Милитаризм как фактор войны

Экономическое и политическое соперничество государств мира сопровождалось усилением гонки вооружений, созданием огромных вооруженных сил, колоссальными непрерывно растущими военными расходами, увеличением роли в общественной жизни военных элементов, расширением военной пропаганды и создаваемых с ее помощью милитаристских настроений, новой духовной атмосферы, пропитанной военным агрессивным духом. Все это означало небывалое укрепление милитаризма (от лат. слова – militaris - военный).

Отечественные словари – старые и новые – и вся литература – давали различные определения милитаризма. Писали о «реакционной политике гонки вооружений и подготовке к войне», о «политическом господстве военщины и подчинении всего народного хозяйства целям войны». Указывалось, что милитаризм – это постоянное явление в классовом обществе, «это – система экономики, политики, идеологии, которая сложилась при капитализме и наиболее развивалась на стадии империализма».

Такие нечеткие, расплывчатые определения объясняются самой природой, происхождением и многообразным содержанием явления милитаризм, пронизывающего все сферы жизни общества. Немецкий социал-демократ Карл Либкнехт, специально изучивший милитаризм писал, что он обозначает столь запутанное по своему происхождению и сущности, своим средствам и способам воздействия, которое так укоренялось в классовом строе общества, что может принимать чрезвычайно разнообразные формы.¹ История милитаризма является историей политических, социальных, экономических и вообще культурных столкновений между государствами, а так же и историей классовой борьбы внутри отдельных государств и национальных объединений.²

С развитием человеческого общества, на определенном этапе вместе с частной собственностью, семьей и государством возник особый элемент или институт общества – военная сила. Она росла по мере расширения и укрепления государства. Сначала относительно небольшая, непостоянная и несамостоятельная она стала приобретать многообразие, постоянство, показывать свою нужность определенным классам, слоям и группам и не только оказывать им специфические «услуги», но и влиять на жизнь данного общества. Военная сила и весь ее механизм и инфраструктура, т.е. комплекс всего, что обслуживает этот механизм, оказались особо нужным на стадии капитализма. Тогда военная сила больших государств вышла за их пределы, обеспечивая колониальные захваты. Обострилась и силовая борьба за расширение политического господства. Войны, военная сила, военные прочно вошли в жизнь общества. Вмешательство военной силы потребовало и внутриполитическое, социальное развитие, отличавшееся все более растущей остротой и масштабом столкновения классов. У милитаризма появились две задачи: действовать вовне, против иностранных соперников или неподчинившихся народов, «туземцев» и действовать внутри против сограждан, боровшихся с укоренившимся строем.

Милитаризм приобрел две формы: сухопутную и морскую или маринизм (от лат. слова marinus - морской). О роли маринизма К. Либкнехт писал в 1906 г.: «Маринизм в еще большей степени, чем сухопутный милитаризм является не только следствием, но и причиной международных опасностей, опасности мировой войны».³

Переход капитализма в империализм, перспектива передела мира и смены гегемонов в Европе и мире еще более усилили милитаризм. Определенным рубежом стали 1870/1871 годы, когда милитаризация жизни Европы стала постоянной и необратимой. Обострение экономического и политического соперничества уже не могло обойтись без применения гигантских вооруженных сил и вместе с ними вело Европу и мир к войне. Без милитаризма нельзя было ни подготовить, ни начать, хотя сам по себе он не смог бы зажечь мировой пожар. Милитаризм оказался среди решающих, определяющих факторов возникновения мировой войны, но сам зависел от экономики и политики, взаимодействовал с ними, помогая им, но и оказывал на них сильнейшее давление, благодаря своей мощи и многообразию.

К. Либкнехт отмечал, что милитаризм выступает таким образом, во-первых, как сама армия, а за пределами армии – как система охватывающая все общество посредством сети милитаристических и полумилитаристических учреждений (…) далее он выступает как система пропитывания всей общественной и частной жизни народа милитаристическим духом, чему также упорно и утонченно церковь, школа и в известной мере тенденциозное искусство, а так же пресса, жалкая продажная литературная сволочь, и тот ореол, которым в обществе старательно окружалось «наше блистательное воинство».⁴

В некоторых книгах милитаризм сводят лишь к пропаганде военной силы, культу армии и т.п. Но милитаризм – это совокупность многих составных частей; сухопутные и военно-морские силы, системы органов военного снабжения, разного уровня штабы, военная промышленность и ее инфраструктурой, системы подготовки и обучения войск, прежде всего офицерских кадров, военно-техническое оснащение, размещение вооруженных сил, стратегические пути сообщения и связи, подготовка резервов, разработка различных военных планов и программ, способности и подготовка командного состава, отношение к вооруженным силам населения своей страны и, наконец, многообразная военная идеология, с пропагандой оружия, военного дела, военной истории и многое другое.

