Примеры психотерапевтических сказок для пятой стадии сказкотерапии зависимостей

Любовь Бурого Камня (сказка Скайдрите Калдупе)

Ъыл он простой Бурый Камень на берегу Даугавы. Столько раз омывал его летний ливень, столько зим закаляла его лютая стужа. И не раз оставлял на нем путник усталость свою и печаль. Вот почему ближайшие соседи Камня, серые кустики полыни, без конца твердили, что мир полон одной печали.

Бывало, путник клал на Камень взятый в дорогу хлеб, а сам залпом пил благо­датный воздух заречных лесов. После ухода путника Бурый Камень еще долго чуял вокруг себя душистый запах ржи. Соседи Камня, кустики полыни, этого за­паха не чуяли.

Но чаше всего путник оставлял на Камне свои жалобы. Год за годом Камень слышал: от жизни в конце концов ничего не остается, кроме жалоб. Как-то раз пролетал мимо Камня Речной Ветер. Камень остановил его на минуткуи спросил:

- Скажи, Ветер, почему в мире столько жалуются?

- Это разговор долгий, а мне некогда. - отвечал Ветер. - Сегодня еще надо много успеть: помочь соснам зацвести, на ржаном поле над всходами потрудить­ся. А ты бы хоть немножко по земле прошелся, сам бы понял, что да как. На месте сиднем сидючи. жизни не узнаешь. - И Ветер подхватил полное лукошко сосно­вой пыльцы и помчал дальше. Это был самый богатый из всех Ветров, Июньский Ветер. Сеятель.

Бурый Камень смежил веки. На ресницах его, словно проблеск надежды, мелькнула крупица цветочной пыльцы, оброненная Июньским Ветром. В туже ночь Камень шевельнулся, а поутру встал и пошел ранней росистой тропой.

В рассветной мгле, будто длинная-длинная борозда,которую прокладывалсеребристый волшебный плуг, поблескивалаДаугава. Камень потихоньку скатил­ся с обрывистого берега к самой воде.

- Ты поплавать с нами захотел или только на качелях покачаться? - спросили у Камня болтливые Кувшинки, легонько покачиваясь на мелкой зыби. Они очень насмешливо косились на кафтан Бурого Камня. Какие швы грубые! И весь пятна­ми глины заляпан!

- Какой из меня пловец, - ответил им Бурый Камень. - А для качелей ваших я слишком тяжел. Мне бы хоть так, потихоньку, немного пройтись по родной земле.

Мелкие прибрежные волны презрительно захихикали, водоросли закланя-лись. Привычно, угодливо закланялись они мелким волнам. Лягушка в крикливо яркой зеленой жакетке выпучила глаза на странного путника и сказала:

- Я тоже собралась на белый свет поглядеть. Но только вприпрыжку! Вприп­рыжку! Да ты бы хоть принарядился, если хочешь, чтобы тебя уважали, если хо­чешь, чтобы тебя вообще заметили!

- Прости, Лягушечка, я об этом как-то и не подумал, - пробормотал Камень.

- Как же! Как же! Недаром тебя зовут Каменное сердце. Ни до кого тебе нет дела! Чужое мнение в грош не ставишь.

Камень давным-давно знал свое прозвище и давным-давно перестал из-за этого огорчаться.

- Ну как тут не жаловаться! Этакие бродяги с каменными сердцами по всем дорогам топают! - не унималась Зеленая Лягушка и весь день квакала: - Как тут не жаловаться! Как? Как? Как?

И Камень пошел дальше.

- Эй! Не свали мою чудо-башню! - с верхушки чертополоха крикнул Голу­бойМотылек.

- Прости, Мотылек, - смутился Камень. - Я и не заметил, куда ты забрался.

- Еще бы! Каменное сердце! Разве ты порадуешься чужому успеху! - Моты­лек усмехнулся презрительно и тут же захныкал: - Как тутне жаловаться! Вокруг сплошное равнодушие! Никто не радуется чужому успеху...

И пошел Камень дальше. Видит: кружит в воздухе ему навстречу снежно-белая Пушинка облетевшего одуванчика.

- Дурень ты, дурень, ленивые ноги! - говорит 11ушинка Камню. - Если так-тяжело ковылять, ничего на свете не увидишь, ничего не поймешь.

- Ты уж прости. Пушинка. - отвечает камень, - такая у меня, неуклюжего, походка.

- Конечно! Конечно! Что тебе мой совет! Что тебе мой жизненный опыт! Каменное сердце! Как тут не пожаловаться на такие времена! Глупцы умных со­ветов не слушают...

