Соперничество в политике

Одновременно с экономическим соперничеством развивалась и борьба держав в мировой политике. В XVIII веке шла борьба Англии и Франции за морскую и колониальную гегемонию, Австрии и Пруссии – за преобладание в Германии, России – за выход в Балтийское и Черное море, что сталкивало ее со Швецией и Османской империей. Были и другие конфликты, но главным, решающим для судеб Европы были противоречия у Нидерландов, Англии, Франции, России, Австрии и Пруссии. Германии и Италии еще не было на политической карте, зато известную роль играли Испания, Нидерланды, Польша, в Западном полушарии – США.¹

В ходе бурного, накопляемого событиями бурного, в ряде случаев эпохального значения в конце XVIII века, сложилась определенная система международных отношений. Французская революция 1789 г., наполеоновские войны взорвали эту систему, и в 1815 г. после Венского конгресса сложилась иная система. Но она существовала недолго. Последующие события сменили и эту систему. В числе лидеров мировой политики остались Англия, Россия, Франция, Австрия (с 1867 г. – Австро-Венгрия после подписания унии, то есть, объединение двух монархий под властью одного монарха). Вместо Пруссии сложилась единая мощная Германская империя. Продолжался процесс разложения и ослабления Османской империи. Из числа лидеров ушли Испания, Нидерланды, «исчезла» Польша. США была гегемоном в Западном полушарии. С переходом в империализм эта расстановка сил как бы затвердила, а противоречия между ее участниками росли, становясь жестче и резче. Этому способствовало завершение в конце XIX - начале XX века раздела всего мира на колонии, полуколонии и сферы влияния великих держав. Одновременно усилились претензии на гегемонию прежде всего, в Европе. Здесь поочередно сменялись лидеры. Когда-то ими были Испания, Нидерланды, Франция, а во второй половине XIX века установилась гегемония Великобритании, прочем она претендовала на эту роль в глобальном масштабе. Но после трех войн «железом и кровью» была создана Германская империя, и она, относительно быстро окрепнув, вступила в борьбу за гегемонию на европейском континенте, бросив этим «перчатку» самой могущественнейшей тогда Британской империи. Обстановка на континенте заметно изменилась. В ее центре оказалось молодое государство с мощной экономикой, большой и сильной армией.

Это подрывало второй баланс сил, их соотношения кардинально изменялись. Возникала новая система международных отношений, в которой сталкивались противоречия Англии, Франции, России между собой и еще более остро – с Германией. Свой взгляд в борьбу «интересов» внесли Австро-Венгрия и Италия. Свою подсистему (свой уровень) отношений создавали в начале XX века балканские государства, взаимодействуя с системой «большой», общеевропейской политики. Сложилась новая глобальная система международных отношений, внутри которой разгоралась и обострялась борьба «великих и малых» государств за передел мира и гегемонию в нем. Империализм придал этой борьбе большой размах, глубину и ожесточенность. В недрах системы зрело военное столкновение. Внутренним содержанием международной политики после 1870-1871 гг. становится подготовка этого столкновения и тщательная ее маскировка. Первую роль в этом играла Германия, ее агрессивная, решительная, даже грубая бесцеремонная политика. Германия, провозгласив переход от континентальной политики к мировой (WeltPolitik), на каждом шагу обостряла международную обстановку, вызывала кризисы в европейской политике, из которых почти каждый грозил грандиозным военным конфликтом.

Первоначально главным направлением жестокого курса Берлина были отношения с Францией. Едва завершив военный разгром Франции и создав на основе Франкфуртского мира 1871 г. новый уровень германо-французских отношений, руководитель внешней политики новой Империи канцлер О. фон Бисмарк наметил шаги для того, чтобы добить Францию окончательно. Он рассчитывал на сохранение той равнодушной с французами политики Англии, России и других стран, которая позволила ему успешно провести франко-прусскую войну. В 1875 и 1887 гг. Бисмарк организовал так называемые «военные тревоги», которые могли вызвать новую войну и заставить Францию сдаться с потерями и позором. Но планы эти сорвались, ибо теперь не удалось изолировать Париж. Лондон и Петербург не дали согласия на экзекуцию французов, и Бисмарк был вынужден отступить.²

Одновременно он начал возводить «стену изоляции» вокруг Франции, связывая другие страны союзными с Германией отношениями. В 1873 г. Германия присоединилась к военной коалиции России и Австро-Венгрии. Возникший союз получил условное название Союз трех императоров.³ В 1882 г. к нему присоединилась Италия. В рамках этого объединения Германия и Австро-Венгрия подписали союзный оборонительный договор.⁴ В 1887 г. Германия добилась от России заключения секретного соглашения.⁵ Все эти соглашения и союзы имели одну общую цель – изолировать Францию и связать Россию. Но этим же был начат опасный процесс раскола Европы на две части и заложены основы будущей войны.