После Франко-Прусской войны 1870 г. милитаризм сложился как комплекс, и его влияние стало быстро расти. Одновременно милитаризм стал проникать в политику и идеологию. Утверждение господства монополий и обострение экономической и политической борьбы на мировой арене делали милитаризм все более необходимым. Его поле действия и влияния расширялось. Наметились первые связи военных, политиков и промышленников.

Все время росли численность и оснащение армии и флота, строились стратегии дороги (железные и шоссейные), базы и склады, крепости.

Главным моментом являлся рост вооруженных сил и их оснащение, постоянная гонка вооружений. Все страны непрерывно укрепляли свои армии и флоты и, если были возможности, увеличивали их численность как и численность подготовленных резервов. Самую большую сухопутную армию имела Россия (1 млн. человек), за ней шли Германия и Франция – более 800 тыс. Немцы выделились тем, что тщательно готовили резервы (1,2 и 3-й очереди).⁵ Другие страны тоже создавали резерв обученных воинов, но не так широко и старательно, что объяснялось всеобщей уверенностью, немцев в том числе, в скоротечности будущей большой войны.

Вместе с ростом численности войск увеличивалось их вооружение. Все страны, особенно имевшие развитую военную промышленность, государственную и частную, соревновались в производстве самого современного вооружения. Изготовлялось и запасалось стрелковое оружие, боеприпасы, разнообразное снаряжение, обмундирование, продовольствие. В ряде стран обратили пристальное внимание на новый вид вооружения – пулеметы. Согласно господствующей во многих странах стратегии и тактики непрерывных наступательных действий, лихих атак пехоты и кавалерии, «в чистом поле» главное внимание уделялось легкой полевой артиллерии. Германская армия имела 77-мм полевые пушки. Французская – одну из лучших скорострельную пушку калибром 75-мм (калибр – диаметр ствола орудия). В российской армии было не менее хорошее орудие калибром 76,2 мм. Войска оснащались и более тяжелыми орудиями для подавления артиллерии противника. Но только в германской армии позаботились о создании тяжелой полевой артиллерии, которая могла бы сопровождать огнем действия своей пехоты и кавалерии.

Производились очень тяжелые орудия большого калибра (305-410 мм) для обстрела крепостей. В военных кругах сохранялась военная вера, что новая война будет такой же как и предыдущая и что крепости сыграют свою важную роль центров обороны. В их полезность верили и в начале XX века. Особенно много строили крепостей и фортов французы и бельгийцы, зная о немецких планах вторжения на их территорию. Одну из таких крепостей описала Б. Такман. Крепости, хотя и спрятанные под землей напоминали средневековые замки. На поверхности виднелись лишь земляная насыпь с выступающими железобетонными башнями, куда при помощи подъемников доставлялись орудийные установки, скрытые в глубине. Всё остальное находилось под землей. Крупные форты и располагавшиеся между ними более мелкие укрепления имели много десятков и даже сотен орудий, включая 8-дюймовые (210-милиметровые) гаубицы. Были отдельные башни для скорострельных пушек и пулеметов. Такую крепость окружали крепостные рвы без воды в 12 м глубиной. Имелся прожектор на стальной вышке, которая как и все орудия опускались под землю.⁶ Эти гигантские сооружения казались неприступными. Ими гордились и не жалели средств для их строительства и поддержания.

Готовясь к наступлению через Бельгию и Северную Францию, германское командование учитывало наличие там мощных крепостей. Для их разрушения были созданы новые сильнейшие орудия. Одно из них построила австро-венгерская фирма «Шкода». Это было сверхсекретное оружие громадной величины и небывалой разрушительной силы, калибром 12,5 дюймов (305 мм) как у морских орудий. Другое такое же чудовище создали на заводах Круппа в Эссене (16,5 дюймов или 420 мм калибром). Оно весило 98 тонн и стреляло снарядом метровой длины весом в 520 кг, летевшим на расстоянии 15 км. Его обслуживало около 200 человек. Перевозить эти гиганты можно было лишь расчленив на части и построив специальные железнодорожные пути. Император Вильгельм II был на пробных стрельбах и одобрил новое орудие.⁷

Совершенствовались все виды орудия, особенно огнестрельного, хотя уделялось внимание опять же «по старой памяти» оружию холодному: кинжалы, штыки, сабли, шашки, палаши и остроконечные пики. Запасали оружие и боеприпасы в большом, как тогда казалось, количестве.

