К вопросу о теории невидимого гуся 21 страница

Эленор ответила, что с удовольствием. А ведь Чарлз даже не упомянул, что Лили приехала не одна. «Впрочем, Чарлз никогда не замечает некрасивых женщин», – подумала Эленор, глядя на задницу Сары, исчезнувшую за другими дверьми, надо полагать кухонными. И зачем только некоторые рядятся в красновато-коричневый цвет?

Эленор обошла гостиную, гулко топоча по деревянному полу. Никакой мебели, одни коробки. Все-таки Лили следовало приехать к ней. Джейн, вероятно, смогла бы одолжить Лили свой телевизор, хотя бы на то время, пока она в школе. Эленор посмотрела в окно на разросшуюся жимолость. А вот в их дворе Чарлз всегда коротко подстригает траву, чтобы практиковаться в гольфе. Когда Джейн исполнилось семь лет, они построили бассейн, чтобы она могла приглашать друзей на вечеринки у воды. Летом вокруг бассейна всегда полно молодежи в купальных костюмах, молодые люди полеживают на шезлонгах и пахнут, как кокосовые орехи. Джейн одна из самых популярных девушек в школе.

Эленор снова посмотрела на коробки. Клейкая лента с одной из них была сорвана и валялась на полу, скомканная в липкий коричневый клубок. Эленор потянулась, чтобы открыть коробку, больше от скуки, чем из любопытства, но тут в комнату вернулась Сара.

– Я поставила чайник. Не сразу разобралась с плитой. Лили очень не хотелось уезжать из той нашей квартиры. По ее словам, она провела там счастливейшие годы своей жизни. Мне лично все равно, но посудомоечной машины действительно не хватает. Там у нас было все – даже тостер для рогаликов. Впрочем, не обращайте на меня внимания, просто я немного соскучилась по Нью-Йорку. Думаю, она уже может вас принять. Входите же. Я принесу чай, когда он будет готов.

Лили изменилась. Она лежала на двуспальной кровати – первом предмете обстановки, который Эленор пока увидела в доме, – натянув одеяло до плеч. Щеки, прежде всегда кругленькие и розовенькие, теперь провисли к подушке желтыми мешочками. Ее плоть словно растаяла – остался лишь маленький острый носик. Даже руки, лежащие поверх одеяла, напоминали растекшиеся лужицы. И она была лысой.

– Элли. – Голос ее звучал как эхо, словно она говорила со дна колодца. – У тебя не найдется сигаретки? А то Сара запрещает мне курить.

Из гостиной до Эленор донесся резкий звук – с картона срывали липкую ленту.

– Она считает, что сигареты вредят моему горлу, но на самом деле они мне помогают, Элли. Без них мне плохо думается.

На тумбочке рядом с кроватью стояли оранжевые пластиковые бутылочки с таблетками – полупустые и полные. Эленор дважды их пересчитала и получила два разных числа.

Значит, вот она какая теперь, Лили. Та самая Лили, которая не умела о себе позаботиться и вечно принимала неправильные решения. Та самая Лили, только сморщенная и некрасивая. Умирающая Лили.

Стула в комнате не было. Эленор присела на край кровати, и он тут же под ней прогнулся.

– Думаю, Сара совершенно права. Посмотри, до чего тебя довело курение.

– Сара всегда права. – Лили раздраженно качнула головой. – Я так разозлилась, когда узнала, что Андраш спал с ней почти с самого первого дня, как мы с ним поженились. Но он говорил, что такого хорошего менеджера, как она, у него никогда не было. Она находила для него галереи и все такое. Отличные галереи. А когда она переехала к нам, то стала вести хозяйство. Она превосходный менеджер. – Ее голосок затих. Она лежала, прижавшись одной щекой к подушке и закрыв глаза, как лист пергамента, который несколько раз свернули, а потом снова разгладили.

Эленор выпрямила спину и положила сумочку на колени. Вот, значит, каков был брак ее сестры с тем великим художником. Бедная, глупая Лили.