Естественно, в Париже встревожились и начали искать противовес германо-австро-русскому блоку. Выход подсказывала геополитика – она указывала на Россию, как естественного, определенного географией союзника. Россия нуждалась в займах. Привычный источник займов - Берлин отказался их дать. В 1891 г. неожиданно и резко ухудшились германо-русские отношения по причине попыток сближения Берлина с Лондоном и нового немецкого таможенного тарифа, ущемившего интересы России.⁶ Началась таможенная война двух стран. У Парижа возник шанс сбдизиться с Петербургом, и он был использован. Началось с жестов: в 1891 г. французская военная эскадра прибыла в Кронштадт. Там ее встретил российский император Александр III, обнаживший голову при звуках французского гимна, революционной «Марсельезы».⁷ На следующий год базу Тулон посетила русская эскадра. Затем последовали встречи и переговоры военных штабов, и в 1891-1893 гг. были подписаны соглашения о численности и сроках развертывания сухопутных войск на случай войны с неназванным агрессором. Конечно, в виду имелась Германия.⁸ К этому времени Франция закончила реформу армии и снова считалась одной из главных военных держав Европы.⁹

Так оформился русско-французский союз, союз реакционной России и республиканско-демократической Франции или, как писали в газетах, союз «русского медведя» и «Марианны». Так называли Францию, имея в виду ее символ – изображение девушки с французским флагом и во фригийском колпаке красного цвета, который в древности носили как символ свободы освобожденные рабы, а в XVIII веке члены якобинского клуба.

Целью союза объявлялась защита мира. На деле речь шла о борьбе с Германией и Англией. Это закрепило дальнейший раскол Европы и одновременно усилило германо-французский антагонизм, который обострялся непрерывно вплоть до 1914 г. и сыграл важную роль в развязывании в том году войны. «В этом, - пишет В.С. Васюков, - проявилось уязвленное национальное чувство, давняя неприязнь, ставшая элементом общенациональной психологии, и вековые традиции, и сугубо национальные аспекты и забота о соотечественниках, а не только экономические и политические причины.»¹⁰

Таким образом, в Европе образовались два блока, враждебных друг другу. Инициаторами создания первого из них являлась Германия, отношения которой с Францией сразу, а позже с Англией и Россией приобрели характер антагонизма (антагонизм – спор, борьба непримиримость противоречий, решаемых только силой).

Первое место по масштабам и значению заняли вскоре противоречия Германии и Англии. Некоторое время (60-80-е годы XIX в.) отношения двух стран были хорошими, почти дружественными. На британских островах «сквозь пальцы» смотрели, как Пруссия силой собирает германские земли. Но образование мощной Германской империи изменило международную обстановку. В Европе появилась держава, претендовавшая на роль центра. Началась энергичная экспансия германских капиталистов, которая расширялась и обострялась в связи с переходом в империализм. Немецкие монополии искали новые рынки сбыта товаров. Банки во главе с лидером экспансии «Дойче банк» усилили вывоз капиталов. Но везде немцы сталкивались с англичанами, успевшими захватить самые «лакомые кусочки» в колониях и на мировом рынке. Со своей стороны, англичане с тревогой смотрели на энергичные действия новых конкурентов. Экономические противоречия усилились и вызвали охлаждение и в политических отношениях. Этому способствовали бестактные и даже открыто антибританские речи и жесты короля Пруссии Вильгельма II, занявшего в 1888 г. трон императора Германии. Почти во всех международных конфликтах на рубеже XIX-XX вв. стало заметно германское вмешательство, почти всегда не совпадавшее с позицией Англии, а то и открыто направленное против нее (испано-американская война, захваты в Китае, Африке и др.). Особенно большую активность немцы развернули во время англо-бурской войны. Вызывающие заявления Кайзера, поставка оружия бурам, наконец, попытка организовать совместно с Россией и Францией вмешательство в эту войну на стороне буров. ¹¹

Германские товары, капиталы, агенты устремились в колонии Англии и Франции. Особенно опасными явились для англичан германские устремления на Восток в связи со строительством железной дороги «три Б», которая открывала подступы к Индии. Росли германские претензии в Турции, на Балканах, Скандинавии, где их опорой была Швеция. Определенную опасность даже для англичан представляли планы пангерманистов и близких к ним немецких капиталистов и политиков создания «Срединной Европы», то есть создания замкнутого и агрессивного объединения многих европейских государств под эгидой Германии.¹²