Все время проводились учения и большие маневры. Улучшалась подготовка кадров через систему военно-учебных заведений, в том числе и высших – военных академий. Генеральные штабы разрабатывали и все время обновляли планы будущей войны. «Гонка вооружений, - писал К.Б. Виноградов, - на суше и на море – вот характерная черта мировой политики начала XX века. Она крушила любые системы «равновесия сил».⁸

Особое место занял маринизм. Он развивался необычайно бурно, так как морская военная сила нужна была для захвата и удержания колоний, обеспечения внешней торговли и коммуникаций, а также для обеспечения политических амбиций. Значение имела и растущая военно-техническая сложность и дороговизна морского оружия. Гонка морских вооружений истощала финансы и экономику и была под силу не каждому государству. Пожалуй, только Англия и Германия, могли позволить себе рост военно-морских сил. Создание морской мощи стало главным выражением милитаризма в начале XX в. Оно сопровождалось широкой и разнообразной милитаристской пропагандой – «идеологическим маринизмом». Англия, заметно терявшая свое могущество, судорожно старалась его удержать, надеясь на свой огромный военно-морской флот, включивший сотни кораблей. Но этот флот непрерывно нуждался в пополнении и обновлении.

Германия – молодой растущий хищник – стремилась к захватам и гегемонии. Она нуждалась также в морской мощи и тратила все силы и средства на экономику и внешнюю политику. Строительство флота в Германии шло невиданными темпами. Таких темпов ни одна страна не имела ни после предвоенного десятилетия.⁹ В 1897 г. Германия бросила вызов Англии - владычице морей.

Рост германского военного флота подстегнул ускоренное военно-морское строительство в Англии, которое, в свою очередь, подгоняло такое же строительство в Германии. Мощь флотов обеих стран росла непрерывно и во все более возраставшем объеме. Германский рейхстаг принял несколько законов по увеличению своего военного флота, особенно – числа тяжелых кораблей.¹⁰ Англия в 1905 г. ответила строительством самого современного тогда линейного корабля (линкора), названного «Дредноут», т.е. «Неустрашимый», хотя английское слово dreadnout означает и кусок толстого сукна. Идею дредноута выдвинул итальянский инженер В. Куниберти. Она попала англичанам, и те, не мешкая, в большой тайне стали воплощать этот проект. В рекордное время – 14 месяцев – «Дредноут» был построен и вошел в состав британского флота. При строительстве было применено множество технических новинок, которые помогли создать «чудо морской техники». При большом водоизмещении в 17,9 тыс. т. корабль давал с помощью паровой турбины высокую для такого класса судов скорость в 21 узел*, т.е. 38,8 км/ч, и нес в пяти башнях 10 орудий калибра 305 мм (или 12 дюймов), что увеличивало его артиллерийскую мощь в 2,5 раза по сравнению с прежними линкорами.¹¹

Узнав о появлении дредноутов в английском флоте, немцы в июле 1906 г. заложили свой корабль этого же типа – «Нассау» и увеличили программу строительства новых современных судов дредноутного типа.¹²

Появление дредноутов вызвало новый виток гонки морских вооружений. Самое главное состояло в том, что новый быстроходный корабль, имевший много тяжелых орудий свел к нулю значение старых броненосцев и крейсеров и создал новую точку отсчета в гонке морских вооружений. Это была «вторая революция» в морском деле после первой – появление подводной лодки.¹³

В Англии и Германии поочередно возникали в 1908-1909 гг. «морские паники», вызванные страхом перед новыми дредноутами врага. «Общественность» требовала скорейшего строительства своих линкоров.¹⁴

