Главная | О нас | Обратная связь Автоматизация Автостроение Антропология Археология Архитектура Астрономия Предпринимательство Биология Биотехнология Ботаника Бухгалтерский учет Генетика География Геология Государство Демография Деревообработка Журналистика и СМИ Зоология Изобретательство Иностранные языки Информатика Информационные системы Искусство История Кинематография Кораблестроение Кулинария Культура Лексикология Литература Логика Маркетинг Математика Математический анализ Материаловедение Машиностроение Медицина Менеджмент Металлургия Метрология Механика ОБЖ Охрана Труда Педагогика Политология Правоотношение Программирование Производство Промышленность Психология Радио Разное Социология Спорт Статистика Строительство Теология Технологии Туризм Усадьба Физика Физиология Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электротехника ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МИСТРЫ 2019-11-13 256 Обсуждений (0) ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МИСТРЫ 0.00 из 5.00 0 оценок Скачать документ 12345678Следующая ⇒ И. П. Медведев МИСТРА

ОЧЕРКИ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ

ПОЗДНЕВИЗАНТИЙСКОГО ГОРОДА

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

Ленинградское отделение

Ленинград

1973

ВВЕДЕНИЕ

Средневековый греческий город Мистра выступает перед современным миром в ореоле своего необыкновенного прошлого. Этот ныне мертвый город, раскинувшийся на крутом конусе горы, вершина которой увенчана подобно Дантову раю мощными стенами рыцарского замка, до сих пор является местом паломничества многочисленных путешественников как одно из редчайших зрелищ Европы, как своеобразные византийские Помпеи. Для одних Мистра, эта средневековая наследница античной Спарты, в свою очередь давшая жизнь новому городу — современной Спарте, является олицетворением смены эпох и цивилизаций, истории человечества в целом.¹ Для других (особенно для представителей немецкой филологии) она интересна как прообраз фаустовского замка в знаменитой сцене с Еленой из третьего акта второй части трагедии Гёте, как «прекрасный вулкан природы, истории и поэзии», воплотившийся в этой изумительной классико-романтической фантасмагории великого европейца.²

Задача предлагаемой книги другая. Мистра интересует нас прежде всего как один из важнейших центров поздней Византии, крупнейший очаг поздневизантийской культуры, средоточие значительной части всего материального и духовного потенциала, которым располагала империя в последние два века своего существования, наконец, как место жительства и деятельности плеяды знаменитых византийских историков и писателей — Иоанна Кантакузина, Георгия Сфрандзи, Лаоника Халкокондила, известных деятелей Византии и итальянского Возрождения, как философ Георгий Гемист Плифон, Виссарион Никейский и др. Исследование с разных сторон истории этого города соответствует одной из наиболее актуальных и активно разрабатываемых в современной науке проблем византиноведения — проблеме поздневизантийского города. Для ответа на вопрос, что же представлял собой и в каком направлении эволюционировал поздневизантийский город, зарождались ли в нем элементы новых, предбуржуазных отношений, в конечном счете для ответа на вопрос — происходило ли в византийском обществе внутреннее накопление сил, способных обеспечить прогрессивное развитие Византии, в настоящее время явно недостаточно той суммы сведений, которая имеется {3} в нашем распоряжении. По традиции основное внимание исследователей уделяется изучению крупнейшего города империи — Константинополю,³ во многом определяя представления ученых об эволюции поздневизантийского города. Правда, за последние годы были сделаны интересные попытки обобщить материал по истории поздневизантийского города: широко известны работы Горянова, Франчеса, Кирстена, Лишева, наблюдения Гроховой и Поляковской, важные с точки зрения социальной истории поздневизантийского города исследования Кирриса и т. д.⁴ Однако при всей значимости эти работы носят слишком общий характер, основаны на суммарном рассмотрении отрывочного материала и почти не опираются на специальные монографические исследования отдельных городов. В этих условиях стало настоятельным изучение возможно более широкого круга отдельных провинциальных городских центров.⁵ До недавнего времени из монографий такого типа мы имели только ставшую уже классической работу румынского историка Тафрали о Фессалонике XIV в.,⁶ основное внимание в которой уделяется политической истории Фессалоники, вопросы же социально-экономического развития этого крупнейшего после Константинополя византийского городского центра занимают второстепенное место. Однако в последние годы и в этой области приобретен некоторый опыт. Появились интересные работы, посвященные отдельным провинциальным городам: Острогорского — о Серрах, Жансана — о Трапезунте, Влахоса — о Мельнике, Вранусиса — о Янине, Сегала — об Эдессе, Хионидиса — о Верие и др.⁷ Правда, не во всех этих работах проводится комплексное исследование объекта, зачастую автор берет только интересующий его аспект истории данного города, сказывается и неполнота источников, отрывочность сведений, а некоторые исследования попросту не свободны от ошибок.⁸

Предлагаемая книга имеет целью продолжить эту серию монографий об отдельных провинциальных городах империи в поздневизантийскую эпоху.