Отношения Англии и Германии совсем испортились в самом конце XIX в. когда Вильгельм II провозгласил, что «будущее Германии на морях» («на воде»).¹³ Центральным элементом взятого в 1897 году курса на мировое господство Германии стало создание огромного военно-морского флота. «Океан необходим для величия Германии» - говорил Вильгельм.¹⁴

Подъем германской военно-морской мощи ускорил поворот в британской политике от «блестящей изоляции» к политике «свободы рук», то есть, поиску союзников, которых можно было использовать, не давая четких обязательств помочь в случае беды с ними.¹⁵ «Блестящая изоляция» была удобна, когда Англия уже не могла одна оборонить свои острова, защитить колонии, базы, и коммуникации. Ее сил уже не хватало. Правящие круги Британской империи постепенно осознали полную неизбежность предстоящего военного столкновения с Германией и необходимость опоры на союзников.¹⁶

Для войны с Германией нужны были союзники на континенте. Геополитика подсказывала, что первым из них может и должна быть Франция, которая географией была обречена стать барьером на пути движения агрессора к британским островам.

Но между Англией и Францией после 1856 г. существовали серьезные противоречия, особенно в колониальном вопросе. Франция, укрепившись в центральной части Африки, стремилась подойти, двигаясь с запада на восток, к Нилу и проникнуть в Египет. Подчинив себе Египет, англичане двигались с севера на юг. Военные экспедиции этих стран должны были столкнуться. Это и произошло у деревни Фашода (Судан) в сентябре 1898 г. Встреча двух военных отрядов могла обернуться сражением, которое, в свою очередь, было чревато войной.¹⁷ Но ни войны, ни сражения не произошло. Обе страны смотрели с тревогой на Германию. Они отступили в Африке и начали переговоры, которые имели неожиданное продолжение.

В Англии в это время королеву Викторию сменил на троне ее сын Эдуард VII. Он осознавал всю опасность британской изоляции и стремился изменить политику. В 1902 г. Эдуард VII добился союзного договора с Японией, покончившего, по мнению специалистов, с «блестящей изоляцией», и стал налаживать отношения с враждебно настроенной Францией, считая, что «Джон Буль» должен протянуть руку «Марианне». («Джон Буль – Джон Бык». Образ английского обывателя, упрямого, грубого, ограниченного, но честного человека из памфлета писателя XVIII в. Дж. Арбетнота «История Джона Буля»).

В 1903 г. король посетил Париж. Этот 62-летний толстяк, любимец женщин и законодатель мод, любитель попить и поесть, блистал на балах и пленял в изящных танцах дам парижского «света». Но почву для сближения двух стран подготовил.¹⁸ Дипломаты же обеих стран трудились над проектом соглашения, которое было подписано в Лондоне 8 апреля 1904 г., куда приехал президент Франции Э. Лубэ и министр иностранных дел Т. Делькассе. В сущности, это было не одно, а несколько соглашений и деклараций относительно спорных вопросов (Египет, Марокко, Азия и др.) в духе «сердечного согласия», по-французски: «Антант (или Антан) кардиаль» (Антанта).¹⁹ С этого времени началось военное сотрудничество англичан и французов с явной антигерманской направленностью. Создание Антанты усилило и закрепило раскол Европы на два враждебных блока, которые активно готовились к неминуемой схватке.

Подписание англо-французского договора произошло 9 апреля 1904 г. сразу же после начала русско-японской войны. Царская Россия, имевшая большие планы относительно «освоения» Маньчжурии и других китайских территорий, потерпела на виду всего мира позорное поражение. «Мукден» и «Цусима» стали его символами. Престиж России упал. Революция 1905-1907 гг. способствовала этому. Всем стало ясно, что Россия обессилила и не может влиять на международную обстановку. «Русско-японская война, - писал акад. А.С. Ерусалимский, - обострила общую систему мировых антагонизмов, она как бы открыла новый тур экономических схваток международных крупных монополий, … и дипломатических конфликтов локальных войн, чреватых серьезными последствиями.»²⁰

