Играет диджей Янис (Рига) 22 страница

— Это какой-то бред! Вы, что не можете вдесятером справиться с кучкой уродов?!! Почему я бегаю по клубу за вашими людьми? Наших гостей бьют, а вы не можете выкинуть из клуба уголовников.

— Алексей! — пробовал вставить слово капитан. - Алексей! Мы не знали, что будет такая обстановка.

— Какая обстановка?!

— Ничего не видно, свет мигает, бойцы не ориентируются!

— Пойдите прямо сейчас к бару! - присоединился к горячему объяснению Олег. — Там куражатся несколько человек. Их и искать не нужно! Они напились и плещут водкой людям в глаза! Эти бандиты не платят денег, а один из них размахивает пистолетом! Вам этого мало?!

— Поставьте одного человека у диджея! Немедленно! — потребовал Алексей. — Троих оставьте на входе, там сейчас больше не нужно, а остальных рассредоточьте по клубу!

— Следите за туалетами! Там постоянно кого-то бьют!

— Соберитесь пожалуйста, иначе все закончится уголовщиной.

— Добро!

Когда усатый капитан вывалился из офиса, появились Марина Алби, Катя Голицына и Ирэна Куксенайте.

— Алоша! Хорошая музыка, но очень много опасных людей! - воскликнула княжна Голицына.

— Да, Катя. Мы сами не ожидали такого.

— Надеюсь оставаться дальше безопасно? — с тревогой спросила Ирэна. — Очень хочется еще потанцевать.

— Ничего не бойтесь. Сейчас охрана спустится в клуб.

— Прекрасно!

Марина с тревогой посмотрела па раскрасневшееся от гнева лицо Алексея и поняла, что творится в его душе.

— Алеша! Пожалуйста, не связывайся с этими людьми. Это опасно.

— Конечно. Ты тоже держись рядом с Катей, а лучше будьте здесь. Хотите шампанского?

— Прекрасная идея!

Прошел еще час, и эта первая, такая трудная вечеринка стала близиться к завершению. Предчувствие, угнетавшее Олега этой ночью, к несчастью, оказалось небезосновательным и к утру вылилось в настоящую драму. Пропал Алексей. Пропал в полном смысле этого слова Сначала Марина начала волноваться из-за его отсутствия, потом Андрей безуспешно искал его по клубу, сразу после этого стали расспрашивать друзей, прибежали случайные свидетели, и вконце концов охрана призналась, да уже было поздно. Как выяснилось, усатый капитан организовал-таки зачистку клуба. На улицу были выдворены несколько особо неприятных личностей и целая группа хулиганствующих подонков. Этих пьяных удалось отогнать от дверей клуба дубинами, и очень скоро они растворились в темноте ночи, но обозлившиеся спортсмены сгруппировались у своих машин и дерзко требовали разбирательства. На беду, Алексей решил не прятаться за спинами милиции и вышел к ним объясняться. Милиционеры утверждали, что он поговорил с этими людьми, а после сам сел к ним в машину, и они уехали, но молодежь, наблюдавшая за всем этим с крыши убежища, сообщила другое. Они разговаривали на повышенных тонах, слышалась ругань и угрозы, а после этого Алексеи получат очень сальный удар в лицо и был моментально увезен на машине без номеров с тонированными стеклами.

Такой финал потряс всех участников. Уже давно была выключена музыка, разошли последние гости, а в замусоренном и полном табачного дыма клубе у бара стояли не сколько человек. Андрей, Олег и Денис подавленно молчали. Они не знали, что сказать друг другу. Слышен был лишь шелест метлы уборщицы и тихий плач Марины.

Как потом рассказывал сам Алексей, люди с которыми он схлестнулся в то утро перед клубом, просто решили проучить его, и «по понятиям» объяснили, как нужно разговаривать. Они расценили его гневный демарш как агрессию и не нашли ничего лучшего, как «вырубить» его на месте и подержать в подвале сутки, «чтобы подумал». Но нет худа без добра - за эти сутки они разговорились. Алексей так фанатично отстаивал свой клуб, что большая часть из рассказанного им была услышана, его отпустили без вреда и даже обещали при случае помочь.

