ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО 6 страница

60. 17 марта 1032 г.

61. Т. е. принял подарок.

62. 22 марта.

63. ***

64. 2 апреля 1032 г.

65. ***

66. 5 апреля 1032 г.

67. 15 апреля 1032 г.

68. 2 мая 1032 г.

69. Т. е. с Ахмедом, сыном Абдассамада.

70. ***

71. Опасно в том смысле, что противник мог переправиться в этом месте через реку и ударить по тылу войск хорезмшаха. Ср. ГФ, 346, примеч. 2, из которого видно, что издатели это место не поняли.

72. В тексте ошибочно *** вместо ***

73. ***. Здесь, очевидно, глагол не значит “переправились”, как можно было бы ожидать, а “отошли [на тот свет]”, “умерли”, поскольку ниже, на стр. 337, говорится, что Таш Махруй в этом сражении погиб.

74. Т. е. Эмирека Бейхаки.

75. В оригинале поговорка: *** - чтобы ветерок продул.

76. Т. е. Ахмед, сын Абдассамада

77. ***

78. ***

79. Т. е. два положения мусульманского вероисповедания: ***

80. Т. е. Пири Ахур и Бек-тегин Човгани.

81. Т. е. вызванные Ахмедом накибы с военными отрядами.

82. Конец записок Эмирека Бейхаки, начатых на стр. 312.

83. Земм — город на левом берегу Аму-Дарьи ниже Келифа, в 5 днях пути от Термеза и в 4 днях от Амуля (Чарджуя), очевидно на месте нынешнего города Керки Чарджоуской обл. Туркменск. ССР. Ваrthоld, Turkestan... 80.

84. ***

85. 22 апреля 1032 г.

86. См. выше, стр. 163.

87. Список с жалованной грамоты эмира Мас'уда воспроизведен в *** лл. 61б—62а.

88. 7 мая 1032 г.

89. В АП примечание: Дерегез — один из округов Балха...

90. 25 мая.

91. ***

92. 5 июня 1032 г.

93. Абу-л-Музаффар Мухаммед б. Ибрахим Баргаши оставался в должности везира до смерти Нуха б. Мансура Самани 14 раджаба 387 г.— 23 июля 997 г. При сыне и преемнике его Абу-л-Харисе Мансуре Баргаши был отставлен от должности везира и удален в Гузганан, что не совсем согласуется с рассказом Абу-л-Фазла Бейхаки. Об этом Ваrthоld, Turkestan... 264—265.

94. ***

95. 1009—1010 г.

96. *** — шелковая ткань; В. А. Крачковская, О средневековых текстильных изделиях в Средней Азии (мервские ткани IX—X вв.), Материалы Первой Всесоюзной конференции востоковедов в г. Ташкенте, Ташкент, 1958, 615.

97. Т. е. Абу-л-Музаффара Насра, брата султана Махмуда.

98. Т. е. забудется или будет смыто, как в то время часто практиковалось, чтобы использовать бумагу для другого письма.

99. *** Cp. ниже, стр. 479.

100. О каком месяце идет речь установить трудно. Последние упомянутые даты на стр. 320 и 322 были концом джумады 1, т. е. концом апреля — началом мая, а следующая — 1 зу-л-хиджжа — 8 ноябрем. Следовательно, приезд гонцов состоялся между маем и ноябрем.

101. 8 ноября.

АБУ-Л-ФАЗЛ БЕЙХАКИ

ИСТОРИЯ МАС'УДА

1030-1041

[ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО]