Окончательно расставаясь с «блестящей изоляцией», Англия пошла и на сближение с давним врагом, потерявшим былую силу – Россией. В августе 1907 г. Англия и Россия договорились о разделе зон влияния в Персии (Иране), Афганистане и других территориях.²¹ И хотя соглашение было «несколько неясным документом» и не устранило разногласия двух стран в той же Персии²², оно знаменовало сближение и фактический союз России теперь уже со всей Антантой. Три великих державы выстраивали единый фронт против Германии и ее союзников. Противостояние двух военно-политических блоков обострилось. Оно вело к неизбежному конфликту. В Берлине поняли это. Вильгельм II во всем винил своего родственника Эдуарда VII – брата своей матери и говорил в гневе: «Это сам Сатана. Трудно представить, какой он Сатана?»²³ Эта фраза отражала и завершение процесса становления англо-германского антагонизма. Сила обоих государств делала их ведущими в своих лагерях, и потому англо-германский антагонизм стал главным в системе отношений в Европе и определял движение к войне.

Но он, мы уже видели, был не единственным фактором. Германская политика привела к возникновению антагонизма и между Германией и Россией.

Долгие года между двумя странами существовали неплохие отношения, украшенные дружбой двух императоров. Вильгельм и Николай были кузенами, двоюродными братьями. Они состояли в переписке, и по-родственному подписывали письма: «Вики» и «Ники». Вместе отдыхали, охотились, доверительно беседовали.

Конечно, важнее контактов были прочные экономические и дипломатические отношения двух империй. Но с ростом экспансии германских монополистов как раз в экономической сфере эти отношения начали ухудшаться. Этому способствовала ожесточенная конкурентная борьба на рынках зерна. Новый германский тариф, введенный в интересах прусских юнкеров, больно ударил по российским интересам. Невыгодным для России явился навязанный ей в условиях начавшейся войны с Японией торговый договор 1904 г., сразу же вызвавший сопротивление российских промышленно-торговых и аграрных кругов. Используя затруднения царизма в той же войне, Вильгельм II решил «надавить» на кузена с тем, чтобы оторвать Россию от Антанты. В Берлине не хотели войны на двух фронтах. С этой целью коварный «Вики» обратился к «Ники», приглашая на свидание, и добился встречи 24 июля 1905 года с Николаем II в Бьерке (остров в финляндских шхетах). Там «Вики» убедил «Ники» подписать документ о союзе двух империй, который фактически «убивал» соглашение с Францией. По законам России в этом случае подпись царя должен был подтвердить член правительства. Николай вызвал морского министра А.А. Бирилева и дал ему на подпись документ, закрыв ладонью текст. Министр не мог ослушаться царя. Но позже по настоянию С.Ю. Витте и других сановников царь отказался от договора и даже не поддался на уговоры Кайзера и его слова о том, что они «поставили свои подписи перед Богом…».²⁴ Не поддался Николай II и на свидании с Вильгельмом в Потсдаме в 1910 году. «Эта была, - пишет А.В. Игнатьев, - одна из серьезных попыток улучшить отношения России и Германии.»²⁵ Связи кузенов сохранили родственный характер, но германско-русские отношения лучше не стали. Этому немало помогло осознание в Петербурге нового – и угрожающего – курса германской экспансии на Балканы и в Турцию, которая осложняла проблему черноморских проливов. Расширение российского экспорта через проливы и нужды восстановленного черноморского военного флота придавали этой проблеме большую остроту, хотя сравнительно меньшую, чем с конца XIX века.

В зарубежной историографии твердо держится мнение, что Россия вступила и даже начала войну 1914 года ради захвата проливов. М.Н. Покровский и его ученики также утверждали, что захват проливов – главная цель России в войне.²⁶ Но на деле в условиях начала XX в. она могла лишь установить благоприятный для себя и других черноморских стран режим проливов, который обеспечил бы свободу торговли, безопасность от ударов враждебных держав и возможности выхода военных кораблей в Средиземное море. Захват проливов и Константинополя (Стамбула) был уже не по силам России, хотя и Николай II и его дипломаты все еще горячо говорили об этом.²⁷

