Новый этап в древнерусской книжной культуре 6 страница

Смелый новатор, изумительный мастер языка, то гневный, то лирически приподнятый (как, например, в своем завещании 1572 г.), мастер «кусательного» стиля, самодержец всея Руси, любивший игру в смирение, изображавший себя обиженным или приниженным, пренебрегавший многими литературными традициями ради единой цели: убедить и высмеять своего противника, -- таков Грозный в своих произведениях.”

25.При Петре в начале XVIII в. к России присоединяются Ижорская земля (Ингерманландия), на территории которой основывается новая столица Российской империи, а также часть Карелии с Выборгом, Эстляндия, Лифляндия.

На Левобережной Украине, имевшей значительную автономию после ее «воссоединения» с Россией в 1654 г., при Екатерине Великой начинает действовать общеимперское законодательство. Была ликвидирована самостоятельность запорожского казачества, сами казаки переселялись на новые земли, в частности, в Приазовье, а позднее на Кубань, где в 1860 г. было образовано Кубанское казачье войско. Таким образом, в Предкавказье оказался большой массив населения, говорящего по-украински.

Во время трех разделов Польши (1772, 1793, 1795 гг.) в состав России постепенно включаются все белорусские и бóльшая часть украинских и литовских земель (Галиция по первому разделу оказывается в Австро-Венгрии), Латгалия и Курляндия.

По итогам нескольких войн с Турцией к России отходят северное побережье Черного моря и Крымское ханство, за ней окончательно закрепляется значительная часть Предкавказья. Исключая южный берег Крыма, эти земли, как и давно оказавшиеся в составе России Среднее Поволжье и юг Западной Сибири, почти не имели оседлого населения и осваивались во многом за счет иммигрантов7.

В самом начале XIX в., с присоединением Финляндии (1809), Бессарабии (1812), собственно Польши (1815), надолго стабилизируется западная граница. На юге в российское подданство вступает Восточная Грузия; в результате серии войн с Ираном и Турцией в состав России входят значительные районы Закавказья; продолжается медленное покорение Северного Кавказа (завершившееся лишь в 1862 г.).

Продолжается российская экспансия в Азии. В российское подданство вступают казахи и киргизы, присоединяется Кокандское ханство (1865), русский протекторат признают Бухара (1868) и Хива (1873); к 1885 г. завершается завоевание Туркмении. Южная граница российских владений в Средней Азии окончательно устанавливается по договору с Великобританией в 1895.

В ходе Опиумной войны западных держав с Китаем Россия получает от него «в знак вечной дружбы» редконаселенные земли по левому берегу Амура (1858) и Приморье (1860). В 1875 г. к России присоединяется Сахалин, до этого находившийся некоторое время в совместном владении с Японией. Наконец, в 1914 г. устанавливается протекторат над Урянхайским краем8.

***

В доимперский период в русском государстве меняется этническая ситуация, но на характере языковой ситуации это почти не отражается: на окраинах государства в качестве средства повседневного обиходного общения используются местные языки, в значительной мере их выучивают и русские поселенцы. Языковая ассимиляция идет очень медленно. Государство в языковые проблемы не вмешивается. Русское население пользуется диалектами, в центре складывается общеразговорное койне, которое служит основой начинающей появляться светской литературы. На той же базе функционирует стилистически развивающийся деловой язык. Духовная литература создается на церковнославянском, на этом же языке ведется богослужение (в том числе и среди крещеных инородцев). В отношении церковнославянского можно говорить о довольно жестком соблюдении нормы.

Впрочем, местные агиографические памятники нередко создавались с использованием разговорного (или чрезвычайно близком ему) языка. При последующем редактировании текст эволюционировал в сторону церковнославянского, что производит на современного читателя впечатление «удревнения» языка. Это прекрасно показал Б. А. Ларин на примере «Жития Михаила Клопского», первая редакция которого, написанная в конце XV в., выглядит куда как современнее последующих; ср. такую трансформацию [Ларин 1977: 167]:

1 ред.: Чему, сынько, имени своего нам не скажешь?