Тяжелыми, странными и угнетающе темными показались Андрею первые месяцы работы их нового клуба. Темными они были из-за того, что жизнь большей частью обрела ночной режим и протекала преимущественно в темноте. Если не было неотложных дневных дел, молодые люди спали до вечера, потом кое-как приходили в себя и только к ночи начинали что-либо делать или отправлялись в клуб на рабочие бдения. Никто из них не имел опыта работы, братья и их новые друзья-художники были вольными птицами, полностью зависимыми от собственных капризов и настроений. Работать в их кругу вообще считалось признаком дурного тона и серьезным недостатком воспитания, приводящим к непоправимым искривлениям судьбы. С этим никогда не шутили. Но клуб — не мастерская, и очень скоро всем стало ясно, что во многом это банальная организация, с неизбежным набором крайне неинтересных дел. Скучные премудрости скупердяйской науки о цифрах, налогах и пенях стали мало-помалу оседать у них в головах.

С первых дней в молодежном коллективе появился бухгалтер - рыхлая пугливая женщина неопределенного возраста с отцветшим лицом и неизменным полиэтиленовым пакетом в руках. Именно в этом мятом пакете она по понедельникам уносила в банк существенную часть с трудом заработанных денежек. Куда шли эти деньга, понять было невозможно, их просто отдавали как неизбежную данность, и они пропадали на каких-то мифических счетах, очевидно пополняя дырявый бюджет и позволяя жить сиротам, врачам, милиционерам и дорожным строителям. Остальные же деньги просто распихивались по карманам, ими оплачивались диджеи, охрана, свет, уборка, аренда подвала и прочее.

Тяжелее всех в новой ситуации пришлось Денису. Спокойный и вдумчивый, он возглавил тоннельную канцелярию и, будучи обличен всеми полномочиями, с первого же дня закопался в огромную груду документов, согласований, лицензий, протоколов и прочей бумажной канители, поглотившей его без остатка. Он буквально сгорал на работе, мучался скукой, насиловал себя точностью встреч, но безропотно ходил по многочисленным инстанциям, сидел в очередях, хлопал глазами, улыбался и знакомился с чиновниками, большая часть которых на поверку оказывалась надменной разновидностью самых алчных врунов. Все остальные его товарищи почти ежедневно пропадали в клубе, совершенствуя его оснастку, латал дыры, меняя и улучшая обстановку.

Клуб постоянно дарил подземным затворникам что-то новое, неизвестное и, как вскоре выяснилось, не совсем приятное. Всего через неделю после открытия события в нем приняли просто авральный характер и стали походить на героическое противостояние человека и стихии. Дождливый май привел к повышению грунтовых вод, и в заглубленном на шесть метров убежище начался обширный потоп. Мрачный кладовщик Зуфар расцветал ядовитой улыбкой, наблюдая за тем, как после каждого дождя наглые прохвосты растерянно бегают с ведрами, по щиколотку в ледяной воде. Он знал, что делать, но мстительно молчал, и молчат до тех пор, пока смирившие гордыню клаберы не пришли к нем у и не пали в ноги.

После того как в залитом водой убежище были отмечены несколько вечеринок подряд, друзья поняли, что швабрами да тряпками моря не вычерпать, и стали сговорчивей. Н е без оснований опасаясь за сохранность аппаратуры и всего проекта в дальнейшем, они собрали для Зуфаровича «котлету» - пачку денег — и, выбрав делегатом сладкоголосого Андрея, отправили его на переговоры. Поначалу процесс не ладился, но после тщательного умасливания израненного стариковского самолюбия, заверения в глубочайшем респекте и «котлетного» лечения был заключен надежный мир. Немедленно за этим Зуфар возглавил штаб по ликвидации последствий потопа и очень скоро открыл взволнованным юнцам секреты дренажного мастерства. Оказалось, что вода из убежища откачивается только через специальную шахту, но огромный насос в этой страшной шахте недавно полетел, вот вода и стала переполнять допустимый уровень. Неимоверными усилиями добровольных рабов полутонная железка была извлечена из глубокого колодца и заменена самодельным приспособлением. Не имея возможности починить промышленный насос, бойцы «Тоннеля» купили пятнадцать садовых насосиков, хитроумно соединили их шлангами и погрузили всю эту гирлянду в затопленную шахту. Вода стала спадать. Первая проверка на прочность была выдержана, можно было продолжать работать.