Несколько слов о литературе, посвященной Мистре. Этот город, естественно, издавна привлекал внимание историков византийской цивилизации, причем главным образом своими уникальными памятниками архитектуры и искусства. В 90-х годах XIX в. одновременно с начавшимися работами по реставрации памятников Мистры впервые стали публиковаться очерки с описанием этих памятников,⁹ однако серьезное изучение их началось лишь в нашем столетии. В 1900-х годах в Мистре работал коллектив греческих и иностранных ученых. Ряд отчетов, опубликованных эфором христианских древностей Греции Адамантиу, представляет ценность не только с искусствоведческой точки зрения, но и с археологической.¹⁰ Он описывает размещение памятников, изучает стенную кладку, конструктивные особенности перекрытий храмов, пытается датировать те или иные сооружения. В центре внимания {4} его находится культовое зодчество Мистры. В 1910 г. французский ученый Габриэль Милле, в течение нескольких лет работавший в Мистре с группой художников и археологов, издал монументальный альбом памятников Мистры.¹¹ На 152 таблицах были воспроизведены все четкие фрески церквей Мистры, как фигурные, так и орнаментальные, все сколько-нибудь значительные архитектурные сооружения с планами и чертежами отдельных конструктивных узлов, наконец, декоративная скульптура: капители колонн, карнизы дверей, фризы, балюстрады и т. д. — богатейший материал, послуживший основой для его капитальных трудов по иконографии Евангелия и греческой архитектуре.¹² В том же 1910 г. появилась сравнительно крупная работа библиотекаря Германского археологического института в Афинах Штрука,¹³ дополнившая публикацию Милле весьма тонким анализом архитектуры и живописи Мистры. Позднее Мистре, как центру поздневизантийского искусства, был посвящен ряд серьезных исследований и научно-популярных очерков, написанных зачастую известными учеными.¹⁴

Художественная жизнь Мистры, таким образом, довольно хорошо изучена. Привлекает она к себе внимание исследователей и как центр духовной культуры, в первую очередь в связи с деятельностью философа-неоплатоника Георгия Гемиста Плифона и его школы.¹⁵ Однако несмотря на наличие в указанных трудах кратких очерков политической истории Мистры, искусствоведческая работа и историко-философский анализ велись в отрыве от изучения собственно истории этого города, тех конкретных социально-экономических и политических условий, в которых он существовал. Выводы о прогрессивном развитии художественной и интеллектуальной культуры распространялись на экономику, общественные отношения. Особое место в этом смысле занимает капитальный труд по истории византийского Пелопоннеса греческого историка Закифиноса.¹⁶ Исходя из представления (теперь уже устаревшего) о поздневизантийской Морее как юридически оформленном самостоятельном государственном образовании — деспотате, он, естественно, не мог пройти мимо Мистры, которую рассматривал как столицу этого деспотата.¹⁷ Исследуя топографию Мистры, особенности планировки города, он приходит к выводу, что Мистра была главным образом княжеским городом, административным и военным центром.¹⁸ Подробно характеризует Закифинос двор Мистры, верхушку сановной феодальной знати, группирующейся вокруг деспота, в специальной главе рассматривает вопросы культуры этой «интеллектуальной столицы» поздневизантийской империи. При анализе экономического развития Пелопоннеса Мистре уделяется гораздо меньше внимания, поскольку в поле зрения автора находятся такие портовые города этой провинции, как Патры, Коринф, Кларенца, Монемвасия и др. Много места в работе Закифиноса отведено аграрным отношениям в Пелопоннесе, в част-{5}ности аграрным отношениям самой Мистры. Он описывает формы земельной собственности, категории зависимого крестьянства, трудом которого обрабатывались феодальные земли, категории земельных собственников. Однако представления Закифиноса о поземельных отношениях на Пелопоннесе отличаются крайней расплывчатостью: говоря о «процветании крупной земельной собственности в Пелопоннесе», о «господстве земельной аристократии», он рассматривает их как нечто монолитное, однородное. У него нет даже и упоминания о таком распространенном и даже преобладающем в поздневизантийскую эпоху институте феодального землевладения, как прония. Правда, он выделяет из среды земельной аристократии «чуждый элемент» (des éléments intrus), чиновничью знать, которая связала свое благосостояние со службой деспоту, постепенно акклиматизировалась в Пелопоннесе и стала приобретать земельные владения, но ничего не говорит о прониарском характере, об экономической сущности этой прослойки.¹⁹ Не видит Закифинос также феодального характера церковного и монастырского землевладения, считая его каким-то совершенно фантастическим «родом национализации и социализации земли».²⁰ При этом греческий ученый считает все же возможным писать о «процессе феодализации», оговариваясь, правда, что термины «феодализм» и «феодал» применяются им не в их действительном значении, но ради удобства (dans une acception impropre mais commode).²¹ Неудивительно, что эта непоследовательность сразу же подверглась критике со стороны его рецензентов, в частности Лемерля и Лоньона, являющихся самыми настойчивыми противниками признания византийского феодализма, к которым ныне примкнул Рейбо.²³ Тем не менее обстоятельный труд греческого историка в силу своего главного достоинства — богатейшей насыщенности фактическим материалом — составил наряду с вышеуказанной искусствоведческой литературой ту историографическую основу, которая была необходима для написания данной книги.²³

