Устные источники: специфика, топология

Устная история.

Предпосылки и этапы становления. Уст.ист. как общественное движение.

Устная история — довольно молодая научная дисциплина, сформировавшаяся в середине XX в., однако истоками она уходит в далекое прошлое. В ее определении существует много дискуссионных моментов. Во-первых, сложно точно указать предмет изучения. Во-вторых, часто поднимается вопрос о самостоятельности устной истории как научной дисциплины: кто-то воспринимает «устную историю» как устную информацию в разных формах — от слухов и воспоминаний до былин, кто-то признает ее новым методом исторических исследований, другие видят в ней новационное направление исторических исследований или новую историческую дисциплину.

Устная традиция, бесспорно, является самой древней формой трансляции информации от человека к человеку, от поколения к поколению. Устный источник был первым историческим источником, нашедшим применение в исследовательской практике. Свидетельства очевидцев событий в своих трудах использовали еще древнегреческие и римские историки: Геродот, Плиний, Тацит и др. После появления письменности и письменных источников, книгопечатания и архивохранилищ приоритет устной традиции был утерян, устный источник отошел на второй план.

Вторая половина XX столетия стала периодом становления устной истории как самостоятельной отрасли исторической науки. Иногда историки называют этот период «ренессансом» или «возрождением» устной истории.

Толчок к формированию устной истории как самостоятельного направления или самостоятельной исторической дисциплины и ее массовый размах за рубежом в послевоенные 1940-1950-е гг. был обусловлен именно усилением внимания историков к „истории снизу“ после масштабной Второй мировой войны — к историческим свидетельствам простых людей, чей жизненный опыт не был отражен в письменных исторических источниках. Академическую историю побудил обратиться к устным источникам, отражавшим мнения рядовых участников, феномен победы в войне над фашизмом, роль народных масс, рядовых людей. П. Томпсон подчеркивал, что устная история „позволяет найти героев не только среди вождей, но и среди безвестного большинства народа.

Установки на «историю снизу вверх» сформировались в ответ на элитарность, в том числе и устной истории, в том виде, в каком она зародилась в США еще в 1940-х гг. благодаря А. Нэвису и его первому проекту по сбору интервью у известных политических деятелей для изучения дипломатической и политической истории. Но массовым занятием исследователей новейшей истории устная история стала благодаря протесту против предрасположенности к истории «сильных мира сего», известных и видных деятелей. Альтернативой «истории на верхних этажах общества» (государственной, политической элиты) стала «история снизу вверх», интерпретация исторических событий «снизу вверх» представителями «нижних этажей общества». Закрепило акцентуацию устной истории на истории «безмолвствующих» слоев общества («безмолвствующего большинства») внимание к массовым событиям и масштабным процессам, спровоцированным Второй мировой войной.

К 1960-1980-м гг. завершается переориентация устной истории с изучения «великих людей и событий» на историю простых людей, дискриминируемых групп населения, что вылилось в новый подход — «историю снизу вверх», историю на нижних этажах общественной лестницы. Появляется множество проектов устной истории, особенно в Западной Европе, которая пережила мировую войну. Например, в Англии сформировалась традиция устной «рабочей истории», устной истории «лондонской бедноты и городского дна» и т. д. Во Франции обращение к устной истории тоже было своего рода протестом, но против господствующей школы Анналов с ее «увлечением количественными методами, изучением масштабных социально-экономических структур и процессов, охватывающих длительные периоды». Работы же устных историков «возвращали читателя к привычным горизонтам человеческой жизни», «обещали возможность „непосредственного выхода“ в историю — своеобразного „окна в прошлое“

Среди целого комплекса причин, условий и факторов ее оформления следует выделить три. На первом месте стоит появление и совершенствование технологий записи и хранения аудио и визуальной информации. Появление фонографов на рубеже XIX–XX вв., массовое производство магнитофонов со второй половины XX в., появление доступной цифровой аудио и видеотехники с конца XX в. сделало фиксацию устных свидетельств надежной и доступной для широкого круга исследователей и сняло проблему недоверия к исследователю, ранее фиксировавшего устную информацию вручную.

