Проблема национально-культурной и хронологической адаптации художественного текста при переводе

Проблему национально-культурной и хронологической адаптации художественного текста при переводе можно рассматривать в разных аспектах.

Текст нужно адаптировать для того, чтобы он был понятен читателю. Речь в данном случае идет не только о художественном переводе. А об общей для всех видов перевода проблеме передачи реалий.

Для теории художественного перевода значительно важнее найти ответ на вопрос: должен ли читатель перевода получать от текста такое же впечатление, как и читатель оригинала, или же он должен все время чувствовать, что он читает текст, написанный на чужом языке и отражающий чужую для него культуру?

В первом случае мы сохраняем авторскую интенцию и не привносим в художественный замысел ничего дополнительного. Поскольку читатель оригинала имеет одинаковые фоновые знания с автором, ему понятно все то, что читатель перевода мог бы воспринять как чужую для него национальную специфику. Более того, если автор намеренно не использует исторических или литературных аллюзий, читатель оригинала просто не замечает всех «своих» реалий. В переводе же, если они сохранены, эти реалии привлекают внимание читателя, выходят для него на первый план – даже в том случае, если переводчик сделал их достаточно понятными. В этом случае в произведении как бы появляется новый компонент, новый центр внимания, о котором даже не подозревал автор. Поэтому переводчик и стремиться оставить в тексте только то, что, по замыслу автора, должен был воспринимать читатель.

Однако такое бережное отношение к авторской интенции достигается ценой стирания или затушевывания национально-культурной специфики оригинала, требует своего рода пересадки происходящего иную культуру – культуру переводящего языка. Сторонники этого подхода полагают, что перевод должен читаться так, чтобы не чувствовалось, что это перевод. Такой подход к национально-культурной адаптации имеет право на существование и нашел свое отражение в целом ряде достаточно вольных переводов и так называемых пересказов (жанр, которым обычно пользуются для переложения трудно переводимых текстов, содержащих языковую игру, обусловленную особенностями национальной культуры). Этот подход, однако, вызывает некоторые теоретические возражения и ряд практических проблем.

Правомерность или неправомерность снятия национальной специфики в переводе, конечно же, тесно связана с целью создания перевода. Если речь идет всего лишь о воссоздании занимательного сюжета, такой подход серьезных возражений не вызывает. Если же переводится подлинно художественное произведение, то поступки героев, их мысли и чувства могут быть психологически достоверными только в том случае, если они основаны на определенной системе общепринятых ценностей или же отталкиваются от этой системы. Подмена, скажем, японской культуры и японского менталитета русскими в рамках произведения немыслима. Герои поступают так, а не иначе, потому что они чувствуют и думают так, как чувствуют и думают японцы. Если же в русском переводе будет убрана национальная специфика и читатель не будет постоянно чувствовать, что герои живут и действуют именно в Японии, возникнет непонимание того, почему они поступают именно так, или того, что заставляет их так мучительно переживать по поводу того, что для русского человека не может стать причиной серьезных переживаний. Такой перевод выполняет функции «окна в мир», т.е. не знакомит читателя с тем, как живут, что чувствуют и о чем думают люди в другой стране. Более того он отрывает самого автора от его национальных корней, от национально обусловленной эстетики, тем самым искажая его образ и его творческий метод.

В практическом плане проблемы связаны с тем, что в художественном тексте нельзя полностью заменить все «чужие» реалии на «свои». Национальная специфика пронизывает текст на всех его уровнях, так что, задавшись целью, скажем, полностью русифицировать английский текст, нужно, по сути дела, просто написать новый текст на русском языке.

При противоположном подходе, когда переводчик стремится сохранить всю национально-культурную специфику оригинала, также складывается неоднозначная ситуация. С одной стороны, в этом случае не только полностью сохраняется вся информация, заложенная в текст автором, но у текста еще появляется и дополнительная, не предусмотренная автором функция, которую можно условно назвать страноведческой. С другой стороны, сохраненная информация может в действительности оказаться очень малоинформативной для читателя, если он не знаком с культурой страны исходного языка. В таком случае текст загромождается непонятными для читателя словами, значение которых нуждается в дополнительных объяснениях, и объем комментария начинает приближаться к объему самого текста. При всей своей «общеобразовательной» ценности такой перевод нередко разрушает художественную образность текста, поскольку у читателя нет возможности воспринять целостный образ: он занят попытками разобраться в обрушившихся на него чужих реалиях и непонятных словах, постоянно отрываясь от текста, обращаясь к комментарию. Кроме того, сообщение читателю большого количества лингвострановедческой информации не могло входить в намерение автора, создававшего свое произведение для соотечественников, имеющих общие с ним фоновые знания.