Итак, в настоящей работе делается попытка целостной характеристики как социально-экономического облика города, его внутренней истории, эволюции политических и общественно-экономических отношений, так и черт своеобразия его культуры. Следует особо отметить трудности, встающие перед каждым исследователем, берущимся изучать поздневизантийский город: ограниченность источников, фрагментарность их сведений, необходимость по крупицам собирать и анализировать материал из самых разнохарактерных источников, начиная с кратких сообщений хроник, литературных произведений, греческих актов, регест, эпиграфических и эпистолографических памятников и кончая данными археолого-искусствоведческих исследований и описаний путешественников. Это обстоятельство в значительной мере обусловило неполноту настоящей работы, не позволив поставить ряд вопросов, в частности вопрос о классовой борьбе в городе, о муниципаль-{6}ных институтах и т. д. Этим же объясняется известная гипотетичность отдельных выводов. Короче говоря, композиция работы и выбор тех аспектов, на которых концентрируется внимание, полностью определяются характером и количеством почерпнутых из источников сведений.

Что касается иллюстраций, сопровождающих это издание, то они выполнены со старых штедтеровских диапозитивов, хранящихся сейчас в Кабинете истории искусств Академии художеств СССР. Снимки были выполнены в свое время Ф. И. Шмитом и отражают состояние памятников Мистры начала этого столетия. Автор благодарит за помощь в отборе диапозитивов В. Д. Лихачеву и за напечатание снимков Д. П. Эрастова.

Автор считает своим долгом выразить признательность А. В. Банк, без помощи которой вряд ли была бы написана глава об искусстве и архитектуре Мистры, научному руководителю — Е. Э. Липшиц, а также всем коллегам по Группе всеобщей истории ЛО Института истории СССР АН СССР и по Ленинградской византийской группе за постоянное содействие в работе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 А. Toynbee. А study of history, vol. X. London—New York— Toronto, 1954, р. 107—111.

² Н. Тietze. Mistra, das Vorbild von Goethes Faustburg. Chronik des Wiener Goethe-Vereins, 40, 1935, S. 103—135; A. Linde. Mistra und Goethes Faust. Eine Erinnerung. Die Antike, 11, 1935, S. 317—324; J. Sсhmidt. Sparta—Mistra. Forschungen über Goethes Faustburg. «Goethe». Neue Folge des Jahrbuchs der Goethe-Gesellschaft, 18, 1956, S. 132—157; R. Наusсhild. Mistra — die Faustburg. Berlin, 1963; etc. Cf. M. Barrés. Le voyage de Sparte. Paris, 1906.

³ См., например, новейшие работы о Константинополе: H.-G. Веcк. 1) Konstantinopel — das neue Rom. Gymnasium, 71, 1964, S. 166—174; 2) Zur Socialgeschichte einer frühmittelalterlichen Hauptstadt. In: Untersuchungen zur gesellschaftlichen Struktur der mittelalterlichen Städte in Europa. Stuttgart, 1966, S. 321—356; S. Miranda. Les palais des empereurs byzantins. Mexico, 1965; Р. Sherard. Constantinople: iconography of a sacred city. London, 1965; D. Jасоbу. 1) Les quartiers juifs de Constantinople à ľépoque byzantine. Byz., 37, 1967, р. 167—227; 2) Constantinople, city on the Golden Horn. New York, 1969; Е. Kirsten. Straßen und Plätze im frühen Konstantinopel. «Karawane» — Taschenbuch Istambul (Ludwigsburg, Karawane Verl.), 1968, S. 131—142; M. Maclagan. The city of Constantinople. London, 1968; G. Herm. Das zweite Rom, Konstantinopel, Drehscheibe zwischen Ost und West. Düsseldorf—Wien, 1968; S. Runсimen. 1) Life in adoomed city: Constantinople before its capture by the Turks. Medieval and Renaissance Studies, Durham, 1968, р. 98—113; 2) Constantinople—Istanbul. RESEE, 7, 1969, р. 205—208; J. Gоuillard. Un «quartier» ďémigrés palestiniens à Constantinople au IX^e siècle? RESEE, 7, 1969, р. 73—76; D. А. Miller. Imperial Constantinople. New York, London, Sydney, Toronto, 1969; K.-P. Matschke. 1) Rolle auf Aufgaben des Gouverneurs von Konstantinopel in der Palaiologenzeit. Byzantinobulgarica, III, Sofia, 1969, S. 81—102; 2) Fortschritt und Reaktion in Byzanz im 14. Jahrhundert. Konstantinopel in der Bürgerkriegsperiode von 1341 bis 1354. Berlin, 1971 (автор в этой книге выходит за рамки локальной темы); Е. Francès. Constantinople byzantine aux XIV^e et XV^e siècles. Population—Commerce—Métiers. {7} RESEE, 7, 1969, p. 397—412; R. Guilland. Etudes de topographie de Constantinople byzantine, I, II (=Berliner byzantinische Arbeiten, Bd 37) Berlin—Amsterdam, 1969.

