Элиты и бюрократия: генезис и трансформация

Как и понятие индивидуального политического лидерства, понятие группового политического лидерства, т.е. элиты, также трактуется в самых различных смыслах и значениях. Если исходить из этимологии этого понятия (от латинского eligere и французского elite - «лучший, отборный, избранный»), то политическая элита представляется как лучшая, наиболее ценная для общества группа, обладающая интеллектуальным и моральным превосходством над массой, стоящая над ней. Группа, которая в силу присущих ей особых уникальных качеств призвана управлять страной, создавать образцы и нормы поведения, направлять общественное развитие.

Различные подходы к трактовке понятия элиты (с теми или иными модификациями) присутствуют практически во всех элитистских теориях, начало которым было положено выдающимися представителями итальянской школы политической социологии В. Паретто (1848-1923), Г. Моска (1858-1941) и Р. Михельса (1876-1936). Имея в качестве центрального объекта своих исследований вопрос о политической власти, эти ученые рассматривают его, исходя из презумпции деления любого общества на две неравные друг другу «страты»: обладающее властью правящее меньшинство и подчиняющееся этой власти большинство. В тоже самое время модели элитообразования по-разному реализуются в различных национальных государствах.

Масштабные социально-экономические и политические реформы 1990-х гг. сопровождались революционные изменениями традиционной для России модели элитообразования: относительно гомогенная номенклатура превращалась в сообщество политико-экономических кланов, претендующих на принятие ключевых политических решений. На смену бюрократическому принципу элитообразования пришел олигархический: сформировалась политико-финансовая олигархия, вступившая в борьбу с номенклатурой. При этом существенно возросла политическая роль бизнес-элиты в выработке политического курса и формировании политического истеблишмента. Более того, впервые в российской истории представители бизнес-элиты вошли в состав политической элиты. Таким образом, осуществленные президентом Б.Ельциным социально-экономические реформы 1990-х гг. вызвали трансформацию модели элитообразования.

Система элитообразования, сложившаяся в Советском государстве, по мнению известного российского элитолога О.В.Гаман-Голутвиной, была родственной той, что сложилась в Московском государстве и Российской империи. Общими принципами формирования государства в эти исторические периоды являлись политико-центричный характер социальной организации, всеобщий характер обязанностей населения перед государством, социальная дифференциация, основанная на различии обязанностей отдельных социальных групп перед государством (наличие служилого и податных классов). Причиной того, что советская система элитообразования сохранила преемственность по отношению к предшествующим периодам развития страны, заключается в необходимости сохранить мобилизационный тип развития для осуществления ключевой задачи - проведения индустриальной модернизации страны в условиях дефицита времени и ресурсов[69].

Советская реальность существенным образом отличалась от теоретических представлений Маркса и Ленина, чьи доктрины предусматривали выборность и сменяемость руководства, партмаксимум (зарплата партийного руководителя не должна была быть выше, чем у квалифицированного рабочего). На практике реализовывались иные принципы. Отход от принципов выборности партийного руководства к практике номенклатурного назначенства проявился уже в первые годы существования советской власти.

Советская политическая элита представляла собой партийную элиту, институализированную в руководящих парторганах. Именно партия служила символическим основанием политического господства советской элиты, а также обуславливала ее целостность. Легальная политическая деятельность в данный период могла осуществляться только через коммунистическую партию и с привлечением беспартийных – в Советах. Отсутствие в обществе каких-либо организованных сил кроме партии предопределило формирование партийного аппарата как механизма осуществления диктатуры партии для упорядочения общественно-политической жизни и системы принятия решений. Руководящие парторганы фактически стали выполнять все функции органов государственной власти.

Таким образом, в рассматриваемом контексте можно соединить понятия советской номенклатуры и советской политической элиты. Определяя номенклатуру как профессиональную управленческую группу, представители которой, как и субъекты политической элиты, обладают наибольшими властными ресурсами и занимают ключевые руководящие должности, некоторые исследователи подчеркивают отсутствие в данном случае принципа выборности как существенное отличие номенклатуры от политической элиты. Тем не менее следует заметить, что советская номенклатура была сопряжена с однопартийной системой, вследствие чего власть партаппарата определила поглощение номенклатурой и партийных, и хозяйственных должностей.