Пушинка еще долго жаловалась необлетевшим одуванчикам. В тот день от их полянки запахло горечью.

А Каменьпошел своей дорогой. Чем дальше шагал он. тем сильней донима­ла его печаль. Неужто на свете и правда кроме жалоб ничего не услышишь?

Но ваг на праздник увидал Камень подводу, груженную венками и гирляндами из цветов и трав.

- Какое счастье! Какая радость! Какой почет! I lac никогда еще не украшали так пышно! - весело тараторили Колеса яркой подводы, приветливо улыбаясь Камню: - Пойдем с нами!

«Наконец-то я слышу радостные слова!» - подучал Камень и приободрился. Бедняга тяжко пыхтел от натуги, стараясь поспевать за счастливой подводой. Но вскоре она, пустая, покинутая, одиноко загрустила в старом сарае. Камень задум­чиво смотрел вслед людям, унесшим гирлянды и венки.

- Можно ли так забывать, можно ли так покидать? - горько жаловались Ко­леса.

- Но ведь всю эту зелень и венки привезли не для вас, - сказал Колесам Ка­мень, стараясь их успокоить. - Есть ли смысл жаловаться?

- Каменное сердце! Разве ты утешишь?Т¹азве ты посочувствуешь? - заскри­пели Колеса, озираясь по сторонам: вдруг да кто-нибудь вместе с ними поохает. Но в ответ им только жалобно скрипнули стены ветхого сарая.

Тут Камень поднялся и пошел дальше.

Однажды, когда начался сенокос, промчались мимо путника пчелы. Целый хор. голосистый, звонкий.

- Погодите! - крикнул им Камень. - К чему так спешить?

- Спешим на работу. Неужто не чуешь, Каменное сердце, ведь липы цве­тут! - на лету ответили пчелы. Глянул Камень, а их уже и след простыл.

«Ишь как ретиво на работу спешат, надо бы и мне какое-нибудь дело по­дыскать», - подумал Камень и прибавил шагу.

Пчелы сказали правду: каждый взгорок вокруг, каждая долинка будто в зо­лотом венке красуется. Вон та липа над самой пашней цветущие ветви клонит, а другая волну Даугавы по лицу гладит. А вон та пышная, раскидистая липа, вся в цвету, над рекой высится, на краю обрыва. Подле нее Камень и остановился.

Вокруг Липы неугомонные пчелы гудят, поют песню за песней. И про кув­шин с медом, и про спорую работу, и про давнюю-давнюю их клятву хранить добро Липы и в зимние холода.

А Липа знай подставляет пчелам самые пышные свои ветви. Медовым духом весь берег затопило.

Послушал Камень пение пчел и спрашивает:

- Похоже, сестрицы, вы жалобных песен вовсе не знаете? Разве никто вас никогда не обижал?

- Жж-жалобных? Обижж-жал? - зажужжала Пчела. - Сестрицы! Вы только послушайте! Жж-жжалобиться! Делать нам, что ли. нечего?

- Нашел о чем спрашивать, - подхватила другая. - Да еще в самое горячее времечко, когда и по ночам работы хватает.

-Не сердитесь, сестрицы. Я же только спросил. Ведь мне день-деньской одни жалобы доводилось слышать. - Ответил Камень, и вдруг у него как-то странно дрогнуло сердце.

Запыхавшись, обдавая Липу знойным дыханием, примчался Ветер. То был другой Ветер, не тот. Июньский, трудолюбивый, а один из сыновей Грома.

- Каждый день буду прилетать, тобой любоваться. Славу о красе твоей разне­су по дальним далям. - пылко зашептал он Липе, раскачивая ее пышные ветви, но в следующее мгновение уже улетел без оглядки. На краю неба рокотал Гром, дол­жно быть, отец звал сына домой.

Камень молча глядел на цветущую Липу и вдруг спросил:

- Отчего ты не жалуешься? Ведь эти пчелы не прилетят к тебе на будущий год. А ветер развеет твой душистый запах и больше, наверно, сюда не заглянет...

- Знаю, - спокойно молвила Липа. - Что ж... Не прилетят эти пчелы, при­летят другие. Я и не прошу их навсегда со мной остаться. Хочу только, чтобы попусту не растратили то, что им дарю. Я верю труженицам пчелам, а не этому пустозвону Ветру.

И снова у Камня как-то странно дрогнуло сердце. И тут он заметил, что не­сколько корней Липы торчат из земли. Словно жилистые, потрескавшиеся от сол­нца смуглые руки свесились с обрыва: то ли паводок здесь с берегом сражался, то ли Северный Ветер буйствовал?