⁴ Б. Т. Горянов. 1) Византийский город в XIII—XIV вв. ВВ, 13, 1958, стр. 162—183; 2) Поздневизантийский феодализм. Μ., 1962, стр. 240—304; Ε. Francès. 1) La féodalité et les villes byzantines au XIII^e et au XIV^e siècles. BS, XVI, 1, 1955, р. 76—96; 2) La disparition des corporations byzantines. Actes du XII^e Congrès Intemational ďétudes byzantines, II, Beograd, 1964, р. 93—102; E. Kirsten. Die byzantinische Stadt. Berichte zum XI. Internationalen Byzantinisten-Kongreß, München, 1958, S. 1—48; S. Lisсhev. Zur Frage über die Lage der Stadtgemeinden in den Feudalstaaten der Balkanhalbinsel (X—XV. Jhdt). Etudes historiques à ľoccasion du I-er Congrès International des études balkaniques et sud-est européennes, III, Sofia, 1966, р. 95—111; V. Hrochová. 1) Byzantská města ve 13—15. století. Příspěvek k sídelní topografii středověkého Recka (=Acta universitatis Carolinae philosophica et historica monographia XX), Praha, 1967; 2) Sociální a ekonomické aspekty ùpadku byzantských est v palaiologovské dobĕ. Studia balkanica Bohemoslovaca, Brnĕ, 1970, p. 89—95; 3) Villes byzantines à ľépoque des Paléologues comme phénomène économique et sociale. Résumés des communications du XIV^e Congrès Intemational des études byzantines. Bucarest, 1971, р. 24—26; М. А. Πоляковская. 1) Рост монастырских владений в Фессалонике и Серрах в XIV в. как проявление своеобразия поздневизантийского города. Автореф. дисс., Свердловск, 1966; 2) Своеобразие развития городского сословия в Византии. Материалы научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения К. Маркса. Уфа, 1969, стр. 237—239; 3) К вопросу о социальных противоречиях в поздневизантийском городе (по Алексею Макремволиту). АДСВ, вып. 8, Свердловск, 1972, стр. 95—107; C. P. Kyrris. 1) The political organization of the byzantine urban classes between 1204 and 1341. Etudes présentées à la Commission Intemationale pour ľHistoire des Assemblées ďEtats (=Liber Memorialis Antonio Era), Bruxelles, 1963, р. 19—32; 2) Gouvernés et Gouvemants à Byzance pendant la revolution des zelotes (1341—1350). Gouvernés et Gouvernants, XXIII (2), 1968, р. 271— 330; ср. также: И. П. Медведев. Проблема мануфактуры в трудах классиков марксизма-ленинизма и вопрос о так называемой византийской мануфактуре. В кн.: Ленин и проблемы истории. Л., 1970, стр. 391—408. В. А. Сметанин. О некоторых аспектах социально-экономической структуры поздневизантийского города. АДСВ, вып. 8, Свердловск, 1972 стр. 108—119.

⁵ Об этом, в частности, говорилось почти в каждом выступлении участников XI Международного конгресса византинистов в Мюнхене, тематика которого была посвящена главным образом византийскому городу. См.: Diskussionsbeiträge zum XI Internationalen Byzantinistenkongress. München, 1961, S. 75—103.

⁶ O. Tafrali. Thessalonique au XIV^e siècle. Paris, 1913.

⁷ Г. Острогорски. Серска област после душанове смерти. Београд, 1965; E. Janssens. Trébizonde en Colchide (=Université libre de Bruxelles. Travaux de la Faculté de philosophie et lettres, XL), Bruxelles, 1969; T. N. Vlachos. Die Geschichte der byzantinischen Stadt Melenikon (=‛Εταιρεία Μακεδονικν Σπουδν, 112), Thessalonike, 1969; cf. J. Dujcev. Melnik au Moyen Age. Byz., 38, 1968, p. 28—41; L. Vranousis. ‛Ιστορικ κα τοπογραφικ τοΰ μεσαιωνικοΰ κάστροΰ τν ’Ιωαννίνων. Athènes, 1968; J. B. Segal. Edessa: «The Blessed City». Oxford, 1970; G. Ch. Chionides. ‛Ιστορία τς Βεροίας, τς πόλεως κα τς περιοχς. Βυζαντινο χρόνοι. Thessalonike, 1970; cf. Р. Schreiner. Zur Geschichte Philadelpheias im 14. Jahrhundert (1293—1390). OChP, 35, 1969, p. 375—431; W. R. Eliott. Monemvasia: the Gibraltar of Greece. London, 1971; etc.

