Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО



2019-11-13 244 Обсуждений (0)
ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО 0.00 из 5.00 0 оценок




ПОВЕСТЬ О СЕМЕЙСТВЕ ТАББАНИ

Имя и дни семейства Таббани 102 пошли от имама Абу-л-Аббаса Таббани, да будет им доволен Аллах. Он дед ходжи имама Бу Садика Таббани, да продлит Аллах его здоровье, который ведет ныне достойную жизнь, пребывает в рабате Манк Али Меймуна и ежедневно издает свыше ста фетв. Он духовный глава века во всех науках. Причины его присоединения к сей державе я изложу в этой главе, а затем, в пору каждого из государей сего дома, да будет ими всеми доволен Аллах, я расскажу о предводительствах, полномочиях и должностях, кои ему жаловали *по воле Аллаха и по соизволению его*.

Бу-л-Аббас, его дед, был в Багдаде учеником Якуба Абу Юсуфа, сына Эйюба. А Бу Юсуф Якуб Ансари был главным казием Ха-рун ар-Рашида и учеником Абу Ханифы 103, да будет им доволен Аллах, без спора одного из неопровержимых имамов и людей свободной воли 104. Бу-л-Аббаса тоже считают в числе сподвижников Абу Ханифы, потому что в [книге] «Мухтасар-и Са'иди» 105, составленной казием имамом Абул-л-Ала Са'идом, да смилуется над ним Аллах, [197] законоучителем султана Мас'уда и эмира Мухаммеда, сыновей султана Ямин ад-довле, да будет всеми ими доволен Аллах, я видел, что в основах статей написано: «Это слова Бу Ханифы и сказанные Бу Юсуфом, Мухаммедом [и] Зуфаром, Бу-л-Аббасом Таббани и казием Абу-л-Хайсимом» 106.

И был один законовед из семейства Таббани, коего звали Бу Салих, дядя с материнской стороны родительницы упомянутого Бу Садика Таббани. /199/ Султан Махмуд в ту пору, когда был в Нишабуре саманидским сипахсаларом, пригласил его и отправил в Газну, дабы здесь был имам для последователей Бу Ханифы, да будет над ним милость Аллаха. Отправление его состоялось в лето триста восемьдесят пятое 107. В тамошней медресе у ворот Бустиян он преподавал науку [ученикам]. Главный казий Абу Сулейман Дауд, сын Юнуса, да продлит Аллах его жизнь, который здравствует поныне, предводитель и старейшина этого города, — хотя он и дошел уже до края жизни, но мышление его сохранилось, — и его брат казий Зеки Махмуд, да продлит Аллах его жизнь, являются учениками Бу Салиха и науку переняли от него. Уважение эмира Махмуда к Бу Салиху было столь высоко, что когда он скончался в лето четырехсотое 108, то эмир сказал ходже Абу-л-Аббасу Исфераини, везиру: «Пойди в медресе этого имама и исполни обряд оплакивания его, а то у него нет ни одного сына, кто бы совершил этот обряд. По своей вере и убеждению я согласен и сам лично отдать этот долг, но люди станут об этом говорить и, возможно, осуждать. А у меня нет более знатного слуги, чем ты. Ты наш везир и наместник».

Бу Башар Таббани, да смилуется над ним Аллах, тоже был знаменитый имам во времена Саманидов. Он имел золотую [конскую] сбрую, а в ту пору это было весьма важное пожалование, потому что в делах соблюдали бережливость. Ежели из читателей этой книги кто-нибудь скажет, дескать, что это Бу-л-Фазл все растягивает речь, то ответ будет такой: я пишу историю пятидесяти лет, которая укладывается на нескольких тысячах листах, в ней заключаются имена многих знатных и важных людей из разных сословий, и ежели я отдаю долг также и своим согражданам и одну столь знаменитую семью освещаю побольше, то пусть меня простят.

Я снова возвращаюсь к повествованию [о времени] сипахсаларства султана Махмуда, да будет им доволен Аллах, со стороны Саманидов и выскажу несколько беглых замечаний о том, в чем содержится польза. Отправление имама Абу Тахира Таббани, прибытие Бог-ра-хана 109, отца Кадыр-хана, и разлад дела дома Саманова происходили в месяце раби ал-эввель лета триста восьмидесятого 110, и речь об этом долгая. [Богра-хан] забрал из казнохранилища семьи Самани несметные богатства и драгоценные сокровища. Потом он заболел [198] почечуем, и когда приготовился к возвращению в Кашгар, то [приказал] привести Абдалазиза, сына Нуха, сына Насра Самани, одарил его и сказал: «Я слышал, что владение у тебя отобрали силой, /200/ отдаю [его] тебе обратно, потому что ты отважен, справедлив и добронравен. Не падай духом, всегда, когда придет нужда, я тебе помогу». Хан ушел в Самарканд. Там недуг его обострился, и он получил повеление [отойти в иной мир], *да смилуется над ним Аллах. Каждому человеку на свете считанное дыхание и определенный срок жизни*.