Вторая причина, гносеологическая, заключалась в наступившем в середине XX в. кризисе традиционной позитивистской истории и в так называемых междисциплинарных переворотах второй половины XX в. (лингвистическом, социологическом, антропологическом и др.), приведших к пересмотру предмета, методов, принципов, теорий, методологий и источников исторических исследований. В поле зрения академической науки попали ранее игнорировавшиеся проявления прошлой жизни — образ жизни людей, их поведение, ментальность, идентичность, этничность, жизненные установки, представления, оценки ими событий, слухи, повседневность и др. Расширение и усложнение исследовательского поля привело к усилению междисциплинарных связей истории с другими социальными и гуманитарными науками. На стыке междисциплинарных исследовательских технологий и/или вследствие заимствования методов исследования этих наук зарождались новые субдисциплины или направления исторических исследований. Устная история обязана своим возникновением взаимодействию истории прежде всего с социологией, лингвистикой, культурной антропологией.

На третьем месте среди факторов формирования устной истории стоит комплекс проблем, связанных с состоянием Источниковой базы исторических исследований. В силу объективных и субъективных причин сформировавшиеся на протяжении нескольких столетий фонды государственных архивохранилищ оказались не готовы к новым запросам историков. Во-первых, они были укомплектованы преимущественно официальными документами, отражающими государственную жизнь, делопроизводственной документацией, статистической информацией по функционированию государства, больших социальных групп, экономическому развитию и т. п. В них отсутствовал «человеческий материал», необходимый для полноценной реконструкции исторической жизни. Во-вторых, советские государственные архивы в условиях тоталитаризма, волюнтаризма, партийно идеологической цензуры XX в. жестко контролировались. Регламентировался доступ ко многим тематическим коллекциям документов, засекречивались дела и фонды. Во многих темах образовались так называемые «белые пятна», или «лакуны». В результате документы даже по такому массовому историческому явлению, как раскулачивание и репрессии, оказались недостаточно пригодными для исторического анализа. Большинство их написано по единому шаблону и различается только именами, фамилиями, датами и местами рождения. Трафаретностью отличаются и немногочисленные документы личного происхождения, например воспоминания красных партизан, ветеранов войны и труда. В-третьих, крайне скудно комплектовались архивы в 1990–2010 гг. В результате совпадения двух процессов: реструктуризации и децентрализации архивов, с одной стороны, и начавшейся приватизации, реструктуризации предприятий, учреждений, организаций, с другой стороны — значительная часть документов погибла. Это создало огромные трудности для историков, занимающихся постсоветской историей. Практически остались без письменных документов все перестроечные и постсоветские эксперименты в банковской и промышленной сферах, в аграрном секторе и т. д.

Устные источники: специфика, топология

Именно обращение к „человеку в истории“ потребовало новых источников. „История снизу“ и „история изнутри“ включили в предметное поле исторической науки изучение субъективного мира людей, индивидуальных образов (интерпретаций) исторических событий XX в.[29] ^[30]

П. Томпсон пишет: „С помощью устной истории мы узнаем людей такими, какими они сами представляют себя, мы видим вещи (конкретные предметы, события, места) через внутреннее мировосприятие каждого человека как непосредственного участника исторического процесса“¹. Таким образом, устные исторические источники могут использоваться для изучения как непосредственно исторической реальности (исторической повседневности, быта, важнейших событий истории), так и ее отражения в массовом историческом сознании.

Как одно из новейших направлений исторического исследования, устная история базируется на использовании источников устного происхождения. Их видовая самостоятельность не вызывает сомнений. В современной исторической науке к историческим источникам принято относить все свидетельства прошлого, запечатлевшие культурные смыслы, образы, варианты своего времени и попавшие в сферу внимания исследователя. Таким образом, устный исторический источник отвечает представлениям об источниках.