⁸ См., например, приговор Лампсидиса книге Жансана: BZ, 63, 1970, S. 112—116; аналогичную оценку работы Влахоса: JÖB, 20,1971, S. 347—350; К.-Р. Matschke. Fortschritt und Reaktion, S. 26. {8}

⁹ См., например: Sp. Paganelis. Βυζαντιν τέχνη. ‛Ο Μυστρς. ‛Εστια, № 197, 1894; ряд отчетов по восстановлению памятников Мистры опубликован в «Πρακτικ τς ν ’Αθήναις ’Αρχαίολογικς ‛Εταιρείας» за 1895, 1897, 1899 гг. Сразу же упомянем отчеты о восстановлении и консервации памятников Мистры в наше время: А. К. Orlandos. Т ργον τς ρχα-ιολογικς ταιρείας κατ τ 1967. ’Αθναι 1968, σελ.151—154; E. N. Κunupiotu Βυζαντιν κα μεσαιωνικ μνημεΐα Πελοποννήσου. Λακωνία. ’Αρχ. Δελτ., 22, 1967 (1968), Β’ I, σελ. 222—224; N. Zias. Μυστρς. ’Αρχ. Δελτ., 24, 1969 (1970), Β’ I, σελ. 168—171.

¹⁰ A. Adamanfciou. ’Εργασίαι ες Μυσθρν. Πρακτικά, 1907, 1908, 1909.

¹¹ G. Millet. Monuments byzantins de Mistra. Paris, 1910.

¹² G. Millet. 1) Recherches sur ľiconographie de ľévangile aux XIV^e, XV^e et XVI^e siècles ďaprès les monuments de Mistra, de la Macédoine et du Mont-Athos. Paris, 1916; 2) Ľécole grecque dans ľarchitecture byzantine. Paris, 1916.

¹³ A. Struсk. Mistra, eine mittelalterliche Ruinenstadt. Wien und Leipzig, 1910.

¹⁴ M. G. Sоtiriоu. Mistra. Une ville byzantine morte. Athènes, 1935; A. Orlandos. Τ παλάτια κα τ σπίτια τοΰ Μυστρ. ΑΒΜΕ, III, 1937, 3—114; M. Сhatzidakis. Μυστρς. ‛Ιστορία — Μνημεΐα — Τέχνη. ’Εν ’Αθήναις, σελ. 1948 (2-е изд. — 1956); P. Kanellopulos. Mistra, das byzantinische Pompeji. München, 1962; Ch. Delvoуе. Mistra. XI Corso di cultura sulľarte ravennate e bizantina (Ravenna, 8—21 III 1964), р. 115—132; H. Hallensleben. Untersucbungen zur Genesis und Typologie des «Mistratypus». Marburger Jahrb. Kunstwiss., 18, 1969, S. 105—118; S. Dufrennе. Les programmes iconographiques des églises byzantines de Mistra. Paris, 1970; A. K. Orlandos. Quelques notes complémentaires sur les maisons paléologuiennes de Mistra. In: Art et société à Byzance sous les Paléologues. Venise, 1971, p.75—82 et pl. I—XXIV; N. V. Georgiades. Mistra. Athen, 1971.

¹⁵ Из наиболее крупных и сравнительно новых работ о Плифоне назовем только две: Fr. Mаsаi. Pléthon et le platonisme de Mistra. Paris, 1956; S. Р. Spentzas. Α οκονομικα κα δημοσιονομικα πόψεις τοΰ Πλήθωνος. ’Αθναι, 1964.

¹⁹ D. Zakythinos. Le despotat grec de Morée. I. Histoire politique. Paris, 1932; II. Vie et institutiones. Athènes, 1953.

¹⁷ Представления Закифиноса о статусе византийских владений в Морее противоречивы. Рассматривая, например, взаимоотношения так называемого деспотата и империи, он считает эти владения апанажем (D. Zаkуthinos. Le despotat, II, р. 71—90). Однако апанаж (в том смысле, в каком мы его понимаем, т. е. как выделение владений в централизованном государстве) несовместим со статусом деспотата.

¹⁸ D. Zаkуthinоs. Le despotat, II, р. 169—172.

¹⁹ Ibid., р. 211. Это тем более странно, что в других работах Закифинос уделил достаточное внимание проблеме пронии. См.: D. A. Zakythinos. Crise monétaire et crise économique à Byzance du XIII^e au XV^e siècle. Athènes, 1948, р. 50—65.

²⁰ Ibid., р. 195.

²¹ Ibid., р. 194, n. 2.

²² Р. Lеmеr1е. Une province byzantine: Le Péloponnèse. Byz., 21, 1951, р. 352; J. Longnon. La renaissance de ľhellénisme dans le despotat de Morée. Joumal des savants, 1954, juillet—septembre, р. 120; L.‑P. Raybaud. Le gouvernement et ľadministration centrale de ľempire byzantin sous les premiers Paléologues (1258—1354). Paris, 1968, р. 146 sq. См., в частности, сноску 3 на стр. 146, в которой Рейбо также критикует Закифиноса за его непоследовательность в вопросе о византийском феодализме.