– Я не понимаю, почему ты остановилась здесь с этой женщиной, вместо того чтобы вернуться домой к своей семье. – Эленор говорила спокойно, словно обращаясь к лошади, заартачившейся перед барьером. Когда Лили теряла способность здраво мыслить, всегда приходилось прибегать к спокойствию. Как, например, в тот раз, когда она отказалась появиться на балу, устроенном в честь дебютантки Эленор. – Женщина, с которой твой муж… хм. Будь это мой дом, я сразу выставила бы ее за порог.

Лили открыла глаза и опустила руку на колено Эленор.

– Элли, дело обстояло по-другому. Поначалу я злилась, но потом поняла, что все это не имеет значения. Я сама пригласила ее переехать к нам. Она ютилась в крохотной квартирке в Бруклине, а у нас был целый огромный этаж. Она занималась уборкой и оплачивала счета. Она и кухню взяла бы на себя, но мне самой хотелось готовить. Знаешь ли, им обоим нравилась моя стряпня. Даже когда у меня что-то подгорало, они не сердились.

Элли накрыла своей наманикюренной рукой руку Лили. Под ладонью оказалось что-то холодное и дряблое.

– А после того, как она переехала, он продолжал с ней спать? – Лучше сразу узнать такие вещи, как бы неприятны они ни были.

Лили убрала свою руку из-под чужой ладони, словно та перегрелась.

– Зато он рисовал меня. Спал с ней, а рисовал меня. Ее он никогда не рисовал, ни разу. Такие чудесные картины. Элли, ты обязательно должна посмотреть картины.

– Ромашковый чай, – объявила Сара, открывая дверь. – Не помешала?

– Сара, ты обязательно должна показать Элли картины. – Лили снова замотала головой из стороны в сторону.

– Эй, нужно успокоиться, – сказала Сара, – иначе весь твой сон насмарку. Я положила в чай чуточку меда, – обратилась она к Эленор, передавая ей глиняную кружку, разрисованную желтыми пчелами.

– Видишь, я же говорила, что она отличный менеджер, – произнесла Лили. – Не знаю, что бы я делала без нее после смерти Андраша. Деньги ведь кончились, знаешь ли. Она распродала его картины по всем стоящим галереям и оплатила мое лечение. – Лили подняла руку, но потом уронила ее, и та безжизненно свесилась с кровати. Тогда Сара взяла ее руку, положила на одеяло и погладила. Лили закрыла глаза. Без этих карих пятнышек она выглядела неестественно бесцветной, словно уже превратилась в труп.

– Думаю, нам следует сейчас ее оставить, – тихо сказала Сара, – Она устала. Может быть, завтра утром у нее будет больше сил.

Эленор последовала за ней из спальни, ломая голову, что мог увидеть Андраш Хорват в этой женщине с ее красновато-коричневым задом и седыми волосами, которые выглядели так, словно их остриг мужской мастер. «Выбирая женщин, художники проявляют довольно своеобразный вкус», – подумала она.

Перейдя в гостиную, Сара сказала:

– Я рада, что вы пришли навестить Лили сегодня. Думаю, она недолго протянет. Может быть, и мужа захотите привести? Лили говорила, у вас есть еще и дочь?

Элли закивала, барабаня ногтями по кружке. Что обычно принято говорить любовнице зятя?

– Наверное, я приведу Джейн. Свою дочь, Джейн. – Разумеется, она не собиралась приводить Джейн. Да и Чарлз никогда не любил визиты к больным. Он даже родную мать не навестил в доме для престарелых перед ее смертью.

Сара разглядывала гостью несколько секунд, затем посмотрела в окно, туда, где жимолость перелезла через забор.

– Лили хотела, чтобы вы взглянули на картины. – Наклонившись, она открыла первую попавшуюся картонную коробку. Многие из них теперь были распечатаны. Из коробки она извлекла холст без рамы.