2 ред.: Сынок, о чем нам имени своего не кажешь, колико с нами во обители живуще?

3 ред.: По что, чадо, имени своего не повеси?

Начиная с петровских времен в Российской империи появляется все больше подданных, говорящих на языках, имеющих значительную литературную традицию и высокий престиж. Социальная верхушка общества становится многоязычной. Поначалу основным иностранным языком был немецкий в разных его вариантах, а также голландский; но постепенно наряду с немецким выделяется французский, становясь с конца XVIII в. для значительной части образованного общества по существу родным. Роль немецкого также сохраняется. В XVIII в. это основной язык естественно-научных и, отчасти, гуманитарных исследований в России, что не удивительно, поскольку Академия наук поначалу формировалась из немцев (по западноевропейской традиции в качестве языка науки использовалась и латынь). К началу XIX в. знание европейских языков проникает и в средние дворянские слои.

26. Высокий слог русской письменности остается ведущим в русской литературе, но и в памятники книжного славянизированного языка проникают элементы живой разговорной речи, что изнутри расшатывает систему этого типа русской письменности Московского государства, о чем свидетельствует текст «Жития Протопопа Аввакума» - одного из самых ярких памятников письменности 17в. По традиции произведения такого рода создавались на славянизированном литературном языке, выдерживались в нормах высокого, торжественного стиля. Протопоп Аввакум в совершенстве владел книжным литературным языком. Однако цель его посланий и сочинений, страстный характер борца за старую веру, социальное происхождение – все это обусловило своеобразную манеру письма Аввакума, соединившую особенности книжного славянизированного литературного языка и живой разговорной речи, высокого стиля и стиля УНТ. «Житие» имеет форму беседы. В доверительном тоне сообщает Аввакум о различных событиях своей полной забот и страданий жизни, что обусловило целенаправленной отбор языковых единиц живой великорусской речи. Использование эмоционально-экспрессивной лексики: кинули, тащили, повалилась, задавил, оценочной лексики: темные люди, бедная, миленький, дурак, слов с эмоционально-экспрессивными суффиксами: Афанасьюшко, кафтанишко, соломка, собачка. Столкновение единиц 2ух языковых систем (употребление элементов живой разговорной речи и книжного славянизированного литературного языка) обусловлено содержанием произведения. Тексты, где Аввакум излагает свое религиозное кредо создаются за счет средств книжного языка. Церковнославянизмы часто сталкиваются в «Житии» с лексикой и фразеологией живой разговорной речи, поясняются просторечными синонимами: Никто ко мнћ не приходилъ, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричатъ, и блохъ довольно. Бысть же я в третий день приалченъ, - сиречь ћсть захотелъ. «Житие Протопопа Аввакума» свидетельствует о том, что во второй половине 17в. в письменных памятниках начинают смешиваться элементы двух языковых систем: книжного литературного языка и живой разговорной речи, что создает предпосылки для образования литературного языка, единого для всех видов общения людей друг с другом.

С наибольшей силой проявились новые тенденции развития книжного языка в творчестве борца против казенной церкви и самодержавия протопопа Аввакума. Отстаивая дониконовские старые обряды, он тем самым защищал тот извод церковнославянского письменного языка, который был принят в Московском государстве XVI — начала XVII в., но вместе с тем во всех своих произведениях он смело смешивал этот старинный книжный язык с живым просторечием и северновеликорусой диалектной речью. Язык и стиль произведений протопопа Аввакума столь же противоречивы, как и все его творчество в целом. Прямо называл язык своих пр-ий просторечием. Противопоставлял его ученому церков-нослав.языку книжников,к-ые усвоили западно-русую письм. культуру. Виноградов:просторечие противополагается красноречию,а не вообще церковнослав.языку.В «Житии» называет свой стиль противоречия вяканьем. Для вяканья хар-но проявление живой, иногда областной рус.речи. В его пр-ях немало черт, присущих говору влади-мирско-поволжской диалектной группы, к к-ой принадлежал и говор села Григорова Нижегород-ского уезда, откуда он происходил. Две синтаксически-фразеологические особ-ти:употребление постпозитивного артикля, т.е. местоимения от,та,то,те, согласуемых в пад и числе с предшествующим сущ.; употребление повторяющегося глагола не знаю в ф-ции, приближающейся к ф-ции разделительного союза, если высказывается сомнение.