Если стремясь сохранить национальный колорит переводчик не только используют уже вошедшие в свое время в русский язык и практически ставшие терминами слова-реалии, не только транслитерируют контекстуально-необходимые реалии, но и наполняют текст транслитерированными лжереалиями, объяснение которых в примечании может лишь вызвать недоумение читателя.

Если в примечании слово переводится и не нуждается в объяснении, то почему его нельзя было перевести в тексте? Очевидно потому, что переводчик всячески хотел подчеркнуть национальный колорит произведения. То, что это делается за счет общих для всех народов понятий, а отнюдь не за счет реалий, можно считать издержкой метода, результатом общей установки на то, что текст должен постоянно восприниматься как «чужой».

Иногда переводчики видят путь к созданию «инокультурности» в сохранении синтаксиса оригинала, в калькировании фразеологизмов, оживляющем для читателя внутреннюю форму, давно утраченную ими в языке оригинала.

Калькирование образных фразеологизмов, которое якобы призвано познакомить читателя перевода с особенностями образного мышления носителей языка оригинала, также зачастую приводит лишь к усложнению текста, затрудняет его понимание и никак не способствует воссозданию художественного образа. Появление в переводе с казахского такого образа, как «образа» обнимать девушку, которая сидит под мышкой, также мало говорит читателю, как, скажем, дословный перевод на любой иностранный язык русского фразеологизма стоять на часах.

На самом же деле для создания колорита чаще всего бывает достаточно личных имен, географических названий и прочих имен собственных, названий растений и животных, ассоциирующихся у читателей с описываемой страной, - т.е. единиц, не нуждающихся в разъяснении и не отвлекающих тем самым читателя. Если при этом верно передана психология героев, мотивы их поступков и т.д., то не возникает опасности, что читатель «забудет» об иноязычном и инокультурном происхождении текста.

Чаще всего переводчику приходится искать компромисс между двумя крайностями. Пользуясь закрепившимися в теории перевода терминами, можно сказать, что текст перевода не должен восприниматься читателями ни как «свой», ни как «чужой». Читатель должен воспринимать его как «иной», т.е. понятный, но не ассоциирующийся со своей родной национально-культурной средой. Перевод должен содержать количество страноведческой информации, достаточной для создания национально-культурного колорита и для объяснения мотивов действий и переживаний персонажей. Но читатель не должен «продираться» к содержанию через частокол неведомых и непонятных ему реалий и чужого синтаксиса. Необязательно перевод должен читаться так, чтобы не чувствовалось, что это перевод, но он обязательно должен читаться также легко и естественно (или – в некоторых случаях – также сложно), как оригинал.

Иногда такой компромисс формулируют несколько по-иному: переводить нужно так, как сам автор написал бы это произведение, если бы он писал его на переводящем языке. При всей практической разумности такого требования теоретически оно вызывает серьезные сомнения, прежде всего потому, что, будь автор носителем переводящего языка, он скорее всего не написал бы этого произведения, а написал бы совсем другое (даже если бы он использовал тот же сюжет для выражения той же общей мысли). Через призму другого языка он по-другому воспринимал бы мир, у него была бы другая система ценностей и т.д. у многих народов существуют литературные каноны, регламентирующие то, как должны выглядеть положительные или отрицательные герои, какой должна быть развязка конфликта – скажем, требование, в соответствии с которым в конце могут погибать только отрицательные персонажи, и т.д.

Существуют случаи, когда автор-билингв часть своих произведений пишет на одном языке, а часть – на другом. В этих случаях у переводчиков действительно появляется возможность ориентироваться на то, как написал бы автор.

Так называемый автоперевод (т.е. перевод, сделанный самим автором оригинала) далеко не всегда бывает удачным, и зависит это не столько от уровня владения переводящим языком, сколько от способности переключиться на систему образов, на менталитет представителей иной культуры.

Неудача автопереводов не может объясняться стандартными причинами: слабым знанием одного из двух языков и недостаточным проникновением в оригинал.

Принцип «переводить так, как написал бы на переводящем языке сам автор» лучше сформулировать иначе: дозировать реалии и сохранять лексико-грамматический «акцент» нужно так, как это делают лучшие писатели, когда они пишут на родном для них переводящем языке о событиях, происходящих в других странах. В таких произведениях чувство родного языка сочетается у автора с пониманием того, какими фоновыми знаниями в отношении описываемой страны обладают читатели и, следовательно, какая «доза» страноведческой информации будет достаточной для создания колорита и понимания происходящих событий с одной стороны не будет затмевать собой целостный художественный образ – с другой.