- Почему ты не жалуешься? - опять спросил Камень. - Да тут и камень зап­лачет, глядя на твои корни.

- Кто ты? Откуда у тебя такой зоркий глаз? - едва слышно прошептала Липа и сбросила охапку желтых цветов на свои обнаженные корни.

- Я Камень с берега Даугавы. Обычно меня называют «Каменное сердце». Захотел я узнать, почему все время одни жалобы слышал, - ответил Камень и рассказал Липе про встречу с Зеленой Лягушкой, с Голубым Мотыльком, с Пу­шинкой одуванчика. Помянул и скрипучие Колеса, что хныкали в старом сарае, жалуясь на мнимые обиды.

-Так ты еще не понял. Камень? Ведь прозвище «Каменное сердце» подчас дают тому, кто сам не любит жаловаться и другим жалобщикам не подпевает? - сказала Липа и обронила подле Камня охапку самых пышных своих соцветий. - Когда пой­дешь дальше, возьми мои цветы с собой. Пусть напоминают тебе о пчелах.

Но ни в тот день, ни на другой Камень никуда не пошел. Он улегся под обры­вом близ голых корней Липы и крепко-крепко прижался к земле.

- Если кто-нибудь вздумает причинить зло корням моей Липы, - сказал себе Камень, - то я буду се охранять. Пожалуй, это самое полезное, что я могу делать на этом берегу.

- Нигде не видано, нигде не слыхано! Вот это необычайная любовь! -диви­лись на другое лето пчелы. - Прибрежную Липу полюбил Бурый Камень и теперь охраняет ее корпи, а сама Липа цветет пышным цветом, как еще никогда не цвела.

Это были другие пчелы, не те, что прилетали к Липе прошлым летом.

В июне около Липы на миг задержался Ветер Сеятель.

- Чего замешкался! Поторапливайся! - нетерпеливо звали его всходы ржи на полях за рекой.

- А я всегда останавливаюсь возле Бурого Камня, - отвечал им Июньский ветер. - Он никогда не подпевал пустым жалобам и нашел свое счастье, нашел настоящую любовь. - И еще он приметил, что пятна красной глины на кафтане Камня душисто пахнут липовым цветом.

Ключевая идея обсуждения сказки сформулирована Июньс­ким ветром:

«Он никогда не подпевал пустым жалобам и нашел свое сча­стье, нашел настоящую любовь».

Формируя у клиента желание помогать ближнему, психо­лог балансирует на «лезвии бритвы». С одной стороны, важно, чтобы клиент преодолел собственный эгоцентризм. С другой стороны, если он будет бросаться на помощь первому же «жа­лобщику», его потенциал израсходуется впустую. Рано или по­здно его постигнет разочарование, и он может вернуться к пред­мету зависимости. Исходя из этих соображений, можно постро­ить возможные линии обсуждения сказки.

Возможные линииобсуждения:

• «Скажи, Ветер, почему в мире столько жалуются?» - спра­шивает Камень у Речного Ветра. Ответы на этот вопрос помогут клиенту еще раз осмыслить события своей жизни, а психологу позволят оценить уровень готовности клиента к самостоятель­ной жизни.

• Что дает человеку силы не жаловаться на судьбу, даже осознавая будущие и прошлые потери? Один из ответов на этот вопрос дает Липа:

«Камень молча глядел на цветущую Липу и вдруг спросил: - Отчего ты не жалуешься? Ведь эти пчелы не прилетят к

тебе на будущий год. А ветер развеет твой душистый запах и

больше, наверно, сюда не заглянет...

- Знаю, - спокойно молвила Липа. - Что ж ... Не прилетят эти пчелы, прилетят другие. Я и не прошу их навсегда со мной остаться. Хочу только, чтобы попусту не растратили то, что им дарю. Я верю труженицам пчелам...»

Помогать тому, кто сам готов к дарению; дарить тому, кто способен Созидать, а не только потреблять.

• Как найти самое полезное, что можно сделать? Бурый Камень, размышляя на эту тему, говорит:

«Если кто-нибудь вздумает причинить зло корням моей Липы, - сказал себе Камень, - я буду ее охранять. Пожалуй, это самое полезное, что я могу сделать на этом берегу».

Подход «что я могу сделать полезного» говорит о зрелости.

• Взаимоотношения обмена наиболее гармоничны. Камень не просто охраняет Липу, а она принимает помощь. Липа дает Камню что-то очень важное для него.

«И еще он приметил, что пятна красной глины на кафтане Камня душисто пахнут липовым цветом». Взаимное дарение украшает и защищает тех, кто имеет счастье таких взаимоот­ношений.