Наступило лето четыреста двадцать четвертое. Первый день месяца и, года; был четверг ¹. В дороге пришло письмо от начальника почты в Рее: «Ташферраш здесь показал большую силу и cын Каку и все, кто находится по сторонам, повесили головы. Дебир Тахир должность кедхудая исправляет хорошо, никакой неурядицы нет. Сын Говхарагина, Шахренуш, зазнался и захватил было Казвин, принадлежавший его отцу. [Ташферраш] послал Ярук-Тугмиша, джамедара, и несколько сильных саларов: Говхараина Хазине[дара], Хумарташа-и хейль туркмен, и покончил с делом этого негодяя, а сейчас совершает объезд [по окрестным местам], чтобы поубавить спеси; и в Ираке поднялась суматоха». Вместе с похвалой было отвечено, что у нас-де есть намерение из Буста пойти в Герат. Когда прибудем туда, то назначим верного человека и пришлем с ним подарки Таш[феррашу], дебиру Тахиру и тем, кто ходил на войну с сыном Говхараина, Шахренушем, а также приказы отправиться в Рей, Джибаль и Хамадан. Когда [государь] приехал в Герат, то с помощью Мас'уда, сына Мухаммеда Лейса, человека доблестного, умного, проницательного и незаурядного, служившего эмиру в Герате и умершего в молодые годы, были справлены подарки и посланы. Говорили, /362/ что высочайшее знамя пойдет следом в Нишабур, дабы зиму и весну провести там и Мас'уд с подарками отправился.

Десятого числа месяца мухаррама ² ходжа Ахмед, сын Хасана, занемог. Недуг был весьма тяжкий, так что навис приговор смерти. Он не мог являться в везирский диван, сидел у себя дома и занимался каким-нибудь делом, принимался за людей, а люди грызли его. Он притянул Абу-л-Касима Кесира, который прежде был сахиб-диваном Хорасана, понуждал рассчитаться, угрожал и даже приказал доставить дыбу, кнут и палача и хотел было его сечь. Тот протянул руки к моему наставнику и взмолился о помощи. Наставник написал записку эмиру и устно через Абдуса дал знать: «Я не говорю, что не нужно требовать расчета от государственного дивана ³ и средства ⁴, которые [327] числятся за ним, ему придется отдать во что бы то ни стало ⁵, однака слуг и рабов государевых, возвышенных султаном-отцом, нельзя истреблять нарочно. Наш везир тяжко болен и, потеряв надежду выжить, хочет до смерти успеть свести счеты. У Бу-л-Касима Кесира есть старые заслуги и он сделался знаменитым человеком. Ежели высочайшее усмотрение одобрит, то его надобно спасти». Узнав это, эмир соизволил сказать: «Ты, Бу Наср, сходи к великому ходже под предлогом навестить болящего, а Абдус, чтобы пришел вслед за тобой, справился о здоровье от нашего [имени] и сделал, что требуется на сей счет». Бу Наср отправился.

Придя в серай везира, он увидел в суффе Абу-л-Касима Кесира, с ним шел спор о [казенных] средствах, [тут же находились] доставленные мустахридж, дыба, кнут и орудия пытки, пришел и палач. [Бу-л-Касиму] передавали грубые сообщения ходжи. «Остановите на час это дело,— сказал Бу Наср,— покуда я повидаюсь с ходжой». Он вошел к ходже и увидел его одного на почетном месте, лежащего на спине, очень озабоченного и больного. «Как себя чувствует ходжа?»— спросил Бу Наср. «Сегодня мне лучше,— ответил ходжа,— да только меня все время удручает этот племянник Кесира. Сей человечишка утаил [казенные] средства и желает их присвоить, но не понимает, что прежде чем умереть, я их вытяну у него из глаз и зубов, прикажу вздернуть на дыбу и сечь, покуда он не вернет обратно то, что украл». «Зачем господину горячиться?— заметил Бу Наср,— Бу-л-Касим ни в коем случае не осмелится присвоить достояние государственного казначейства ⁶. Прикажи, я выйду к нему и выну у него из /363/ ушей хлопчатую бумагу ⁷».— «Не стоит,— ответил ходжа,— пусть на себе почувствует возмездие».

