Японское царство и Божественное Царство

Японская имперская система и ритуал вступления, описанный в этой главе, требуют краткого обсуждения божественного царствования и жертвоприношения - двух взаимосвязанных тем, которые представляли постоянный интерес для антропологов. Однако систематическое обсуждение этих тем выходит за рамки данной книги.

Некоторые ученые интерпретировали японскую имперскую систему как составляющую божественного царствования. По мнению Орикучи, фундамент имперской системы был заложен мифами - историями и ритуалами, которые позволили имперской системе преодолеть проблемы императора как личности и его или ее биологической человечности, или «двух тел короля», как выразился Кан-торович (1957). Современные последователи интерпретации Орикучи, включая Эберсоле (1989) и Ямаори (1990a; 1990b). Как Орикучи, Эберсоул считают, что царская душа передается от одного императора к другому, гарантируя продолжение имперской системы, независимо от отдельных императоров, и конкретно одной «сошествие небесного внука» эпизод к проблеме «король (император)»против «царство (имперская система)» (Эберсоул 1989:96).

Многие антропологи сегодня видят мало полезного в понятии божественного царствования, первоначально разработанном Фрейзером (1911-1915) и разработанном Хокартом ([1927] 1969; [1936] 1970). Оригинальная формулировка Фрейзера была основана только на классическом примере убийства священника-короля Дианы в Неми, но была использована самим универсальным модели Фрейзером и другими, поскольку Рэй (1991:22-53) наиболее систематически реконструирует эту неудачную «историю» в антропологии.²⁴

Существует несколько трудностей в интерпретации японской имперской системы как Фрезерского божественного царствования. Короче говоря, Бог в православной Иудейско-христианской традиции, которая служила моделью для Фрейзера, является, в сравнительной перспективе, «уникальным» как священное, как указывает Редфилд (1953: 102) (для подробного обсуждения этого вопроса см. Ohnuki-Tierney 1981:108-111). Таким образом, навязывание модели божественного царствования скрывает, а не разъясняет природу царства по отношению к понятию Священного в каждой культуре.

Действительно, несмотря на радикальные преобразования имперской системы во времени, то, что оставалось неизменным до недавнего времени, является идентичностью императора как божества (ками), но только в японском смысле. Ками (божество, божества) радикально отличается от Бога древних евреев. Приведу лишь один пример: драматические примеры, свидетельствующие о признании власти ками воинами, лишившими императоров их политической власти с конца Древнего периода, произошли тогда, когда они потребовали своего апофеоза. Так, Тоетоми Хидэеси, военачальник, которому в 1590 году удалось впервые объединить Японию, попросил императорский двор обожествить его как Тоекуни Даймьеджина. Его жизнь как божества была короткой, и его потомки не могли наслаждаться его божественным статусом. После его смерти его соперник, Токугава Иэясу, победил клан Тойотоми и попросил, или, что более уместно, приказал императорскому двору отрицать божественность, ранее предоставленную Хидэеси. Кроме того, Токугава Иэясу, будучи самым могущественным из всех сегунов, в своем завещании просил императорский двор обожествить его, как Теше Дайгонгена. Его божественность стала оплотом власти сегуната на следующие 250 лет (K. Inoue 1967:258– 259). Действительно, потенцирование Наполеона из себя, кажется, довольно скромной по контрасту.

С точки зрения власти, иерархия существ во Вселенной состоит из людей, шаманов-императоров и божеств в восходящем порядке. Если предположить, что эта иерархия является постоянной и линейной, то приказы Хидэеси и Иэясу императорам обожествлять их представляют собой инверсию иерархии. Это означает, что эти люди умышленно даровали императору власть создавать божества из простых людей, довольно необычный подвиг. Точно так же человеческие архитекторы имперской системы в период Мэйдзи наделили себя — простых людей властью создавать истинное божество из императора. Такие инверсии иерархии входящие в японские религии, в которых иерархия сверхъестественных существ не является ни фиксированной, ни линейной. Так, в японской религии обыкновенный человек может присвоить божественность даже зубочистке (Miyata [1970] 1975).