27. Во второй половине XVIIв. продолжали сосуществовать два типа русского литературного языка: книжно-славянский и народно-литературный, но функции их значительно изменились.

Во-первых, расцветает схоластическая ученость, создаются философские сочинения, которые пишутся на книжно-славянском языке, что способствует его переходу из религиозной сферы в научную. «Грамматика» М. Смотрицкого, нормы книгопечатания поддерживают книжно-славянский тип языка.

Во-вторых, вытеснение религиозной литературы литературой светской приводит к преобразованию книжно-славянского типа языка, который распространяется на новые литературные жанры: торжественную эпистолярную и ораторскую прозу, поэзию, театральные сочинения, переводную литературу. В религиозной литературе книжно-славянский тип языка существовал до тех пор, пока существовала сама религиозная литература, но общественное значение этой литературы по сравнению с литературой светской уже к середине XVIIIв. стало столь незначительно, что ни сама она, ни ее язык не играли заметной роли в развитии русского литературного языка.

Под сильным юго-западным (украинским и белорусским) влиянием развивается литература т.н. «русского барокко». Ее характерные черты: плетение словес, сложный синтаксис, использование архаических союзов, обилие возвышенных метафор, цитация из Священного Писания, частое употребление сложных слов, использование фонетических и лексических старославянизмов, грецизмов, архаических грамматических форм.

Но язык барочной литературы нельзя отождествлять с книжно-славянским типом языка древнерусского периода. Он отличается большим количеством заимствований из западноевропейских языков, латинского, польского и украинского языков. В барочной литературе используется антично-мифологическая лексика: имена богов, героев, легендарных певцов и поэтов. Развивается галантно-книжная манера изложения. Книжно-славянский тип языка во второй половине XVIIв. господствовал в художественных произведениях с любовно-авантюрными мотивами, где довольно быстро прививалась и западноевропейская лексика (например, «Гистория о российском матросе Василии Кориотском и прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли», «История об Александре, российском дворянине»). Создавалась своеобразная манерная речь.

Церковнославянский язык теперь применяется к предметам и темам, ранее ему не свойственным: быт, взаимоотношения между людьми, внутренний мир человека. Поэтому авторы стремились при сохранении ведущей роли книжного языка сделать его более понятным для читателя. Начинается его порча, непоследовательное применение старых форм, в книжный язык проникают элементы живой разговорной речи, увеличивается количество ошибок в употреблении грамматических форм. Особенно это пестрое смешение заметно в языке драматургических произведений: книжно-славянские элементы сочетаются с разговорными и «деловыми», архаические формы смешиваются с варваризмами.

Существует в это время и литература, сохраняющая книжно-славянский тип языка: «Повесть о начале царствующего града Москвы», «Повесть об Отроче монастыре», «Повесть о Савве Грудцыне». Но книжно-славянский тип языка проявляется уже не во всей совокупности признаков, свойственных ему в древнерусский период, а главным образом лишь в определенных, весьма немногочисленных чертах: глагольные формы аориста и имперфекта, неполногласные варианты слов, варианты слов с «жд» и«щ» на месте русских«ж» и«ч», т.е. грамматические и фонетические черты. А лексика и фразеология включают много новых, неизвестных в книжно-славянском типе языка предшествовавшей поры слов и выражений. Многие авторы используют просторечные слова и выражения, синтаксис прост и доступен. Это лингвистически противоречивые памятники.