Помимо всех несуразиц с болячками старого подвала, на плечи Андрея и Олега навалилась тягостная обязанность еженедельно закупать для бара разнообразные напитки. Поначалу они проделывали эту малоприятную процедуру, нанимая недорогих частников, но очень скоро Андреи стал брать машину у родителей. На этом новеньком «рафике» вся «тоннельная» банда целыми днями носилась по городу, по всем рабочим надобностям и со всяческими прочими затеями.

Все эти заботы и события, все происходящее с ними в этот период — все было ново и странно. Очень странно.

Но все эти суетные дела, маленькие катастрофы и скучные дневные обязанности не причиняли молодым людям такого расстройства и угнетения, как то, что творилось в клубе на самих вечеринках. С первого же дня со всей очевидностью и досадой стало ясно, что клуб вызвал всплеск небывалого интереса в совершенно чуждых слоях общества. Всколыхнулась первая волна и попала за нею рябь, а потом и пена «Тоннель» замышлялся как тайное, спрятанное от всех обиталище любителей «техно», и думалось так, что посещать его будет только очень определенная молодежь, но в действительности все вышло совершенно не так. В задымленное и гремящее киловаттами подземелье устремились все кому не лень. Танцующей молодежи пришлось делить свой клуб с воинствующими спортсменами, валом валили какие-то сомнительные коммерсанты в костюмчиках, за ними подтянулись валютные шлюхи, показывались районные гопники, заходили на огонек подвыпившие инженеры, залетали детки до восемнадцати и взрослые, уже далеко за тридцать. Клуб превратился в высокопрочный котел, в котором вся эта не смешиваемая в обычной жизни масса переплавлялась по ночам в некое невообразимое месиво. Радость, страх, модность, распущенность, эйфория, злоба и нелепость — все эти чувства и качества, немедленно проявлялись, как только люди переступали порог клуба.

Но всего больше в первые месяцы всех доставала агрессивность. Клуб стаз той диковинкой, познакомиться с которой считаюсь необходимым для каждого «нормального пацана». Спортсмены приезжали повеселиться «бригадами» и целыми «колодами». Как правило после «терок», «стрелок» и «разборок» им хотелось «блядей, бухла и помахаться», однако в клубе без мебели и официантов старый лозунг «бабы, тачки, рестораны» заводил их в тупик, и от неспособности влиять на ситуацию «мышцатые» обычно начинали «бычить». Чаще всего они, рисуясь друг перед другом, устраивали драки в самом клубе, но случалось, что и около него, доставали вооруженную охрану, измывались над посетителями, грабили в подворотнях, били неформалов ради забавы, а случалось и друг друга.

Никто из четверых основателей «Тоннеля» не ожидал, что будет таксложно заставить клуб работать. Не просто существовать, а работать. Алексею и Андрею по очереди приходилось играть без смен и замен, из недели в неделю. Иногда наведывался Грув, очень редко приезжал Янис, но большей частью им приходилось играть вдвоем. К середине лета к игре в «Тоннеле» подключился Даня Адельсон, младший брат Яночкн. Гарик привез ему из Лондона стопку пластинок, и Даня заиграл приятный американский house. Сам же Гарик рассказал своим друзьям, что в Англии появилась совершенно новая музыка. По его утверждению в лондонских клубах техно пришло в упадок, стало не модным, и родился новый саунд — транс. Пластинок с этой музыкой он не привез, но бредил ею яростно и считал дни до поездки в центр транс-музыки, индийский штат Гоа.

Спустя месяц после открытия клуб напечатал свою первую рекламу — флаер открыточного размера, и распространил среди своих друзей долгожданные клубные билеты.

Вот так, в трудах и заботах, пролетели эти первые месяцы, наступило лето и потянулись приятные теплые дни. Зелеными великанами по Зверинской улице шумели послевоенные тополя, отцвели и угасли уже белесые белые ночи, и в кромешной тьме жаркого июля под этими тополями каждую субботу случалось великое роение молодежи. Прошла первая болезненная резь, которую клуб причинил выпученным от неожиданности глазам своих диковатых посетителей, пообвыклись все, попритерлись. У клуба появились свои завсегдатаи, сдружился коллектив работающих, и стали уже привычными нервические истории, еженедельно случавшиеся на входе в подземелье и его недрах.