Нлица ЧРонарная

(сказка Скайдрите Калдупе)

- Нуссто. пуссто, - шептала волна, откатываясь от подножия белой дюны.

- Пуссто. пуссто. - шуршали морские водоросли.

Пригорюнился молодой рыбак: опять море отдало ему пустые сети. А ведь он трудился весь долгий день с рассвета до самого вечера.

- Пуссто, пуссто, - шелестел ветер, шныряя в вереске на дюнах.

- Где же ты. Хозяйка моря? Покажись! - вскричал парень. - Неужто ни­сколечко меня не жалеешь? ([очемумое счастье так долго прячешь?

Ветер погладил парня по волосам. Светлым, золотистым, как цветущая поле­вица на склоне дюны. А глаза у него искрились, точно блестки солнца в синей морской волне.

Ровно в полночь лодка молодого рыбака вдруг накренилась, сильный прибои швырнул ему в лицо студеные брызги, и тут вышла к его лодке Хозяйка моря. Немало наслышался он про ее синюю шаль, про сверкающие ожерелья из раду*'" ных ракушек, про ее добрую улыбку.

- Почему, паренек, ты ночью трудишься? - спросила Хозяйка моря.

- Янтарь на счастье ищу. Днем не нашел его. может, он ночью ярче блестит.

- Зачем тебе янтарь? А может, счастье твое - золотая рыбка или серебристая ракушка?

- Нет. нет! Хочу янтарь. Говорят, на том берегу очень крупный находят.

- Думаешь янтарь на золотые монетки выменять? Или суженой ожерелье сделать?

- Нет. - отвечал парень Хозяйке моря.

Не надобны ему ни монетки золотые, ни украшения для суженой, а хочет сыскать такой янтарь, чтобы ночью светился и людям дорогу показывал. Не знает она, что ли. сколько людей, заблудившись, бродят по прибрежным дюнам темной осенней порой? Найти бы светящийся янтарь - и можно бы с таким фонарем путников на дорогу выводить.

Выслушала парня Хозяйка моря, призадумалась, а потом и говорит ему лас­ково, как добрая матушка:

- Посчастливится тебе найти такой янтарь, - больше не забрасывай сети в море. Счастье твое в другом месте тебя ждет. Ступай в город, вон башни вдали виднеются. Там. в городе, в его середке, сыщи самую узенькую, самую темную улочку. На ней встретишь человека, который с тобой заговорит. Крепко запомни его слова. В них твое счастье.

Закачалась лодка, словно девятый вал подхватил ее на гребень, в лицо парня плеснули серебристые брызги. Протер он глаза, смотрит - ни синей шали, ни Хозяйки моря, зато в лодке лежат три крупных золотистых янтаря.

Парень тотчас пошел в путь берегом моря туда, где оно обнимается с рекой Даугавой, и заспешил в город. Его башни, похожие на исполинские ели, вросли в ясное рассветное небо. Радостно приветствовал путник город Ригу, подставил лучам утреннего солнца свои три янтаря, и в них отразились и рижские башни, и Даугава.

Найти самое сердце города было нетрудно. Парню казалось, будто это янта-ри показывают ему дорогу. А вот среди малых улочек и впрямь заплутаешь: во все стороны разбегаются, мельтешат, как рыбешки, глянешь - голова кружится.

Стук! Стук! Стук! - стучат под сапогами крутолобые булыжники. Яркий солнечный луч уцепился за гребешок петуха на шпиле собора святого Петра и весело трап, вертится, сыплет под ноги золотые иголки. «Нет, -думает парень, -это уж никак не самая темная улочка», и идет дальше.

Когда закатное солнце принялось полоскать в Даугаве свой алый платок, ус­талый путник забрел на какую-то улочку и присел у края мостовой. Он пригляды­вался к прохожим. Мимо шли люди молодые и постарше. У иных одежда в пят­нах краски, пестрая, как бобовый цвет. Вот от прохожего повеяло душистым све­жим запахом струганых досок и стружек,.от другого шел запах кирпича и извест­ки, видно, печник, печь складывал. А вот какой-то малый идет, тихонько напевает песню о подручном маляра. Поначалу поет весело, а потом все печальней, а под

конец слова будто тяжелыми каплями падают на булыжную мостовую. Многие люди до того устало волочат ноги, что за ними тянется длинная темная стежка да так и остается на мостовой, как застывшая струячерной воды.

Парень вскакивает на ноги, хочет пойти вместе с людьми, но тут, откуда ни возьмись, появляется перед ним старик в длинном темном плаще, в широкополой шляпе. Плащ у него распахнут, и виден крохотный фонарик, он висит на пуговице куртки и голубовато мерцает, как светлячок летней ночью.