Эмир Рази 111 вернулся обратно в Бухару в среду, в половине месяца джумада-л-ухра лета триста восьмидесятого 112, схватил Абдалазиза, своего дядю, и заключил, а [потом] наполнил ему оба глаза камфорой, чтобы он ослеп. Абу-л-Хасан Али, сын Ахмеда, сына Абу Тахира, верный друг эмира Рази, рассказывал так: дескать, я присутствовал в то время, когда ослепляли этого несчастного. Он очень рыдал и плакал и потом сказал: «Какое великое счастье, что на том свете настанет день возмездия и расплаты и справедливого суда, который взыщет с насильников за обиду угнетенных! Не будь это так, сердце и печень разорвались бы на части».

Когда эмир Рази сел в столице и обиды и пренебрежение [со стороны] Бу Али Симджура вышли из границ, он написал письмо эмиру Себук-тегину и отправил посла с просьбой, чтобы тот побеспокоился и прибыл в Нахшебскую степь 113 для свидания и принятия мер по этому делу. Справедливый эмир Себук-тегин двинулся с большим устроенным войском и множеством слонов. Эмира Махмуда, которого Себук-тегин приказал привезти, он взял с собой, ибо эмиру Махмуду отдавалась должность сипахсалара в Хорасане. Они пошли, встретились друг с другом, и сипахсаларство отдали эмиру Махмуду. [Отец и сын] вместе ушли в Балх и эмиру Махмуду присвоили почетное прозвище Меч державы 114.

Эмир Рази тоже выступил из Бухары с большим войском. Они объединились и потянулись в сторону Герата. Там находился Бу Али Симджур с братьями, Фаик и большое войско. Два-три дня ездили туда и обратно гонцы, авось кончится мирным путем, но миром не кончилось, потому что войско Бу Али не согласилось. Под Гератом произошло сражение, во вторник, в половине месяца рамазана лета триста восемьдесят четвертого 115. Бу Али потерпел поражение и отступил к Нишабуру, а эмир Хорасана к Бухаре. Эмир Гузганана, тесть султана Махмуда, Абу-л-Харис Феригун и справедливый эмир Себук-тегин отправились в Нишабур в последний день месяца шавваля сего же года 116, а Бу Али Симджур /201/ подался в сторону Гургана.

Тут я прерываю эту повесть и доскажу ее после, ибо пристегнул еще одну повесть, весьма замечательную, достойную того, чтобы ее знали, связанную с эмиром Себук-тегином. [199]

ПРОИСШЕСТВИЕ, КОТОРОЕ ПРИКЛЮЧИЛОСЬ У СПРАВЕДЛИВОГО ЭМИРА СЕБУК-ТЕГИНА, ДА БУДЕТ ИМ ДОВОЛЕН АЛЛАХ, С ЕГО ХОЗЯИНОМ, ПРИВЕДШИМ ЕГО ИЗ ТУРКЕСТАНА, И СОН ЭМИРА СЕБУК-ТЕГИНА

Рассказал мне благородный Абу-л-Музаффар, сын Ахмеда, сына Абу-л-Касима ал-Хашими по прозванию ал-Аляви в месяце шаввале лета четыреста пятидесятого 117, — это человек весьма великодушный, честный и родовитый, образованный и прекрасный стихотворец, ему принадлежат около ста тысяч бейтов стихов, [сочиненных] в пору ныне существующей державы и [при] покойных государях, да будет ими доволен Аллах и да продлит он жизнь преславного султана Абу Шуд-жа Фаррухзада, сына Поборника веры в Аллаха, — он рассказал:

«Когда справедливый эмир отправился в Бухару, чтобы встретиться с эмиром Рази, он послал моего деда 118 Ахмеда, сына Абу-л-Касима, сына Джа'фара ал-Хашими, к бухарскому эмиру и с ним вместе послал эмира Гузганана в силу того, что тот был сипахсалар, дабы они уладили дело. Эмир принял деда милостиво и дал ему грамоту на скидку с хараджа, [платимого] со двора, коим он владел. Когда дед мой скончался, эту скидку перевел на имя моего отца и пожаловал грамоту эмир Махмуд, ибо он сделался эмиром Хорасана, а [когда] дом Саманов пал, он стал царем. Дед мой рассказывал: «Когда мы окончили сражение под Гератом и потянулись к Нишабуру, то был такой обычай, что ежедневно эмир Гузганана и все вельможные начальники как саманидские, так и хорасанские, являлись к шатру справедливого эмира Себук-тегина, после молитвы, и сидя верхом, останавливались. Когда он выходил, чтобы сесть на коня, все эти вельможи слезали с лошадей, покуда он садился верхом. [Затем] двигались к [следующей] стоянке. Дойдя до /202/ стоянки, которую называют Хакестер 119, он как-то устроил там прием и раздал много милостыни беднякам. После предзакатной молитвы 120 он сел верхом и стал кружить по той степи и с ним все вельможи. Местами степь была холмистая и гористая.