Например, «Повесть о Савве Грудцыне» совмещает в себе элементы старой повествовательной, в частности, житийной традиции с элементами литературной новизны. В «Повести…» наблюдается стремление со всеми подробностями передать реальные черты эпохи: введены исторические личности, названия городов, улиц. Произведение представляет большой интерес как первая попытка в русской литературе изобразить жизнь частного человека в реальной исторической обстановке первой трети XVIIв. В «Повести…» представлен книжно-славянский тип языка с присущими ему архаизмами. Но в ней используется и просторечие живого языка, нередки здесь и лексические заимствования из европейских языков: #команда, солдаты, артикул.

Наиболее яркая черта литературного языка этих произведений – переплетение слов, форм и выражений, с одной стороны, типичных для народного языка, с другой – для книжно-литературного языка. В этих произведениях присутствуют свойственные книжной речи архаические и церковнославянские черты: многочисленные формы аориста и имперфекта, перфект со связкой, церковнославянские союзы и наречия (# понеже, токмо, велми, акы, аще, егда), фонетические и лексические церковнославянизмы и архаизмы, сохраняются формы двойственного числа. Этот материал привлекается со специальным стилистическим заданием: создать несоответствие между книжным, архаическим, типичным для «высокого» стиля литературы языком и содержанием, «сниженным», бытовым, осмеивающим отрицательные стороны действительности. Так возникает пародийно-сатирический характер произведения, который усиливается использованием переделки формул из Священного Писания, молитв, церковных служб. Это сочетается с использованием народных, русских языковых черт:

1. народно-бытовая лексика и фразеология;

2. уменьшительно-ласкательные формы существительных (# братец, лещишко, дитятко, солнышко, голубка, курочка, яичко);

3. глаголы многократного действия;

4. деепричастия на «-учи / -ючи»;

5. притяжательные прилагательные для выражения принадлежности;

6. пословицы, поговорки, присказки и присловья, эмоциональные обороты речи, сообщавшие повествованию национально-русский колорит;

7. образные выражения, близкие к народно-поэтическим, сказовая манера изложения.

Разрушение старой языковой системы наиболее ярко проявляется в сатирических произведениях. В XVIIв. начинают появляться сатирические произведения, высмеивающие общественные и бытовые пороки. По языку и стилю они довольно близки к фольклорным произведениям. Они возникали обычно в среде служилых людей, торговцев, ремесленников, низшего духовенства и другого посадского люда. Для этих произведений характерно смешение разностильных, неодинаковых по характеру и происхождению языковых элементов как средство создания сатирического повествования, пародийных и комических ситуаций (например, «Служба кабаку», «Сказание о куре и лисице»). Происходит отмирание традиций старой книжности, начинается пародирование церковной службы и церковной литературы. Элементы славянизированного литературного языка оказываются в соседстве с просторечными элементами.

Автор сатиры «Служба кабаку», в отличие от своих предшественников-обличителей пьянства, осуждает пьянство не с отвлеченной, религиозной точки зрения, как грех, наказуемый божественным правосудием, а с практической точки зрения, рассматривая его как большое социальное зло, подрывающее народное благополучие. Осуждение направлено не только на пьяниц, но и на царев кабак, спаивающий Русь.

«Служба кабаку» восходит к латинским службам пьяницам, известным на Западе уже с XIIIв. Посредническую роль играет при этом книжная традиция Юго-Западной Руси, где подобные тексты были распространены и раньше в связи с польским культурным влиянием.

«Служба кабаку» представляет собой пародию на церковное богослужение, где происходит намеренное сталкивание разностилевых языковых элементов. Переосмысление формы церковного богослужения влечет за собой употребление обиходно-бытовой лексики, содержание которой находится в явном противоречии с формой. Нарочитое соположение в одном контексте церковно-книжных словесных рядов и просторечия служит средством достижения сатирического эффекта. Старый книжный язык, положенный в основу произведения, контрастирует с бранными, грубо-просторечными словами. «Служба кабаку» – это стилизация под молитвенное песнопение, которое наполняется новым содержанием: «Сподоби, господи, вечеръ сеи безъ побоевъ до пьяна напитися намъ, лягу спати, благъ еси намъ, хмелю ищущимъ и пьющимъ, и пьяни обретошася, тобою хвално и прославлено имя твое во вки нами». В тексте обильно представлены поговорки и присловья: «Како кликну в лес, тако и откликнется», «Под лесом видит, а под носом не слышит», «Где не станем, тут воняем, людей от себя отгоняем», «Кто к тебе ни придет, тот даром не отойдет».