За рубежом существует очень широкий спектр толкований понятия устных источников. Например, они определяются как «неформальные разговоры о „старых временах“ среди членов семьи, соседей или коллег по работе», «истории, рассказанные кем-либо о прошлых и настоящих впечатлениях» или «записи интервью с людьми, обладающими важной и полезной информацией», и т. д. Объединяет все определения прежде всего хронологическая ограниченность оценок или описания прошлого собственным эмпирическим опытом рассказчика. С учетом того, что фундаментом исторического познания являются исторические источники, на основе информации которых историк воссоздает образ прошлого, с помощью устных исторических источников в разных вариантах и интерпретациях воссоздается доступное по времени недавнее прошлое — как правило, события, явления и процессы новейшей истории.

Отличительным признаком устного исторического источника является также индивидуальность и субъективность информации, отражающей жизненный опыт конкретного человека как участника или очевидца исторических явлений и процессов, его личные оценки и представления. Об этом говорится и в определении устноисторического источника, принадлежащем исследователям ведущего центра устной истории США в Индиане, как материалов «устноисторического интервью»: «С его помощью можно собрать материал о прошедших событиях у свидетелей и участников этих событий. Устная история базируется на памяти, а память, в свою очередь, является субъективным способом фиксировании прошлого, включающим в себя современную переоценку давних событий и индивидуальную психику человека. Устная история может установить, как индивидуальный опыт и впечатления могут повлиять на прошлое и как прошлое влияет на настоящее»[9] [10]. В этом определении важен ряд ключевых признаков: во-первых, «субъективный способ фиксирования прошлого», во-вторых, «современная переоценка давних событий и индивидуальная психика человека»: источник дважды субъективен, так как не свободен от влияния последующего жизненного опыта человека.

Следовательно, он дает историку информацию, как жизненный опыт и политика влияют на оценку исторического прошлого и как историческое прошлое влияет на ход и содержание текущих исторических процессов.

Вместе с тем необходимо помнить, что в существующей не одно десятилетие практике под устными источниками понимается буквально любой информационный продукт в устной форме. В наши дни к определению источников устной истории существуют разные подходы. Водораздел пролегает между продуктами устной традиции, такими как предание, эпос, ритуально-обрядовые песни, и устной историей как материалами исследовательского интервью. Есть точка зрения о включении в устную историю и тех и других источников. Примером признания источников устной истории как многовидового комплекса устной информации является позиция авторов коллективной монографии фонда «HeritageLotteryFund», посвященной описанию проектов устной истории: «…Устная история — это свидетельство из самых первых рук, но это также и традиции и истории, передаваемые из поколения в поколение, из уст в уста»[11]. Таким образом, источник рассматривается и как устный исторический, и как фольклорно-исторический (там, где речь идет о традиции). П. Томпсон отнес данное понятие к устной традиции.

По нашему мнению, историк-исследователь может работать с разными видами устных источников: и историческими (устный исторический источник), и фольклорно-этнографическими (устная традиция), и социологическими (биография и материалы социологического мониторинга). Основанием к этому служит сама природа источника — устность, а также базовые компоненты и закономерности его формирования и функционирования: переосмысление реальных событий через внутренний мир человека и его жизненный опыт, обусловленное традиционностью мировоззрения, ментальностью, особенностями личности носителя информации и т. д. Но как профессионал он не только фиксирует готовые формы устной традиции, но прежде всего целенаправленно сам создает источниковую базу по интересующим его историческим темам, проблемам, исследованиям, обращаясь к непосредственным участникам и очевидцам.

Устный историк относится к созданию источника как исследователь, осознающий его непреходящую значимость и изначально предполагающий его использование другими поколениями историков через формирование устного архива. Традиция летописания повлияла на ответственное отношение историков к созданию источников. Собственно, как Нестор писал «Повесть временных лет», как историки-монахи писали средневековые хроники, используемые современными исследователями, так и современный устный историк работает не только на себя, но и на будущее, фиксируя устные рассказы и свидетельства. Это отражено во многих определениях устной истории, в частности в определении Колумбийского офиса устноисторических исследований: «Устноисторическое исследование — это записанный на пленку разговор. Для того, чтобы получить конечный вариант, необходимо затратить много времени, но, используя, технические средства, мы можем создать документ высокой ценности как для себя, так и для тех, кто придет после нас»[12].