На этом подошел Абдус, отвесил поклон и сказал: «Государь султан спрашивает и говорит, как себя чувствует сегодня ходжа?» Тот поцеловал подушку и ответил: «Сегодня по милости государя лучше, через каких-нибудь два-три дня я поправлюсь настолько, что смогу явиться на поклон». Абдус продолжал: «Государь говорит, мы, дескать, слышим, великий ходжа возлагает на себя непосильный труд, печалится и ввязался в дела Бу-л-Касима Кесира касательно [казенных] средств. Никто не посмеет утаить достояние государственного казначейства, пусть этот труд [ходжа] на себя не берет. Сумму того, что с Бу-л-Касима надлежит получить, пусть ходжа напишет и передаст Абдусу, дабы [Бу-л-Касима] привели ко двору и не отпускали с раннего утра, пока еще солнце не бросило тени ⁸, до тех пор, покуда он не отдаст [казенное] добро. И сказал государь, пусть, мол, мустовфии напишут памятку и вручат Абдусу, и еще он сказал, что надобно, мол, Бу-л-Касима отправить с ним во дворец». [Затем] Бу Наср и Абдус сказали: «Ежели мнение господина найдет возможным, пусть [328] [Бу-л-Касим] явится к государю». «Нет и нет милости!» — ответил тот. «Он стар,—доложили они,— и заслуги у него есть».

Долго они таким образом разговаривали, покуда [ходжа] не дал разрешения. Бу-л-Касима ввели, он поклонился очень вежливо. Ходжа его усадил и спросил: «Зачем ты не отдаешь султанское достояние?» ⁹. Тот ответил: «Да будет долгой жизнь господина! Я отдам все, что по правде будет установлено и господин не будет недоволен мной».— Вернешь то, что украл, выкинешь из головы мечту стать везиром и никому до тебя не будет дела»,— промолвил [ходжа]. «Слушаюсь, все что верно, я отдам, а мечты о везирстве у меня нет и не было; ежели бы она была, то великого ходжи здесь не было бы из-за тех посягательств, кои на него совершали».—«Ты их совершал или кто другой?» — спросил [ходжа]. Бу-л-Касим опустил руку и достал из-за голенища сапога письмо, отдал его гуляму, чтобы тот передал ходже. [Ходжа] взял и стал читать, развертывая письмо своей рукой. Прочитав до конца, он снова его свернул и прикрыв унван ¹⁰, положил перед собой. Несколько времени он оставался в задумчивости и как будто был смущен, затем /364/ сказал Абдусу: «Ступай, сегодня вечером я дам распоряжение, чтобы выявили [казенные] средства и недоимку с него, а завтра [справку] вместе [с Бу-л-Касимом] доставят во дворец, дабы мнение государя повелело, что найдет нужным».

Абдус откланялся и удалился. Выйдя из серая, он остановился, покуда не вышел Бу Наср. Сойдясь вместе, Абдус сказал Бу Насру: «Странное дело, [ходжа] прицепился к человеку, приготовил дыбу, дело дошло до последней крайности, передано было и устное сообщение от султана по этому же делу, а [тут Бу-л-Касим] дал ходже какое-то письмо, тот прочитал и [сразу] уважил».— «Ты еще молод, ходжа,— рассмеялся Бу Наср,— он его сейчас [даже] отпустит, и Бу-л-Касим придет ко мне домой, приходи и ты ко мне». В час вечерней молитвы Бу-л-Касим явился в дом Бу Насра и поблагодарил его и Абдуса за их заботу и пожелал много добра султану за то, что он удостоил его высочайшим вниманием. Он попросил, чтобы наилучшим образом передали и рассказали эмиру, что за ним по государственному казначейству ничего не числится. Горстку излишков, однако, собрали, а мустовфии из страха перед ходжой Ахмедом присчитали [стоимость] продовольствия, которое он [Бу-л-Касим] и его люди съели за время пребывания [его] сахиб-диваном, и месячное жалование, кое они получали, и все это сильно преувеличили. То, что у него есть, он имеет по повелению государя. Коль скоро он не будет прощен, на [жизнь] раба [государя] посягнут. «Все это будет сказано,— ответил Бу Наср,— даже больше того, но расскажи случай с письмом, что случилось, почему человек смягчился, когда прочитал, [расскажи], чтобы Абдус мог завтра пересказать эмиру», Бу-л-Касим поведал: «То было [329] повеление эмира Махмуда, с его печатью, уничтожить ходжу Ахмеда, ибо необходимо возмездие за пролитую по его приказу кровь. Я же пошел наперекор такому падишаху, как Махмуд и, чтобы человек остался жив, ответил: не мое, мол, дело. Будь у меня желание, его тотчас же убили бы. Когда ходжа прочитал письмо, ему стало совестно, и после вашего ухода он много извинялся».