Эти отдельные примеры, выражающие динамическую характеристику ками в японской религии, параллельны легкости, с которой японцы приняли различные иностранные религии. Когда Буддизм был введен из Индии через Китай и Корею, его с нетерпением приняли элиты, включая императорскую семью. Но «большинство людей в Японии в то время [в шестом и седьмом веках], вероятно, думали о Будде как о другом ками» (Китагава 1990:136). Официально японцы пытались примирить две религии, утверждая, что ками являются проявлениями Будд и Бодхисаттв, теории, известной как хондзи суйяку. С той же легкостью японцы Токугава, особенно элиты, приняли Неоконфуцианство с акцентом на естественное право и Небесный путь (Kitagawa 1990). Как бы удивительно это ни было с точки зрения западных религий, правительство Мэйдзи придумало «нерелигиозный Синте», которого должен был придерживаться каждый Японский подданный, независимо от его или ее личной «религиозной» принадлежности « (Китагава 1990:161). Как я уже говорил (Ohnuki-Tierney 1984), большинство японцев сегодня являются Буддистами и Синтоистами одновременно и, как правило, без личного убеждения.²⁵ Понять японскую религиозность – значит отказаться от ложных дихотомий магии/религии и примитивной/ цивилизованной (современной). Как еще можно объяснить изобилие того, что я называю «городской магией» среди образованных японцев сегодня?

Если японцы демонстрировали изменчивое отношение к отдельным божествам, а также к отдельным религиозным системам, то они также относились и к отдельным императорам, и к имперской системе. С точки зрения японского народа, ни император, ни имперская система не являются божественными, если этот термин подразумевает приписывание абсолютной божественности царству. Фили - Харник (1985:276) напоминает читателям, что божественное царство существует в основном в воображении антропологов, а не в африканских и других царство.

Испытания и тяготы японской императорской системы с конца Древнего периода не указывают на присутствие божественного царствования в смысле Фрейзера. С точки зрения народа, отдельные императоры всегда были ками. Как и все другие божества, они лишены всемогущей силы. Таким образом, подвержены человеческим манипуляциям, но способны осуществлять власть над людьми (исторические и этнографические детали см. Ohnuki-Tierney 1991b). Японская императорская система и ритуал сбора урожая, а также ритуал присоединения предлагают дополнительную поддержку для повторной критики божественного царства, которая определила теоретические ограничения и этнографическую применимость модели, разработанной Фрейзером.

Классическая модель ритуала жертвоприношения, разработанная Робертсоном Смитом ([1889] 1972) и Хьюбертом и Мауссом ([1898] 1964)—ритуал как неотъемлемая часть царствования или божественного царствования — также имеет похожие проблемы в кросс - культурной перспективе. Ритуал сбора урожая, включая имперский ритуал вступления, Énamesai разделяет основную тему обмена себя с моделью жертвы. Очищение и соизмеримость являются определяющими элементами, разделяемыми между ними. Японцы, однако, не предполагают искупление. Самое главное, она радикально отличается от классической модели в том, что жертвоприношение животных и насильственная смерть либо короля, либо жертвенного животного не являются чертами японского случая.

В самой первой модели жертвоприношения подчеркиваются только животные по двум причинам: насильственная смерть и пища для совместного приема. В модели божественного царствования (Frazer 1911-1915; Hubert and Mauss 1964) насильственная смерть, либо жертвенного животного, либо как убийство, является самым важным элементом, потому что она определяется как предварительное условие возрождения божественного короля. Кроме того, животная пища считается единственной пищей, подходящей для соизмеримости после жертвоприношения. Робертсон Смит, главный архитектор модели, делает критическое различие между жертвоприношением животных и уничтожением зерновых. Жертвоприношение животных, в согласии с ним, по существу является актом общения между Богом и его поклоняющимися, в то время как хлопья - это дань Богу. Жертва животного, таким образом, становится святой; только церемониально чистые люди могут есть его части. Приношение хлопьев, тем не менее, делает весь урожай «законным», но не святым; любой, чистый или нечистый, может свободно потреблять его (Robertson Smith [1889] 1972: 236-243). Фактически, Робертсон Смит ([1889] 1972:242-243) отсылает к сноске свою ссылку на работу Уилкена, в которой Уилкен, на основе информации, предоставленной Дж.г. Фрейзером, его другом, утверждает: «настоящий жертвенный праздник сделан из первых плодов риса», и акт называется «есть душу риса.»