Старик протягивает парню руку и говорит:

- Ты, я вижу, не робкого десятка, раз не побоялся в одиночку забрести на такую темную улицу.

- Улица и правда стала темная. - сказал парень. - А ведь только что она была светлая под закатным солнцем.

- По ней люди с работы домой прошли. А их усталость тенью на улицу легла. Она так велика, что не вмещается в тесные каморки.

- Кто они? Ремесленники? Каменщики?

- Ремесленники, подмастерья. Господа по таким улочкам ездят редко. А ты думал, трудовой люд весь век ходит-приплясывает да песни поет? Мастер по сто­лу кулаком стучит, а подмастерье день деньской как ошпаренный бегает. К ночи вовсе обессилит.

Тут старик спросил паренька, почему без дела по городу бродит, и тот расска­зал ему и про Хозяйку моря, и про три дареных янтаря.

- Вот оно что. Стало быть, мне на смену пришел. - молвил старик. - Долго я тебя ждал. Давно мне на отдых пора, да некому было фонари доверить. - И ночной сторож вытащил из-под широких складок плаща три больших фонаря. - В них бу­дут светить твои янтари. Первым фонарем свети, если у кого-то на этой улице слу­чится беда, и друзья заспешат на помощь, но во тьме дороги не увидят. Второй зажигай, когда кто-то в беде, но на помощь прийти некому. Ну а третий зажги, лишь когда сам не можешь разглядеть, кто тебе верный друг, кто неверный.

Седой сторож подошел к парню еще ближе, зорко вгляделся ему в лицо и сказал:

- Только смотри, не усни перед тем, как в обход идти. И еще: постарайся сделать за свою жизнь больше, чем я.

Старик передал новому ночному сторожу три тяжелых фонаря и запахнул свой широкий плащ.

- Спасибо, отец. А фонарик, что у тебя на путейце висит, ты мне не от­дашь? - смущенно попросил парень. - Уж очень он красивый.

- Нет, его я отдать не могу. В нем светятся мои воспоминания. Служит он только мне одному.

И старик вдруг будто истаял в ночной тьме, даже шагов его не было слышно. и камни мостовой не откликались под его башмаками.

Поднял молодой сторож первый фонарь. Тяжелый. Поднял второй - еше тя­желее. Ну, а третий, тот, что отличает верного друга от неверного, точно каменна

глыба. Как его зажжешь, как понесешь? Да и какой первым зажигать? Кругом тишина- Сладкая дрема смежает веки. Вон петух на башне складывает крылья. засыпает. Камни мостовой в темноте похожи на серых кошек, что приткнулись друг к другу мордами, и тоже засыпают.

«Да ведь тут ночью никто не ходит, - думает молодой сторож, - ни к чему дорогу освещать». Он спрятал в карман свои янтари, положил голову на третий фонарь дай уснул.

Проснулся он, когда солнце поднялось высоко. Слышит - под головой птич­ки чирикают. Вот те на! Во все три фонаря воробьи набились. В третьем уже и гнездо сладили, полный фонарь птенцов вывели. И все это за одну короткую лет­нюю ночь. Молодой сторож вытряхнул из фонарей непрошеных жильцов: шу! шу! Негодники! И коря себя зато, что в первую же ночь уснул на работе, побежал к реке умываться. Глянул в воду, а на него из реки будто старший брат смотрит: волосы с проседью, борода поседела, лоб избороздили морщины.

- Чего, ночной сторож, дивишься, ты же молодость свою проспал! Ты поза­был, что тебе старый сторож наказывал... ■* Негодует река, и голос ее суров, как зимний ветер.

- Нет, нет, это не я, - испуганно твердит сторож. - Еще вчера волосы мои были светлые, как приморская полевица. Еще вчера в руках моих была стальная сила, и в сердце радость бурлила так же, как ты, Даугава, в половодье. А тот, кого в зеркале своем кажешь, почти совсем седой...

- Не хвались вчерашним днем, ночной сторож! Лучше поторапливайся, мо­жет, еще успеешь за оставшийся срок людям добро сделать.

Острая боль пронзила грудь ночного сторожа. Тяжко и горько было у него на душе.

В тот же вечер он засветил первые два фонаря. А третий не тронул. Ведь в глазах его еще хватало света, чтобы отличить верного друга от неверного. А свет в зажженных фонарях был чудесным, ярким. Слепил своим сиянием, веселил душу. Видел бы тот старик сторож, какие широкие желтые снопы света тянутся по всей улочке. Долго, долго бродил ночной сторож, разыскивая старика, но так и не на­шел его. Только у какого-то дома, в нише, увидел он статую. Широкий плащ, шляпа с большими полями, а в руках крохотный фонарик.