Планы России относительно проливов всегда встречали сопротивление Турции, за которой с конца XIX века стояла уже не Англия, а Германия. «К 1895 году, - пишет В.Н. Виноградов, - Османская империя превратилась в арену немецкого экономического и политического вторжения». Турецкая армия получила оружие фирм Круппа и Маузера, немецкая военная миссия генерала Фон дер Гольца прочно осела в Стамбуле, а инженеры руководили строительством фортов на берегах Босфора и Дарданелл. Германия получала возможность в любое время перекрыть эту важную для России торговую и стратегическую магистраль.²⁸ «Русская дипломатия должна была учитывать возможность такой ситуации, когда ключи от проливов могли выпасть из ослабевших рук Османской империи и быть подхваченными молодым хищником», - пишет Е.Г. Костринев.²⁹ Позиция Германии в вопросе о проливах становилась слишком опасной. Естественно, что ее отношения с Россией могли от этого только ухудшиться. Определенную роль играл Берлин и в ухудшении отношений Петербурга и Вены, которые начали обострять в начале XX века. «Семена раздора» в этих отношениях стали проявляться еще со времен войны с Турцией 1877-1878 гг., когда «союзная» Австро-Венгрия оставила Россию без поддержки, а затем помогла на Берлинском конгрессе отнять у нее часть плодов победы в войне. С тех пор былая дружелюбность исчезла, а напряженность в отношениях возросла. Обе страны добивались занятия господствующих позиций на Балканах для проведения своих планов. Россия использовала для укрепления влияния свой престиж, свой образ друга славян-единоверцев и имела в этом определенные достижения. Австро-Венгрия – самое большое и сильное государство в южной Европе вскоре получила поддержку своего старшего союзника – Германии, император которой обещал Вене «нибелунгову верность».³⁰ Наиболее серьезное столкновение этих держав, которое могло бы вызвать войну в Европе, произошло во время боснийского кризиса 1908-1909 гг. Опираясь на решения Берлинского конгресса, Австро-Венгрия аннексировала, то есть присоединила к своей территории уже оккупированные славянские земли – Боснию и Герцеговину. Этому предшествовали переговоры австрийского и русского министров иностранных дел барона Лексы фон Эренталя и А.П. Извольского в замке Бухлау. Русский министр хотел обменять свое устное согласие на австрийскую аннексию Боснии и Герцеговины на поддержку Австрией русских претензий на изменение режима проливов. В ходе «бурных переговоров» Эренталь такую поддержку обещал, но тоже устно. Извольский каким-то образом, что для дипломата непростительно, не обратил на это внимания.³¹ Когда аннексия без особых протестов со стороны великих держав состоялась, выяснилось, что Извольский ничего не получил. Его проект никто из «великих» не поддержал. Это было серьезное, обидное поражение, которое называли «дипломатической Цусимой».³² Недовольный царь, правда, не сразу, уволил незадачливого министра. Начали было грозить Вене войной и даже провели частичную мобилизацию. Но Вена угрожала тем же. В Петербурге знали, что после русско-японской войны Россия воевать не может. Пришлось отступать.³³

Выяснилось при этом, что Берлин дал санкцию на аннексию Боснии и Герцеговины. Германский и австрийский генеральные штабы начали составлять планы военных операций против Сербии, России и Франции. В 1909 году, когда Сербия, возмущенная поведением Австрии, стала готовиться воевать, Россия решила поддержать ее. Но Германия предъявила фактически ультиматум, и Россия снова отступила, потерпев серьезное поражение.³⁴ Боснийский кризис углубил противоречия между двумя коалициями, особенно между Россией, с одной стороны, и Австро-Венгрией и Германией – с другой. Кризис этот явился одним из важных этапов на пути к Первой мировой войне.³⁵

Получалось, что развитие германо-русских отношений почти на каждом этапе обострялось. Страны все больше расходились между собой. Германии не удалось оторвать Россию от Антанты, что уже делало ее врагом. В свою очередь, Германия превращалась в главного для России противника на Балканах, в Турции, в вопросе проливов. Постепенно, но неуклонно, их отношения накалялись, превращались в антагонистические.

Таким образом, германская политика приводила к ужесточению отношений с Англией, Францией и Россией. Они носила экспансионистский агрессивный характер, проводилась грубо, бесцеремонно.

Германия первая создала военно-политический блок, который начал раскол Европы на два лагеря. Во главе с Германией он стал основой Тройственного союза Центральных держав. Германия была инициатором и участником (прямым или косвенным образом) главных кризисов в международных отношениях. Она первой начала новый виток гонки вооружений, готовивший мировую войну. Таковы факты истории, и она были хорошо знакомы всем. В наши дни историки вновь обратили на них внимание и увидели, что в действиях Германии была определенная целенаправленность. Она стремилась к гегемонии в Европе и мире. Ее победа означала бы не просто завоевание, но парламентскими формами» (К. Маркс). Его установление грозило народам большим бедствием. Эти моменты отделяют Германию от других претендентов на гегемонию из числа демократических стран. В подчеркивании этого состоит новый подход наших ученых.