Увидели мы какую-то гору. «Нашел!» — воскликнул эмир Себук-тегин и придержал коня. Он приказал спешиться пяти-шести гулямам и сказал: копайте, мол, в таком-то месте. Они начали копать и немного углубились [в землю. Вдруг] показался железный кол, увесистый, какие употребляют для коновязей, кольцо у него отвалилось. Вытащили. Завидев его, эмир Себук-тегин опустился с коня наземь, поблагодарил бога, велик он и всемогущ, положил земной поклон, прослезился, попросил молитвенный коврик и сотворил два рак'ата молитвы. [Потом] приказал взять этот кол с собой, сел верхом и остановился. Вельможи спросили; «Что все это значит, что сейчас происходит?»— [200] «Замечательное приключение, — ответил он, — слушайте. До того как я попал в серай Альп-тетина, хозяин, коему я принадлежал, переправил меня и тринадцать моих товарищей через Джейхун и повел в Шапурган, а оттуда в Гузганан. Отец нынешнего эмира в ту пору был повелителем Гузганана. Нас привели к нему. Семерых, без меня, он купил, а меня и еще пятерых не выбрал. Хозяин оттуда потащился в Нишабур. В Мерварруде и в Серахсе он продал еще четырех гулямов, остались я и еще товарища два. Меня называли Себук-тегин долговязый. Случайно три лошади моего хозяина получили подо мною ссадины. Когда доехали до этого Хакестера, я ссаднил под собой еще одну лошадь. Хозяин крепко меня побил и взвалил седло мне на спину. Я сильно горевал по судьбе своей и несчастью, что меня никто не покупал. А хозяин мой побожился, что доведет меня до Нишабура пешим, и так-таки довел. В ту ночь я уснул в величайшем горе. Во сне я увидел Хызра 121, привет ему. Он подошел ко мне и спросил: «Почему ты так горюешь?» — «От злосчастья моего», — ответил я. «Не горюй — сказал он, — я передаю тебе радостную весть, что будешь ты человек великий и знаменитый, так что когда-нибудь пройдешь по этой степи со многими вельможами и начальником над ними будешь ты. Будь бодр и когда поднимешься на эту ступень, делай добро божьим людям, дабы жизнь твоя стала долгой и [твое] могущество /203/ досталось твоим потомкам». — «Благодарствую», — ответил я. «Дай мне руку, — промолвил он, — и обещай». Я подал ему руку и обещался. Он крепко пожал мне руку, я проснулся и казалось будто след от пожатия [продолжает] оставаться на моей руке. В полночь я встал, совершил полное омовение, стал на молитву и сотворил рак'атовпятьдесят, много молился и плакал, а [потом] почувствовал прилив силы. Затем я взял этот кол, поехал в степь и поставил знак. Когда рассвело, хозяин навьючил поклажу, стал искать кол, не нашел [и]опять сильно меня высек кнутом и торжественно поклялся: продам, дескать, за любую цену, за какую тебя захотят купить. Два перехода до Нишабура я шел пешком. Альп-тегин находился в Нишабуре в должности саманидского сипахсалара с многочисленной свитой. Меня и двух моих товарищей [хозяин] продал ему. После этого тоже [следует] долгая история, покуда я не достиг теперешней степени, кою вы видите. А Аллах знает лучше!»

РАССКАЗ ОБ ЭМИРЕ СЕБУК-ТЕГИНЕ, ЛАНИ И ДЕТЕНЫШЕ ЕЕ, ЕГО МИЛОСЕРДИИ К НИМ И О СНЕ ЕГО

От Абдалмелика Мустовфи я слышал в Бусте тоже в четыреста пятидесятом году 122 — сей благородный человек — дебир, всеми уважаемый, бывалый и дока в своем деле, — он рассказал: «В то время, [201] когда Себук-тегин, да будет им доволен Аллах, взял Буст, и род Бай-тузов пал, в области Талькан был некий за'им по имени Ахмед, сын Бу Амра, человек старый, благоразумный и богатый. Из всех людей той области он понравился эмиру Себук-тегину более других и эмир отнесся к нему милостиво и приблизил к себе. Доверие эмира к нему доходило до того, что он каждый вечер его призывал и тот допоздна оставался у эмира. У эмира с ним бывали секретные собеседования и он рассказывал ему горе свое, радости и тайны. Сей старец был друг моего отца, Ахмеда Бу Насра Мустовфи. Однажды он говорил моему отцу, а я [при этом] присутствовал: дескать, эмир Себук-тегин как-то раз вечером беседовал со мной и рассказывал обстоятельства и тайны своих приключений, потом он поведал [следующее].