Освоилась и охрана. Некоторые из двенадцати этих бронемолодцов резонно рассудили, что делить заранее оговоренную сумму на восемь человек в известной мере приятнее, и удалили из своего коллектива трусливого капитана-усача и еще троих сомневающихся. Возглавил уменьшенное, но ставшее более эффективным подразделение, один молодой, светловолосый, и на удивление улыбчивый сержант по имени Роман. Ромашка, как ласково окрестили его девушки в клубе, был большой душкой и скоро стал любимцем публики, счастливым талисманом всех униженных и оскорбленных. Голубоглазый, аккуратно подстриженный, опрятно одетый и обходительный, он управлял своей группой молотобойцев железной рукой, а общаясь со злом, попеременно использовал резонные увещевания, понуждение силой, но чаще всего рукоять своего табельного пистолета.

Подчас на входе в клуб закипали нешуточные страсти. Обычный, еженедельный контингент очень скоро примелькался, перезнакомился с охраной и стал более гуманным, но почти ежедневно к дверям клуба приносило незнакомых воителей, и площадка перед клубом превращалась в гладиаторскую арену. Пьяные, обдолбанные, «вставленные», злые, наглые, опасные — к входу подлетали компании разнообразных бандитов, требовавших бесплатного прохода, и в дело вступали помощники Ромашки.

В личном составе «тоннельного» ОМОНа помимо элегантного Романа состояла еще пара весьма примечательных бойцов: Слава и Ниндзя. Эти двое были настолько хороши, что вдвоем стоили целого отделения. Слава — милицейский франт, одетый в форму с иголочки, весь в шевронах, нашивках и значках, всегда носил на себе целый арсенал стрелкового оружия и, ненавидя бандитов классовой ненавистью, кидался в драку с ними при любом удобном случае, разя их чем попало, за что очень скоро получил в клубе почетное звание Бешеный. Маленький, сухой, и необычайно резкий Ниндзя был большим любителем восточных единоборств и, не в пример своему другу, обходился без дубин и прикладов. Невысокий и незаметный в толпе, он летал по клубу тихим духом возмездия, внешне не производя впечатления силы и страха, но неминуемое поражение постигало любого слоноподобного амбала, если Ниндзя намечал его в жертву и начинал преследование. Кроме своих разящих рук и ног, он всегда был картинно вооружен внушительным набором холодного оружия. Карманы его жилета были полны разнообразных ножей, метательных звездочек, цепочек для тихого удушения врага и коротких дубинок со свинцовыми стержнями внутри. Этого наместника Брюса Ли побаивались даже коллеги по цеху.

Прошли первые месяцы, и помимо башипского сообщества и бесчинствующих выродков интерес к клубу стали проявлять и надзиратели из правоохранительных органов. Такое непонятное и явно социально опасное явление не могло дольше оставаться без внимания милиции. Однако с первого дня своего существования «Тоннель» ушел в глубокую оппозицию, объявил себя неформальной территорией и от сотрудничества с «усачами» решительно отказался. Владельцы клуба балансировали на опасной грани между двумя противоборствующими мирами. Им в равной степени не хотелось прослыть ни бандитским притоном, ни ментовской точкой. Пользуясь для охраны клуба вооруженным ОМОНом, они прибегали и к помощи авторитетного покровительства, но когда на входе в клуб появлялись серенькие мужички с форменными усиками, ответ бывал один и тот же: «Вход в клуб только через кассу!»

Прошел июль, в течение которого засылаемые милицией наблюдатели несколько раз были не допущены в клуб, и незамедлительно за этим наступила ответная реакция. Как и в случае с драматическим инцидентом на открытии клуба, события развивались по одному и тому же сценарию. К клубу прибыла группа в штатском, предъявив удостоверения, они пожелали попасть на вечеринку, но получили отказ. Объясняться по этому поводу к ним вышел Алексей. Он только и успел сообщить взбешенным сотрудникам, что клуб является частной территорией, как был заключен в наручники и увезен в неизвестном направлении.

Это было второе исчезновение Алексея за три месяца работы клуба, и нервы у смертельно напуганной Марины не выдержали. Заламывая руки и плача, она вместе с Андреем объездила все имеющиеся в городе накопители для за держанных, но Алексея они так и не нашли. На следующий день ей позвонил не представившийся человек и сообщил, что Алексей арестован за распространение наркотиков и содержится в каком-то отделе какого-то там управления. Марина и Андрей бросились по указанному адресу и не без труда отыскали это место — оно пряталось за непримечательной стальной дверью без таблички, в казенном доме на Петроградской стороне. Выслушать напуганных родственников вышел неизвестный человек с пистолетом в поясной кобуре и, поняв, что от него хочет эта плохо говорящая по- русски девушка, безучастным голосом сообщил, что «возбуждено уголовное дело, имеются все доказательства и молодой человек сядет в тюрьму на очень долгий срок».