Одним из спорных вопросов в определении видовых признаков устного источника является его форма. Одни авторы считают устным историческим источником только саму аудио-или видеозапись как подлинный первоисточник, позволяющий слышать и видеть, что сказал, хотел сказать и даже показать человек, пытаясь донести до собеседника собственную позицию, оценку событий и собственные представления. Поэтому они говорят о работе историка с фоно- или видеоматериалами интервью, без рукописного текста — транскрипта устного источника, во избежание его психологического воздействия. Больше всего они выступают против неизбежного влияния транскрибирующего человека на авторскую устную информацию в процессе перевода устной речи в письменную.

Другие предпочитают работать с транскриптами — письменными вариантами устных свидетельств, признавая их также источниками. Основанием к этому является не только более привычная форма документов и экономия времени при работе с ними, но и забота о сохранении устных исторических источников.

При всех технических достижениях аудиозапись уязвима, даже при условии ее оцифровки. В таком случае устные историки предъявляют большие требования к процессу транскрибирования и только при условии их соблюдения признают адекватность письменного источника устному. В частности, Канадская устноисторическая ассоциация расширяет рамки устного исторического источника до транскрибированного аналога: «Устная история прежде всего состоит из записи интервью с людьми о прошлой жизни, воспоминания от первого лица. Современная форма устноисторического документа — это запись человеческого голоса. Этот документ должен содержать информацию на звуковом носителе либо в транскрибированной форме»1. В том же русле дает определение устного исторического источника С. Эверт: «Устноисторический материал — это аудио-и видеозаписи; транскрипции интервью; заметки, сделанные в ходе интервью, но не после; официальная звукозапись.

Как видим, в историографии устной истории сложился значительный разброс в названиях устноисторических источников. Часть авторов, акцентируя внимание на форме их хранения, называют их «аудио» и «фоноисточниками». Близко к ним стоит определение «звуковой источник». В отечественную практику эти термины пришли в 1970-е гг. через архивоведение. Именно архивисты первыми освоили зарубежный опыт, поставили вопросы о признании и создании устных источников как аудиодокументов.

В 1990-е гг. устный источник стал прочно ассоциироваться с материалами интервью. Благодаря деятельности Е. С. Сенявской, считающей, что наибольшее влияние на формирование источников устной истории оказала социология, появился термин «историко-социологический источник»; близко к ним стоит термин, используемый московскими исследователями, — «материалы исследовательского интервью». На наш взгляд, наиболее адекватным является введенный и используемый нами термин «устный исторический источник», который отличается от «устного источника». Первый не существует в готовом виде, а создается историком с помощью опроса (как правило, научно оформленные материалы интервью, беседы, расспроса и т. д.), а второй является продуктом устной традиции или устного народного творчества и существует в готовом оформленном виде (предания, легенды, присловья, были и т. д.).

Что касается места устных исторических источников в Источниковой классификации, то представляется возможным отнести их к группе «документов личного происхождения» как самостоятельную разновидность. Особенность устного исторического источника состоит в том, что он содержит двойную информацию: фактологическую и оценочную. В отношении фактологической достоверности устных источников между историками идет спор, существует мнение об их ненадежности, отсутствии репрезентативности, объективности. Нельзя отрицать, что устные рассказы отражают историческую реальность лишь в том виде, в каком она «преломилась» в сознании очевидцев. Необходимо учитывать возможное искажение фактов (дат, имен, хронологической последовательности). Можно согласиться, что память «не дружит» с фактами в силу забывчивости людей, их предвзятости, избирательности в восприятии информации, подверженности влиянию политической или идеологической конъюнктуры. И тем не менее сведения, полученные методом опроса, могут стать отправной точкой для изучения нового, неизвестного в истории какой-либо территории, места, общества.

Развитие в США и ЗЕ.