Страх перед германскими дредноутами толкнул англичан на ряд поспешных мер, в том числе – отставку Первого лорда адмиралтейства энтузиаста строительства дредноутов Джона Фишера в январе 1910 г. Его место занял Уинстон Черчилль, который продолжил дело Фишера, но более ловко и хитроумно.¹⁵ При нем были заложены дредноуты с орудиями 15-дюймового калибра (381 мм), а затем построен, но уже в 1915 г. «гигант из гигантов» - линкор «Куин Элизабет» с 8-ю орудиями 381 мм калибра, снаряд которых весил 800 кг и летел на 30 км. В 1917 г. вступил в строй немецкий «Байрет», еще более сильный корабль.¹⁶

К 1914 г. Англия имела 20 дредноутов и 12 строились, Германия соответственно – 14 и 5. Гонка морских вооружений являлась одной из причин начала мировой войны.¹⁷

Увеличение морских и сухопутных вооружений выдвинули вперед такой важный экономический и в тоже время политический элемент как военная промышленность.

Роль и значение это особой отрасли промышленности постепенно вырастали. Она включала ружейные, орудийные заводы, производство боеприпасов, брони и всевозможных технических средств. Военное производство все время расширялось, росло число предприятий, объем заказов, а следовательно, платежей и прибыли. Большую роль играла торговля военными материалами. В основном оборонное производство, особенно крупное, например, судостроение было государственным. Но все чаше в него вступал частный капитал, привлеченный постоянными и все более растущими барышами. К 1914 г. в основных европейских странах имелась хорошо организованная и мощная военная промышленность.

В Германии было 30 военных заводов, занимавших 180 тыс. человек, из них 16 (43 тыс. рабочих) – государственных, а также судостроительные верфи, частные и государственные, где трудились 72 тыс. человек. На «оборону» работали такие гиганты как фирма Круппов (86 тыс. занятых). Ее конкурентом в Австро-Венгрии был концерн Шкода (г. Пльзень) с 40 тыс. работающих.¹⁸

Во Франции в военной промышленности всего было занято 100 тыс. рабочих, в том числе 57 тыс. на государственных заводах, верфях, арсеналах. Успешно вписались в военное производство частные фирмы и среди них такие крупные, как Шнейдер и Сен-Шамон. Французы с прибылью торговали оружием. Вывоз военной продукции из Франции за 1895-1911 гг. увеличился в 5 раз.¹⁹

Англия производила все виды вооружения на государственных и частных заводах и верфях, на которых было занято более 100 тыс. тружеников. Причем 90% заказов шли в 1912 г. на частные предприятия, среди которых выделились фирма Виккерс и Арстронг-Уиттворт.²⁰

В России было свыше 20 государственных (казенных) военных заводов и фабрик, верфи и арсеналы, а также частные, вроде Путиловского завода. Однако в целом производство было слабо развито. В нем было занято около 80 тыс. человек,²¹ меньше чем у одного Круппа.

Свое оружие поставляли вооруженным силам Италии заводы Ансальдо, Фиат и др.

Военное производство фактически не знало кризисов перепроизводства. Государство всегда обеспечивало заказы, да еще шли заказы из-за рубежа. Прибыль была всегда обеспечена.

Хозяева военной промышленности были люди очень богатые и влиятельные, имели обширные связи в военных и дипломатических кругах. Они чутко откликались на изменения в международных отношениях. В свою очередь, бывшие высшие офицеры охотно шли служить в аппарат военно-промышленных фирм.²² Рядом с ними оказывались политики, которые проталкивали через парламенты военные бюджеты. Так в начале XX в. стал складываться военно-промышленный комплекс (ВПК).

Уже тогда хозяева военной промышленности имели большой «вес» в обществе. К ним чутко прислушивались в политических кругах. Слово Г. Круппа фон Болена, возглавлявшего военный концерн Круппов с 1909 г., «стальных королей» А. Штумма, Ф. Тиссена, владельцев электротехнических концернов В. Симменса, Э. и В. Ратенау воспринималось как приказ при обсуждении военных ассигнований. Также авторитеты были в своих странах. Б. Захаров, хозяева «Виккерс» и других военно-промышленных монополий, как и Шнейдеры во Франции или Путилов в России.

В народе проклинали этих «фабрикантов» и «торговцев смертью», но это их мало заботило. Ведь в правительствах и штабах роль этих капиталистов знали и высоко ценили.