Советскую номенклатуру, соответственно, можно рассматривать и как совокупность наиболее важных должностей в государственном аппарате и общественных организациях, кандидатуры на которые рассматривались, утверждались и отзывались партийным комитетом; и как документы, которые выступают основанием системы элитообразования, запускающей механизм воспроизводства и господства советской политической элиты[70].

Система рекрутирования советской элиты также ограничивала семейственность, не было институциональных механизмов наследования постов и должностей. В целом были уничтожены основы экономического, наследственного механизма отбора элиты. Тем не менее, развитие советской политической элиты, уже начиная с первых этапов формирования, являлось движением в направлении все большей и большей закрытости, а главное, однородности системы ее рекрутирования.

Что касается социального происхождения представителей советской политической элиты, то уже к концу 30-х годов число выходцев из семей крестьян и низкоквалифицированных рабочих возросло в 1,5 раза. Состав элиты становился все более и более социально однородным, что характеризует качественные особенности советской элиты.

В соответствии с концепцией П.Бурдье: «Государство есть завершение процесса концентрации различных видов капитала: физического принуждения или средств насилия (армия, полиция), экономического, культурного или, точнее, информационного, символического – концентрации, которая сама по себе делает из государства владельца определенного рода метакапитала, дающего власть над другими видами капитала и над их владельцами»[71]. Советская политическая система фактически монополизировала и сконцентрировала во властных структурах все эти основные и даже не основные капиталы, образовав тем самым единый капитал государственной власти, который П.Бурдье называл метакапиталом.

Способом контроля политического руководства над техническим аппаратом управления являлось непосредственное участие в работе аппарата. В результате секретарский аппарат вытесняет на второй план партийные комитеты, которые зависели от него не только в реализации решений, но и в их принятии. Главным условием попадания в элиту и вертикальной мобильности во властной иерархии была личная преданность и лояльность к партийному руководству. Вертикальная мобильность в элите находилась под абсолютным контролем аппарата и представляла собой целенаправленный отбор сверху, а не конкуренцию, соревновательное движение снизу.

В результате, с одной стороны, система рекрутирования советской элиты характеризовались отсутствием самостоятельных индивидов, попадавших в элиту вследствие наличия у них символических, экономических, профессиональных, культурных ресурсов. Отбор определялся волей номенклатуры, главная цель которой состояла в монопольном воспроизведении и расширении своей власти. Жесткая, единообразная система рекрутирования советской элиты уравнивала всех ее представителей в их отношении к власти и обеспечивала максимальную концентрацию элитой всех властных ресурсов.

Отсутствие конкурентной среды обеспечили распространение неформальных патронажно-клиентарных связей внутри советской политической элиты. Корпоративные отношения определяли элитообразование и формы внутриэлитных взаимодействий на всех этапах развития советской элиты, в то же время данные отношения, по мнению многих ученых, были абсолютно нелегальны. В результате советская политическая элита обладала всеми рычагами власти и управления, но положение ее отдельных представителей было неустойчивым, т.к. гарантировавшие его аппаратные должности было достаточно легко потерять. Данное противоречие усиливало несоответствие между масштабом власти элиты и неустойчивостью положения ее представителей.

Анализ основных характеристик и атрибутов советской номенклатуры в рассматриваемый период позволяет сделать следующий вывод: советская номенклатура, рассматриваемая как иерархия должностей, задавалавертикальную стратификацию политического класса, которая большинством элитологов ассоциируется с пирамидой. Такая структура характерна в первую очередь для бюрократических государств, где иерархия пронизывает все сферы политической организации. Помимо жесткой иерархической структуры и централизации советской номенклатуре присущи такие характеристики, как: закрытый характер рекрутирования; единообразная система построения руководящих органов на всех уровнях власти; наличие «клиент-патронских» взаимоотношений внутри организации. Вследствие широко распространенной практики патронажа, советская политическая система может быть признана одновременно и бюрократической, и патримониальной, что усложняет ее исследование.

Один из ключевых этапов, обозначенный в рамках данного исследования, связан с новой эпохой в жизни страны, называемой перестройкой. На заседании Политбюро ЦК КПСС 11 марта 1985 г. М.С.Горбачев был избран новым Генеральным секретарем КПСС.

