ВТОРЖЕНИЕ МОНГОЛЬСКИХ ВОЙСК

Как бы там ни было, убийство из-за угла в Отраре было поводом для вторжения монгольского войс­ка, и как возмездие «лился за каждую каплю про­литой крови целый Оке, покатились за каждый во­лосок сотни тысяч голов как мячи по переулкам, за каждый динар платили тысячами кинтар»¹¹. Прежде всего Чингисхан потребовал выдачи злодея — на­прасно, так как родственники Инала занимали клю­чевые посты в империи Ала-ад-дина¹². Война стала неизбежной. Отрар был первой хорезмийской кре­постью, которую окружило монгольское войско. Чин­гисхан поручил своим сыновьям Чагатаю и Угедею осаду и штурм, послал части своего громадного во­йска для завоевания других городов, а сам поехал в Бухару, которую он занял весной 1220 года. Отрар оказывал сопротивление осаждающим пять месяцев; потом город пал. Инал, не имевший надежд на по­щаду, окопался со своими воинами в крепости. Це­лый месяц они день за днем предпринимали вылаз­ки с большими потерями и значительно сократили число врагов. Наконец в живых остался только Инал. Чингисхан приказал, чтобы этот архипреступник погиб не в бою, так Инал был взят в плен и зако­ван в кандалы. Крепость была снесена, а жителей, избежавших смерти, или отдали вспомогательным войскам, или угнали, если они были ремесленника­ми и художниками. Затем Чагатай и Угедей высту­пили в Самарканд, куда переехал их отец после штурма Бухары. Инал был доставлен к Чингисха­ну, «его заставили попробовать бокал исчезновения и одели в платье вечного бытия»¹³.

Поспешно Ала ад-дин оставил на произвол судьбы Мавераннахр при приближении монголов и бежал на запад. Мрачные намеки его астрологов задушили вся­кую надежду на хороший исход. В апреле 1220 г. он был в Нишапуре и в упоении весной сбросил бремя государственных дел, отдался силе вина и песням. Но теперь он осознал, «что жестокого времени тирания отказала ему в том, что от него требовалось и что его могло порадовать. Так что мир его не должен был больше печалить...

Если роза расцветает, то давай потанцуем!

Радостные от сладкого вина, давай уйдем от забот!

Может быть, уже следующей весной, друзья,

Роза упадет в пыль, и мы упадем туда!»¹⁴

Годом позже Ала ад-дин чуть не попал в руки своих преследователей под Хамаданом. С небольшим коли­чеством сопровождающих он ускользнул через Мидию в Мазендеран. Но и там его скоро догнали. В пос­ледний момент он спасся на лодке, которая достави­ла его на маленький остров в Каспийском море. Вско­ре после этого он умер от болезни¹⁵. В отчаянии его сын и наследник Джелал-ад-дин старался почти де­сятилетие вдохновить исламских правителей на сопро­тивление монголам.

Для Хорезма бегство Ала-ад-дина имело жестокие последствия, так как монгольские полководцы, ко­торые должны были его задержать, начали плано­мерно разрушать страну. Ан-Назави (писал в 1241), доверенный Джелал-ад-дина и хронист его бесплод­ной борьбы, находился во время вторжения в своей хорасанской крепости, которая, по его словам, была переполнена беженцами. В каждом районе оккупан­ты сгоняли крестьян и шли с ними в крепости. Там пленные должны были строить метательную маши­ну или рыть штольни под оборонительными сооружениями и таким образом готовить взятие штурмом. «Паника охватила людей так, что те, которые уже были в плену, чувствовали себя спокойнее, чем те, которые в своих домах ожидали несчастья». Были также местные жители, которые продались монголам и способствовали уничтожению своих войск. Ан-Назави рассказывает об одном человеке из окрестнос­тей Нишапура, который предоставил в распоряже­ние завоевателей свои профессиональные знания и был вскоре в шутку назван «королем» и выделялся особой омерзительностью. В конце концов захватчики направились к столице и приступили к штурму. Первая атака была отбита, и они потребовали под­крепления. Зимой 1222 г. город был осажден. Пос­ле того как осаждающие велели построить многочис­ленные военные машины, они начали атаку, перед которой защитники устояли только три дня. Достав­ленные пленные получили приказ сравнять с землей Нишапур. Даже лошадь там больше не спотыкалась, и на этой гладкой поверхности захватчики играли в поло*. Но в засыпанных подвалах задохнулась боль­шая часть жителей, которые там искали защиту. Когда после отхода войск новый султан Джелал ад-дин снова завладел опустошенной страной, он отдал разрушенный Нишапур в налоговую аренду за еже­годный взнос 30 тысяч динаров — блестящая сдел­ка для арендатора, как уверяет ан-Низави, так как иногда одного-единственного дня работы хватало, чтобы собрать сокровищ на такую сумму.

Весь Хорасан, а также Хорезм, область сегодняш­него Афганистана, Мидия, Мазендеран и Азербайд­жан были разграблены подобным образом при напа­дении монголов¹⁶, за исключением княжества исмаилитов около Аламута, как мы уже знаем. Судьба по­карала страны по эту сторону Окса в те десятилетия сильнее, чем восточные части бывшей Хорезмийской империи. В Бухаре и Самарканде Чингисхан только по одному разу снял запрет на грабежи, только один раз разрешил он резню по отношению к жителям. К тому же районы этих городов нередко включались в «союз мира» монголов. Позже пытались даже восста­новить их. По свидетельству Ата Малик Джувейни, в Мавераннахре был почти достигнут к 1260 г. стан­дарт цивилизации дооккупационных времен. По-друго­му было в Хорасане и Мидии, где на каждую местность много раз совершались нападения, и желание окку­пантов убивать утолялось беспрепятственно. «Даже если население увеличится до Страшного суда, оно не достигнет там десятой доли прежнего числа», — говорил Джувейни¹⁷.

Когда Чагатай и Угедей разрушили Хорезм, они собрали на свободном поле оставшихся в живых жи­телей; ремесленников и ученых отделили от других и угнали на восток. Пересчитали — на каждого мон­гольского воина пришлось по 24 человека, которых они должны были казнить. Подобным образом унич­тожалось население Балха ¹⁸. При осаде Бамиана вес­ной 1221 г. сын Чагатая был смертельно ранен стре­лой. Это был любимый внук Чингисхана, и поэтому издан был приказ, чтобы после взятия города ниче­го живого в нем больше не осталось. Были убиты не только люди, но и животные, никто не должен был поселиться там снова¹⁹. Нишапур, о гибели ко­торого нам сообщил ан-Низави, сровняли с землей, «так что там можно было обрабатывать землю», по­тому что город сперва успешно оборонялся и напа­дающие понесли большие потери. В Нишапуре при­каз гласил: даже собаки и кошки должны быть унич­тожены²⁰. Когда прибыли последние монгольские соединения и к своему разочарованию узнали, что неугнанное на восток «бесполезное» население уже было истреблено, они потребовали причитающейся им доли в людской бойне. Постановили, что каждый выживший в окрестностях Мерва должен поставлять провиант для монголов. «Под этим предлогом затал­кивали они большинство из тех, которые избежали гибели, в могилу. Затем отправились в Нишапур. По пути они убивали каждого, кто возвращался из сте­пи, где он спасся бегством от монголов; так погиб­ли там многие из этих беглецов. Когда после этого полководец Тайси добрался до Мерва, лучшим баль­замом для ран была жажда крови»²¹.