На картине была изображена Лили. Но такая Лили, какой она никогда не была в реальной жизни. Лили удлиненная и белая, как лист бумаги. Лили с незабудками вместо глаз. А на следующем холсте у Лили были рога: коротенькие гнутые спиральки, похожие на морские раковины. На другой картине Лили держала в левой руке гранат. Лили, с бабочками, закрывшими всю голову. Цветок лилии, который тоже, вероятно, был Лили. Голубая, как небо, Лили, с облаками, проплывающими над ее грудью. Бесконечные Лили, все разные и все – Эленор вовремя прикусила язык, пока с него не сорвалось это слово, – красивые.

Сара показала на картину с облаками:

– Разумеется, у него были всевозможные сюжеты, но перед смертью он рисовал только Лили. Эту картину он нарисовал на большом холсте, с солнцем вместо левого глаза. Я подарила ее Гуггенхайму.^[43]

– Подарила? Вы подарили картину?

Лили что-то говорила насчет нехватки денег. «Интересно, – внезапно подумала Эленор, – во сколько оцениваются работы Андраша Хорвата?»

Сара уставилась на Эленор и продолжала на нее смотреть, пока та не начала переминаться с ноги на ногу.

– Андраш завещал свои работы мне. Точно так, как завещал мне Лили. Он знал, что я позабочусь обо всем. – Она опустила картины на пол. – Андраш многое подмечал. Как-то раз он рассказал, что его прадед был женат на ведьме, или женщине, которая жила на дереве, что-то в этом роде. Там, на его родине. – Она улыбнулась и пожала плечами. – Черт возьми, я сама ничего не знаю. Но вы можете увидеть это в его картинах. Если он рисовал камень, то камень был похож на змею, и каждый раз, когда вы потом станете смотреть на этот камень, он будет вам казаться змеей, потому что Андраш прав. Это действительно змея, хотя в то же время это камень. И тогда, возможно, каждый камень начнет вам казаться змеей, или цветком, или куском хлеба. Иногда я думаю, что он поэтому и погиб. Он летел на самолете. Что, если в тот момент он что-то увидел – в самом деле увидел? Ему было наплевать, что он мог разбиться. Если как следует об этом подумать, то становится страшно. Возможно, с искусством всегда так. – Сара снова повернулась к окну. – Он и людей видел тоже. Меня он видел отлично. Однажды он сказал: «Я никогда не стану тебя рисовать, Сара. Мне не нужно тебя рисовать, потому что ты в точности такая, как есть». Но Лили он видел лучше, чем кто-либо другой на земле.

Цок-цок, выстукивали по мостовой каблучки Эленор. Она цокала домой, потому что скоро предстояло кормить Чарлза обедом. Она приготовит ему пюре. С какой стати ей думать о его весе? Мужчины всегда выглядят солиднее с небольшим брюшком. Она приготовит пюре и горошек и поинтересуется у Джейн, как дела в школе, и Джейн напустит на себя самодовольный вид, а потом, возможно, они все сыграют в «Монополию».

Неужели действительно так поздно, половина шестого? Эленор посмотрела на небо и увидела вдруг Лили, с облаками, проплывающими над ее грудью. Вместо левого глаза у нее было солнце. Эленор попыталась представить Лили с обвисшей желтой кожей и лысой головой, утонувшей в подушке. Но голова у Лили была закрыта бабочками, а в левой руке она держала гранат.

Цок-цок, продолжали стучать каблучки, быстрее и быстрее, и наконец, несмотря на мозоль, Элли перешла на настоящий галоп, проносясь по миру, где царствовала Лили, одна бесконечная Лили. Элли размахивала сумкой, как маятником, а из ее перманента, сделанного только на прошлой неделе, на мостовую сыпались шпильки.