Это была последняя капля ядовитого страха, выпитая Мариной за эти безумные дни, она окаменела, потом пришла в ярость и начала действовать. Вопрос стоял более чем когда- либо серьезно — Алексею угрожала опасность лишиться свободы, и теперь все странные истории, слышанные ею про правосудие в этой азиатской стране, слились в одну дикую и оттого очень трагичную перспективу. Ее потрясло проявленное по отношению к ним беззаконие, и стало ясно, что очень скоро его финалом может стать их личная катастрофа. Марина подняла на ноги всех американских друзей, словно по боевой тревоге был задействован консульский отдел США, появился адвокат, обзвонили всех знакомых журналистов, и вся эта команда пошла на приступ. Сотрудники того загадочного отделения совершенно не ожидали, что вслед за приходом плачущей американки разразится такая буря — начались звонки из очень странных инстанций, дверь оказалась в осаде журналистов, адвокат требовал свидания с заключенным, а чиновник из американского консульства угорожал нотой протеста. Марина и друзья по очереди дежурили под стальными дверями целые сутки, атакуя всех входящих и выходящих оттуда, информация об этом деле доползла до мидовских структур, время шло, ничего не происходило, и положение уже начинало казаться безнадежным, как неожиданно случился счастливый перелом. На третий день беспросветного ожидания, злополучные двери раскрылись, и сильный толчок выбросил на лестницу арестованного. Алексей был небрит, стоял на бетонном полу в одних носках, под правым глазом его виднелся лиловый кровоподтек, но на лице сияла торжествующая улыбка.

Вот так, к общей радости всех участников его вызволения, счастливо закончился этот первый арест в первом ночном клубе. Это крайне неприятное происшествие открыло счет всем дальнейшим бесчисленным задержаниям, обыскам и облавам, произошедшим в «Тоннеле», а потом и множестве других клубов, выросших после него. Но все это будет потом, а сейчас участники этого повествования только сделали свои первые, невеселые выводы в отношении возможной будущности клубной культуры. Эти тягостные выводы привели Марину к мысли, что из страны, где людей похищают не только бандиты, но и полиция, необходимо бежать, и как можно скорее. Найдя свою семью в далекой и непонятной России, она успела полюбить населявших ее странных людей, но пройдя сейчас через эти первые испытания поняла, что теперь уже никаким воображением не сможет представить себе подлинную степень их непредсказуемости и меру жестокости к ближнему. Она забрала годовалую Соню и улетела в Москву — продавать свой бизнес. Но судьбе было угодно сохранить все как есть, Алексей уговорил ее остаться, она поборола страх и еще раз поверила своей новой родине.

Это и многие другие неблагоприятные события, произошедшие с четырьмя друзьями в первые, «темные» месяцы работы их клуба, в скором времени привели к тому, что порог их восприимчивости к подобным потрясениям возрос и они перестали рвать на этом душу. Молодость, жизнелюбие и в известной мере цинизм не позволяли им раскисать из-за проблем, и клуб продолжал свою работу, несмотря ни на что. Жизнь в постоянном состоянии опасности и ожидании возможного зла научила их многим полезным вещам, они стали более жизнестойкими, и теперь с еще большим ожесточением, нежели вначале, защищали созданный собственными руками клуб. Окреп и сам клуб, как понятие. Сформировалось его ядро, те первые сто пятьдесят человек, которые почитали сырое подземелье своим молельным д о мом и еженедельно собирались в нем для выхода в астрал. К психоделическому таинству вечеринок приобщались все новые и новые люди, эсид разъедал головы танцующих, в грохоте музыки лопались мутные пузыри зажатых мыслей и раскручивались узлы подавленных страстей, души разрывались на миллионы горящих осколков, и этот сияющий звездопад выжигал в глазах гостей неизгладимые следы счастливых воспоминаний. Слава об acid-клубе и этих странных «танцах без водки» очень скоро выбралась из подземелья и стала расползаться по поверхности. К клубу потянулись бесчисленные вереницы молодых людей, ищущих чего-то в беспросветной тьме своей невеселой юности. Все они, один за другим, в первый раз шагнули в гудящее горнило танцпола, но выходили из него уже каждый по- своему. Кто-то выстреливался из клуба, как ядро из пушки, и, оставив визжащий след ужаса, более никогда не приближался к Зверинской улице; некоторые дотягивали до утра, но по привычке напивались и, не почувствовав вкуса к происходящему, с презрительными плевками навсегда покидали «подвал»; но большая часть новобранцев проникалась царящей атмосферой, быстро постигала законы поведения и очень скоро оказывалась в прочных сетях восторга. Клуб влюблял в себя быстро и без ухаживаний. В нем было то невыразимое, чего так не хватало всем его будущим поклонникам, то, чего они искали и не находили в своих домах, - в нем была самая настоящая жизнь. В считанные месяцы эта жизнь сформировала вокруг клуба ту массу поклонников, про которую через пять лет кто-то метко скажет: «Первая гвардия „Тоннеля"», и эти люди стали первым прототипом всей будущей клубной молодежи.