Одним из следствий гонки вооружений и ее непременным условием были огромный рост военных расходов и их идеологического пропагандистского обеспечения. Всего за 30 последних перед войной лет «вооруженного мира» шесть европейских великих держав израсходовали на военные нужды 125 млрд. марок или 57,9 млрд. рублей.²³ Особо высокими были военные расходы Германии. В период с 1870 по 1913 гг. они выросли почти в 5 раз и составили половину всего государственного бюджета. Стоимость вооружений и вызванное этим экономическое напряжение в Германии было так велики, что только начало войны спасло ее от банкротства.²⁴ Но и другие страны не отставали и были вынуждены не отставать в гонке вооружений. Дж. Джолл писал, что европейские великие державы были так связаны друг с другом, что программа вооружений и военная пропаганда в стране обязательно подстегивала гонку вооружений и военную пропаганду в другой.²⁵

Франция тоже увеличивала военные расходы, составившие в 1903-1913 гг. 38% всего бюджета страны.²⁶ Не отставала от Франции и ее союзница – Россия. Общий бюджет ее оборонных министерств за 1907-1913 гг. возрос в 1,6 раза.²⁷ Росли военные расходы Австро-Венгрии, Италии, Сербии и других государств.

Расходы Англии на вооружение на 10 лет, с 1904 г. начиная, выросли примерно в 3 раза.²⁸

Гонка вооружений меняла постепенно облик европейского общества, усиливала его милитаризацию. Везде возникали «военные партии», включавшие высшие военные чины, видных политиков, парламентариев, дипломатов, придворных, деятелей прессы и культуры и, конечно, хозяев военной промышленности и банкиров. Это были очень влиятельные люди, и с их помощью постепенно менялось политическая атмосфера, усиливались воинственные настроения.

Существовали во многих странах милитаристские националистические организации – Пангерманский союз и Морской союз в Германии, Имперский морской союз в Англии и др.

Милитаризация неизбежно усиливала влияние военных в обществе, на правительства и парламенты, на принятие политических решений «верхами». В разных государствах степень этого влияния была не одинакова. В «старых» демократиях оно росло медленно. Например, в США и Англии пост военного министра занимало только гражданское лицо. В других – пост этот отдавался высшему военному чину, но часто без большого «веса» в правительстве. Это говорило о том, что армия в начале XX века везде имела политическое влияние и была подчинена политикам, правительству и парламенту, отпускавшему средства на вооруженные силы. Конечно, офицерский корпус, генералы и адмиралы пользовались определенным авторитетом, оказывали влияние на политику страны, используя личные связи. В Англии огромным уважением, в том числе среди «простых людей» пользовался «герой Судана» граф, генерал Горацио Китченер. В руководящих кругах Франции прислушивались к начальнику Генерального штаба генералу Жозефу-Жаку Жоффру. Свою линию пытался навязать царю чрезвычайно популярный в армии Великий князь Николай Николаевич. В эпоху расцвета маринизма возвысились и некоторые адмиралы. Историк В.Д. Лихарев считает, что ни один из флотоводцев в истории, не имел подобных возможностей так влиять на политику своего государства, как адмирал Джон Фишер в Англии и Альфред фон Тирпиц в Германии.²⁹

Но были в начале XX века государства, которые отличались высоким уровнем милитаризации, засильем военщины. И первым из них являлась Германская империя. «Германский милитаризм оказался самым ярким и сильным, представляя самую хорошую форму капиталистической милитаризации, благодаря своему «прусско-германскому, бюрократическому феодально-капиталистическому характеру», - отметил К. Либкнехт.³⁰ Милитаризм в Германии необыкновенно расцвел виду особых полуабсолюстских феодально-бюрократических отношений, царивших в стране. «Здесь он стал не только государством в государстве, но и государством над государством».³¹ Это выразилось в уважительном, почтительном до самоунижения отношении «среднего немца» ко всем военному и в горделивом, спесивом поведении военщины. Существовала особая роль военных в структуре германского общества, особое отношение к военным отличиям. Армия играла важную роль как символ единства, как «школа нации».

В Германии существовал культ военной силы. Для этого были исторические основания и прежде всего создание Германской империи «железом и кровью». «Солдаты и армия, а не парламентское большинство и его решения объединили империю. Я надеюсь на армию!» - говорил Вильгельм II.³² Благодаря этому милитаристический дух проник в немецкий народ, большинство которого обожало армию, солдат, особенно – офицеров, гордилось любой причастностью к амии и флоту. Воинственные настроения в Германии овладели обществом сильнее, чем в других странах. Русский писатель Г.И. Успенский, побывав в Германии, писал: «В самом деле, только переехали вы границу…хвать стоит Берлин, с такой солдатчиной, о которой у нас не имеют понятия…Палаши, шпоры, каски, усы, два пальца у козырька, под которым в тугом воротнике сидит самодовольная физиономия победителя, попадаются на каждом шагу, поминутно: тут отдают честь, здесь сменяют караул, там что-то выделывают ружьем, словно в помешательстве, а потом с гордым видом идут куда-то…в окне магазина – победитель в разных видах: прорывает живот французу и потом, возвратившись на родину, обнимает свое семейство;…».³³