¹³ К сожалению, нам оказалась недоступной работа: D. Sigalos. ‛Η Σπάρτη κα Λακεδαίμων. Μεσαιωνικ περίοδος. Τ δεσποττον τοΰ Μυστρ. Τ. Β′, ’Αθναι, 1962, 392 σελ. См. о ней: Bulletin analytique de bibliographie hellénique, t. XXIII, 1966, N 1690. {9}

Раздел первый

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МИСТРЫ

Глава I

ВОЗНИКНОВЕНИЕ МИСТРЫ

В исторической литературе возникновение Мистры рассматривается как типичный пример появления одного из так называемых «новых городов».¹ При этом имеются в виду города, явившиеся результатом процесса урбанизации, наблюдавшегося в Византии в гораздо более раннюю эпоху, чем та, к которой относится возникновение Мистры, а именно в VII—Х вв. Вследствие внешних причин (славянских вторжений, арабских завоеваний и т. п.) некоторые города, сохранившиеся от античности, вынуждены были переместиться в более безопасные места, где они, как правило, существовали уже под новым именем. С целью доказать преемственность этих «новых городов» от античных было высказано мнение, что они являлись в большинстве случаев обычным перенесением центра города в подгородное поселение.² Нам кажется, что попытки «притянуть» Мистру к этому процессу и использовать в качестве примера ее преемственность от античной Спарты носят несколько искусственный характер. Между античной Спартой и Мистрой лежала длительная эпоха серьезных политических и социально-экономических, а также географических, топонимических и демографических изменений, имевших место в этом районе Византийской империи. Тем не менее вопрос о сходстве условий, в которых образовались «новые города» и Мистра, и об аналогичности факторов, способствовавших их появлению, представляется весьма интересным и требует специального рассмотрения.

Как свидетельствуют нарративные источники, в частности главный источник для начального периода Мистры — Морейская хроника в четырех версиях (греческой, французской, арагонской и итальянской), Мистра была основана в одну из трагичнейших эпох византийской истории. В то время как в 1204 г. столица империи была захвачена и разграблена крестоносцами, некоторые провинции, в частности Пелопоннес, оказали им сопротивление. Покорение крестоносцами Пелопоннеса происходило неравно-{10}мерно. Равнинные области северо-западной части были вынуждены уступить завоевателям. В Андравиде жители встретили их даже с крестами и иконами.³ Правда, Андравида была расположена в долине и открыта со всех сторон, не имея для защиты ни башен, ни стен,⁴ но и укрепленные города (Патры, Коринф, Аргос и др.) сдавались после первого же штурма.⁵

Однако в горных, юго-восточных, районах Пелопоннеса крестоносцы натолкнулись на серьезное сопротивление. «Когда греки внутри страны узнали о нашествии, то все: и конные, и пешие — собрались из Никли, Велигости и Лакедемонии. От горного хребта мелингов прибыли их пешие войска».⁶ Битва произошла в Аркадии, близ местечка Капсикия. Несмотря на то что на стороне греков был значительный численный перевес (их армия насчитывала 4000 человек пеших и конных,⁷ а франков было всего 700 человек)⁸, франки выиграли битву. Если даже автор хроники сознательно не преувеличил этой разницы в численности войск (тенденция хрониста, принадлежавшего, вероятно, к придворным кругам Морейского княжества, изобразить греков в невыгодном для них свете хорошо известна), ⁹ то и тогда это поражение греков, впервые столкнувшихся с такого рода противником, вполне объяснимо. В своих легких одеждах, с луками в руках они вряд ли могли противостоять в открытом бою закованным в железо и вооруженным тяжелыми мечами и длинными копьями французским рыцарям. В одном месте хроники говорится, что «один франк на коне стоит 20 греков».¹⁰ Тем не менее выступление греков этих областей весьма показательно. Хронист пишет, что «это была единственная битва (имеется в виду встреча завоевателей в открытом бою, — И. М.), которую греки дали в эпоху подчинения Мореи франками».¹¹ Далее сопротивление концентрируется в укрепленных городах района. Жители Лакедемонии, которая была в это время «крупным городом с башнями и стенами, построенными с применением извести»,¹² укрепились с явным намерением не сдаваться. Пять дней город был окружен франками; день и ночь шло сражение. Из Никли франки привезли осадные машины и непрерывно бомбардировали город. Наконец, после того как башни были разрушены и многие из жителей убиты, город капитулировал при условии, что жители сохранят свои дома и свои привилегии.¹³