Абдус пошел и рассказал все, как было. Эмир спросил, в каком состоянии ходжа. «Он болен,— ответил Абдус,— я узнавал у лекаря. [Тот] говорит, что наступила слабость и к тому еще две-три болезни. Излечить их трудно, ежели он от них избавится, то будет необычайно».— «Надобно сказать Бу-л-Касиму Кесиру, чтобы он сдался,— промолвил эмир,— не упорствовал бы и не упрямился, дабы его не огорчать. Мы на этой неделе поедем в Нишабур; Бу-л-Касиму с ходжой надо остаться здесь, [посмотрим] каково будет состояние болезни». С этой надеждой Бу-л-Касим вновь обрел жизнь.

/365/ Восемнадцатого числа месяца мухаррама ¹¹ султан выехал из Герата в Нишабур. Ходжа со всеми чиновниками остался в Герате, Первого числа месяца сафара ¹² эмир расположился в Шадьяхе. В тот день стояла сильная стужа и было много снега. [Государь] дал распоряжение, чтобы висаки гулямов и дворцовых людей построили в Нишабуре поближе к нему, а подальше расположили бы челядь.

В субботу прибыла спешная почта из Герата, что ходжа Ахмед, сын Хасана, через неделю после отбытия высочайшего знамени отошел [в иной мир], после того как обидел многих чиновников. Наставник мой, прочитав письмо, пошел к эмиру, представил письмо и сказал: «Да будет государю мира жизнь долгая — досточтимый ходжа Ахмед приказал долго жить Высокому собранию». «Жаль,— промолвил эмир,— Ахмед единственный человек [нашего] времени, редко бывает такой, как он». [Государь] очень жалел и скорбел и сказал: «Ежели бы его продали обратно, мы не пожалели бы никаких сокровищ для него». Бу Наср ответил: «Сему слуге довольно счастья было умереть в благосклонности [к нему] государя». [Затем] он пошел в диван, час-другой провел в размышлении и на смерть [ходжи] сочинил стихи. Вместе с другими [моими] бумагами они утрачены, но в памяти у меня остался один стих:

*О объявляющий смерть затмением солнца и месяца,
Ты возвестил утрату, омрачение и скорбь!*

Со смертью этого вельможи умерли доблесть, благочестие, способность и великодушие. Сей мир не вечен для прохожего, все мы [лишь] на стоянке каравана и уйдем один вслед за другим, никто здесь не останется. Жить надобно так, чтобы после смерти за человека молились. Ходжа Бу Наср, оплакавший этого вельможу в стихах, тоже скончался в [330] Герате. Я расскажу [об этом] в своем месте. Сын Руми в этом смысле прекрасно сказал стихи:

*Время отнимет все мне доверенное
И нет в вещах благ, данных и отнятых,
Оно облекло меня в одеяние юности и речи
И то, чем облекло, похитило скоро*.

/366/ Я удивляюсь алчности людей и спорам друг с другом, множеству золота и страданию, почитанию и униженности, ведь голодного нищего, несчастного и стонущего, и богача, [владеющего] всеми благами, когда придет смерть, не отличить друг от друга. Человек — тот, коего имя после смерти остается в живых. Рудаки сочинил кыт'у:

Долга ли жизнь иль коротка она,
Ведь все равно придется умереть —
Смотается с катушки наконец
Нить жизни, будь она даже предлинной.
Живи ты хоть в несчастье и невзгодах
Или в спокойствии, богато, в холе,
Мирись хоть с самой малой долей мира,
Хоть захвати от Рея до Тараза, —
Все это для души лишь суета.
Что значит сон — одно воображенье!
Все в день кончины станет безразлично,
Ты друг от друга их не отличишь!