Своим путем развивался милитаризм в Царской России. Она вела активную внешнюю политику, участвовала в войнах, имела самую большую в Европе сухопутную армию, три флота, тратила на вооружение огромные средства. Военные имели определенное влияние в стране, особенно в «верхах», в светском мире, окружали трон. Николай II любил военное дело, часто посещал маневры с офицерами и получал большую радость, участвуя в пирушках с ними. Он имел офицерское (но не генеральское) звание полковника гвардии, носил мундир, любил окружение военных. «Не могу тебе передать, как мне нравиться быть в армии», - писал он матери.³⁵ Военными были дядья царя и другие родственники. Они имели высокие военные звания, носили воинские награды и знаки отличия, командовали или были шефами знаменитых полков, с удовольствием участвовали в военных учениях в Царском селе. П.Н. Милюков писал о влиянии «упрощенных взглядов военной среды, всего ближе стоявшей к государю, окружавшей его…».³⁵

Однако ничего схожего с милитаризмом, например, германским, в России не было. Основная масса населения, хотя и уважала военного человека на службе или в отставке, в целом относилась сдержанно, даже с холодком к военной среде. Особенно огорчали население призывы в армию и флот и растущие поборы на «оборону», а также жестокости и суровость военной службы. Это отношение нашло художественное отражение в произведениях А.П. Чехова, хорошо знавшего военную среду («Три сестры», рассказ об унтере Пришибееве или «свадебном генерале (адмирале)»), в «Поединке» А.И. Куприна, в романах о флоте А.С. Новикова-Прибоя, Леонида Соболева («Капитальный ремонт») и других произведениях. Не приходятся говорить ни о большом почтении к военным, ни тем более о духе милитаризма в российском народе. Его история, традиции, менталитет отрицали культ силы, муштры, военщину.

Во Франции армия и особенно офицерство, оправившись от позора поражений 1870 г., пользовались особым уважением в обществе. По мере приближения схватки с Германией возрастала кичливость французских военных и вместе с тем росли любовь и почитание голубых мундиров в среде обывателей, где возрождалось национальное самосознание.³⁶

После всплеска восторгов в связи с победой над турками, авторитет военных Италии начал падать. Армия, считавшаяся «школой нации» теряла престиж. Выяснилось, что дела у военных не всегда идут хорошо, что они отличаются низким уровнем образования и культуры, плохо подготовлены.В правительстве мало считались с мнением военного командования, давали отпор его попыткам вмешаться в политику.³⁷

Определенный авторитет в обществе и популярностью в светских кругах Австро-Венгрии пользовались военные. Ее монарх, наследники имели воинские звания, занимали высокие должности в армейском командовании. Офицеры в нарядной форме блистали на балах и представлениях. Яркие портреты этих офицеров нарисовал Я. Гашек в своей книге о бравом солдате Швейке.

В малых государствах армия играла во многих случаях большую роль. Она была в этих странах наиболее организованной частью общества, часто – наиболее образованной, сплоченной воинской дисциплиной, завоевала престиж среди населения, особенно - офицерство.

В балканских странах офицерский корпус имел сильное влияние. Сербская армия приобрела значительный престиж поле побед в двух балканских войнах. Она требовала контроля над Македонией и ее руководители критиковали правительство и требовали уступок. Некий полковник позволил себе даже выступить против премьер-министра Н. Пашича на приеме в российском посольстве.³⁸ В маленькой бедной стране армия считалась символом национального чувства. Офицерство участвовало в дворцовых переворотах, убирало с престолов и возводило на них монархов, пыталось диктовать свою волю правительствам. Организация офицеров «Единение или смерть», известная как «Черная рука» вмешивалась в дела государства, пыталась направлять руководство армией, проводить те или иные назначения или отставки. Кончилось это трагично – ряд руководителей «Черной руки» в 1917 г. был отдан под суд и расстрелян.³⁹