Проблемы хронологической адаптации текста художественного произведения при переводе возникают в том случае, когда перевод создается значительно позже написания оригинала. Они во многом аналогичны проблемам национально-культурной адаптации. Здесь также возможна оппозиция «свое – иное - чужое». Переводя текст, написанный несколько веков назад, переводчик теоретически может принять одно из трех решений.

Во-первых, руководствуясь только заботой о сохранении коммуникативного намерения автора, который говорил со своим читателем на современном этому читателю языке, он может полностью осовременить язык и писать так, как это могло бы быть написано сегодня. В этом случае у читателя не возникает никаких проблем с пониманием самого текста, но могут возникнуть противоречия между сегодняшним языком с одной стороны и системой ценностей, нормами поведения и менталитетом старины – с другой. Если говорящие на сегодняшнем сленге или молодежном жаргоне герои ведут себя в соответствии со средневековыми нормами поведения, моралью и предрассудками, то, создав внешнюю, чисто словесную понятность, переводчик лишает произведение его социальной и психологической основы. То, что в средние века или в 19-м веке считалось недопустимым и безнравственным, и, следовательно, могло стать основой для конфликта, сегодня зачастую считается нормальным и естественным. И когда осовремененные герои начинают из-за этого страдать или даже кончают жизнь самоубийством, трагедия оказывается в глазах читателя лишенной почвы, бессмысленной, непонятной.

Во-вторых, переводчик может попытаться «окунуть» читателя в языковую атмосферу оригинала, использовав форму переводящего языка, современную оригиналу. В этом случае нужно переводить шекспировские пьесы русским языком 16-го или 17-го веков. Большое количество непонятных читателю архаизмов вызывает те же проблемы, что и неоправданно большое количество реалий и окказиональных заимствований. К тому же архаизмы и историзмы переводящего языка всегда придают тексту ярко выраженный национальный колорит, превращая средневековых немцев или французов в жителей Руси.

В-третьих, переводчик может сделать текст хронологически «иным», т.е. лишь немного архаизированным – ровно настолько, чтобы читатель чувствовал, что действие происходит в «старые времена». С одной стороны такая архаизация будет напоминать читателю о веках, отделяющих его от героев, а с другой – не будет мешать пониманию текста. При этом у переводчика есть возможность архаизировать текст не столько за счет лексики, сколько за счет синтаксиса, чтобы избежать привнесения национального колорита переводящего языка. Этот вариант представляется тем разумным компромиссом, который позволяет сохранить социально-историческую мотивированность сюжета и в то же время сохранить характер общения автора с читателем как со своим современником. В этом случае необходимо избегать слов и выражений, имеющих явный отпечаток современной нам сиюминутности, подчеркнуто разговорных форм, которые всегда ассоциируются с сегодняшним днем. В зависимости от времени, разделяющего написание оригинала и перевода, глубина архаизации может быть разной: можно пользоваться языком, отстоящим от нас на несколько десятилетий, а можно – на столетие.

Решая вопрос о способах хронологической адаптации текста, необходимо иметь в виду, что архаичность оригинала может иметь разное происхождение. Текст может быть архаичным потому, что он был написан задолго до момента перевода. До сих пор речь шла именно об этом типе текстов. Но текст может быть и сознательно архаизирован автором, если он пишет о событиях, происходивших в более раннюю историческую эпоху хронологическая адаптация такого текста при переводе создает несколько иные проблемы. В этом случае может потребоваться двойная архаизация вызванная а) разницей во времени создания оригинала и перевода и б) необходимостью создания в тексте временного пласта, более архаизированного, чем остальная часть текста.

Однако действие в художественном произведении может происходить и в будущем – по отношению ко времени его создания. Если на момент перевода это действие все еще относится к будущему (как во многих произведениях научной фантастики, описывающих далекое будущее), никаких особых проблем при переводе не возникает. Если же время, описанное автором как будущее, на момент перевода наступило, перед переводчиком встают серьезные проблемы. Ему придется искать компромисс между необходимостью описывать события, которые по отношению к сегодняшнему дню уже должны были быть в прошлом, и необходимостью писать так, чтобы читатель чувствовал, что это – роман –предсказание, что действие спроецировано в будущее.

Во всех этих случаях пути поиска решений так или иначе укладываются в три описанных подхода, выбор которых определяется теми принципами и целями, которыми руководствуется переводчик.