Что касается географического распространения и региональных особенностей «oralhistory», то особых успехов это направление достигло в США, где устные источники активно собирали и использовали многие научные центры. Например, Американское фольклорное общество существует с 1888 г. Важным рубежом в развитии устно-исторических методов стали исследования чикагских ученых 1920-х гг., которые использовали прямое интервьюирование, «наблюдение изнутри», документальные изыскания, картографию и статистику. В числе пионерных работ можно отметить книгу Харви Зорбо «Золотой Берег и трущобы» (1929 г.), исследования Клиффорда Шоу «Джекроллер: история малолетнего преступника из первых уст» (1930 г.) и «Братья по преступлению» (1938 г.). Хотя чикагская школа пала жертвой профессионализации в социологии, ее наследие не забыто. Оно до сих пор живет в трудах чикагского радиорепортера и специалиста по устной истории СтадсаТеркела, который превратил свои беседы с простыми горожанами в серию книг, посвященных таким проблемам, как война, работа надежды и мечты людей. Другим «мостиком» в настоящее стала американская антропология, представители которой взяли на вооружение автобиографический метод. В США действовали специальные программы по изучению отдельных предприятий и корпораций, науки и вооруженных сил, искусства и спорта. Значительную роль играли региональные и локальные исследования, изучение расовых и национальных меньшинств, иммигрантов. Хотя главный шаг в развитии устной истории был сделан в области политической истории, но, начиная с 1970-х гг. устно-исторический метод стал активно применяться для изучения истории индейцев, негров и фольклора, а с 1980-х гг. распространился на историю женщин. То есть история Америки в устных свидетельствах на современном этапе превратилась в настоящую историю становления американской нации. В 1974 г. была создана и Канадскаяустно-историческая ассоциация.[13]

Другим крупнейшим центром устной истории является Западная Европа. Сначала европейскаяисторическая наука критически относилась к устной традиции, но в последней четверти ХХ века и она обратилась к устной истории. При этом здесь доминировали сюжеты, связанные с социальными катаклизмами и потрясениями – войнами и революциями. Начиная со встреч в Болонье (1976 г.) и Колчестере (1979 г.) раз в два года стали проводиться международные конференции по устной истории, а затем была учреждена Международная устно-историческая ассоциация.[14]

Самое мощное развитие европейское устно-историческое движение получило в Скандинавии. Так, в Финляндии первые архивы, предназначенные для хранения фольклорных материалов, собранных в ходе полевых исследований, были созданы уже в 1830-х гг. Примеру финнов активно последовали в Швеции,где в 1870-х гг. студенты Упсальского университета создавали общества по изучению диалектов. Уже к 1890-м гг. эта работа приняла форму общенационального опроса-интервью. В 1914 г. при поддержке шведского парламента был создан Исследовательский институт диалектов и фольклора, который с 1935 г. регулярно использовал в полевых исследованиях звукозаписывающую аппаратуру и стал первой организацией, применившей этот метод для изучения истории. В 1950-х гг. по инициативе историка Эдварда Булля этнологические полевые исследования распространились на население городов и рабочих поселков Норвегии. Важные эксперименты проводились в 1970-х гг. и в области «народной» истории: инициатором кампании по созданию истории предприятий самими рабочими стал шведский писатель Свен Линдквист.