Когда эмир кончил прием, он остался с вельможами и столпами [царства], с сипахсаларом Али Дая, старшим хаджибом Бильга-тегином, аризом Бу-л-Фатхом Рази, Бу Сахлем Хамдеви и Бу Насром Мишканом и затем сказал: «Ходжа Ахмед скончался. То был старец мудрый, издавна вельможный; нас он не заставлял ломать голову. Обязательно нужен везир, потому что без посредника дело не пойдет прямо. Кого вы знаете, кто бы мог возглавить эту большую должность? Они ответили: «Государь знает слуг как своих, так и тех, коих возвысил покойный эмир. Кого [государь] назначит, тому все будут повиноваться и блюсти величие его должности; никто не осмелится возразить против высочайшего мнения государя». «Ступайте туда и сядьте без посторонних, где место дебиров». Они уселись в тереме посередине сада, где было место дебиров посольского дивана.

[Эмир] позвал Бу Насра обратно и сказал: «В то время, когда мой отец посадил Ахмеда, он назвал несколько имен, которые были поставлены выше Хасанека, скажи, кто они?» Бу Наср ответил: «Бу-л-Хаеан Сейяри, но султан Махмуд заметил: «Человек он способный, но его высокий рост и чалму я не люблю, ему быть сахиб-диваном, ибо есть в нем способность и честность». О Тахире Мустовфи эмир сказал, что он-де из всех /367/ самый достойный, однако медлителен, а я тороплив, рассержусь, а у него руки-ноги отнимаются. У Бу-л-Хасана [331] Укайли есть достоинство и способность, однако он деревенщина, но [умеет] передать устные сообщения, которые я посылаю, а к тому что он разговаривает неотесанно, я привык; получив ответ, он принесет ¹³. Бу Сахль Хамдеви возвышен нами, он долго был помощником Ахмеда, сына Хасана, однако еще молод, ему надобно еще некоторое время побыть помощником, покуда поболее образуется, тогда он будет стоить важного дела и должности в Газне, а область эта очень велика. Нужен человек, который нас не заставлял бы ломать голову. Хасан приобрел значение, но не знает счетоводства и письмоводства, но его наместники правят должность [сахиб-дивана] в Нишабуре они могут благодаря его силе. Достойней всех Ахмед, сын Абдаида. Таких как он у Алтунташа больше нет, а Хорезм страна общая. Таково положение с этим народом, да будет долгой жизнь государя. В конце концов султан назначил [везиром] Хасанека, но потом каялся. Все они и по сейчас живы, кроме Хасанека. Но у государя ведь есть и свои стоящие рабы и слуги». «Нужно написать имен всех людей и представить вельможам»,— сказал эмир. Бу Наср написал и пошел к ним. Они ответили: «Один достойней другого, государь кого надобно облечет доверием». Эмир сказал Бу Насру: «Бу-л-Хасан Сейяри исправляет должность сахиб-дивана Рея и Джибаля и благодоря ему это дело приведено в порядок. Бу Сахль Хамдеви отправился в Рей, потому что от дебира Тахира кроме пьянства и легкомыслия ничего не получается. Тахир Мустовфи годится для счетного дела. Бу-л-Хасан Укайли — для нашего собрания. Наше сердце, как в конце концов у султана, остановилось на Ахмеде, сыне Абдаиде потому что он сумел привести в Амуй столь громадное войско, знает хорошо письмоводство, счетоводство торговое дело ¹⁵ и человек благоразумный». Бу Наср ответил: «В пору халифов из рода Аббаса и во времена [правления дома] Самани везирство давали кедхудаям эмиров и хаджибом кедхудаем Бу-л-Хасана Симджури был Кесир, [эмиры дома] Самани несколько раз его /368/ выпрашивали у Бу-л-Хасана чтобы поручить должность везира, Бу-л-Хасан говаривал,что у него, мол, помимо [Кесира] никого нет. Дела в Хорезме были в порядке. Сын ходжи Ахмеда, Абдалджаббар, когда его отец получит степень везира, сможет заступить на его место».