По-новому историки освещают сегодня проблему роли малых, в частности, балканских государств. Прежняя литература рассматривала их скорее как объекты, чем самостоятельные субъекты мировой политики. Их объявляли послушными сателлитами, клиентами, подчиненными великих держав, покорно выполнявшими повеление «хозяев». Напротив, считают сегодня В.Н. Виноградов, Т.М. Исламов, Ю.А. Писарев и другие ученые, балканские государства стремились вести самостоятельную политику, преследуя свои, порой отнюдь не идиллические цели.³⁶ Как пишет болгарский академик Н. Тодоров, империалистические вожделения распространились и на маленькие балканские государства, каждое из которых ценой кровопролитных войн пыталось стать доминирующей силой в регионе. «… К этому добавлялось тяжелое наследие, оставленное многовековым османским игом и никогда не прекращавшейся борьбой великих держав в этом регионе».³⁷ Этим положением вторят историки-балканисты, авторы недавнего солидного труда по истории Балкан в период Первой мировой войны. Они указывали на вполне самостоятельную роль малых балканских государств, которые мыслили освобождение, а затем и объединение только по чисто этническому принципу, но всегда по националистической мерке и в великодержавном варианте.³⁸

Отношения между балканскими государствами, большею частью недавно возникшими находились все время в движении и напряжении. Они прошли ряд этапов, первый их которых был связан с русско-турецкой войной (1877-1878 гг.), давшей многим из них самостоятельность и независимое существование. Это создало новую обстановку в регионе. Важным элементом ее стало образование в 1867 году Австро-Венгрии, сразу же предъявившей претензии на свое господство на Балканах. Она угрожала интересам России, более ста пятидесяти лет укреплявшей свои позиции. Объективно сложилось так, что Россия поддерживала в своих собственных и небескорыстных целях освободительное движение народов полуострова, противостоявшее Османской империи. Австро-Венгрия, напротив, стремилась подавить это движение, угрожавшее ее целости. В центре этого противостояния оказалась Сербия.

Второй этап наступил связи с боснийским кризисом 1908-1909 гг. и после него, когда вооруженный конфликт Сербии и Австро-Венгрии «надвигался последовательно и неуклонно». Зрела война между Турцией и славянскими государствами, на стороне которых были Греция и Румыния. «Груз нерешенных национальных проблем, грозивших перекройкой карты полуострова, повис над Балканами», – отметил В.Н. Виноградов.³⁹ Трагические события не заставили себя долго ждать.

1. История Европы в 8 томах. Ч. IV Европа нового времени (XVII-XVIII века). М., 1994. С.430.

2. История дипломатии. 2-е изд. Т. I –V. М., 1959-1974. Т. II. М., 1963. С.48-54; 248-254.

3. Там же.

4. Дипломатический словарь в трех томах. 4-е изд. М., 1986. Т. III. С.393-394.

5. «Перестраховочный договор между Россией и Германией, Берлин 18 июня 1887» в кн.: Сборник договоров России с другими государствами. 1856-1917 М. 1952. С.267-270.

6.  История дипломатии. Т.II. С.273-274

7.  Там же. С. 275-278.

8. Сборник договоров России с другими государствами с.281-282; Хрестоматия по истории международных отношений. Вып.I Европа и Америка. М. 1963. С.242-244.

9. Тарле Е.В. Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. в кн.: Сочинения в 12 частях Т.V. М. 1958. С.49.

10.   Васюков В.С. Мир на пороге войны. в кн.: Пролог… С.30

11.  История дипломатии. 2-ое издание т.II. С.472-475.

12.  Туполев Б.М. «Срединная Европа» в экономических планах германского империализма накануне и во время первой мировой войны. В кн.: Пролог… С. 106-119.

13. Тарле Е.В. Ук. соч. С. 142.

14. Рёль Дж. Вильгельм II. Германский император 1888-1918. В кн.: Шиндлинг Антон А., Циглер Вальтер. Кайзеры. Священная Римская империя, Австрия, Германия. Ростов-на-Дону. 1997. С.

15. Ерусалимский А.С. Германский империализм. История и современность. (Исследования. Публицистика). М., 1964. С. 527.

16. Тарле Е.В. Ук. соч. С. 49.

17. Виноградов К.Б. Вверх по Нилу… На пути к Фашодскому кризису // НИИ. 1998. № 5.

18. Остапенко Г.С. Наследники королевы Виктории // НИИ. 1999. № 6. С. 143-144.

19. См.: Хрестоматия по истории международных отношений. Вып. I. С. 259-263.