Ночной сторож поднял оба фонаря, и когда их яркий свет упал на каменное лицо статуи, ему почудилось, что на нем мелькнула улыбка. Медленной поступью пошел он дальше по узеньким улочкам. Приветливым эхом вторили его шагам камни мостовой. Много раз клялся он себе, что больше никогда не уснет на ноч­ной своей работе. Должно быть, и Даугава услышала его клятвы, ведь голос ее зазвучал теперь куда спокойнее. Случалось ему видеть на улицах запоздалых про­хожих, но он ни с кем не заговаривал, а радиво приглядывал за своими фонарями. В каждом как яркое желтое солнышко светился янтарь. Вдруг ночную тишину Нарушил чей-то радостный молодой голое:

-Спасибо тебе, ночной сторож!

- Спасибо, спасибо! - еще веселей подхватил другой.

- Погодите, люди добрые, - окликнул сторож прохожих. - куда пто вы спе­шите в такой поздний час? Иных ИЗ вас встречаю по второму разу. Видно, домой возвращаетесь?

Молодой паренек, в измазанном краской кафтане, высокий, тонкий, как сте­бель пырея, остановился перед сторожем.

- Спасибо, что светишь нам, - сказал парень. - отменные у тебя фонари. У нас, знаешь ли, с одним приятелем неладно было. Он раздобыл позолоченные весы и по вечерам все взвешивал да перевешивал слова своих товарищей. На ра­боте, бывает, скажешь ему резкое слово, вовсе не со зла. а ненароком, от усталос­ти, так он это за кровную обиду сочтет и век будет помнить. А вечером сидит да взвешивает наши слова, а окаянные его весы всегда показывают, будто вина друга очень тяжела. Приходит он наутроперекошенный, будто горькой полыни напил­ся, ни на кого не смотрит, каждого врагом считает. По праздникам забьется в свою конуру и сидит там. как одинокий пес. А мы вот взяли да выкинули его весы. В Даугаве утопили. И благодарим тебя, сторож, за то, что хорошо нам светил, а то бы не разглядели мы, что позолота на его весах фальшивая и вес они кажут непра­вильный.

- Так-так-так! - живо откликнулись камни мостовой, и подмастерье маляра скрылся в соседней улочке.

Но тут сторожа миновали двое прохожих, видно, люди средних лет. крепкие. бравые.

- Остановитесь, люди добрые! Куда это вы торопитесь в такой поздний час! Сторож поднял оба фонаря, чтобы лучше разглядеть их лица.

- Домой спешим. Спасибо тебе, что так ярко осветил нам дорогу, - сказал один и, остановившись, снял шапку. - Мы друга навещали.

- С нашим другом беда приключилась, - добавил второй. - Он, было, по­терял свою радость. Говорил, никак ее найти не может, оттого что окна в его комнате перестали свет пропускать, будто их черной ватой заложили. А радостью его был ножичек-невеличка, которым он вырезает птиц и цветы. Но свет твоих фонарей проник в его комнату, и как только деревянные птицы его увидели, они тотчас звонко запели, а цветы заблагоухали. И ножик мастер нашел, и теперь под­певает своим птицам, вовсе не горюя, что ему не на что купить свечи. Твой свет ярче тысячи свечей. Доброй тебе ночи, сторож!

И прохожие свернули на соседнюю улочку.

Ночной сторож неторопливо обходил улицы, время от времени возвращаясь в самую середину города. И душа у него так радовалась, словно на плечо к нему слетел один из оживших деревянных голубей.

Наступил час рассвета, нежно-голубо го. ясного, будто умытого водами Дау­гавы.

Седой сторож хотел было погасить второй фонарь, но в этот миг увидел, как в доме напротив отворяется чердачное оконце. Из него выглянула молодая жен­щина, помахала ему рукой и крикнула:

- Спасибо, добрый сторож, за то, что помог мне этойночью.

- Не за что меня благодарить. - отвечал сторож, подняв второй фонарь, что­бы получше разглядетьженщину. - Я для тебя ничего не сделал.

- Очень много ты сделал! - отвечала женщина. Голос у нее был приветли­вый, звонкий, как первая песенка жаворонка. - Ты же бодрствовал вместе с нами всю эту долгую бессонную ночь. А нам было так тяжко. Дочка моя очень больна. Ее отца давно нет в живых, я одна, и некому подбодрить меня в трудную минуту. Но как только я подошла к окошку и увидела чудесный свет твоих фонарей, на сердце у меня полегчало. Я сказала дочке, что ты похож на Деда Мороза и, может быть, под Новый год принесешь нам подарок. Ты, верно, и сам знаешь, как это помогает, когда в трудный час бессонной ночью чувствуешь, что ты не одинок. что кто-то рядом тоже не спит.