Этот шведский пример оказал несомненное влияние на развитие устной истории в некоторых районах Великобритании, где в 1973 г. было создано Устно-историческое общество. Причем первотолчок развитию устной истории в стране дал рост интереса к фольклору. Если его изучение в Англии (в 1950-1970-х гг. Центр по изучению диалектов в Лидсе и Центр английской культурной традиции и языка в Шеффилде) так и не смогло избавиться от налета дилетантства, то в Ирландии, Уэльсе и отчасти в Шотландии развитие фольклорных изысканий подкреплялось их связью с национальными движениями. Так правительство Ирландии стало оказывать помощь фольклористам с 1930 г., а в 1935 г. учредило Ирландский фольклорный институт, который применял звукозаписывающие приборы. В Уэльсеглавным центром стал Валлийский народный музей в Сент-Фэгансе, а в Шотландии – Школа шотландских исследований Эдинбургского университета, при которой с 1951 г. существует архив литературных материалов и данных по социальной проблематике. Возрождение устной истории в Британии во многом обусловлено послевоенными политическими переменами, прежде всего демонтажем империи. Начиная с 1950-х гг. историки во главе с бельгийским ученым Яном Вансиной и британцами Джоном Фэйджем и Роландом Оливером стали параллельно с антропологами собирать устные материалы на местах. Тогда как в самой Британии усиление рабочего движения привело в 1960-х гг. к преобразованию рабочей истории в социальную историю. Однако самыми влиятельными оказались новые тенденции в социологии, возникшие в 1950-х гг. – теперь эта наука занималась не только проблемой бедности, но и рабочей культурой и рабочим сообществом как таковым. В ряде классических трудов («Семейная жизнь стариков» (1957 г.) Питера Таунсенда, «Образование и рабочий класс» (1962 г.) Брайана Джексона и ДеннисаМарсдена) эффективно использовались воспоминания рабочих, а Ричард Хоггарт в полубиографической работе «Польза грамотности» (1957 г.) стремился интерпретировать формы мышления представителей рабочего класса в устной речи. С появлением книги Эдварда Томпсона «Формирование английского рабочего класса» (1963 г.) эта тенденция получила воплощение в историческом исследовании. Слиянию истории и социологии способствовало создание новых университетов в 1960-х гг. с их междисциплинарными экспериментами и развитием социологии, все больше уделявшей внимание историческому аспекту социального анализа. Потенциал устной истории продемонстрировал успех книги Рональда Блита «Акенфилд: портрет английской деревни» (1969 г.), представляющей собой смесь литературы, истории и социологии и основанный на магнитофонных записях рассказов сельских жителей. Одной из самых значительных более поздних работ стала книга Роберта Мура «Шахтеры, проповедники и политика» (1973 г.) – историческое исследование взаимосвязи между религией, экономикой и классовым сознанием, выполненное социологом. «Историческая мастерская» 1970-х гг., стартовавшая с изучения рабочего движения и социальной истории рабочего класса учеными из Раскин-Колледжа в Оксфорде, затем расширила сферу своего внимания до фундаментальных элементов сферы жизни общества. Значительные перемены произошли и в сфере местной истории, особенно в 1970-х гг., когда большое распространение получили местные исторические проекты во многих городах Англии. В 1990-е гг. устная история в Британии развивается на основе истории, социологии, социальной географии и культурологии, представлена на телевидении живой традицией документальных фильмов и на ее основе строится преподавание истории в младших классах. Она обладает мощной архивной базой – Национальный архив звукозаписей и Национальное собрание автобиографий в Британской библиотеке.[15]

В других европейских странах использование устных источников долгое время оставалось ограниченным. Например, в Испании устная история возникла лишь по окончании долгого правления Франко, а ее первопроходцем стал английский историк Рональд Фрейзер. С 1980-х гг. центрами устно-исторических исследований стали Мадрид и Барселона, где с 1989 г. издается журнал «История и фуэнте орал» под редакцией МедресВилановы. Во Франции, где имелся широкий интерес к истории войны и сопротивления и были такие примеры для подражания, как Мишле и социологическая школа Дюркгейма, собиравшая воедино антропологический и фольклорный материал, а также выдающаяся работа Мориса Хальбвакса о социальной природе памяти, работа в области устной истории не только поздно началась, но и велась непоследовательно. Изучение местного фольклора развернулось во Франции еще в начале XIX в., систематическое изучение диалектов и образа жизни крестьянства в общенациональном масштабе - в 1870-х гг., а в 1937 г. в Париже был создан Музей народного искусства и народных традиций. Но дальше дело не пошло. Интерес к устной истории в обществе вновь пробудила книга Алена Прево (1966 г.) – биографическое повествование о семейной жизни, работе и войне в сельской глубинке, недалеко от Шартра, основанное на магнитофонных записях. Экранизация этой книги, а затем показ по телевидению в 1971 г. документального фильма о коллаборационизме в одном городке в период немецкой оккупации, снятого на основе ретроспективных интервью, существенно ускорили начало устно-исторической работы. Более заметно работа с населением развивалась в Бельгии, где существовало два центра научного влияния. Первый был связан с Филиппом Жутаром и его междисциплинарной группой лингвистов, этнологов и историков в экс-ан-Провансе, а второй представлен «реконструктивной» школой автобиографических исследований в области социологии, основоположником которой стал Даниэль Берто.[16]