 

Карен Трэвисс
Человек, который ничего не делал

 

 

Карен Трэвисс – журналистка из английского графства Уилтшир. Ее рассказы печатались в «Asimiov's Science Fiction Magazine», а также в «Realms of Fantasy» и «On Spec», а первый роман из ее научно-фантастической трилогии «Город жемчуга» («City of Pearl») был опубликован в марте 2004 года.

Рассказ «Человек, который ничего не делал» впервые увидел свет в июльском выпуске «Realms of Fantasy».

 

 

ХАРСЛИ-РАЙЗ, 2 мая

 

Проезжая по дороге, Джеф заметил у обочины мальчишку лет пяти-шести, который сидел на краешке выброшенного матраса. Сначала ему показалось, что ребенок пытается открыть бутылку лимонада, но чем ближе он подъезжал, тем яснее ему становилось видно, что мальчик делал бутылку с зажигательной смесью.

Джеф снизил скорость так, что машина почти поползла, а потом и остановился. Выключить двигатель в таком месте он не осмеливался. В придорожной траве кивал головкой нарцисс, попеременно заглушали друг друга визг электродрели и музыка, грохотавшая из открытого окна. Его не успокоило то, что кругом все было так же, как и всегда; он опустил стекло в окне автомобиля дюймов на шесть.

Ребенок пытался засунуть в горлышко пивной бутылки какие-то тряпочки. Время от времени он прерывал свое занятие, поднимал бутылку, чтобы рассмотреть ее содержимое на свет, вздыхал и продолжал указательным пальцем проталкивать тряпочку в горлышко бутылки.

Какое-то мгновение Джеф обдумывал, не выйти ли из машины и не отобрать ли у малыша эту штуку. Потом к маленькому мальчику подошел ребенок постарше, одетый в новый спортивный костюм с символикой «Манчестер Юнайтед». Он нагнулся над ним, как заботливый старший брат, и осторожно забрал бутылку. Паренек осмотрел фитиль, просунул его в бутылку поглубже и вернул ее мальчику.

Вот так это делается. Потом оба мальчика одновременно подняли глаза на Джефа.

– Антихрист! Проклятый Антихрист! – заорали они.

И бутылка – к счастью, фитиль они не подожгли – описала дугу в воздухе и разбилась, чуточку не долетев до водительской дверцы. Оба мальчика, не оглядываясь, побежали по дороге в другую сторону.

Он мог бы – и должен был – выйти из машины и отобрать у мальчишки смертоносную игрушку. Ему следовало отвести ребенка домой и отчитать его мать за то, что по ее недосмотру этот кроха мог стать причиной гибели и разрушения. Джеф должен был что-то сделать.

Но не сделал. Он же в Харсли Райз, а времена сейчас тревожные: в этом захудалом микрорайоне все будто с ума посходили. Он нажал на газ и помчался в центр города.

 

ПРИЕМНАЯ ДЛЯ ГРАЖДАН ХАРСЛИ-РАЙЗ,
девятью днями ранее

 

– Не понимаю, почему он должен быть моим ближайшим соседом, – сказала женщина в кабинете для личных обращений граждан. Пахло от нее дешевым маслом и духами «Иссей Мияки», и в небольшом помещении, обшитом пластиковыми панелями, было трудно не обращать внимания на такое сочетание ароматов. – Он же Антихрист. Неужели вы ничего не можете сделать? Переселить его куда-нибудь или еще что-нибудь придумать?

К представителям местной власти не так уж редко обращались с подобными просьбами. С тех пор как Джеф Блейк начал проводить прием населения в этом центре, к нему уже обращались двое избирателей по поводу того, что военный радар тревожит их гоночных голубей, а также человек, обклеивший свою квартиру на последнем этаже кулинарной фольгой, чтобы помешать военной разведке засылать свои сообщения в его жилище. Он хотел получить пособие на усовершенствование дома, чтобы на всякий случай экранировать помещение листовой сталью.