«Еще до того, как я попал в Газну, я однажды, сев верхом, близко к часу предзакатной молитвы, выехал в степь около Балха. Лошадь у меня была /204/ очень резвая и бегучая, так что всякое животное, что появлялось впереди меня, не уходило. Увидел я лань, самку с детенышем, подстегнул лошадь, постарался как следует и отбил детеныша от матки, он затосковал. Я поймал его, перекинул через седло и поехал обратно. День клонился к часу вечерней молитвы. Проехав немного, я услыхал какой-то звук [и] оглянулся, — то была матка детеныша, которая бежала вслед за мной, блеяла и скулила. Я повернул [лошадь] с мыслью, не поймаю ли и ее тоже, и помчался. Словно ветер она ускакала от меня. Я опять поехал назад. Раза два-три все повторялось сызнова. Бедняжка бежала [сзади] и ныла. Мне стало жалко ее и я подумал, на что мне этот козленок? Надо сжалиться над этой любящей матерью. Отпустил я детеныша, и он побежал к матке. Они заблеяли и вместе исчезли в степи. Домой я добрался уже темной ночью, конь мой остался без ячменя, и я очень [этим] огорчился. Когда я, горюя, уснул в палатке, то увидел во сне старца очень мудрого, который подошел ко мне и говорит: «О Себук-тегин, знай, что за доброту, которую ты проявил к лани, отдав ей обратно детеныша, и [за то, что] лошадь свою тебе [пришлось] оставить без ячменя, мы дарим тебе и потомкам твоим город, называемый Газна, и Завулистан. Я посланник творца, *да славится величие его и да святятся имена его, нет божества кроме него*. Я проснулся и окреп сердцем. Все время я думал об этом сне, и вот я достиг сей степени. Я верю, что царство останется моему семейству и потомкам до того срока, который предопределил господь бог, велик он и всемогущ!». [202]

РАССКАЗ О ПРОРОКЕ МОИСЕЕ, ПРИВЕТ ЕМУ, И ЯГНЕНКЕ И О МИЛОСЕРДИИ МОИСЕЯ К НЕМУ 123

Когда тальканский старец кончил рассказывать, отец мой сказал: «Очень замечательный и хороший сон. Эта доброта и милосердие весьма прекрасны, особливо к немым существам, от коих не бывает обиды, /205/ вроде кошек и подобных им. Я читал в преданиях о Моисее, мир ему, что в ту пору, когда он пастушествовал, он однажды вечером гнал овец в загон. Наступил уже час молитвы и [опустилась] темная ночь. Когда Моисей был уже близок от загона, один ягненок сбежал. Моисей, мир ему, обеспокоился и побежал за ним с тем, чтобы поймав его, хорошенько побить. Словив его, ему стало жалко, он подхватил его под мышку, положил ему на голову руку и сказал: «Эх ты, бедняга! Позади опасности нет, а впереди нет надежды. Ты зачем убежал и матку бросил?» И хотя еще в предвечности было указано ему быть пророком, от явленного [им] милосердия пророческое назначение еще тверже укрепилось за ним».

Я рассказал эти два сна и рассказ, чтобы было понято и стало ясно, что сия держава останется за этим царским родом на долгие века. Теперь возвращаюсь к повести, которую начал, чтобы досказать ее до конца.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОВЕСТИ О СЕМЕЙСТВЕ ТАББАНИ

Эмир Себук-тегин некоторое время провел в Нишабуре, покуда дело эмира Махмуда не кончилось успешно, затем снова повернул обратно в Герат. Бу Али Симджур хотел из Гургана отправиться в Фарс и Керман и захватить те области, ибо воздух в Гургане был плох, и он боялся, как бы с ним не приключилось того же, что случилось с Ташем, который там скончался. Но оторвать сердце от Хорасана и Нишабура он не смог — нет лекарства от [болезни], самим себе причиняемой. Пословица гласит: *обе руки твои оперлись и рот твой надулся*, — когда он услышал, что эмир Себук-тегин ушел в Герат, а у эмира Махмуда людей совсем мало, он загорелся жаждой отбить Нишабур обратно. Первого числа месяца раби ал-эввель лета триста восемьдесят пятого 124 он выступил из Гургана. С ним были его братья, личный слуга Фаик 125 и сильное, устроенное войско. Когда известие о нем дошло до эмира Махмуда, эмир вышел из города и расположился в [саду] Баг-и Амр-и Лейс в одном фарсанге от города. К нему присоединился хаджиб Бу Наср, сын Махмуда, дед со стороны матери ходжи Бу Насра Новки, который состоит рейсом Газны. Весь город отправился к Бу Али Симджуру и при его появлении [все] возликовали, взялись за /206/ оружие и пошли воевать. Это был [203] неравный бой. Эмир Махмуд напряг все силы, [но] когда не стало мочи отбиваться, [в ограде] сада сделали пролом и ушли в сторону Герата.

Его отец 126 разослал конных [гонцов] и начал сзывать войско. Собралось много народа: индийцев, халаджей и прочих. Бу Али остановился в Нишабуре и приказал читать хутбу на его имя. *Только тот, кому придавали вид победителя, был больше похож на побежденного*. Эмиры Себук-тегин и Махмуд выступили из Герата. Систанского правителя они отпустили в Пушенге, а сына его со значительным войском увели с собой. Бу Али, получив сообщение о них, отправился из Нишабура в Туе, чтобы дать там бой. Враги [его] шли по пятам. Эмир Себук-тегин послал к Бу Али гонца с уведомлением: дескать, род ваш — древний, и я не стремлюсь губить его своей рукой. Прими мой совет и склонись к миру, дабы нам уйти в Мерв, а тебе быть наместником сына моего Махмуда в Нишабуре, я же выступлю посредником и буду ходатайствовать, чтобы эмир Хорасана 127 остался вами доволен, дела бы поправились и исчезла [взаимная] боязнь. Я, мол, знаю, что тебе это не подойдет, однако ты обратись к разуму, сочти хорошенько свои силы, дабы понять, что я говорю верно и даю отеческий сoвет. Будь уверен, я совсем не слаб и веду эти речи не от бессилия. С таким большим войском, как у меня, любое дело можно сделать с помощью бога, да будет он преславен и превелик. Я ищу [лишь] блага и не тороплюсь ступить на путь применения силы.