Особую роль армия сыграла в жизни Османской империи. В 1908 г. армия, поднятая прогрессивным офицерством, совершила младо-турецкую буржуазную революцию. Армия, как отметил В.И. Шеремет в своем очерке, она оказалась единственной опорой младотурок внутри страны. Офицерство как большая часть руководства Турции училось в Германии, и как выразился Вильгельм II: «мыслят абсолютно по-немецки». Однако единства в армии не было. Среднее и низшее офицерство занимало иные позиции. Положение нового режима оказалось непрочным, что явилось одной из причин, толкавших младотурецких лидеров, занявших высокие военные посты, к вступлению в мировую войну на стороне Германии.⁴⁰

Общая тенденция к милитаризации общественной жизни поддержана была и, в свою очередь, сама питала многообразную и обширную воинственную идеологию милитаризма. Милитаристская пропаганда занимала в жизни Европы большое место. Она прославляла армию, военную службу, военную историю, воспевала «оружие героев». Военный объявлялся «настоящим мужчиной». Устраивались многочисленные парады и торжественные построения («вечерняя зоря» и др.), марши по улицам городов под музыку военных песен и под армейские оркестры, выставки оружия, спортивные состязания, концерты тех же оркестров и т.п.

В этой милитаристской пропаганде были заметны книги о будущей войне, приобретшие популярность в Европе, особенно после 1911 г. Самой известной из этих книг стало произведение германского генерала Фридриха фон Бернгарди (можно встретить и другое написание этой фамилии: Бернарди, Бернхарди и др.) «Германия и будущая (следующая) война». Она вышла в 1911 году и выдержала 6 изданий только в Германии, была переведена на ряд языков. Автор, бывший кавалерийский офицер, в войне 1870 г., был первым немцем, проехавшим через Триумфальную арку в Париже. Потом служил в Генеральном штабе, военно-историческом отделе. О содержании его книги говорили названия ее глав: «Право вести войну»; «Мировая держава или падение»; «Историческая миссия Германии» и т.п. Главные идеи этой книги сводились к тому, что война есть биологическая необходимость, что в будущей войне Германия должна первой нанести удар и разгромить Францию, чтобы она не смогла больше «перейти нам дорогу», а затем Россию - «исторического врага Германии».⁴¹ Летом1914 г., в самый канун войны, вышла книга полковника Фробениуса «Роковой час империи», полная самых «необузданных пангерманских преувеличений» (так сказал о ней канцлер Бетман Гольвег) и довольно прозрачных угроз против Антанты. Германский Кронпринц опубликовал приветствие автору. Это произвело сильное впечатление в Европе.⁴²

Были популярны произведения, призывавшие отдать жизнь за Отечество и Монарха, вроде книжки некого доктора наук Арндта, заявлявшего, что немецкий народ не должен страшиться ради Германии «заглянуть в лицо смерти».⁴³

В России тоже появилась книга «Война» о столкновении «Коалиции и Союза», то есть Антанты и Центральных держав.⁴⁴ О будущей войне писали Г. Гауптман, Г. Уэллс и менее известные авторы.

Большую роль играла германская пресса, которая усиленно готовила почву для вотирования рейхстагом больших военных расходов.

Во Франции после 1871 г. наблюдался подъем милитаристских настроений. Воссоздан был вновь увядающий было после 1870 г. культ армии. Преклонение народа перед военными с началом XX века превратилось в подлинное восхваление милитаризма. «Вокруг идеи армии, - писал историк Р. Жирарде, - создавалось единство Франции.»⁴⁵ Существовала многочисленная милитаристская литература, воспевавшая армию и военную службу, которая создавали единство народа и воспитывали французов в духе реванша. «Франция должна говорить громко и решительно, так как имеет на это полное право», - заявляли французские газеты. К подготовке общественного мнения к войне призывала книга А. Буше «Победоносная Франция в войне будущего» (1912 г.).⁴⁶ Милитаристская пропаганда была тесно связана с гонкой вооружений, создавая для нее благоприятную атмосферу в обществе. Особенно довольны ею были производители оружия. Е.В. Тарле приводил факты о том, что немецкие фирмы влияли на французскую шовинистскую прессу, чтобы иметь предлог ссылаться на французские угрозы. Фирма Крупа была связана с германской печатью, Шнейдер – с главными парижскими редакциями. Печать натравливали оба народа друг на друга.⁴⁷