– Откуда вам известно, что он Антихрист, миссис Эйвери? – поинтересовался Джеф. Он тихонько прикусил себе щеку изнутри, чтобы не засмеяться. Нельзя потешаться над избирателем за неделю до выборов. – Я хочу сказать, нельзя же просто пойти к нему и выселить этого типа без всякого повода. Суд потребует обосновать подобные действия.

– Он само зло. Абсолютное зло.

– Ну, много есть людей совсем не симпатичных, миссис Эйвери. Нельзя же их из-за этого считать дьяволами.

– С тех пор как он переехал, на нашей улице творятся одни несчастья. Этот негодный старик со странностями живет один. Детишки от него в ужасе.

– Допустим, но почему вы решили, что он Антихрист?

Какое-то мгновение она непонимающе смотрела на него, как будто потрясенная самим этим словом. Потом женщина шумно вздохнула и начала рыться в сумочке. Когда она наклонила голову, он заметил темные корни, – ежик ее крашеных рыжих волос уже отрос. Пока она проводила раскопки, на стол полетела пачка сигарет с пониженным содержанием смол, стукнулся о пластиковую столешницу крошечный тонкий мобильник последней модели.

– Вот, взгляните, – сказала она наконец, протянув ему помятую газетную вырезку.

Это была статья из бульварной газетки с заголовком: «В муниципальном микрорайоне, как предупреждает отшельник, ожидается появление Антихриста». Автор пересказывал бессвязные разглагольствования человека, предсказывавшего, что в новом тысячелетии Зверь появится в бедном жилище. Предсказатель, как сообщалось в статье, жил в доме без электричества, телефона и водопровода, но следил за событиями в мире, общаясь со своего огорода с космическим разумом. Он утверждал, что узнать Антихриста можно будет по хаосу и разрушениям, которые тот оставит за собой.

Джеф отдал вырезку миссис Эйвери.

– А я думал, что по числу шестьсот шестьдесят шесть, – сказал он.

– Что по числу?

– Можно будет опознать сатану.

Миссис Эйвери сердито глянула на него. У нее было маленькое плоское суровое лицо, тонкие губки и широкий нос, – как и у большинства жителей этого района. Вырожденцы, решил он, поскуливая про себя от беспомощности. Вслух он свою точку зрения высказывать не станет, даже в разговорах со своей женой Бев. Он втайне сожалел, что рабочий класс уже не тот, что поколение его отца; тогда-то это были квалифицированные рабочие, которые дочиста отмывали парадное крыльцо своего дома, бедные гордые чистюли, ужасавшиеся самой мысли о том, что что-то можно купить в рассрочку.

– Вы совсем не так засмеетесь, чтоб вам пусто было, когда он примется за дело, – заявила женщина. Она встала и повесила на плечо сумку. – И не рассчитывайте, что я стану за вас голосовать. В следующий раз я подам петицию.

Но ведь это всего лишь один голос. А за него здесь большинство, целых семь тысяч, что с того, что абсолютное господство его партии в местном совете держится благодаря всего лишь одному депутатскому месту. И он, как глава местного отделения партии, не сомневался, что это место от него никуда не денется. Он без сожаления наблюдал, как она уходит. «Что за глупая корова», – сказал он себе.

Он собрал бумаги и отправился домой. Он вернется вовремя. Не придется брать готовый ужин в ресторане, чтобы задобрить обиженную Бев, которая молча дулась, когда в очередной раз напрасно пропадал ужин, оставленный в духовке на медленном огне.

Пока он искал в портфеле ключи от машины, раздалась трель его мобильника. Он положил кейс на крышу автомобиля и достал из кармана пиджака трубку – да, телефон у него был намного большего размера, совсем не такой новенький и модный, как шикарная игрушка этой двинутой миссис Эйвери.

– Джеф Блейк.

– Джеф, это Уоррен. У нас тут кое-какие проблемы.

– Боже, а когда у нас их нет?

Из трубки доносились звуки, говорящие о том, что собеседник находится в баре.

– Ты что, звонишь из клуба сотрудников?

– Да.