Нельзя сказать, чтобы это пришлось не по душе Бу Али, поскольку он [уже] видел признаки [грядущего] поражения. Это сообщение он передал своим предводителям. «Что за разговоры! — сказали все, — нужно драться!» Бу-л-Хасан, сын Кесира, отец ходжи Абу-л-Касима сильно просил за этот мир и давал много советов, но тщетно. Свершилась судьба, не дай бог какая! Когда пришло поражение, все мероприятия оказались ошибкой. Поэт говорит, стихи:

*Когда захотел Аллах, чтобы ушло благоденствие
Из страны народа, то [народ] совершил ошибку в расчетах [своих]*.

На рассвете в воскресенье, за десять дней до конца месяца джу-мада-л-ухра лета триста восемьдесят пятого 128 /207/ они сразились и крепко напрягли силы. Главные силы рати Себук-тегина знатно потрепали, и они уже были близки к бегству. Эмир Махмуд и сын Халафа с отборнейшими всадниками и отдохнувшими бойцами внезапно выскочили из засады и ударили на Фаика и Иль-Менгу, очень сильно ударили, так что те обратились в бегство. Увидев это, Бу Али [тоже] пришел в замешательство и побежал [в] Дерруд 129, чтобы оттуда убраться восвояси. Многих из его вельмож и предводителей взяли в плен [204] как-то: хаджиба Бу Али, Бек-тегина Мургаби, йинал-тегина, Мухаммеда, сына хаджиба Тугана, Мухаммеда Шар-тегина, Ляшкерситана Дейлема 130, Ахмеда Арслана, казначея Бу Али [Симджура], сына Нуш-тегина и Арслана Самарканди. С ними вместе отобрали обратно своих пленников и слонов, коих они захватили в том [неравном] бою. Бу-л-Фатх Бусти 131 про это сражение говорит:

*Разве не видывал Абу Али ты?
Я полагал его умным и ловким —
Он восстал на царя; напал на него
Народ, повергающий Абу Кувейс 132.
Туе, твердыню его, совратили. Стал
Для него Тус зловещей павлина 133*.

Не успели сосчитать раз-два, как с могуществом дома Симджури было покончено так, что ноги его [членов] на земле не находили покоя. Бу Али попал в Хорезм и там его задержали. Его гулям Иль-Менгу, дабы его освободили, подавил восстание против хорезмцев. Потом Бу Али перенес насмешки эмира Хорасана и, претерпев немало унижений, прибыл в Бухару. В течение нескольких дней, покуда он являлся к эмиру Рази, его войско и нескольких предводителей уничтожили. В час вечерней молитвы Бу Али с пятнадцатью человеками отвели в кухандиз и там заперли в месяце джумада-л-ухра триста восемьдесят третьего года 134.

Эмир Себук-тегин пребывал в Балхе и беспрестанно слал послов и письма в Бухару, дескать, Хорасан не успокоится, доколе Бу Али в Бухаре. Следует его прислать к нам, дабы мы посадили его в Газний-скую крепость. А наперсники Рази отвечали: «Посылать, мол, неудобно». В этой проволочке проходило [время]. Себук-тегин все уговаривал и пугал их. [Но] дело Саманидов уже подходило к концу. Хотели они [того] или не хотели, /208/ а Бу Али и Иль-Менгу отправили в Балх в месяце ша'бане сего же года 135. Один из балхских законников рассказывал: я, дескать, видел обоих в тот день, когда их ввозили в Балх. Бу Али сидел верхом на муле в ножных оковах, скрытых [одеждой], на нем была уттабовская 136 джубба зеленого цвета и шелковая чалма. Доехав до Кдджаджьяна, он спросил, как это [место] называется, ему ответили: «Так-то». — «Звездочеты нам предсказывали, что мы попадем в эту местность, — промолвил он, — не думали мы, что сбудется». Эмир Рази раскаялся, что отправил Бу Али и говорил: «Соседние государи нас грызут [за это]». Он написал письмо и потребовал вернуть Бу Али обратно. Представитель двора письменно уведомил [Себук-тегина], что едет посол за такой услугой, но Себук-тегин еще до прибытия посла и письма переправил Бу Али и Иль-Менгу с одним из своих хаджибов в Газну, чтобы их заперли в крепости Гардиз. [205]