В случае у японцев, вместо животного, насильно принесенного в жертву, растительная пища, рис, играет главную роль, в качестве подарка для себя, делая акцент на его убийстве. Рис служит пищей для соизмеримости. Отнюдь не незначительный, рис среди японцев больше, чем приношение богам для посвящения; каждое зерно риса является Богом. Потребление риса не рассматривается как насильственная смерть или убийство божеств.²⁶

Японский имперский ритуал присоединения не отрицает этнографического насилия в древнем Востоке и в других областях. Фактически, до того, как аграрный ритуал сбора урожая был установлен в качестве ритуала доступа, императорские похороны, как отмечалось ранее, были совершенно разными и могли быть связаны с «насилием», если можно было документально подтвердить, что животные и, возможно, люди, похороненные вместе с умершим императором, считались древними японцами «жестоко убитыми».

Существует целый ряд толкований о приношениях животных и растений, и «убийство» и «насильственная смерть» являются только двумя. Самое главное, насильственная смерть как предпосылка появления нового короля не может рассматриваться как универсальный способ.

Японский обычай также побуждает переосмыслить природу царствования. Японский обычай является напоминанием о том, что божественное или священное в ортодоксальной иудео-христианской традиции является радикально чуждым понятием для многих религий в мире, и, таким образом, клеймо «божественное царство», если он применяется, часто искажает царство в других обществах. Японская императорская система всегда обладала некоторой символической силой, но сменявшие друг друга военные лидеры обладали политической и экономической силой. Здесь стоит отметить известное высказывание Беллы (1967) о том, что японский император должен рассматриваться как материнская фигура. Японский обычай не уникален. В Индуистских королевствах разделение труда, как бы то ни было, не совсем совпадает с японской традицией, но их царство одинаково сложное. Царь был приравнен к охоте, а ксатрий, князь и воин, остававшийся мясоедами, контрастировал с брахманом, обладавшим религиозной и символической силой, приравнивавшейся к ненасилию (Циммерман 1987:180-194). Действительно, царство часто сложнее, чем предполагал Фрейзер.

Примечания

Глава третья (1-7)

1.Хотя роль сельского хозяйства в развитии национальных государств не обсуждается, тем не менее, много обществ, основанных на охото-собирательском хозяйстве, таких как Айну в части HokkaidÉ и индейцам Северо-западного побережья Северной Америки, как М. Sahlins назвал «первым обществом изобилия» с постоянным поселением (см. Ohnuki-Тирни 1976).

2. Критики утверждают, что официальный Hita no Gofudoki был составлен на более поздний срок и нет никаких доказательств того, что жители деревни ели продукты, перечисленные в записи.

3. И обычный картофель, и сладкий картофель были введены в Японию в период раннего Нового времени. Японцы предпочитали сладкий картофель, потому что они могли есть их без чего-либо еще; обычный картофель не был достаточно вкусным, чтобы поесть его отдельно

4. Термин гококу («пять» зерен), введенный первоначально из Китая, также используется, но на самом деле это означает много зерен, а не 5 зерен. Она включает в себя рис (ine); пшеница (mugi), итальянское просо (awa), пшено (kibi), и бобы (mame).

5. В современной Японии фольклорная школа отличается от этнологии, но

оба упоминаются как minzokugaku. Они используют разные символы для zoku; одна для фольклорной школы означает «обычаи», а другая - для этнологии «люди». На мой взгляд, различия между ними очевидны, хотя отличия в каждом подходе бросают вызов обобщениям.

6. Он включает следующие регионы: TÉhoku, Hokuriku, ChÖbu, Kinki, and

KyÖshÖ.