Эмир велел принести чернила и написал своей рукой записку Ахмеду такого содержания: «У нас к ходже есть дело государственной важности. Сей хейльташ послан спешно. Надобно, чтобы как только ты ознакомишься с этим письмом, написанным нашей рукой, срочно через Нису приехал ко двору и не мешкал бы в Хорезме», [эмир] отдал Бу Насру и сказал: «Припиши что-нибудь свое и упомяни в обращении «шейх мой», «поверенный мой», [332]. На случай, ежели в Хорезме произошел бы беспорядок, пусть вместо себя оставит надежного человека, а сына своего Абдалджаббара пусть возьмет с собой. Как только ему будет оказана честь приема у нас, он с подарком и лаской, [с соблюдением] правила и порядка вернется в Хорезм. И от себя тоже напиши письмо и расскажи обстоятельно, что зовут его ради того, чтобы назначить везиром, что, мол, султан со мной в тайности говорил [об этом, упомяни это], дабы его ободрить. Бу Наср составил письмо [от имени] султана, как он умел это сделать, потому что по этой части был искусником своего времени. От себя он написал записку такого содержания:

«Да будет долгой жизнь ходжи сейида и да здравствует он многие лета во славе и счастье! Пусть ведает он, что в тайнике рока заключено много участей, и тайна та ведома господу богу, велик он и всемогущ, ибо участи предопределил он. Еще государь султан, великий благодетель, предпочел избрать сего друга [ходжи сейида] Бу Насра Мишкана узнать эту тайну — султанское послание написал я своей рукой по высочайшему повелению, да вознесет Аллах его еще выше, и оно было скреплено царской печатью; к нему приложена записка, [написанная] высочайшей рукой. А сие письмо я пишу от себя по высочайшему распоряжению, его придется несколько растянуть. Пусть [ходжа] как можно скорей приедет, потому что грудь везирства истомилась по человеку, который достоин ее, а [достоин] ходжа сейид. Пусть приезжает он поскорей, дабы глаза [сих] ничтожных узрели свет от встречи с ним. /369/ *Аллах всевышний да продлит его дорогую, драгоценную жизнь, доведет до цели его намерение и да сведет меня с ним по милости своей!*» Эти письма [Бу Наср] снабдил царской печатью. Назначили одного из хейльташей и девсуваров и наказали ему, чтобы он в десять дней съездил в Хорезм и вернулся обратно в Нишабур. Тот сейчас же поехал.

Седьмого числа месяца сафара ¹⁶ из Буста спешной почтой прибыло письмо, что факих Бу Бекр Хусейри, который оставался там больной, помер. Сколь удивительны превратности судьбы! Между ходжой Ахмедом, сыном Хасана, и этим факихом постоянно была неприязнь, а смерть их обоих случилась почти одновременно.

В это же время пришло известие, что посол ал-Каима биамриллах, Бу Бекр Сулеймани доехал до Рея и вместе с ним слуга из личных слуг халифа. Подарки находятся при нем, а прочие важные предметы — при после. [Государь] повелел оказать им добрую встречу. Они пробыли там одну неделю, и содержали их прекрасно. Со значительным отрядом телохранителей и людей, кои заботились о нуждах их, они прибыли в Нишабур. Эмир приказал, чтобы в округ Бейхак спешно отправились люди и заготовили продовольствие и корм для животных ¹⁷. Восьмого числа месяца раби ал-ахир ¹⁸ нишабурские факихи, казии и [333] вельможи выехали для встречи. В среду отправились мертебедары и посольские приставы. От ворот рейской дороги до самой пятничной мечети сделали украшения, а также на базарах рассыпали и разбрасывали много диремов, динаров, сахару и [всяких] диковинок.