20. Ерусалимский А.С. Ук. соч. С. 128.

21. См. текст.: Хрестоматия по истории… Вып. I. С. 263-265.; Остальцева А.Ф. Англо-русское соглашение 1907 г…

22. Бьюкенен Джордж Мемуары дипломатов. М., Минск, 2001. С. 71. Есть издание 1991 г.

23. Такман Б. Ук. соч. С. 41.

24. История дипломатии… Т. II. С. 575-576.

25. Игнатьев А.В. Последний царь и внешняя политика // Вопросы истории 2001. № 6. С. 15.

26. Покровский М.Н. Империалистическая война. Сб. статей. М., 1934. С. 112, 117.

27. См.: Писарев Ю.А, Новые подходы к истории … // НИИ 1993. № 3. С. 50-51.

28. Ук. соч. С. ; Виноградов В.Н. Рецензия на сб. Черноморские проливы XVIII-XX столетий // Отечественная история. 2001. № 2. С. 164.

29. Там же. С. 165.

30. Ерусалимский А.С. Ук. соч. С. 138.

31. История дипломатии. 2-е изд. Т. II. С. 651-656.

32. Там же. С. 672.

33. Аветян А.С. Русско-германские дипломатические отношения… С. 35-36.

34. Там же.

35. Дипломатический словарь. Изд. 1-е. Т.I, М., 1948. С. 279-280.

36. Виноградов В.Н. Еще раз о новых подходах к истории первой мировой войны // НИИ 1995. № 5. С. 71-72.

37. Акад. Тодоров Н. Балканский узел противоречий. История и современность // НИИ 1993. № 3. С. 75.

38. За балканскими фронтами Первой мировой войны. С. 4.

39. Виноградов В.Н. Ук. соч. С. 72.

Династические амбиции

Войны как средства решения кризисных ситуаций требовали и династические интересы некоторых европейских государей. В начале XX в. Европа была сплошь монархической, исключая республики во Франции и Швейцарии. Институт монархии – сам монарх, его двор, свита, приближенные, их льготы и привилегии являлись пережитками феодализма, но сохранялись победившей буржуазией как одно из средств «обуздания» народных масс путем сохранения и умножения монархической традиции преклонения перед «помазанником божьим». Эта традиция была жива и действовала. Поэтому буржуазия мирилась с монархиями и расходами на их содержание.

Положение большинства европейских монархов было стабильным. Уверенно чувствовали себя короли скандинавских стран, Бельгии, Голландии и др. Прочным был трон Георга V, британского короля из Виндзорской династии. На нем еще лежал отблеск славы любимой в Англии королевы Виктории, хотя сам король был лишен ее талантов и обаяния. Однако его чтили, возможно, потому, что он мало вмешивался в государственные дела.¹

Другим было положение его родственника, сына английской принцессы и прусского принца, короля Пруссии и Императора Германии, Кайзера, т.е. цезаря 55-летнего Вильгельма II Гогенцоллерна. В результате тяжелых родов Вильгельм появился на свет неполноценным физически и духовно. Его левая рука безжизненно висела и была ни на что не пригодна, отмечалась легкая кривошеесть. Но самое главное заключалось в том, что при родах у него произошло легкое повреждение мозга.² Впрочем он прожил 82 года и умер 4 июня 1941 г. Масса обывателей, военных, чиновников обожала Вильгельма как наследника создателя Германской империи Вильгельма I и преклонялась перед ним всю жизнь с пеленок. Немцу внушалось это почтение. В романе Генриха Манна «Верноподданный» ярко показан питомец монархического воспитания Дитрих Геслинг, который был счастлив, вспоминая, как при виде императора он шлепнулся в лужу и этим вызвал смех монарха, узнавшего в грязном мокром человеке «монархиста, верноподданного», готового на кровавый бой за «своего Кайзера».³

Однако в придворных кругах Вильгельмом были недовольны. Его слишком подвижный ум, неустойчивая психика, грубость и вульгарность в обращении, а главное – совершенно необдуманные бурные выступления и поступки вызывали тревогу и опасения за судьбу монархии. Общее мнение выразила старшая сестра Кайзера Шарлотта, сделав вывод, что ее брату «место, собственно говоря, в психиатрической больнице». Шепотом и вслух в руководящих кругах говорили, что Вильгельм «просто невменяем».⁴ Тот же Г. Манн дал саркастическое описание Вильгельма II явившегося с визитом в дом аристократов. «Свита едва поспевала вслед за ним. Он бежал,…он кусал губы, …грозно топорщил закрученные кверху усы. Нахмурив брови, красный гусар [Кайзер был в гусарском мундире – Б.К.] ринулся сквозь расступившиеся ряды, …шепот недоумения следовал за ним. … Но вот он вернулся, и все стали кидаться то вправо, то влево, следуя за его резкими движениями. Далее император, не останавливаясь, дал свои оценки всем видам искусства и, закончив беседу, слушал анекдоты. Он с хохотом откидывался на спинку кресла и хлопал себя по ляжке. Он смеялся, широко открыв рот, смех его звучал каким-то прерывистым лаем».⁵