Уже в первые годы перестройки происходят значительные изменения в рядах правящей элиты. Горбачев решительно расставался со старой брежневской элитой. Только в результате «чистки» 1989 г. в отставку было отправлены все члены ЦК – работники суда и прокуратуры, каждый второй военачальник, 40% дипломатов, 24% министров, 25% ответственных работников аппарата ЦК КПСС, 23% первых секретарей областных и республиканских комитетов партии. Произошло значительное омоложение кадров – средний возраст тех, кто входил в элиту составлял 52 года (до перестройки – 68,5).

В то же время социокультурный облик политической элиты времен перестройки коренным образом не отличался от того, который сложился в предыдущие годы. По-прежнему большинство высших руководителей составляли выходцы из села, подавляющее большинство из них имело высшее образование, среди членов политической элиты преобладали люди с техническим, сельскохозяйственным, военным образованием, весьма много среди них было юристов и экономистов. Среди членов советской политической элиты многие имели ученые степени.

Надо отметить, что кадровые перестановки производили и предшественники Горбачева, однако никто из них не решался проводить реформу политической системы в целом. Например, в 1986 - 1988 гг. произошел переход ряда властных полномочий от КПСС к Советам. В резолюции, принятой на XIX партийной конференции (1988 г.), говорилось, что решающим направлением реформы политической системы страны является обеспечение полновластия Советов как основы социалистической государственности. Кроме того, на конференции были приняты решения о разграничении функций партии и государства, об изменении структуры и состава партийного аппарата, об отказе от номенклатурного принципа подбора кадров и замене его альтернативными выборами. Также было заявлено о необходимости реформы избирательной системы, реорганизации структуры власти и управления, обновления законодательства.

Однако, отжившая элита непросто расставалась со своей властью и присущими ей привилегиями. Предчувствуя свой крах, многие ее представители перешли на позиции социал-демократии, пополнили ряды демократически настроенных политиков и хозяйственников. Другие, наоборот, искусственно нагнетали социальную напряженность, объективно разваливая элиту изнутри, подрывая ее устои, поощряли скептицизм и недоверие к ней народа. Некоторые представители элиты блокировались с ортодоксальными силами, сопротивляясь любым демократическим преобразованиям.

В то же время в конце 1980-х гг. на политическую сцену вышла элита перестройки, идеалами которой были демократия и рыночные отношения. В политику пришли менее идеологизированные люди, многие из которых были избраны на свои должности тайным голосованием на альтернативной основе, в рядах элиты увеличилось количество ученых, многие из которых стали впоследствии весьма авторитетны в народе и заметны в депутатском корпусе. Вместе с тем, несмотря на многие положительные достижения, элита времен перестройки все же сошла с исторической арены.

Отчасти это было обусловлено тем, что элита «горбачевского призыва», выдвинув лозунги обновления общественно-политической жизни, сама продолжала жить по аппаратным законам, не смогла выработать эффективной и реалистичной программы обновления общества, сохраняла иллюзии, что двигаться вперед можно применяя старые подходы и методы номенклатурной системы. Кроме того, авторитет КПСС в народе падал, ряды ее сокращались, а многие известные и уважаемые в стране люди оказались в первых рядах оппозиции, некоторые из них создавали оппозиционные партии. Это снижало интеллектуальный потенциал правящей элиты, предопределяло ее внутренний кризис.

В первые годы экономических реформ фирмы, связанные с правящими кругами, получили исключительное право на проведение операций с недвижимостью. Фирмам, созданным при участии номенклатуры, продавалось по льготным ценам государственное имущество. Также номенклатура получала прибыль от сдачи в аренду помещений, принадлежащих КПСС: пансионатов, гостиниц, поликлиник. Их стали арендовать иностранные граждане и фирмы. Номенклатура занялась посреднической деятельностью на внешнем рынке. Действовавшие под прикрытием высоких руководителей фирмы посредничали между отечественным производителем и иностранным покупателем, в то время как другие фирмы доступа на внешний рынок не имели.

Политическая элита проводила приватизацию банковской системы, рентабельных производств и превращением министерств в концерны, что также способствовало превращению партийных и комсомольских деятелей в преуспевающих бизнесменов. Таким образом, представители политической элиты конца 1980-х – начала 1990-х гг. совершили настоящую экономическую революцию в стране: по сути, они стали первыми частными собственниками в стране. Используя свои властные полномочия, они смогли приватизировать наиболее прибыльные отрасли экономики, отстранив от участия в приватизации широкие слои населения.