– А мне казалось, что ты сейчас должен быть на выезде, агитировать за Грэма. Да, помощник из тебя еще тот…

– Ну так вот, дело как раз касается Грэма.

В трубке послышалось потрескивание, шум на заднем плане вдруг прекратился, так что можно было предположить, что Уоррен перебрался в какой-то более уединенный уголок.

– Он влип в большие неприятности.

– И что на этот раз? Вождение в пьяном виде?

– Он скачивал порнуху из Сети. А подключался через сеть совета.

– А кому об этом известно?

– Знают только несколько человек. Сотрудники отдела информационных технологий, отдела внутренних расследований и наш главный.

– Ну что, завтра с самого утра жду тебя вместе с ним у себя в кабинете. Первым делом ко мне, понял? Я хочу с этим разобраться.

Джеф сел в машину, просидел несколько минут, погрузившись в молчаливое отчаяние, и только потом повернул ключ зажигания и тронулся с места. Услышав у себя над головой шум соскальзывающего предмета, а затем глухой стук позади машины, он резко нажал на тормоза. Посмотрел в зеркальце заднего вида: его портфель, упав с крыши машины, раскрылся, и теперь бумаги разбрасывало по дороге ветром.

– Что за чепуха, – сказал он. Теперь ему уже казалось, что проще, пожалуй, разобраться с Антихристом, на которого жаловалась миссис Эйвери.

 

Служебная записка

Кому: Главе жилищной службы

От кого: От управляющего по жилищным вопросам района Харсли По делу о доме номер 15 на Бартон-Кресент

Сегодня нами было получено еще шесть жалоб от жителей с требованием выселить Майкла Ворбертона, проживающего в доме номер 15 на Бартон-Кресент в связи с тем, что он является Антихристом. Подобную жалобу мы получили также и от домовладельца с Уэверли Гарденс по поводу Фрэнка Джеймса Мортона из квартиры 35. Мои сотрудники разъяснили жителям, что у нас нет полномочий выселять в случаях, когда не имело места нарушение договора об аренде, и что оба сразу Антихристами быть не могут. Я знаю, что взгляды этих людей не совсем привычны, но, как мы понимаем, они поговаривают о том, что сделают за нас эту «работу» сами. Я был бы благодарен вам за поддержку и рекомендации по поводу сложившейся ситуации, чтобы не дать ей выйти из-под контроля.

 

В коридоре муниципалитета, по которому Джеф ходил в свой кабинет, висел написанный маслом портрет одного из лорд-мэров Викторианской эпохи. Джефа картина всегда раздражала. По мере приближения к ней фигура на портрете приобретала нелепый вид, лицо лорд-мэра становилось круглым, глаза – выпученными, как у мультипликационных героев, но когда Джеф оказывался совсем рядом, картина снова превращалась в реалистичный портрет почтенного человека. Джеф понимал, что все дело в том, как падает свет, выхватывая завихрения мазков и подчеркивая фактуру красочного слоя. Но в последнее время все казалось ему зловещим, наполненным мрачным смыслом.

Грэм Вэнс уже сидел в кабинете и более всего напоминал школьника, которого следует хорошенько отшлепать. Глядя на его лицо, можно было подумать, что гримеры постарались добавить лишних лет совсем молодому человеку: нарисовали морщины, припудрили лицо, надели седой парик, и стоит ему только все это с себя стряхнуть, как он снова станет симпатичным мальчишкой.

«Ну давай же, пригнись хотя бы, засранец, – подумал Джеф. – Я тебе покажу, как рисковать большинством голосов за нашу партию». Он подался вперед, опираясь локтями о стол.

– Ну зачем же ты, черт тебя побери, выходил туда через сеть совета? Ты же знаешь, что за ними ведется наблюдение.

Грэм пожал плечами:

– Что я такого сделал?

– Ты загружал на компьютер порно с участием малолетних.

– Ничего подобного.

– А еще ты разослал эти фотографии по электронной почте всем своим приятелям-извращенцам. Не лги мне.