Во второй половине XVIIв. происходит вытеснение архаических и старославянских форм из народно-литературного типа языка. Это период интенсивного развития демократической литературы, демократизации русского литературного языка, сближения его с живой разговорной речью. В различные жанры литературы проникают элементы живой разговорной речи: обиходно-бытовая и экспрессивная лексика, диалектные, просторечные и разговорные элементы. Наиболее показательны в этом отношении жанры бытовой повести, сатирической прозы, интермедий, для которых характерны отход от книжно-славянской традиции, ориентация на живое словоупотребление, живую разговорную речь.

Усиливается влияние устного народного творчества на литературу. До XVIIв. произведения фольклора влияли на литературу лишь косвенно. Так, в древних летописных рассказах отражались устные дружинные сказания, в летописи вносились отдельные пословичные выражения вроде «погибоша, аки обри». В целом же книжный язык почти не испытывал воздействия со стороны устно-поэтической речи.

В XVIIв. начинается фиксация произведений устного народного творчества. Старейшая фольклорная запись – запись шести исторических песен, сделанная в Москве в 1619 г. К этому же времени относятся и древнейшие фиксации былинного эпоса. Во второй половинеXVIIв. выходят многочисленные сборники пословиц, например, «Повсти или пословицы всенароднйшыя по алфавиту».

Для языка демократической литературы характерна тесная связь с фольклором. Появляются произведения, имеющие двойственный характер – полукнижные, полу-устно-поэтические: повести, гистории, сказания. Фольклорная и просторечная струя вливаются в литературу. Фольклор оказывает влияние на развитие литературного языка, проникнув в письменную литературу.

Примером может служить «Повесть о Горе и Злочастии», где традиционно-книжный сюжет облечен в форму народного былинного стиха. В языке повести книжная церковнославянская лексика явно уступает разговорно-бытовой. Используются приемы и формулы былинного стиля: постоянные эпитеты, повторы.

В XVIIв. происходит сближение литературного языка с «деловым языком» в результате расширения функций деловой письменности. Происходит разрушение граней между художественной литературой и некоторыми разновидностями деловых документов, наблюдается близость структур «делового языка» и литературного языка вследствие сближения и того и другого с разговорной речью. Расширение изобразительных функций деловой письменности, нарушение жанровых границ были одним из ярких признаков приближающейся «смуты» в русской литературе и языкеXVIIв.

В это время получают широкое распространение памятники народной смеховой культуры, использующие форму деловых документов и пародирующие делопроизводство. Ряд произведений художественной литературы второй половины XVIIв. построены в форме тех или иных деловых документов, либо по своему содержанию связаны с «приказными делами» (например, «Повесть о Ерше Ершовиче», «Калязинская челобитная», «Повесть о Шемякином суде»). Эти повести имели острую социальную направленность, были посвящены непорядкам в судах, имущественному неравенству. Элементы «приказного языка» в данных произведениях не выделяются как особые специфические явления, но естественно включаются в языковую ткань повествования. Эти повести представляют собой пародии на деловую письменность. «Калязинская челобитная» представляет собой жалобу пьяниц-монахов на строгого архимандрита Гавриила:«Да он же, архимарит [так!], приказал старцу Уару в полночь з дубиною по кельям ходить, в двери колотить, нашу братью будить, велит часто к церкве ходить. А мы, богомольцы твои, в то время круг ведра с пивом без порток в кельях сидим, около ведра ходя, правило говорим, не успеть нам, богомольцам твоим, келейного правила исправить, из ведра пива испорознить, не то, что к церкве часто ходить и в книги говорить. А как он, архимарит [так!], старца к нам присылает, и мы, богомольцы твои, то все покидаем, ис келей вон выбегаем».Скоморошина пронизывает весь текст. Она звучит и в рифмовке, и в синтаксическом параллелизме, и в повторениях глаголов, и в характере глагольных форм (инфинитив или настоящее время). Действие происходит в монастыре, и пародийное переосмысление традиционных формул – важное средство создания комического эффекта, целиком основанного на языке.