По прибытии посла [эмир] в ответ послал с ним письмо, что Хорасан-де волнуется, и я, мол, занимаюсь прибранием его к рукам. Когда с этим покончу, то поеду в Газну и [тогда] Бу Али будет возвращен. Сын Бу Али, Бу-л-Хасан, попал в Рей к Фахр ад-довле. Его содержали очень хорошо и ежемесячно выдавали ему пять тысяч диремов жалованья. Из страсти к одной женщине или гуляму он вернулся обратно в Нишабур и [там] скрывался. Эмир Махмуд приказал постараться его разыскать. Его поймали, отправили в Газну и заперли в крепости Гардиз. *Упаси, боже, от превратностей судьбы!* Семейство Симджури пало, сипахсаларство укрепилось за эмиром Махмудом и он приобрел могущество 137. Душой он был очень привязан к Газне. Где бы он ни находил мужчину или женщину, искусных в каком-нибудь мастерстве, он отсылал их туда. Одним из них был Бу Салих Таббани, да смилуется над ним Аллах, имя коего и обстоятельства жизни я уже упоминал. Рассказ сей пришел к концу, он не лишен примечательного и занимательного.

Имам Бу Садик Таббани, да смилуется над ним Аллах, живущий ныне в Газне,— дядя его с материнской стороны был Бу Салих, о жизни коего я уже упомянул, — занимался в Нишабуре науками. Когда эмир Махмуд, да будет им доволен Аллах, заключил с правителем Гургана Минучихром договор и обязательство и определил ему в жены благородную дочь, чтобы отвезти туда, он сказал ходже Али Микалу, когда тот собирался ехать в четыреста втором году 138: /209/ «Истинное вероучение имама Абу Ханифы, да смилуется над ним Аллах, [только] у членов семьи Таббани и у их учеников, так что их нельзя упрекнуть ни в чем. Бу Салих помер, когда приедешь в Нишабур, спроси, сколько их осталось, кто из них достоин быть в Газне и в нашем собрании. Всех [их] обласкай и подай надежду на нашу милость и доброту [к ним]». — «Слушаюсь», — ответил [Али Микал].

Я, Бу-л-Фазл, коему в то время было шестнадцать лет, видел, как ради той благородной девицы, которую привезли в Нишабур, прибыл ходжа, и как в Нишабуре исполнили очень пышно обряд [встречи], с арками и украшениями [на улицах], так что потом я подобного в Нишабуре уже больше не видел. Али Микал обласкал членов семейства Таббани, подал добрую надежду Бу Садику, Бу Тахиру и другим от имени султанского собрания и направился в Гурган, повезя туда благородную дочь. При них состоял Эмирек Бейхаки, занимаясь тем, что уведомлял обо всем, что происходило — в ту пору он был дебиром посольского дивана и учился у Абдаллаха, дебира — я видел его совсем юным в очень красивом убранстве. Ходжа Али из Гургана поехал обратно. Гурганцы отпраздновали очень пышно. Он прибыл в Нишабур и из Нишабура отбыл в Газну. [206]

В тот год, четыреста четырнадцатый 139, когда эмир Махмуд дал Хасанеку разрешение отправиться в хаджж, он также приказал ему по прибытии в Нишабур, обойтись ласково с Бу Садиком Таббани и прочими. [Хасанек], приехав туда, обласкал имама Бу Садика и других, подал им весьма добрые надежды и уехал. Он совершил паломничество и возвращался в Балх. Эмир Махмуд находился там и готовился, когда наступит новруз, встретиться с Кадыр-ханом. Хасанек вез с собой имама Бу Садика и еще несколько человек из нишабурских улемов. Бу Садик был прославленный знаток в науках. Он приобрел большие знания помимо законоведения. Эмир спросил Хасанека о положении членов семьи Таббани. «Бу Тахир, — ответил тот, — исправляет должность судьи в Тусе и Нисе и привезти его без высочайшего повеления было невозможно. Я привез Бу Садика». — «Ладно», — сказал эмир. [Однако] у них было много важных дел и они отослали Бу Садика обратно. К тому же и Хасанеку не хотелось вводить его в государево собрание, ибо он задумал и переговорил об этом с Бу Садиком в Нишабуре, построить в околотке Занбильбафан 140 великолепную медресе, чтобы посадить там Бу Садика для преподавания. Надобно, однако, знать, что сколько ученость ни утаивать, она в конце концов все же проявит себя подобно душистому запаху мускуса. Бу Садику случилось быть в обществе /210/ балхского казия Абу-л-Аббаса, казия Али Тайкани и других улемов. Обсуждались спорные вопросы, очень трудные. Бу Садик принял участие [в обсуждении] и всех превзошел, так что эти старцы признались, что такого ученого, как он, они еще не видели.