Нет, ночной сторож этого не знал и ни разу об этом даже не думал. Голос женщины, такой печальный и в то же время радостный, все звучал в его сердце.

- Хочешь, я подарю тебе большой красивый янтарь? - спросил он женщи­ну. - Хозяйка моря подарила мне целых три, но света хватает и от двух.

- Нет. нет. Дареное не дарят. Они твои. От двух твоих фонарей нам хватает света, а от мысли, что в трудный час мы не одиноки, - хватает тепла.

Поблагодарив сторожа еще раз, женщина затворила окошко.

Сизокрылым голубем на Ригу опустилось утро. И пришли на узкие улочки города добрые дни и добрые ночи. А ту улицу, на которой чаще всего встречали радивого ночного сторожа, одни горожане называли Фонарной, другие - улицей Доброго сторожа. И случилось на этой улице удивительное событие. Некий мас­тер вырезал из дерева столько голубей, что мог бы заселить ими все городские крыши, карнизы и даже парки. В переливчатомсеребристом свете фонарей пти­цы оживали, покрывались сизым или золотым оперением, начинали ворковать и каждое утро первыми приветствовали Доброго сторожа.

Когда на другом берегу Даугавы ночные сторожа прослышали о чудесных фонарях, они тотчас прибежали на них поглядеть.

Однажды холодным темным вечером, в пору осенних заморозков, приходит к Доброму сторожу какой-то человек. В руке у него фонарь со слабым коптящим огоньком.

- Послушай, - говорит он, - дай мне один из твоих фонарей. Глянь, какая те­мень на другом берегу. Не хочешь насовсем отдать, так хоть на одну ночку одолжи.

У Доброт сторожа только сердце радуется,не откажет он человеку в такой просьбе.

- Бери. - отвечает, - вот этот, мой третий фонарь. Я его еще ни разу не зажи­гал, света вдоволь и от первых двух.

Поблагодарил его заречный сторож, взял фонарь и пошел по мосту через Даугаву домой. И такой свет вокруг¹ него засиял, даже река проснулась. Открыла ^глаза. смотрит, дивится: и впрямь у приморских жителей на редкость доброе сер-ВЦе!Но не прошло и нескольких дней, как заречный сторож пришел опять. Встал и стоит молча, понурившись, а потом этак печально, с горечью, говорит:

- Вот тебе, дружище, твой фонарь. Видно, чересчур ярок для меня такой свет. От него горючие слезы глаза жгут.

Дрогнули у Доброго сторожа и сердце, и голос, и руки.

- Чем же. - спрашивает. - плох мой фонарь?

- Чудной он, вот что. Показывает, кто тебе друг, кто недруг. Прежде я думал -кругом у меня одни друзья. А теперь, братец, вижу - вовсе это не так. Живет на моей улице булочник. Посмотрел бы ты, какой у него над дверью крендель красу­ется! Литой из чистого золота. Да я. пока молод был. все старался осветить такое чудо. Пускай, думаю, ярче месяца сияет. А то как же! Ведь хозяин булочной мой друг. А вчера как поднял повыше твой фонарь, вижу: крендель-то в середке как есть пустой. Вхожу в булочную, а друг мой стоит - упырь упырем, в липе ни кровинки, все мукой обсыпано - смотрит на меня и злобно ухмыляется. Тут я и понял: нет, никакой он мне не друг и никогда им не был. Получай свой фонарь обратно, тяжко мне при его свете жить. Протай да не поминай лихом.

И заречный сторож потихоньку, мелкими шажками, засеменил прочь, осве­щая себе путь старым фонариком с тусклым огнем, похожим на головку цветка, привядшую холодной осенней ночью.

Прикрыла Даугава глаза волнами и подумала: «И впрямь какие же они подчас слабые, эти горожане...»

На улочке Старой Риги Добрый сторож понял, что напрасно так долго пре­небрегал третьим фонарем, и зажег его. И тут же на лицо его упала серая тень печали: во многих окошках он увидел маленькие позолоченные весы. Люди взве­шивали на этих весах слова друзей, их советы, улыбки, даже воспоминания, отто­го что не верили в искренность дружбы. И сторож с грустью подумал: «Столько весов в Даугаве не утопить».