Вэнс казался потрясенным, но только самую малость. Он сделал возмущенное лицо:

– Это касается только меня лично. Я просто смотрел фотографии, и там были подростки, а не маленькие дети. Это же не то же самое, как если бы меня застукали вдвоем с малолеткой, верно?

– Я просто не верю своим ушам. Меня от тебя тошнит.

– Докажи-ка, что я сделал что-то противозаконное.

– Кто-нибудь, наверно, взял бы и доказал, но меня больше волнует, что об этом подумают избиратели. – Джеф бросил взгляд на лежащую на столе распечатку: тысячи строк, в каждой www, com и какие-то невразумительные буквы, – понять можно только некоторые слова, например «спелые школьницы» и «мальчик в туалете». – Ты входишь в состав подкомитета по социальному обслуживанию. Что ты собираешься делать?

– А я должен что-то сделать?

– Я посоветовал бы тебе уйти в отставку, но выборы уже совсем скоро, и нам придется оправдывать тебя перед журналистами.

На лице Грэма не было видно особого раскаяния.

– Да что все засуетились из-за такой чепухи, честное слово.

– Из-за чепухи? А вождение в пьяном виде и проститутка, у которой ты побывал во время командировки во Францию?

– Да в общем-то это безобидные штучки. И ничего выходящего за рамки.

– Не знаю, и меня как-то не тянет вдаваться в этот вопрос. Это работа отдела внутренних расследований. Для нашей партии ты просто бомба замедленного действия. – Джеф решил больше не пытаться пристальным взглядом заставить его извиниться и откинулся в кресле. – После выборов, если за нас снова проголосуют – и если ты останешься…

– Без моего места вы лишитесь решающего большинства в совете, – заявил Грэм. – Ты что, хочешь, чтобы нас потеснила оппозиция? Незачем выносить сор из избы, – Он сделал паузу, – Ты же можешь убедить нашего главного не обсуждать этот вопрос в комитете по стандартам, да?

– Не могу обещать, – ответил Джеф, с неудовольствием понимая, что по голосу его ясно, что это блеф. – А теперь проваливай, больше не хочу от тебя слышать ни слова.

После ухода Грэма он долго сидел в кабинете один, закрыв дверь, и пытался разобраться с полученной корреспонденцией. Ну да, мужчины смотрят в интернете порнуху, но это же просто человеческие слабости. Может, им повезет, и окажется, что Грэм не совершил ничего криминального. Попозже нужно будет встретиться с главой отдела внутренних расследований, просто чтобы узнать, какими ему представляются масштабы данной проблемы.

А ведь в это время ему следовало заниматься агитацией. Нельзя надеяться, что преимущество в одно место сохранится само по себе.

 

Петиция

От Комитета по борьбе за права жителей Харсли Райз В муниципальный совет Деннингтон-Вейл

Мы, нижеподписавшиеся, требуем, чтобы Антихрист и его сподвижники были выдворены из нашего района, и приличные люди могли бы жить в мире и спокойствии. Нам известно, кто они и где они. У нас есть список этих лиц. Они не должны жить поблизости от наших семей. Если совет не выселит их, мы сделаем это сами.

 

Зазвонил телефон.

– Возьми же трубку, черт побери, – проворчала Бев, зарывшись лицом в подушку, и натянула на голову одеяло.

Джеф посмотрел на будильник: почти полночь. Звонивший оказался репортером из местной газеты.

– Как вы прокомментируете сегодняшние беспорядки, советник Блейк?

Вначале эти слова просто не укладывались в сознании. Слово «беспорядки» Джефу пришлось прокрутить в голове.

– Какие беспорядки?

– А я думал, что вы уже знаете. В данный момент в Харсли Райз поджигают дома, то и дело происходят стычки между полицией и жителями. На месте сейчас работают около ста двадцати копов.