Значительная часть нынешних крупнейших предпринимателей – вчерашние высшие руководители партии и комсомола, работники центральных и местных органов власти, министерств и ведомств, руководители государственных организаций. Главнейшим первоначальным капиталом в СССР были связи, именно связи в государственных и партийных структурах позволяли представителям кооперативов быстро зарегистрировать предприятие, получить льготные кредиты и государственное имущество. Формулу основного происхождения крупного капитала в современной России Б.Б.Надеждин представляет следующим образом: «номенклатурные связи – использование государственной собственности – накопление финансовых ресурсов – приобретение средств производства в ходе приватизации»[72]. Массовый уход в бизнес в конце 1980-х гг. партийных и комсомольских деятелей стал, по мнению исследователей, одной из причин падения влияния КПСС.

Проведенный анализ показывает, что противоречия и основные характеристики политической элиты советского периода стали предпосылками тех изменений, которые привели к кризису и существенным изменениям в составе современной российской политической элиты. Начало 90-х гг. характеризуется резким усилением стихийности процессов изменения российской политической элиты. Это выражалось, во-первых, в череде кадровых, позиционных перемещений, которые нарушили возрастную субординацию и поколенческую преемственность политической элиты. Молодые чиновники соседствовали в кабинетах с представителями старой номенклатуры. Если прежде имело место противоборство между старой и молодой элитой, то теперь стали конкурировать не поколения, а кланы, группы, в состав которых входили люди разного возраста. В регионах скорость изменений была значительно ниже, чем в центре. Смена руководителей регионов происходила раз в 3 - 4 года. При этом в большинстве регионов был сохранен принцип преемственности, при котором на новые посты последовательно восходили более молодые поколения советской политической элиты.

Во-вторых, в смене организационных, управленческих, политических структур. Изменения произошли в системе рекрутирования политической элиты: появились совершенно новые сферы – публичные политика и бизнес; были отменены многочисленные институциональные фильтры (обязательное членство в партии, стаж работы и т.д.). В результате появились новые политические субъекты и группы, чей потенциал был в свое время скован социальными институтами советского государства.

Констатация элитного плюрализма, разделения функций, статусов и ролей между элитами, свидетельствовала о практической ликвидации существовавшей единообразной и иерархически организованной номенклатурной системы. Процесс плюрализации элиты происходил на фоне нарастания центробежных тенденций, обострения экономического кризиса, что приводило к постоянным конфликтам между оформившимися частями новой элиты: законодательной и исполнительной властями, центром и регионами. Подтверждением внутриэлитной напряженности, политического раскола элитных структур стали многочисленные конфликты, в том числе кризис 1993 года. Тем не менее, принятие новой Конституции 12 декабря 1993 года зафиксировало определенную систему организации государственной власти, а значит и политической элиты.

Массовые общественные движения в России не получили большого развития, поэтому главным актором преобразований на протяжении всего рассматриваемого периода оставалась политическая элита. Возникшая в середине 80-х годов «контрэлита» в определенный период обладала значительным символическим капиталом, политическим влиянием, вместе с тем, ее представители не приобрели никаких реальных технологий власти и не сменили представителей прежней элиты. Поэтому, разрушив высшую политическую составляющую номенклатуры и этим определив приход к власти второго и третьего слоя номенклатуры, а также оформившейся в этот период экономической элиты, «контрэлита» быстро оказалась на обочине политической жизни.

После политических кризисов 1991 и 1993 годов вызывает сомнение в целом существование серьезной оппозиции в элите России. Роль и место оппозиционной элиты в политическом процессе зависит от параметров конкретной политической системы. Согласно Конституции, Россия формально является полупрезидентской республикой, однако де-факто большинство экспертов считает, что Россия – это президентская республика. Определяющая роль исполнительной власти делает рассуждения о реальных шансах оппозиции очень проблематичными. Так, структуры, находившиеся в оппозиции ельцинской власти, фактически превратились во внутрисистемные силы, не способные и не стремящиеся изменить политическую ситуацию. Конфликты между исполнительной и законодательной властями не отражали их идейные, идеологические противоречия, а определялись корпоративными интересами различных групп российской элиты.

Новая политическая элита, возглавившая российское общество в начале 90-х, на три четверти состояла из прежней номенклатуры. Не вызывает сомнений, что именно советская номенклатура, прекрасно подготовленная к переменам, и была инициатором, главным участником создания новых экономических и политических условий развития страны. Российская элита представляет собой прежнюю советскую номенклатуру, слегка обновившую свой состав, которая преобразовала политическую власть во власть экономическую.