Известие об этом Бу Бекр Хусейри и Бу-л-Хасан Кархи 141 довели до эмира Махмуда, и тому это весьма понравилось. Он вызвал Бу Садика к себе и свиделся с ним. [Затем] состоялось ученое собрание, [эмир] одобрил Бу Садика и сказал: «Надобно готовиться ехать в Ма-вераннахр, а оттуда в Газну». [Бу Садик] удалился из того собрания. Эмир Махмуд собирался перейти реку [Джейхун]. Он одарил Хасанека и приказал ему вернуться в Нишабур. А Хасанек сказал Бу Садику: «Наш государь намеревается совершить великое дело и отправляется в чужие края, врагов у него много, кто знает, что может случиться, а ты человек ученый, в походах не бывал, не следует тебе терпеть невзгоды, возвращайся со мной в Нишабур с почетом и уважением. Когда султан покончит с этим важным делом, я поеду в Газну и тебя возьму с собой, чтобы ты там поселился». Бу Садик отправился с ним в Нишабур.

Эмир повидался с Кадыр-ханом, приехал летом в Газну и задумал совершить поход на Сумнат. Хасанеку он изволил написать, что тебе, дескать, необходимо остаться в Нишабуре, ибо мы намереваемся пойти в дальный поход. Когда мы здравы и невредимы вернемся [207] обратно в Газну, тебе нужно будет явиться на служение. Эмир отправился, вел священную войну в Сумнате и в полном здравии, счастливо повернул обратно. С дороги он послал письмо Хасанеку: нужно, мол, тебе поспешить явиться на служение и привезти с собой Бу Садика Таббани, он сгодится для нашего собрания. Хасанек выехал из Нишабура и с ним славное созвездие судей, законников, знатных мужей и вельмож, чтобы поздравить эмира. Они были милостиво приняты и получили подарки соразмерно достоинству и чину и поехали обратно в Нишабур. Имама Бу Садика эмир велел оставить, обошелся с ним ласково, назначил месячное жалованье, а через короткое время дал ему должность главного казия в Хутталане, где находятся двадцать с лишним медресе с вакфами при них. Во все времена там был [свой] князь, властный и могущественный. [Бу Садик] остался здесь, в сей славной столице, да пребудет она навеки /211/ и да здравствует он сам, ибо от него много пользы. Он поселился в рабате Манк Али Меймуна. Государи ему оказывали доверие, и он исполнял важные посольства. Когда я дойду до череда [каждого] государя, то расскажу о том, какие мне давали распоряжения, *ежели будет угодно Аллаху и он отсрочит смертный час [мой]!*.

Казий Бу Тахир Таббани пребывал в Нишабуре в то время, когда эмир Мас'уд подвигался туда из Рея. С казием Бу-л-Хасаном, сыном казия имама Абу-л-Ала, он выехал вперед на несколько переходов, чтобы встретить [эмира], попросил [себе] должность главного казия Рея с его округой и получил согласие. Когда они прибыли в Нишабур и туда же приехал казий Бу Тахир, эмир ему сказал: «Мы хотели тебя послать в Рей, чтобы ты был там главным казием, да отдали уже эту должность Бу-л-Хасану. Тебе следует идти с нами, как только дела придут в спокойное состояние, должность главного казия Туса и Нисы будет твоей, там твои заместители, к ней мы прибавим еще должность нишабурского судьи. [Но сначала] мы пошлем тебя с большим и важным поручением в Туркестан ради [возобновления] договора и обязательства. Когда ты с этим покончишь и вернешься ко двору, то с лаской и наградой поедешь в Нишабур и там поселишься в должности судьи, а заместители твои будут в Тусе и Нисе, ибо мнение наше о тебе самое лучшее». Бу Тахир поклонился. Вместе с эмиром он приехал в Герат. Дела пришли в порядок, и эмир отправился в Балх.

Повесть об обстоятельствах жизни [членов семейства Таббани], которую я начал выше, окончена. Бу Тахир, да смилуется над ним Аллах, был назначен послом вместе с Бу-л-Касимом Хусейри, да приветствует его Аллах, чтобы отправились они к Кадыр-хану, в Туркестан. Поскольку повесть о семействе Таббани рассказана, я теперь впишу в «Историю» послание и два словесных заявления, дабы они стали известны, *ежели будет угодно Аллаху всевышнему*. [208]

СПИСОК С ПОСЛАНИЯ И ДВУХ СЛОВЕСНЫХ ЗАЯВЛЕНИИ ОБОИХ УПОМЯНУТЫХ ПОСЛОВ, ОТПРАВЛЕННЫХ В ТУРКЕСТАН

Во имя Аллаха милостивого, милосердого! Когда мы здравы и невредимы и с победой прибыли в Балх — да будет долгой жизнь преславного хана! — и все необходимые условия царства были приведены в порядок, мы изволили послать письмо со спешным стремянным, чтобы [хану] стало известно, чего господь бог, да славится поминание его, нам облегчил достигнуть с того времени, как мы направились в Исфаган и до сего времени. Когда /212/ прибыли сюда, в смысле [дарования] знатных побед, кои [не может] постигнуть ничье воображение и [ничья] мысль, дабы в силу единодушия, кое утвердилось между [нашими] домами, [и вы тоже] прияли долю радости и признания.