Высоко-высоко в небе над Петербургом птицы чертили еле различимые быстрые линии. Было всего около двенадцати часов дня, но воздух успел сгуститься до той стадии, когда его можно было уже нарезать влажным ножом и подавать на десерт в виде теплого суфле. Традиционная для этих чисел августа жара в северной столице усугублялась полным безветрием, миражами над гранитными набережными висело знойное марево, вились душные асфальтовые испарения, и одуревшие граждане, как рыбы, разевали рты. Тонущие в этой вязкой дреме люди томились обморочной вялостью, обволакивающая неспешность сковывала их движения, всем хотелось прохлады, воды, а еще лучше мороженого. Стоящая уже неделю жара выпарила всю влагу из каменной массы вечно сырых петербургских домов, все накалилось и пылало иссушающим жаром.

В гудящем моторами потоке суетливо толкающихся машин по Загородному проспекту медленно двигался микроавтобус «РАФ». За рулем автомобиля на крытом красной рогожей кресле, вальяжно развалившись, сидел Андрей. Он лениво посматривал по сторонам, иногда сигналил скуки ради и, понимая тщетность своих попыток вырваться из плена, тешил себя монотонным нажатием педали газа. Мотор послушно рычал на холостом ходу, пешеходы рядом вздрагивали, но машина все так же крепко сидела в крутой каше автомобильной пробки. За час медлительное полчище машин доползло до Звенигородской улицы, где, вырвавшись из опостылевшей неподвижности, Андрей рванул машину и под мигающий желтый свет опасно пронесся перед несущимся навстречу потоком. Однако далеко ехать ему уже не пришлось, сразу за перекрестком микроавтобус резко свернул налево и, не снижая скорости, ворвался в арку огромного доходного дома.

Дом этот, как было видно по всем сохранившимся остаткам красоты, в былые времена являл собой пример роскошного строения и, без сомнения, возведен был человеком не только богатым, но и обладающим изысканным вкусом. Масштабная стать фасада, полированный гранит отделки, горделивая угловая башня и общий ритм вырывали его из ряда довольно типичных соседних домов, и он высился над ними надменным гордецом. «Рафик» пересек двор и оказался на задворках этого каменного красавца, среди грязных стен, у замусоренного служебного входа в огромный гастроном. Машина остановилась, Андрей выбрался наружу и с наслаждением разогнул спину.

— Нашел где машину поставить! - прозвучал прямо над его головой противный скрипящий голосок. - Мы тут товар выгружаем.

Андрей обернулся — на ржавой металлической эстакаде, пристроенной к двери гастронома, с папироской в руках сидела одутловатая женщина в синем халате.

— Не балуй, бабка! — молодецки крикнул ей Андрей. - Деревню сожгу!

Старуха еще что-то проскрипела в ответ, но он уже этого не расслышал. В углу этого грязного двора пряталась неприметная дверь. Открыв ее, Андрей вошел внутрь и по лестнице черного хода бодро поднялся на четвертый этаж. В последнее время он часто приходил в эту квартиру - неосознанное чувство тянуло заскочить сюда хоть на минуту. Формально он приходил выкурить папироску с другом Буниным, на деле же — полюбоваться его цветником. Дима Бучин занимал одну комнату в коммунальной квартире на задворках этого шикарного дома, а его цветник состоял из огромного количества девушек, бесконечной вахтой дежуривших у него в гостях. Квартира эта была небольшая, состояла из трех комнат, и кроме Бунина в ней еще проживали тихая болезная бабулька и одна сумасшедшая стервоза трудноопределимого пола, беспрестанно терроризировавшая Диму и всех его нежных посетительниц. Но Бучин был энергичный оптимист и, пропуская мимо ушей ее злобные реплики, всегда набивал этими самыми гостями свою комнату до отказа.