Несмотря на очевидную дезинтеграцию некогда единой номенклатурной элиты, ее рассредоточение в пользу регионов, политическая и экономическая элиты остались связанными – общим происхождением, личными отношениями, персонально и институционально. Опорой российской государственной власти, системы политической элиты постепенно стали мощные политико-финансовые группы. Эти группы, в свою очередь, не что иное, как вышедшие на поверхность в конце 80-х начале 90-х корпоративные структуры, существовавшие в рамках прежней номенклатуры, в чьих руках были сосредоточены и власть, и собственность.

Формирование элиты современной России было порождено процессами преобразования, адаптации бывшей номенклатуры, при определенном структурировании новых элементов. Кадровая преемственность правящего слоя позволяет исследователям сделать вывод о том, что у власти остались лишь слегка подновленная номенклатура, в которой произошла смена поколений. Почти 70% представителей новой элиты России до этого входили в состав советской номенклатуры. Около 65% региональной номенклатуры сумели конвертировать свой политический капитал в новое качество, не утратив элитных позиций. Таким образом, факты ставят под сомнение сам процесс изменений российской политической элиты, не говоря уже о его, по мнению некоторых ученых, революционности.

Обозначение развития политической элиты через понятие «трансформации» ориентирует на анализ действий представителей политической элиты. В данном случае ни направление процесса становления политической элиты, ни его конечные результаты не являются предрешенными. Процесс трансформации политической элиты исключает характерную для перехода презумпцию движения в заранее заданном направлении. Говоря о трансформации политической элиты, анализируются если не результаты, то сам процесс демократизации. Основаниями для рассмотрения данного процесса могли бы служить такие сдвиги, которые: повышают значимость социального статуса от профессионально-квалификационного и культурного потенциала групп политической элиты; укрепляют институты гражданского общества; интенсифицируют и легитимизируют мобильность политической элиты; позволяют перекрывать криминальные и неформальные каналы формирования элитных групп. Но говорить о наличии подобных изменений в формировании и функционировании российской политической элиты не приходится.

В действительности, имела место скорее эволюция российской политической элиты. Подобное понимание подчеркивает его стихийный характер, а также акцентирует проблему преемственности российской политической элиты. Значительная часть старой элиты осталась в органах государственного управления и власти, поэтому серьезное, радикальное обновление российской политической элиты не более чем иллюзия и прежняя номенклатурная элита выиграла от падения коммунизма гораздо больше, чем значительная часть общества.

Вместе с тем проблема преемственности российской политической элиты не означает только включение представителей прежней элиты в новую правящую верхушку. Прежние принципы, механизмы функционирования могут воспроизводиться представителями элиты, не имевшими номенклатурного происхождения. Подобная психологическая, социокультурная преемственность имеет «скрытый», глубинный характер, органично сосуществуя с публичными декларациями о полном разрыве с прошлым. В этом случае могут изменяться символы, ритуалы, лозунги, формальные правила и нормы, т.е. внешне политическая элиты может представать обновленной. Однако ее действия могут оставаться прежними. Здесь возможен элементарный психологический механизм подражания: наблюдая в течение многих лет процесс правления прежней политической элиты, бессознательно усваивая образцы ее действий, поведения, риторики, ее идеи, новые политики, придя к власти, также бессознательно воспроизводят их. Но за подражанием может стоять намного более сложная причина такого явления, а именно, распространение стереотипов, представлений, закрепленных в деятельности политической элиты.

Наиболее показательным примером двойственной деятельности политической элиты в постсоветский период является центральный процесс экономических реформ – приватизация экономики, т.е. перевод активов в частное владение. При всем различии в оценках этой беспрецедентной по размаху и скорости социально-экономической реформации, эксперты практически единодушно отмечают разительное несоответствие, как способов ее осуществление, так и результатов официально заявленной задачи «народной» приватизации по созданию «широкого слоя собственников». Один тот факт, что процесс «номенклатурной приватизации» начался еще до официального объявления о проведении приватизации, что позволило части советской элиты не только сохранить свои властные позиции, но и укрепить их, подтверждает противоречивость российской приватизации.