 

Джеф почувствовал, что его волной захлестнула паника: «Скандал по поводу порнушки, нарушение правопорядка, журналисты устраивают из этого балаган, катастрофа на выборах».

– Я с вами свяжусь, – ответил он и бросил трубку.

Джеф оделся и только на полпути к гаражу вспомнил, что ушел, не сказав Бев, куда направляется, да он и сам не знал, по какой дороге сейчас поедет.

Но еще на подъезде к Харсли нельзя было не заметить зарева над молодежным досуговым центром и отъезжавшие оттуда полицейские фургоны с включенными синими мигалками. На последней машине, проехавшей мимо него, была эмблема полицейских отрядов соседнего графства: должно быть, вызвали подкрепление. Позади загудел клаксон, он прижался к обочине, и мимо пронеслась, заехав на островок безопасности, пожарная машина.

Уже за два квартала он слышал лай собак, звон разбитых стекол, время от времени – одобрительные возгласы. Как на футбольном матче. А потом до него стали доноситься и запахи: бензин, дым, выхлопы дизельного топлива. Он повернул за угол, где двое мужчин забивали досками разбитое окно магазина, и двинулся дальше с черепашьей скоростью.

Услышав, как о заднее стекло что-то глухо ударилось, он резко нажал на тормоза. Машина остановилась. Он обернулся, ожидая увидеть толпу с метательными орудиями, но ничего такого не обнаружилось. Потом кто-то изо всех сил застучал в окошко со стороны пассажирского места.

– Боже…

– Джеф, разворачивайся. Ты что, черт возьми, спятил? – Это была Гвен Хиллиер, которая, как и он, входила в число трех советников муниципалитета Харсли-Райз. Он опустил стекло. Она бешено жестикулировала, как будто обезумевший распорядитель гонок. – Разворачивайся, говорю тебе. Припаркуй машину в дальнем конце Стенли-стрит.

Для того чтобы снова подойти к нему, Гвен понадобилось несколько минут. Она оперлась на тросточку и все никак не могла отдышаться. В стеклах ее очков отражалось тусклое алое зарево.

– Я живу здесь уже шестьдесят лет, но никогда еще не видела их в таком состоянии, – сказала она. – Вам-то, конечно, откуда об этом знать, вы же живете в Вейл-Энде. Мне пришлось спасаться бегством. Мне! Они пришли в бешенство и начали указывать на меня, заявляя, что именно по вине муниципалитета сюда вселили этих самых.

– Кого это – этих самых? Полчища приспешников сатаны?

– Не надо так шутить. Иди-ка на Бартон-Кресент и посмотри сам. Тебя они не узнают, верно? Ты же здесь никогда не бываешь.

«Я же глава совета, – подумал Джеф. – Они решат, что мне следует сделать что-то, соответствующее моей должности». Он направился к центру поселка трусцой, но совсем скоро – он и не предполагал, что средний возраст обойдется с ним так немилосердно, – запыхался и перешел на шаг, почти что заковылял. И вот, добравшись до места, где центральная дорога микрорайона проходила через Бартон-Кресент, он увидел сцену, напоминавшую картины Иеронима Босха.

Небольшой фургон лежал на боку, объятый пламенем. Пожарная команда тушила его из шланга, но каждые несколько секунд им приходилось отскакивать в сторону, потому что кучка молодых людей кидала в них кирпичами и бутылками. Позади них другая бригада пыталась попасть в дом, из окон первого этажа которого вырывались языки пламени. Кордон полицейских в защитных масках и со щитами, которые применяются во время массовых беспорядков, отталкивал орущих жителей, освобождая дорогу. Куда бы Джеф ни глянул, везде взору представали безобразные сцены разрушения и насилия, а еще неприятно было видеть, сколько малышей подбирали обломки, а затем швыряли их в гущу дерущихся.

И телерепортеры было уже на месте. Джеф заметил их в тот момент, когда они как раз увидели его. К нему тут же бросились, уклоняясь от летящих в них бутылок, оператор и репортер.