В Италии происхождение современной устной истории связано с сетью местных центров по изучению антифашистского партизанского движения в годы войны. Позднее, в 1970-е гг. возникла мода на междисциплинарную устную историю, которая стимулировала дальнейшие исследования: работы социолога Франко Ферраротти о трущобах Рима и изучение СандроПортелли культуры сталелитейщиков из Терни. Именно на основе этих последних работ в 1980-е гг. возник итальянский журнал «Фонти орали» под редакцией Луизы Пассерини,в редколлегию которого входили признанный авторитет по автобиографиям периода Холокоста Примо Леви и самый читаемый из итальянских исследователей устной истории НутоРевелли. Сбор документальных свидетельств о фашистской оккупации был главной целью и в Нидерландах, где устная история изучается с 1962 г. на базе тесного сотрудничества между специалистами по современной политической истории, Международным институтом социальной истории и Голландским радио. В Германии«устная история», сутью которой является опрашивание «свидетелей эпохи», развивалась параллельно истории повседневности. Проекты посвящались, прежде всего, периоду национал-социализма и истории ГДР. В центре внимания исследователей находится «жизненный опыт» современников, что и стало основным вкладом устной истории в историографию.[17] Поздний старт устно-исторического движения в Германииобъясняется последствиями нацизма, который дискредитировал фольклорное движение и оставил после себя поколение, стыдящееся своего опыта. Все же к 1980-м гг. программа социально-исторических исследований о рабочих Рура, возглавляемая ЛуцемНитхаммером, заняла промежуточное положение между растущим числом проектов по местной истории и сообществом социологов-биографов, которым под влиянием Габриэлы Розенталь удалось выработать интенсивный «герменевтический» метод анализа интервью. В странах Восточной Европы в целом магнитофонные записи устно-исторических источников почти не велись. Система народных автобиографических конкурсов в Польшеи поощрение литературного жанра устных свидетельств на Кубе являлись скорее исключением.

Тем не менее, исследования в рамках устной истории ведутся сегодня по всему миру. Впечатляет общенациональная программа по устной истории, которая ведется в Мексике с 1959 г. В 1990-х гг. в Мексике и Бразилии были созданы национальные устно-исторические ассоциации. В Австралииустно-историческая ассоциация действует с конца 1970-х гг., опираясь на сотрудничество специалистов по местной, социальной истории и антропологии коренных народов. В Индиибольшая часть устно-исторической работы ведется силами ученых из Британии, а в Китаесбор воспоминаний о революции, а затем в первый период «культурной революции» смещение акцентов на историю заводов и деревень скоро прекратились. Только в 1980-е гг. американец Уильям Хинтон на китайских материалах создал шедевр устной истории «Шенфан: перманентная революция в китайской деревне» (1983 г.). Для Израиля после Второй мировой войны любые устные свидетельства стали важнейшей частью борьбы за национальное и культурное выживание. Первым памятником этой борьбе стал архив музея Яд Вашем в Иерусалиме. Впоследствии эта деятельность приобрела интернациональный характер, став катализатором многочисленных исследований по всему миру, а также отдельных акций типа создания Мемориального музея «Холокост» в Вашингтоне или масштабной программы Спилбергапо видеозаписи свидетельств. В то же время устные источники всегда играли важную роль в развитии африканской историографии.

Необходимо подчеркнуть, что в устных исторических источниках наибольший интерес представляют все же не сами факты, а их оценки, представления о них, а также социокультурная, этноконфессиональная, ментальная и психологическая информация, отраженная в эмпирическом опыте человека — участника исторических событий, явлений, процессов. На современном этапе развития истории признается, что взгляды, жизненные установки, индивидуальные и массовые мнения индивида и самостоятельных социальных групп являются такими же движущими силами истории, как и экономические факторы (производительные силы, производственные отношения). Очень часто события разворачивались тем или иным образом именно благодаря взглядам человека, традициям общества, взаимоотношениям между людьми, настроениям.