Андрей позвонил в дверь и, оторвав палец от звонка, с удивлением обнаружил, что он измаран губной помадой. Пока он вдумчиво вытирал палец о беленую стену, за дверью загремел замок, Андрей состроил приветственную мину и уже было открыл рот для приветствия, как дверь распахнулась, но вместо Бучила на пороге оказалась невысокая темноволосая девушка в коротком цветастом сарафане. Ее темные глаза, как два ножа, полоснули по нему, он вздрогнул, а девушка тихо отступила назад и, легко развернувшись, упорхнула в открытую дверь комнаты. Из кухни послышался голос Бунина:

- Андрей, ты? Проходи! Кушать будешь? Я сейчас.

Андрей немного стушевался и, не решаясь один идти в комнату, замялся у дверей. Он заглянул с порога в кухню и увидел друга в переднике у плиты с дымящейся ложкой в руках. Вид этой идиллической картины воодушевил бы любого пессимиста. Чисто вымытый пол шашечками, Бучин с кастрюлькой риса, два дивана, чай со сладостями на низком столике, телевизор, фикус — от всего этого всегда веяло таким покоем и порядком, что, по всей видимости, именно это комфортное ощущение и собирало вокруг Бучина тот самый цветник милых барышень, которым приезжал полюбоваться Андрей. Он не знал точно, были ли это девушки самого Бучина, а может, это был клуб его бывших, возможно, они были просто друзьями или он был их подружкой? Неизвестно, но что было бесспорно, так это то, что с Димой было приятно дружить. Он был всегда спокоен, имел бесконфликтный характер, приветливо принимал у себя гостей, поил, кормил, угощал всяческими вкусностями, которые всегда отыскивались в различных ящиках его огромной гарнитурной стенки. Но помимо всех этих прелестных душевных качеств, высокий и статный брюнет Бучин напоминал Андрею кого-то из счастливого безмятежного детства, кого-то хорошего, доброго. Когда Андрей сформулировал свои ощущения, он пришел к выводу, что Бучин в его сознании более всего напоминает великою французского сердцееда Джо Дассена

— Как дела? — зарокотал Бучин своим мягким баритоном, усаживая Андрея на диванчик и пододвигая к нему литровую кружку чая. — Что нового? Марина, познакомься — это Андрей.

Девушка в сарафане качнула тяжелой челкой, прикрывавшей ее лоб до самых бровей, неожиданно выбросила вперед тонкую руку и сказала:

— А мы уже виделись, но тогда не познакомились Я Марина.

— А! Ну да-а!.. — протянул Бучин, догадливо морща лоб. — Точно, на вечеринке у Аникушина!

Тут-то Андрей и вспомнил, где он видел эти мерцающие карие глаза, так ожегшие его сейчас. Это было год назад в скульпторской мастерской знаменитого Аникушина, в гостях у его развеселого внука Адриана. Он протянул руку и, ощутив прохладу Марининых пальцев, неизвестно зачем стиснул ее ладонь в довольно крепком мужском пожатии.

— Ой! Больно! — воскликнула девушка, запрокидывая голову и удивленно рассматривая странного парня. Ток пробежал от ее руки, и у Андрея в груди легким спазмом стеснилось дыхание.

«Да что же это я? — горячим шепотом зашелестело у него в голове. — Глупо. Как всегда нелепо».

Он мгновенно расстроился и уже было собрался спрятаться от шквала этих чувств за анемичной маской безразличия, как неожиданно ощутил безотчетную тягу дотронуться до ее руки еще, раз. По затылку поползли холодные муравьи. Густая дурманящая волна странного возбуждения придала ему храбрости, и Андрей, не узнавая себя, стал обшаривать фигуру девушки взглядом. Легкий ситец с мелкими цветочками по синему фону льнул к Марининым ногам и груди, она откинулась на спинку дивана, и он с волнительным трепетом разглядел, что эта тончайшая ткань, скрывающая ее тело, держится всего лишь на нескольких пуговичках.

— Ну так что происходит? Давно не виделись. Расскажи! — прозвучал где-то рядом знакомый голос.