[Посла] поместили в саду Абу-л-Касима Хезани и [это] заняло время до часа пополуденной молитвы. [Туда] отнесли много роскошного угощения из яств и десять тысяч диремов на баню. Каждый день [оказывали] какую-нибудь новую любезность. По прошествии недели, когда [посол] отдохнул, устроили блестящее шествие от дверей сада Шадьях до дверей серая посла. Все войско, служилая знать и серхенги сидели верхом, держа [в руках] значки. Пешие в полном вооружении построились перед конницей, а мертебедары в два ряда. В суффе на престоле сидел эмир, да будет им доволен Аллах, и находились военачальники и хаджибы. День был весьма торжественный. Одного хаджиба и несколько сипахдаров, пердедаров, щитоносцев, заводных лошадей и около двадцати мулов ¹⁹ [отправили за послом]. Рано утром в серай посла за дарами ездил посольский пристав.

Посла и слугу [халифа] посадили верхом, а халифские дары в сундуках навьючили на мулов. Во главе казначейские помощники вели в поводу восемь оседланных лошадей /370/ с золотыми сбруями и седлами; свернутый стяг в руках одного всадника и жалованную грамоту и послание в руках другого всадника держали, как полагалось, перед послом, а впереди них хаджибы и мертебедары. Раздались звуки рогов и барабанов и поднялись клики, ты сказал бы, что ужасающий шум сей есть наступление дня страшного суда; держали и несколько слонов.

Посла и слугу [халифа] спешили и ввели к эмиру. Посол приложился к руке, слуга облобызал землю и оба стали на месте. «Как поживает государь, повелитель верующих?» — вопросил эмир. «Он в полном здравии и благополучии, все дела [его] в согласии с желанием и он доволен великим султаном, долгая жизнь ему, [который] для него — опора величайшая» — ответствовал посол. Хаджиб Бу Наср взял посла под руку и подвел его от середины суффы к престолу и усадил. В этой суффе сидели [только] сипахсалар Али Дая и ариз везира ведь не было, как я рассказал.

Посол начал говорить: «Да будет долгой жизнь государя! Когда я прибыл в столицу халифата и изъяснил Высокому собранию послушание, повиновение и подданство султана, как он признал обязательным [для себя] исполнить обряд оплакивания по ал-Кадиру биллах, и как совершил торжественное поздравление повелителя верующих, [ныне] украшающего [собой] престол халифата, и как он позаботился об обряде чтения хутбы, и каким образом он затем исполнил требования присяги на верность и достойно отпустил меня обратно,— [334] повелитель верующих, как подобает его высокой доблести, воссел на престол я на той же неделе открыл общий прием. С каждым, кто подходил к его престолу, он беседовал, хвалил султана и находил нужным сказать [о нем] столь много хорошего, что даже изволил промолвить: «Величайшая опора наша и ныне наикрепчайшая—Поборник веры в Аллаха, Хранитель стран божиих, Отмститель врагам Аллаха, Абу Са'ид Мас'уд». И на том же собрании он повелел написать на имя султана жалованную грамоту на владения унаследованные, благоприобретенные и на те, что он захватит вновь. Он прочитал ее во всеуслышание, принесли чернила и он украсил ее высочайшей подписью и печатью. «В час добрый!» — произнесли высочайшие уста. Потом он велел запечатать [жалованную грамоту] и ее препоручили любезному слуге вместе с посланием. [Повелитель верующих] потребовал стяг, [его] принесли и он своей рукой свернул его. Принесли ожерелье, пояс, перчатки и венец; каждую вещь по отдельности он вручил [слуге] и помолился, чтобы господь бог, /371/ велик он и всемогущ, благословил [их]. Принесли и шитые одежды. Он упомянул о разных великолепных предметах, а также о царских верховых животных, коих вслед за сим привели, и между прочим [сказал], чтобы принесли чалму и меч. Высочайшие уста произнесли слова: «Сия чалма свернута нашей рукой, [ее] надобно вручить все так же связанной Поборнику веры в Аллаха, пусть он возложит [ее] на голову после венца». Он обнажил меч и промолвил: «Надобно повергнуть зиндиков и карматов и соблюсти в этом обычай отца [султана]—Десницы державы и веры —и силой меча захватить другие владения, кои находятся в руках супостатов». Все это передали мне на том же собрании, а сегодня доставили сюда, дабы султан по [своему] усмотрению распорядился [ими], как сочтет необходимым».