В «Повести о Ерше Ершовиче» пародируется зачин челобитной. Авторы пародий хорошо улавливают особенности «приказного языка», для которого характерно употребление в деловых документах трафаретных формул, стереотипных зачинов и концовок, содержащих устаревшие слова, формы и выражения, синтаксическое однообразие языка деловых документов.

Деловой язык этой поры распространяется на многие жанры художественной и научной литературы. Образцом олитературенного делового языка являются «Урядник сокольничьего пути» – свод правил, устав соколиной охоты, созданный при живейшем участии большого любителя этой «потехи» царя Алексея Михайловича; статейные списки посольств Федота Елчина в Грузию в 1639–1640 гг., Федора Байкова в Китай в 1654–1657 гг., Петра Потемкина в Испанию и Францию в 1667–1669 гг. и др.; а также «Записки о России в царствование Алексея Михайловича» Григория Котошихина (1667). Григорий Котошихин – подьячий Посольского приказа, изменивший России и бежавший в Швецию, в Стокгольм, где он написал свою книгу в 1666–1667 гг., а вскоре после этого был казнен. Наряду со специфическими «приказными» выражениями и оборотами у Котошихина богато представлена обиходная бытовая лексика и фразеология; синтаксические конструкции по сравнению с официальными деловыми документами более разнообразны, они хорошо выражают не только логические сопоставления и связи, но и последовательность событий в повествовании. «Записки…» Котошихина представляют собой сплав риторического стиля и живой народной речи. Описывая царский двор, автор употребляет архаические формы аориста, имперфекта, архаические союзы аки, зане, понеже, аще. Церковнославянские фрагменты могут быть обнаружены у Котошихина в его сочинении, которое в целом написано на русском приказном языке. Так он переходит на церковнославянский язык, когда говорот об иконопочитании. А раздел «О житеи бояр и иных чинов людей», где очевидна сатирическая струя, написан разговорным языком.

В качестве научного произведения того времени, написанного с использованием элементов делового, «приказного» языка, может служить предисловие Федора Поликарпова, написанное к «Географии генеральной» Бернарда Варения, переведенной Поликарповым с латинского языка в 1718 г. с амстердамского издания 1664 г.

Наиболее показательно употребление элементов приказной речи в языке «Повести о Фроле Скобееве», написанной в основном русским языком, почти свободным от церковнославянизмов. Автор «Повести…» широко использует канцеляризмы: # имелся дворянин, имелась дочь, учинил наследником, имелись вотчины, справил деревни за собою, приказали просить.В «Повести…» много заимствований из западноевропейских языков: #реестр, банкет, квартира, карета, публикация, персона.Бытовая же лексика и общий разговорный строй речи делают стиль этой повести манерной. В духе народной речи выдержаны монологи и диалоги персонажей. В «Повести…» присутствуют разговорные для той эпохи слова: #умыслив, проведав, маленько, усмотря, ежели, убираться девическим убором, а также используются галантные выражения: #возыметь любление, взять намерение, увеселительные вечера, была в печали, моей услуги вам никакой не находится. Все это значительно отличает стиль повести от стиля художественных произведений более раннего периода и приближает его к стилю светских повестей петровского времени.

В петровское время, в конце XVII – первых десятилетиях XVIII в., сферы распространения делового и собственно литературного языков еще более соприкасаются и взаимопроникают. Во многом это было вызвано расширением функций делового языка, ростом значения деловой письменности в эпоху петровских преобразований. Деловой язык все более и более вовлекается в систему нового литературного языка как одна из его функциональных разновидностей. При этом некоторые типичные для старого «приказного» языка слова и обороты (бить челом,учинити, сложные предложения с союзамипонеже,поелику,а будеи т.п.), которые свободно употреблялись еще в книжном языке XVII в., постепенно выходят из литературного употребления и начинают восприниматься как специфические канцеляризмы. Таким образом, можно сделать вывод: если в донациональную эпоху деловой язык был близок разговорной речи, то в начале национальной эпохи он постепенно стабилизировался в своих устаревших формах, и уже в середине XVIII в. писатель А.П. Сумароков резко выступал против канцеляризмов и злоупотреблений «подьяческим слогом».