В придворных кругах царила паника и вечный страх перед неуправляемыми выходками «венценосца». Кризису способствовало разоблачение членов кружка близких к Вильгельму молодых людей, обвиненных в гомосексуализме.⁶ В этих условиях война казалась при дворе верным средством отвлечь общее внимание и укрепить монархию и авторитет императора. Он и сам думал об этом и не скрывал воинственных настроений. Еще в декабре 1912 года он требовал войны с Англией, Францией и Россией.⁷ Его несдержанность, агрессивность, ненависть к англичанам, французам и особенно к славянам – русским и сербам – немало способствовали нарастанию напряженности и ускорению конфликта в 1914 г. Вильгельм несет большую личную ответственность за экспансионистский курс Германии, приведший к войне.⁸

О желательности скорой, легкой и успешной войны думали и в придворных кругах императора Российского Николая II из династий Романовых. Ему было в 1914 г. всего 46 лет. Он отличался отменным здоровьем, спокойным нравом и трезвостью суждений по многим вопросам. Единственно чего ему не хватало, так это ума и характера, которые соответствовали бы масштабам и требованиям поста, которые занимал.

Известный монархист В.В. Шульгин с большой симпатией описывал внешность царя: «…офицер средних лет…(в форме стрелков – малиновая шелковая рубашка у ворота, так в тексте Б.К.)». Хороший и спокойный взгляд. Но большая нервность чувствовалась в его манере подергивать плечом. «…И было в нем что-то женственное и застенчивое». Говорил он не громко, но очень явственно и четко. Голос у него был низкий, довольно густой, с выговором, чуть-чуть с налетом иностранных языков и «гвардейским акцентом». В целом же «…было близкое не величественное, а наоборот, - симпатичное своей застенчивостью».⁹ Любовница (одно время, до женитьбы царя балерина Матильда Кшесинская), искренне любя его, все же заметила, что с множеством положительных качеств у Николая II «…не было чего-то, что нужно, чтоб царствовать… у него был характер, но не было чего-то чтобы заставить других подчиняться своей воле…он не умел настаивать на своем»).¹⁰

Один из лидеров буржуазной оппозиции монархическому строю П.Н. Милюков давал царю крайне отрицательную характеристику, особо подчеркивал его безволие, подчиненность более твердой и властной супруге и вообще родне, его «хитрость, двуличие, даже коварство».¹¹

После 1991 г. появилось множество сочинений, посвященных Николаю, его семье и их трагической судьбе.¹² Но даже самые отчаянные апологеты царя не могут отрицать того, что он не соответствовал своему посту. Но не это было главной бедой – неумных бесхарактерных царей и королей в истории было немало. Основная беда состояла в том, что сам монархический строй в России оказался под угрозой свержения. Революция 1905-1907 гг. показала это открыто и четко. Нужно было что-то менять, идти на реформы, уступки и другие маневры. Но как раз этого Николай II не хотел принципиально. Он считал, что его власть – от бога, что Россия нуждается в самодержавии, и своего положения самодержца отдавать не собирался, ни за что. Он верил в свой долг царского служения.¹³ «Самодержавие мое останется при мне, как и встарь» - говорил царь.¹⁴ К тому же он дал себя ослепить, обмануть внешним блеском империи, двора и верил восторгам придворных льстецов. В этом его поддерживала и подталкивала супруга Александра Федоровна, урожденная принцесса Алиса Гессен – Дармштадская, прозванная в народе «немкой». Сама императрица приняла православие и считала себя истинно русской патриоткой. Она была уверена в том, что понимает Россию, ее народ и потому может верно влиять на политику царя. Между тем противоречия строя росли и обострялись. Приближался новый общеполитический кризис, возникала опасность краха монархических структур. Трон качался, но этого ни одни царь, ни царица не замечали. Их внимание было поглощено драматическим положением с престолонаследием. По российской традиции трон после Николая должен был занять его сын Алексей.

Выдающийся русский историк В.О. Кл<