7. Это не удивительно; в Китае, еще одной крупной стране, питающейся рисом, рис не является количественно важной пищей для всех китайцев: «Только в нескольких очень плодородных равнинах юго-восточного Китая, рис является единственным основным продуктом питания, и только в аллювиальных долинах юга и центральный Китай - это основной продукт» (Э. Андерсон 1988: 142). В настоящее время рис – это лишь 40% крахмалистых основных продуктов (E.Anderson 1988:142).

Глава 4 (17-26)

17. Для дальнейшего обсуждения marebito см. Иге (1942:103-104); Мацудайра 1977; Ouwehand 1958-1959; Сузуки 1974, 1979; М. Ямагучи 1977; т. Йосида 1981. Для продолжения концепции маребито в настоящее время см. критический анализ фольклорных фестивалей в современной Японии Higo (1942) и Matsudaira (1977).

18. Большинство современных японцев лично не верят, что у риса есть душа или что он жив в шелухе. Но даже сегодня крестьяне хранят немолотый рис и молотят только малое количество когда нужно. Городские японки (женщины) покупают относительно небольшое количество риса в местных магазинах, которым они могут доверять поставлять им рис, который обмолочен всего за несколько дней до доставки. Точно так же японцы уделяют особое внимание новому урожаю риса; каждую осень во время сбора урожая многие японцы размещают специальные заказы на отдел поставки риса или shinmai (shin ‘fresh, new’ mai ‘rice’). И наоборот, продажа комаи (старого риса) правительством, приобретенного у фермеров в годы перепроизводства и хранящегося на складах, была центральной проблемой в нападках на политику правительства в отношении риса (Hasegawa 1987). В современной Японии термины komai и shinmai используются без ссылки на душу. В современном японском периоде свое предпочтение вновь отдают очищенному рису и антипатии к старому с точки зрения вкуса, а не души; рис нового урожая вкусный, а старый рис малоприятный. Несмотря на свою тщательно секуляризованную форму, японцы продолжают рассматривать рис не как безжизненный объект, а как особую пищу, которая обеспечивает особый источник энергии.

19. Янагита приравнивает inadama к soshin (наследственному божеству), который, в свою очередь, является the Ta-no Kami (божеством рисового риса).

20. Обсуждение этих трех символических принципов в свете Западной науки о святом и земном выходит за рамки этой книги (для дальнейшего обсуждения японских принципов см. Ohnuki-Tierney 1987:140-149).

21. В большинстве культур луна воспринимается как женщина, в то время как солнце обычно является мужской фигурой. В японской мифологии, однако, луна отождествляется с Сусано-о-но Микото, младший брат богини Солнца.

22. Из многочисленных статей по Янагита на рисе, наиболее важных для задач данной книги 1981a; 1982b; 1982d; и 1982c. См. также Ито 1979; 1988.

23. Однако позиция маусса относительно дара природы не является последовательной и колеблется между «чистыми дарами» и квази товаром.

24. Недавний обзор божественного царствования и связанных с ним концепций священнического короля и магического короля см. в Feeley-Harnik 1985. См. также Дюмон 1970; де Heusch 1985; Гирц (1980:121-146); Sahlins 1985, и Tambiah 1976.Валерий (1985) использует термин диархическое царство.

25. Это явление обсуждалось учеными; Айзенштадт (n.d.) объясняет это в терминах его схемы осевых и Неосевых религий; Китагава (1990) описывает его как «эклектичный», другие как «многослойный», в то время как другие видят различные религии как «соединенные» (подробнее см. Ohnuki-Tierney [1984:145-149]).

26. В некоторых аграрных обществах, таких, как Балийское и Яванское, рис, «страдает от боли срезания при собирании» (van der Meer 1979:111), когда его собирают с помощью рисового ножа. Не ясно, воспринимается ли этот акт как насилие. Яванский ритуал сбора урожая заключает брак дочери царя богов и ее мужа, оба превращенные в рисовые стебли (Geertz 1960: 81), но это не связано с королевским присоединением.