Джингоизм в Англии был тесно связан милитаристской и маринистской пропагандой, которая усилилась, начиная с 90-х годов XIX века. Флот и до этого был среди англичан как символ мощи Британии, как гарант свободы на морях.⁴⁸

Такое же восторженное отношение к флоту росло и в Германии на волне хорошо организованной пропагандистской кампании. Многие немцы, особенно из средних слоев, тешили себя мыслью о том, что их Родина бросила вызов самой «владычице морей». Они видели военный флот как символ национальной гордости и даже демократии.⁴⁹ Для пропаганды флота в Англии и Германии были привлечены лучшие журналисты. В школах награждались лучшие сочинения по морской тематике. Писатели и художники получали премии. Немцев пугали силой английского флота, англичан – ростом немецкого.⁵⁰

В Англии подъем германского флота вызвал тревогу. Ее отражали многочисленные речи, статьи, памфлеты, носившие открыто антигерманскую направленность. Во всю живописалась германская угроза. Лорд Эшер говорил адмиралу Фишеру, что страх перед немецким вторжением - это Божья мельница, которая намелет вам целый флот дредноутов и поддержит в английском народе дух воинственности. Адмирал Дж. Фишер сам охотно давал интервью и организовал «утечку информации» в прессе для рекламы флота, который имел мощную пропагандистскую машину.⁵¹ Такая же работа шла и в Германии, где в 1907 г. вспыхнула паника, вызванная слухами о приближении английского флота.⁵² Пропаганда войны и милитаризма имела в Англии и Германии наибольший успех. Не отставали и другие страны. В целом милитаристская идеологическая работа охватила всю Европу и значительно помогла подготовить народы к легкому вступлению в войну.

1911 год стал рубежом, с которого милитаризм стал расти быстро, даже бурно, создавая, по сути, предвоенную атмосферу. Гонка вооружений приобрела невероятно высокий темп и гигантские размеры. Военные приготовления были лихорадочными, делая опасность войны ближе, а саму войну - неизбежной.

Второй марокканский кризис 1911 года обострил отношения и заставил соперников занять четкие боевые позиции. Другим импульсом к росту милитаризма явилась итало-турецкая война, произошедшая в этом же году, а за нею – две балканских войны 1912-1913 гг. Они показали возросший уровень вооружений и предъявили новые требования к войскам.

Уже в итало-турецкой войне итальянцы применили бронеавтомобили, велосипедные отряды и пулеметы. Впервые в истории поднялись в небо в военных целях аэропланы, пугая всадников-арабов ревом моторов, бомбами, ручными гранатами и стальными стрелами, которые сбрасывали пилоты. Иностранные корреспонденты были потрясены до шока, увидев ровные, как бы по линейке, ряды турецких солдат, скошенных огнем немецких пулеметов болгарской армии. В балканских войнах были применены разнообразные и новые средства: тяжелая полевая артиллерия, пулеметы, аэропланы и воздушные шары, современные средства связи. Все три войны составили как бы генеральную репетицию, прошедшую в течение трех лет. Оба блока - Тройственный союз во главе с Германией и Тройственное согласие вооружались до зубов самой современной техникой и сговаривались о будущих совместных действиях против врагов, теперь четко обозначавшихся.

Германия быстрее других готовилась к войне. Начиная с 1911 г., правительство ежегодно проводило через рейхстаг новые законы, повышавшие расходы на армию и флот, увеличивая боевую мощь. Немецкие военные основательно готовились к будущим сражениям, уделяя внимание созданию тяжелой артиллерии, в частности полевой.⁵³

Военные законы 1911-1913 гг. вводили в германскую армию полевую тяжелую артиллерию, пулеметные взводы в пехоте, увеличивая личный состав. Закон 1912 г. усиливал состав флота новыми линкорами. Закон 1913 г. расширял состав армии до 820 тыс. Одновременно росли поимущественный сбор и введен постоянный налог на прирост имущества. Это дало свыше 1,5 млрд. марок как раз в канун войны.⁵⁴

Принимались спешные меры к укреплению вооруженных сил Франции, где в острой политической борьбе, чуть не расколовшей страну на два лагеря, 19 июля 1913 г. был принят закон о снижении призывного возраста с 21 до 20 лет и увеличении срока службы в армии до трех лет, что должно было увеличить ее почти на 50% (по другим подсчетам – на 30%).⁵⁵

Увеличение вооруженных сил происходило и Австро-Венгрии по законам 1912 и 1914