Но основным и постоянным очагом сопротивления стали области, населенные славянскими племенами, особенно горные районы Тайгета, где обитали мелинги и езериты. Первые занимали западный склон Тайгета между Яницей и Зарнатой, а езериты — области, простиравшиеся к юго-востоку, в район античного Гелоса, до Ватики.¹⁴ Эти независимые и воинственные горные племена доставляли много беспокойства еще византийским властям, упорно сопротивляясь попыткам подчинить их.¹⁶ Византийские авторы единодушны в выражении своей ненависти к ним. Житие {11} св. Никона, например, описывает мелингов как племя, живущее разбоем и грабежом.¹⁶ Морейская хроника тоже характеризует мелингов как «высокомерных людей, не почитающих господина» (νθρπους λαζονικος κι ο σέβονται φέντην).¹⁷ Естественно, что и латинским завоевателям они оказали сильное сопротивление, укрепившись в неприступных горных твердынях. Прошло уже почти 50 лет со времени появления крестоносцев в Морее, а юго-восточная часть Пелопоннеса продолжала оставаться независимой. Ахейский князь Гийом II Виллардуэн принял решение построить систему укреплений и крепостей и таким образом блокировать горцев в их твердынях, закрыв выходы из ущелий, по которым они совершали набеги. Главным звеном в этой системе должна была стать Мистра. С помощью венецианских галер после трехлетней осады он заставил капитулировать Монемвасию, ¹⁸ через которую императорский флот имел возможность оказывать. помощь грекам Пелопоннеса, покорил горцев Парнона и после этого отправился со своими людьми в «славянские горы», т. е. на Тайгет.¹⁹ В греческой хронике, известной под названием Псевдо-Дорофея, сообщается, что князь Гийом, находясь в Лакедемонии, «созвал совет своих военачальников и спросил их, какая местность нравится им для постройки сильной и надежной крепости». Они посоветовали ему строить на вершине горы, которая находится в двух милях от Лакедемонии, ибо «нет другого места лучше и надежнее, чем это».²⁰ В Морейской хронике это сообщение несколько варьируется. В ней говорится, что на совете в Лакедемонии военачальники, ссылаясь на усталость после трехлетней кампании, советовали князю распустить вассалов по домам, а самому с двором остаться в Лакедемонии и провести в ней зиму.²¹ Гийом согласился с этим, а весной направился вместе со свитой в окрестности Монемвасии, Гелоса, Пассавы и в соседние области.²² Во время этой поездки он и встретил «странный холм, часть горы (Тайгета), расположенный выше Лакедемонии, на расстоянии чуть больше мили от нее» (βουνν παράξενον, πόκομμαν ες ρον, νωθεν Λακεδαιμόνιας κανένα μίλι πλεον). ²³ Этот скалистый холм высотою 634 м находится в 5 км к западу от Спарты, возвышаясь у самого входа в Лангаду, одно из нескольких рассекающих Тайгет поперечных ущелий, соединяющее Лаконику с Мессенией, — единственный путь, по которому горцы могли совершать массовые набеги. Построенная на этом холме крепость контролировала бы не только это ущелье, но и весь бассейн Эврота. Таким образом, в стратегическом и тактическом отношениях место для постройки крепости было безукоризненным.²⁴ Оценив это обстоятельство, Гийом отдал распоряжение построить крепость, которую назвал Мизитрой.²⁵

В хронике Псевдо-Дорофея рисуется широкая картина строительства. Были подвезены все необходимые материалы: известь, камень, лес, различное оборудование.²⁶ Очевидно, основную массу {12} строительных материалов составили развалины античной Спарты и византийской Лакедемонии, как это наблюдалось постоянно и позднее. Французский путешественник Ла Гилетьер писал в XVII в., что, несмотря на обилие превосходного мрамора в карьерах Лаконики, мистриоты предпочитают использовать для своих построек мрамор античных руин, ибо, «не прилагая труда, его достаточно находят в этих развалинах».²⁷ Результат строительства источники оценивают как «нечто возвышенное и красивейшее» (τ ψηλν κα εμορφότατον),²⁸ как «блестящий замок и большую крепость» (λαμπρν κάστρον κα μέγα δυναμάριν).²⁹ Эти оценки относятся, очевидно, к самой первой и самой значительной франкской постройке — крепости, которая расположилась на всей вершине холма, имеющей форму плато с легким наклоном к югу. Кольцо мощных крепостных стен окаймляло плато. Северо-западная часть крепости занята замком с донжоном, который был окружен собственным крепостным валом.³⁰ Здесь была резиденция франкского князя. В первом дворе вдоль стены располагались жилища рыцарей.³¹ На южной границе возвышалась круглая башня, с которой велось наблюдение за долиной и отрогами Тайгета, где обитали мелинги. Важнейшей проблемой оставалось водоснабжение. В различных местах скалы и в подземелье донжона были оборудованы специальные резервуары для приема дождевой воды — деталь, которая стала характерной для архитектуры Мистры. Из-за отсутствия в Мистре водопровода, доставлявшего воду какого-нибудь источника во дворцы и другие сооружения (для бытовых нужд или на случай осады), использовалась дождевая вода, собираемая в резервуары при помощи протоков, соединявших крышу здания с подвалом.³² Принципы фортификации, применявшиеся при возведении крепости, были типичными для подобного рода сооружений — франкских замков на Леванте.³³ Однако строителями были, судя по хронике Псевдо-Дорофея, мастера и подмастерья (μαστόροι κα πουργοί), рекрутировавшиеся из местного лаконийского населения.⁸⁴