Основными направлениями приватизации были: трансформация системы управления экономикой, банковской, распределительной систем, приватизация наиболее рентабельных предприятий. Процессы в различных отраслях были довольно схожими, они реализовывались по достаточно простой схеме и обычно имели несколько этапов. На первом этапе министерство превращалось в концерн. В этом случае министр отправлялся в отставку или обретал статус консультанта концерна. Президентом концерна становился один из заместителей министра. Концерн приобретал юридический статус акционерного общества. Держателями акций наряду с государственными предприятиями, находившимися в ведении бывшего министерства, становились некие физические лица – руководство концерна-министерства. То есть собственность, находящаяся в распоряжении руководства министерства, становилась частной собственностью. Таким образом, государственный чиновник приватизировал вверенную ему организацию «для себя и своей команды». Этот процесс определил формирование кланов, команд внутри элиты, которые по своим интересам и характеристикам уже существенно отличались от ведомственных, отраслевых групп советской элиты[73].

В данном случае важно не только определить преемственность политической элиты, но обозначить изменение способа распоряжения собственностью в государстве, механизма распределения прибыли – ключевых критериев развития экономической системы. В этой связи отметим, что важнейшим этапом развития политической элиты была борьба за доступ и контроль над бюджетными средствами. Все основные внутриэлитные взаимодействия шли именно вокруг бюджетных средств.

Главным итогом приватизации стала концентрация ключевых инфраструктурных сфер экономики, финансов, распределения, наиболее рентабельных сфер производства, т.е. практически всей реальной собственности, а значит экономической и политической власти в руках узких элитных групп, реальными участниками которых стали представители прежней советской номенклатуры, новых экономических и криминальных кругов. Именно на интересы данных групп ориентировались проведенные реформы. Они стали обладателями не меньшей власти и намного большей части общественного богатства по сравнению с прежней номенклатурой.

Изменение, мобильность политической элиты, либерализация механизмов ее рекрутирования вполне логично предполагали обновление элиты представителями других слоев. Но, в отличие от периода перестройки, который характеризовался политическим, общественным влиянием научных, культурных элит, активизацией массовых демократических движений, уже начало 90-х обозначено резким сокращением стихийной рекрутации наверх. Политико-экономические институты быстро меняли свой облик, но фильтры и барьеры для вхождения в элиту не только сохранились, но в некоторых случаях стали более жесткими. В отличие от командно-административной системы, подобная закрытость политической элиты определяется господством неправовых, неформальных каналов и механизмов рекрутирования.

Приведем наиболее яркие примеры. Президент ОНЭКСИМ банка В.Потанин был назначен в 1996 г. первым вице-премьером. С.Дубинин, назначенный в 1995 г. председателем Центрального банка, до этого работал заместителем председателя правления банка «Империал». Даже наличие двойного гражданства не помешало Б.Березовскому в 1996 г. стать заместителем секретаря Совета Безопасности. Два бывших высокопоставленных сотрудника Альфа-банка В.Сурков и А.Абрамов стали заместителями главы президентской администрации.

Система рекрутирования российской элиты явно, формально, нормативно не ограничивает политическое участие, но имеет неформальные механизмы отбора и резко сужает возможности попадания в политическую элиту.

В этой связи важно охарактеризовать источники рекрутирования российской политической элиты. Безусловно, в современной России бюрократический аппарат является доминирующим источником рекрутирования политической элиты. Вместе с тем разрушение моноцентрического государства, «открытие элиты» в 1989 - 1991 гг. привело к тому, что более половины численного состава элиты стало формироваться с помощью выборного механизма. Благодаря выборам политические партии получили шанс стать основным поставщиком кадров для новой политической элиты.

Однако развитие России в 1990-е гг. и, в частности, возникновение такого феномена, как «партия власти», продемонстрировали способность значительной части чиновничества использовать в собственных интересах новые институты и воспроизводить с их помощью свое преобладание в политической элите. После десяти лет избирательной практики можно утверждать, что политические партии так и не стали источником, приводящим в элиту представителей гражданского общества. Российские выборы, несмотря на свой регулярный характер, отражают не конкуренцию кандидатов, представляющих различные социальные группы, а лишь борьбу кланов, групп политической элиты между собой.

В современной России существуют структуры, которые вообще формально не имея никакого отношения к легитимным органам власти, в действительности берут на себя целый ряд их функций – исполнительских, представительных, судебных. В этой связи стоит вспомнить о «семье» первого Президента России, чьи представители (Т.Дьяченко, Б.Березовский), не имея никаких легитимных прав, определяли как назначения глав российского правительства, так и отставки премьер-министров Е.Примакова и С.Степашина.