Мы упомянули [в письме], что вслед будут отправлены послы ради договора и обязательства, дабы основы дружбы, для укрепления коих было положено столь много трудов, окрепли еще более. В настоящее время брат мой и верный друг Абу-л-Касим Ибрахим, сын Абдаллаха Хусейри, да упрочит Аллах его славу, доверенный муж нашего собрания, состоящий в степени особого наперсника нашего, коего всегда любил и жаловал покойный эмир, отец наш, да просветит Аллах его доказательство, и с кем он вел беседы о выгодах царства, [кто] ныне для нас наиболее пригоден для дела [из тех, кто у нас] в памяти и чье умение дать совет и способности явны, отправляется послом, дабы передать хану наше приветствие и пожелание всего наилучшего и преуспеяния и приступить к тому, что ему предписано, чтобы оно было доведено до конца и он, исполнив его, вернулся обратно с точной и верной основой.

[Послу] придан казий Абу Тахир Абдаллах, сын Ахмеда Таббани, да продлит Аллах свою помощь ему, дабы когда выпадет радость заключения договора и обязательства согласно образцу, имеющемуся у посла 142, казий привел их статьи полностью в соответствие с требованиями шариата. Сей казий из числа знатных улемов [нашего] присутствия, он уже исполнял важные дела и поручения и в каждом из них оправдались его благие советы и благочестие.

У посла Абу-л-Касима имеется устное заявление, в коем на словах речь идет более пространно, так что ежели ему будет дозволено, то он это заявление доложит. У него же имеется еще одно устное заявление [тоже] о важных делах, кое он докладывать не будет, ежели о них не зайдет речи. Поздней, буде [речь все же] зайдет, он непременно заявление представит, дабы цели были достигнуты. Доверие [наше] к нему столь высоко, что ежели начатые переговоры затянутся, то все, что он скажет, равносильно тому, как будто мы это сказали сами, ибо все, что [ему] надлежит сказать, обсуждено с нами в нескольких [209] заседаниях, и он выслушал твердые решения, дабы не испытывать нужды запрашивать наше мнение, как решить тот или иной вопрос, и вернуться обратно, завершив дела.

У него с собой и поминки 143, как повелось в обычае. С обеих сторон обоюдное подношение даров и взаимная приветливость существовали постоянно, так что коли взглянуть на них благожелательным взором, то недостатки их останутся не замечены.

Было бы достойно величия той великодушной стороны не задерживать послов там долго, а возвратить их обратно в скорости, удовлетворив /213/ домогательство, ибо население двух больших земных поясов 144 ожидает, чтобы между нами обоими установилась дружба. Когда по достижении желаемого послы [наши] будут отпущены обратно, надобно, чтобы с ними поехали послы той богоспасаемой стороны, знакомые с существом дела 145, дабы по прибытии их в наше присутствие, мы тоже исполнили то, что является условием дружбы и единодушия, кои испрашивались *с соизволением Аллаха, велик он и всемогущ*.

ПЕРВОЕ СЛОВЕСНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

*О брат мой и верный друг мой Абу-л-Касим Ибрахим, сын Абдаллаха Хусейри, да продлит Аллах твою жизнь!* Надобно тебе, когда ты явишься в собрание хана, передать ему наше приветствие путем величания и изъявления почтения. [А что до] поминков, кои посланы с тобой в знак приязни и внимания, то ты как можно лучше объясни их незначительность и скажи, что эти ничтожные вещи посылаются лишь ради соблюдения обычая, и засим следуют извинения и что, дескать, подносить друг другу и приветствовать друг друга подобает обеим сторонам.

Затем скажи, что хану, дескать, ведомо, что ныне люди двух больших земных поясов, кои покорны нам, двум властелинам, и чужеземцы ближние и дальние, кругом, ожидают, каким способом между нами установится дружба, дабы поскольку, слава Аллаху, между [нашими] домами уже есть единство, она стала еще крепче. Друзья и преданные люди этому обрадуются, потому что проживут жизнь в безопасности и покое, а недруги и злонамеренные люди придут в отчаяние и падут духом, ибо им станет ясно, что [отныне] на их рынке будет застой. Стало быть, лучше и похвальней, чтобы между нами, двумя друзьями, существовало точное обязательство и к нему были бы присоединены договоры 146 с обеих сторон, ибо когда мы будет состоять в свойстве и тесном общении, то разговоры уже успеха иметь не будут, и на рынке подстрекателей и злонамеренных людей окажется застой. У врагов обеих сторон, когда они проведают о единодушии и единогласии, зубы затупятся и они поймут, что удобного повода им не найти [210] и цели своей они ни в коем случае не достигнут, по той причине, что раз [наша] дружба подтверждена, то они будут знать, [что она ради] взаимной поддержки и содействия в приобретении новых владений, совершении дальних славных походов, увеселения души покойных государей, да будет доволен ими всеми Аллах, ибо коль скоро мы возобновим их обычай совершать походы, то они возрадуются и /214/ это призовет благословение на нас и на наших потомков.

Когда эта часть будет изложена, и хан выразит удовольствие заключить обязательство, [тогда] попроси назначить де



2019-11-13 244 Обсуждений (0)
ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация...
Личность ребенка как объект и субъект в образовательной технологии: В настоящее время в России идет становление новой системы образования, ориентированного на вхождение...



©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (244)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.022 сек.)