Спрашивается, можно ли считать постройку крепости годом основания Мистры? Начиная с Мелетия, который назвал Мистру новым творением князя Гийома ( Μιζηθρς εναι κτίσμα νέον τοΰ Πρίγκιπου),³⁵ принято считать годом основания Мистры 1249 год.³⁶ Но для этого нужно доказать, что этот холм и местность до прихода франков были совершенно пустынны, а с их приходом стали усиленно заселяться. Между тем в епископальном листе митрополии Лакедемонии (Κόνδιξ ερς τς γιωτάτης μητροπόλεως Λακεδαιμονίας), составленном архиепископом Ананией и опубликованном Бюшоном, говорится, что «во времена распространения власти римских цезарей плачевное состояние и недостаток людей повергли спартиатов в страх; в качестве убежища они построили этот город. С приходом цезарей знатные и богатые сбежали, а бедные были обращены в рабство. Позднее город был вос-{13}становлен его гражданами».³⁷ Таким образом, Анания полагал, что Мистра существовала с римских времен, но не привел в подтверждение никаких доказательств. Видимо, ему была неизвестна даже Морейская хроника, хотя он знал, что местная традиция приписывает основание города морейскому князю Гийому II Виллардуэну, но считал это мнение ошибочным. Согласно Сотириу, холм был совершенно пустынен вплоть до середины XIII в., но Орландос считает, что ненаселенной была только верхушка холма, что у его подножия уже с XII в. существовал монастырь св. Димитрия.³⁸ Как бы то ни было, нужно признать, что задолго до франков на месте Мистры уже было какое-то поселение. Существование монастырей, в частности, предполагает наличие определенных хозяйств вокруг них. Разумеется, ни о каком поселении городского типа говорить не приходится, но и за весь 14-летний франкский период Мистры (в 1249 г. крепость заложена и в 1262 г. перешла в руки греков) города тоже не возникло. На основании археологических исследований можно заключить, что, кроме крепости на вершине и нескольких построек (порой весьма значительных, как например некоторые части дворцового квартала, окончательно сформировавшегося уже при византийцах), от франкского господства ничего не осталось. Правда, в 1730 г. жители Мистры заверяли Фурмона (французского археолога, посланного на Восток Людовиком XV, чтобы собрать византийские рукописи), что князь Гийом начал укреплять их город с намерением привлечь жителей Лакедемонии,³⁹ но все заставляет думать, что какого-либо значительного заселения холма во франкский период не произошло. Косвенным доказательством является молчание источников, да это и понятно, ибо здесь более чем где бы то ни было местное население сопротивлялось завоевателям и о сотрудничестве между ними не могло быть и речи.

Поворотным моментом в истории Мистры является 1262 год, когда Гийом II вынужден был, отсидев три года в императорской тюрьме в результате поражения при Пелагонии в 1259 г., отдать за свое освобождение Монемвасию, Майну и «прекрасную крепость Мизитру».⁴⁰ Правда, осуществление этого плана натолкнулось на сопротивление герцога Афинского, который прекрасно понимал, что «если император овладеет этими тремя крепостями, то усилится настолько, что сможет послать туда сухопутное и морское войско, выгнать франков из Мореи и занять ее».⁴¹ Поэтому он заявил на собрании (το παρλαμ, v. 4432 sq.) своих вассалов в Никли (так называемом дамском парламенте),⁴² что лучше, если умрет один князь, чем позволить, чтобы и остальные франки Мореи потеряли свои наследственные владения (τ γονικά), заработанные трудами их отцов.⁴³ Однако, когда ему стали доказывать, что, поскольку Монемвасия завоевана самим князем, Майна и Мизитра были построены тоже им самим, было бы несправедливо, чтобы он и его люди умерли в тюрьме,⁴⁴ герцог Афинский вынуж-{14}ден был согласиться. Мистра была первой передана грекам.⁴⁵ Правда, соглашаясь на условия, которые предложил император, князь Гийом, как сообщает хронист, всегда питал заднюю мысль «использовать все способы и уловки, чтобы вернуть владения, которые он отдал».⁴⁶ Поэтому, несмотря на клятвы, данные императору, несмотря на то, что он стал крестным отцом императорского сына, князь Гийом по прибытии в Морею сразу же собрал своих рыцарей и направился в Лакедемонию.⁴⁷

В описании хрониста перед нами встает живая картина: с высоты укреплений Мистры греки с тревогой наблюдают за приближающейся армией морейского князя.⁴⁸ Одновременно ведутся переговоры с мелингами. Последние охотно вступили в соглашение с греками Мистры и «поклялись оставить франков и встать на сторону императора». Начинается длинный ряд войн за установление гегемонии над Пелопоннесом.

С переходом Мистры в руки греков заканчивается, собственно говоря, предыстория города, ибо только с этого времени Мист

2019-11-13

256

Обсуждений (0)

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ МИСТРЫ 0.00 из 5.00 0 оценок

Скачать документ