Таким образом, во второй половине XVIIв. начался процесс распада двух ранее существовавших типов литературного языка. Происходит ломка книжно-славянского типа языка, который сближается с деловым языком и с живой разговорной речью, о чем свидетельствует появление переходных, промежуточных по языку произведений. Появляются произведения, в которых книжные элементы растворяются в народно-разговорных. Встает вопрос о необходимости отбора наиболее жизнеспособных элементов из старого книжного языка.

28. Новый стиль с названием европейского стиля. Проблема Барокко в русской литературе. Четвертый международный съезд славистов. Был ли такой стиль? 1) Были. 2) Не были. 3) Были, но в определенных рамках.

Барокко в европейской литературе. Возникает как реакция на возрождение, которое возрождало мощь человека, могущество, античный культ красоты. Человек – центр мира. Когда происходит разочарование в человеческом могуществе, возникает барокко, которое утверждает, что человек – песчинка, им играют таинственные силы, земная жизнь – суета сует, не определишь свою судьбу. Чтобы узнать эти силы, нужно описать мир, борьба добра и зла, белого и черного.

Привыкнуть к определенным худ. особенностям: появляются новые темы (смерти, жалости/жалости человека), мотивы, что приводит к появлению особо сложных худ. форм: акростих, мезостих (средние буквы), полендромы, макаронические стихи (двуязыческие, русско – латинские стихи; “Sinerambun”), стихи в форме звезды, креста, чтоб создать модель мира.

Барокко приобрело у нас немного другой оттенок. У нас не было Возрождения. На первый план – стремление познать мир, описать мир (Симеон Полоцкий – по тетради в день). Проявился в виршах и школьном театре.

Не соблюдаются основные черты средневековой литературы: дидактичность, серьезность, доказательность.

С расширительным толкованием барокко выступил венгерский ученый А. Андьял в книге "Славянское барокко". Его точка зрения была развита А. А. Морозовым, который склонен относить всю литературу второй половины XVII и первой половины XVIII столетия к барокко, видя в этом направлении выражение национального своеобразия русской литературы. Точка зрения А. А. Морозова вызвала резкие возражения П. Н. Беркова, Д. С. Лихачева, чешской, исследовательницы С. Матхаузеровой.

П. Н. Берков выступил с решительным отрицанием существования русского барокко и поставил вопрос о необходимости рассматривать русскую виршевую поэзию и драматургию конца XVII в. как зарождение нового классицистического направления. С. Матхаузерова пришла к выводу о существовании в русской литературе конца XVII в. двух направлений барокко: национального русского и заимствованного польско-украинского.

Д. С. Лихачев полагает, что следует говорить о существовании только русского барокко, которое первоначально было заимствовано из польско-украинской литературы, но затем приобрело свои специфические особенности.

В начале 60-х годов И. П. Еремин подробно и обстоятельно проанализировал особенности русского барокко в поэзии Симеона Полоцкого. Выводы и наблюдения этого ученого имеют важное значение для уяснения данной проблемы.

Несмотря на значительные расхождения во взглядах на барокко в русской литературе, исследователи установили наиболее существенные формальные признаки этого стиля. Для него характерно эстетическое выражение преувеличенного пафоса, нарочитой парадности, церемониальности, внешней эмоциональности, избыточное нагромождение в одном произведении, казалось бы, несовместимых стилевых компонентов подвижных форм, аллегоричность, орнаментальность сюжета и языка. Необходимо разграничивать два различных аспекта в содержании термина барокко: а) барокко как художественный метод и стиль, возникший и развивавшийся в определенную историческую эпоху; б) барокко как тип художественного творчества, проявлявшийся в разные исторические периоды.