Исследование О.В.Гаман-Голутвиной предоставило интересный материал, позволяющий сравнить источники рекрутирования элиты. За два первых года правления В.В.Путина удельный вес бывших военных в политической элите вырос более чем в два раза и составил 25%. Однако тезис о засилье милитократии (силовиков) представляется не вполне адекватным: пришедшие во власть военные редко являются лоббистами ВПК, более того, зачастую они оказываются ставленниками московской финансовой олигархии.

На протяжении последних лет важнейшим источником рекрутирования российской политической элиты являлся крупный бизнес. При этом, несмотря на некоторые кризисы, роль данного источника рекрутирования имела тенденцию к возрастанию. За последние десять лет рост представительства бизнеса в различных органах власти увеличился более чем в два раза.

В целом, источники, каналы, механизмы рекрутирования российской элиты свидетельствуют о достаточно закрытом характере ее рекрутирования, об отсутствии серьезных возможностей вертикальной мобильности у значительной части населения.

Вместе с тем невовлеченность граждан в процессе управления обусловлена в определенной степени низкой самоорганизованностью, отсутствием желания, стремления участвовать в публичной политической жизни, но главное – неуважением и цинизмом по отношению к политической элите. Можно сказать, что отсутствию развития политических отношений со стороны общества содействует именно политическая элита. Складывавшиеся общественные объединения, артикулировавшие интересы граждан, не имели сколько-нибудь значимого политического веса, а их позиция, мнение никогда не учитывались и не учитываются политической элитой. В современной российской практике центрами политического влияния никогда не выступали организованные структуры политической оппозиции в виде партий и движений, такую роль были способны выполнять только структуры, обладавшие мощными административными и финансовыми ресурсами.

В государствах с развитыми гражданскими структурами номенклатурный механизм используется для формирования только бюрократической элиты. В России в любом из избранных на основании альтернативных выборов парламентов большинство депутатского корпуса составляли выходцы из тех или иных слоев чиновничества. Данная ситуация привела к формированию «партии власти» - организации партийного типа, созданной бюрократической элитой для участия в выборах.

В целом именно бюрократическая элита – та группа, которая обеспечивала преобразование всей политико-экономической системы. Данная группа является прямым преемником советской номенклатурной элиты, что подтверждается преемственностью кадрового состава, а также сохранением прежних традиций функционирования.

Во-первых, бюрократическая элита по-прежнему остается закрытой. Во-вторых, сохраняется корпоратизм бюрократической элиты, ее стремление к обособленности и независимости от общества, что получило юридическое оформление в соответствующих федеральных законах[74].

В-третьих, бюрократическая элита по-прежнему претендует не только на управление, но и на неограниченный контроль за общественно-политической жизнью. Современная бюрократическая элита стремилась не только сохранить аппаратное господство, но и сосредоточить в своих руках всю полноту экономической власти.

Масштабные социально-экономические и политические реформы 1990-х гг. сопровождались революционные изменениями традиционной для России модели элитообразования: относительно гомогенная номенклатура превращалась в сообщество политико-экономических кланов, претендующих на принятие ключевых политических решений. На смену бюрократическому принципу элитообразования пришел олигархический: сформировалась политико-финансовая олигархия, вступившая в борьбу с номенклатурой. При этом существенно возросла политическая роль бизнес-элиты в выработке политического курса и формировании политического истеблишмента. Более того, впервые в российской истории представители бизнес-элиты вошли в состав политической элиты Таким образом, осуществленные Ельциным социально-экономические реформы 1990-х гг. вызвалитрансформацию модели элитообразования значительно более глубокую.

Значительное ослабление России в результате приватизации власти олигархами в ельцинский период не оставило Путину иного выбора, кроме восстановления дееспособности государства. Слабость гражданского общества и недоверие к нему определили ставку Путина в достижении этой цели не на общество, а на бюрократию. Это происходило во многом потому, что в России субъектом модернизации всегда являлось государство, а не общество, а ее инструментом – бюрократия.  Именно под этим углом зрения следует рассматривать эволюцию роли и персонального состава политической элиты при Путине.

Стремление президента де-приватизировать государственную власть неизбежно было сопряжено с урезанием власти тех, чьи полномочия при Е непомерно разрослись за счет урезания власти федеральной политической элиты. Это экономические и регионал