Но случались у сторожа счастливые дни и ночи, и сердце его переполнялось радо­стью, как это было в тот раз. когда пришла к нему однажды молодая девушка и сказала:

- Век буду помнить, как ты той давней темной ночью, когда матушка плакала над моей кроватью, светил нам в окошко своим чудесным фонарем.

Часто, ох. как часто стали часы на ратуше возвещать своим звоном приход Нового года! Ведь годы теперь не уплывали неторопливо, как воды Даугавы пе­ред началом зимней стужи, а мчались вскачь. И с каждым годом фонари у сторо­жа тускнели.

Новогодним утром седой сторож всякий раз приходил на берег поздоровать­ся с Даугавой, а потом возвращался в самое сердце города, на его узенькие улоч­ки, ставшие для него и родным домом, и самыми близкими друзьями.

И вот как-то новогодним утром видит седой сторож - идет ему навстречу парень, статный, загорелый, обветренный, видно из рыбаков. Волосы светлые, золотые, как цветущая полевица на склоне дюн. Глаза искрятся, как блестки сол­нца в синей морской волне. В руках у парня три крупных янтаря. Спросил парня Добрый сторож, чего это он без дела по городу бродит, а тот ему рассказал про Хозяйку моря и про ее подарок.

- Ну, стало быть, мне на смену пришел, - говорит сторож. - Долгонько я тебя дожидался. Давно мне на отдых пора, да некому было фонари доверить.

Голос у старика и радостный, и печальный. Жаль ему прошедшего лета и осени. Объяснил он парню, когда какой фонарь надо зажигать, потом подошел еще ближе, зорко вгляделся ему в лицо и сказал:

-Перед тем как в обход пойти, смотри не усни! И еще: постарайся сделать за свою жизнь больше, чем я.

- Спасибо, отец! А маленький фонарик, что у тебя на пуговице висит, ты мне не отдашь?

- Нет, его я отдать не могу. В нем светятся мои воспоминания. - Печально проговорил старик и глянул вверх на башню ратуши. Часы неторопливо пробили двенадцать раз.

И тогда седой сторож прижался к стене и застыл каменной статуей, тихо вой­дя в легенду.

Некоторые идеи для разговора с клиентом об этой сказке

• Служба людям, освещение их пути - вот судьба, которую выбрал главный герой. Однако получив направление и подар­ки, он уснул, несмотря на предупреждение сторожа. Он про­спал свою молодость. Но вместо того чтобы сокрушаться об этом (что было бы понятно), он старается за отпущенный ему срок успеть сделать людям как можно больше добра. И в этом есть символический смысл и большая поддержка для взрослых кли­ентов, которые жалеют об упущенной молодости, говоря: «Вот, если б раньше я об этом узнал, все было бы по-другому...». Ко­нечно, обидно «заснуть» в самом начале Пути. Однако никогда не поздно проснуться и использовать свой шанс реализовать предназначение.

• Человек, следующий своему Пути, своей Судьбе, всегда имеет «инструменты» для самореализации. Свои «золотые ян-тари». Что является «янтарями» для клиента, что ему дано, чтобы следовать своей судьбе?

• Интересно, что два первых фонаря служат другим, лишь только третий фонарь предназначен «для себя», чтобы отли­чить верного друга от неверного. Собственно, именно этот, тре­тий фонарь, поможет определить,-для кого можно расходовать свою жизненную силу. Символический третий фонарь можно изготовить совместно с клиентом.

• «На улочке Старой Риги Добрый сторож понял, что на­прасно так долго пренебрегал третьим фонарем, и зажег его. И тут же на лицо его упала серая тень печали: во многих окошках он увидел маленькие позолоченные весы. Люди взве­шивали на этих весах слова друзей, их советы, улыбки, даже воспоминания, оттого что не верили в искренность дружбы. И сторож с грустью подумал: «Столько весов в Даугаве не утопить».

Многие люди предпочитают не зажигать свой «третий фо­нарь», или «третий глаз», оттого, что боятся разочарований. И нередко страх разочарований формирует ложь самому себе. Порождает иллюзии, крушение которых становится серьезным стрессом. Чтобы зажечь третий фонарь, необходима смелость и любовь к людям, принятие их недостатков. «Вы изготовили третий фонарь, но готовы ли вы его зажечь?» - такой вопрос важно задать клиенту. Ответ отразит уровень его зрелости на данный момент.

Способность дарить, строить взаимоотношения обмена, с одной стороны, и способность видеть, понимать недостатки дру­гих, строить конструктивную линию взаимодействия- с дру­гой, являются важными признаками зрелости клиента и под­сказывают психологу, что можно переходить на следующую стадию консультирования.