для кочевников предгорные районы, главным образом в область Внутренней гряды и южную приморскую часть. Одновременно начинается процесс аккультурации** тех христиан, которые остались на месте и попали непосредственно под власть завоевателей. Византийский историк Пахимер (вторая половина XIII- начало XIV вв.), сообщая об этом, прямо указывает (среди прочих) на готов и аланов, фигурирующих в византийских источниках в роли главных компонентов христианского населения Таврики. По его словам, они смешиваются с татарами, «научаются их обычаям, вместе с обычаями усваивают язык и одежду и делаются их союзниками (в войне)».