Эмир, да будет им доволен Аллах, сделал знак Бу Насру Мишкяну, мол, надо принять жалованную грамоту и послание. Бу Наср вышел из ряда и сказал послу по-арабски, чтобы он встал и жалованную грамоту, завернутую в черный шелк, поднес эмиру и положил на престол. Бу Наср принял [ее], отошел в сторону ²⁰ и остановился. Посол, стоя, сказал султану: «Ежели [государь] соблаговолит, пусть сойдет с престола, дабы в добрый час надеть на себя халат повелителя верующих». «Постелите мусаллу!» — велел [государь]. Оружничий, державший при себе мусаллу, постелил. Эмир обратился лицом к кибле; затрубили в золотые рога, которые держали на середине сада. Звуки их смешались со звуками других рогов и поднялся рев, а у дворца забили в литавры и заиграли на рогах и слоновых зерцалах ²¹. Подбежал Бильга-тегин и другие хаджибы и, взяв эмира под руки, [помогли] сойти с престола. [Эмир] сел на мусаллу. Посол потребовал сундуки с дарами, [их] принесли. Вынули семь фереджи ²², одно из них было [335] черного шелка, а прочие разные из багдадских тканей. Эмир приложился к ним устами, исполнил два рак'ата молитвы и взошел на престол. Поднесли венец, осыпанный самоцветными камнями, ожерелье и перчатки, [тоже] украшенные [самоцветами], поцеловали их и положили на престол по правую руку от эмира. Свернутую чалму поднес слуга. Эмир приложил ее к губам и, сняв шапку, возложил ее на голову, правой рукой подержал стяг, подвесил меч на перевязи, [затем] поцеловал и отложил в сторону.

/372/ Бу Наср прочитал послание и перевел его на персидский язык, прочитал и жалованную грамоту. Начали осыпать деньгами, так что середина суффы стала золотой от рассыпанных монет, а середина сада — серебряной от кошельков. Посла повезли обратно, кидая [в народ] ценные вещи, так что не было [им] предела. В час предзакатной молитвы посол прибыл домой в великом благолепии. Несколько дней подряд непрестанно продолжалось ликование и музыка. Веселились и ликовали ночью и днем. Ни в какие времена никто подобного не запомнил.

В это время пришло известие, что сын Ягмара туркмена и сыновья других туркменских предводителей, коих Ташферраш, сипахсалар Ирака, приказал убить, прибыли с Балхан-куха со множеством других туркмен в то время, как Ташферраш двигался в Рей, и намереваются напасть на окраины владения, чтобы отомстить мусульманам за отцов. Эмир, да будет им доволен Аллах, приказал сипахсалару Али Дая отправиться в Туе, а старшему хаджибу Бильга-тегину — в Серахс. Отправили разведывательный отряд разведать положение туркмен. Старший хаджиб Бильга-тегин со своими гулямами и хейлем выступил из Нишабура, а сипахсалар Али [Дая двинулся] на другой день, в среду. Пошли письма к Бакалиджару с гонцами на верблюдах-скороходах, чтобы он был бдителен и осторожен и послал сильное войско в Дихистан, дабы оно стало в рабате ²³ и охраняло дороги. Пошли также письма в Нису и Баверд, чтобы шихне и население тех областей слушались сипахсалара Али [Дая] и хаджиба Бильга-тегин а.