Амбарыч и богохульники
Тонко пел церковный хор. Отец Серафим, в белом стихаре и тёмной скуфеечке, прохаживался у иконостаса и махал кадилом. Паства, а именно два десятка старушек, истово крестилась и подпевала. В храм вальяжно зашёл Нафаня, а с ним Горилла и Чеснок – мордовороты с косой саженью в плечах. — Горилла, купи свечек, замаслю Господа. А ты, Чеснок, смотри старую доску. Как высмотришь – скажи мне. Один мордоворот пошел направо и обрел свечек. Другой мордоворот пошел налево и не обрел ничего. Нафаня без затей двинулся прямо, оттолкнув Марковну: — С дороги, рухлядь! – Тотчас же мафиоза увидел перед собой, на стене у клироса, знакомый список. Довольная улыбка Нафани цвела до тех пор, пока на его плечо в албанском пиджаке не легла рука – здоровенная, с чистыми подстриженными ногтями. — Мужик, ты совершил поступок не по совести! Марковна старше тебя в несколько раз! Надыть уважать старость! – внушительно молвил владелец руки. Им являлась широкоплечая, косматая и длиннобородая личность мужеского рода, с ясными очами. Из-за плеча личности выглядывала старуха, с любопытствующим лицом. — Ага! Истинно! — подтвердила престарелая курица, ожесточенно крестясь. Бандюг поискал встревоженными глазами братву, и, по ходу, заносчиво выкрикнул: — Ты кто такой!? — Я — Амбарыч. Церковный сторож. Извинись перед Марковной, не бери грех на душу! Подрулили два орангутана, они же «братва». — Нафаня. За меня поставь! – подал Горилла толстую пачку толстых свечек. Мафиоза облегченно пёрднул и взял пачку обеими руками. — Нафаня, чё за хрен? – показал на Амбарыча Чеснок. — Не ругайся в лоне Господа! – немедленно повернулся к мордоворотам сторож. — Я чувствую, мирного разговора у нас не выйдет… Поэтому прошу выйти отсель. На воздухе всё и обсудим. Марковна безоглядно заспешила на улицу. Отец Серафим скрылся в алтаре под аккомпанемент ангельского пения. Старушки закрестились ещё истовей. Настал момент раздачи Святых Даров, на языке обывателя «причастие». — Братва! Заросшего придурка зовут Амбарыч. Чешите с ним на улицу и избейте до потери сознания, — отдал приказ Нафаня. – А я покамест поставлю свечки и сниму со стены рисунок. Я его нашёл. Мордовороты профессионально взяли Амбарыча под здоровенные локти. — Урод! Учти, мы этого не хотели! — Нехорошие вы люди! – сторож укоризненно повёл богатырскими плечами. Чужие руки соскользнули с Амбарыча, и он неспешно двинулся к выходу из храма. Братва сопровождала его на шаг сзади. Нафаня невдалеке узрел Канун — прямоугольный столик-подсвечник. И стал маслить Господа свечами.
Спустя 30 секунд — Урод! Ты куда!? – крикнул Горилла вслед Амбарычу, что также неспешно спустился по паперти и направился к калитке храмового забора. — Негоже вас учить в святом месте, — бросил через плечо служка. — Колхозник, ты продолжаешь нарываться! – прошипел Чеснок. Рядом с калиткой, вне церковной территории, стоял Джип братвы. За машинкой спряталась Марковна. Сторож обошел Джип и начал основательно засучивать рукава кафтана. Горилла с ходу пнул борзому мужику в низ живота. — А-ах! – с обидой застонал Амбарыч. — Ты чего беспредельничаешь!? Без предупреждения пинаешь! — Чеснок! Мой пинок называется «пинок по лобку»! Он несилён, пинковый джеб — на языке бокса. А сейчас я покажу пинковый кросс. То есть пну так, что сломаю Амбарычу лобковую кость! Чеснок с благодарностью впитывал наставничество Гориллы. Марковна от любопытства зажевала свой носовой платок, вместе с соплями. Сторож помолился и воспрял, схватил Гориллу за ноги, поднял над собой и стукнул Им о землю, как дубиной. — Твою мать! – пробзделся Чеснок. — Ну? – дружелюбно переспросил Амбарыч, отряхивая по-мужицки ладони. Чеснок прыгнул в Джип и умчался. Сторож простёр вслед горький взгляд ясных глаз: — Куда, негодник? Кто за тебя каяться будет? Из храма произошел выход старушек. Они без звука двигались мимо стоящего сторожа и лежащего Гориллы – причастие требует внутренней тишины. — Эх, Святых Даров не вкусил! – переживал «православный активист». Неугомонная престарелая курица быстро сбегала в храм и быстро вернулась. — Спасибо, Амбарыч, что заступился за меня! — Господа благодари, Марковна! — сторож перекрестился на церковные купола. — Ты его убил? – старуха вдумчиво рассмотрела неподвижное тело Гориллы. — Окстись, Марковна! Так, приобщил к благодати! — А-а-а… — старуха перешла на интимный тон. — Богохульник, который меня толкнул – в храме! Свечечки ставит… — Я как раз собрался спеть ему псалм, — осклабился Амбарыч и похрустел силушкой. — А можно я пойду и посмотрю? – дернулась нетерпеливой конвульсией Марковна. — По благодати!
Синяк от Господа Все сорок отверстий прямоугольного столика-подсвечника – Кануна, были заполнены свечками Нафани. Он недовольно оглянулся в поисках нового Подсвечника и ощутил жалостливый взгляд бабушки Варвары. И услышал её печальный голос: — И-их, милок, сколько покойников у тебя в роду!.. — Какие, на хрен, покойники!? Я живым ставлю! – грозно занервничал мафиоза, сжимая и разжимая последнюю непоставленную свечку. — Слышь, курица, ты тоже нарываешься, как грёбаный Амбарыч!? Или издеваешься ради собственных тараканов!? — Так, милок… На столике свечи ставят за упокой. А за здравие ставят в другие Подсвечники — круглые… Вон они, и вот… — Варвара наглядно простерла рукою. Нафаня мельком оглядел наглядность и излил недоумённое беспокойство: — Ни хрена не пойму! В церквах разные места для свечей? Живым отдельно, жмурикам отдельно? Да!? Бабушка согласно повела ошалелой головой. — И что теперь будет!? — Не знаю, милок… Всё, что угодно! Мафиоза и старушка начали, было, соревноваться в том, кто больше растерян. Однако Нафаня вспомнил, что он – человек действия и прибыл сюда по ответственному делу! Бандюг три раза плюнул через плечо, последнюю свечку воткнул в круглый Подсвечник и подгрёб к клиросу. Там он взялся за нижние края «рисунка Михал Михалыча», с намерением его со стены снять, и из храма унести. Варвара посмотрела на городской телефон, но брать трубку поостереглась. Тогда бабушка взяла семисвечник и подкралась к мафиозе сзади… Цели сих действий остались неясны, так как случилось Чудо. Нарисованная правая рука лика Спасителя сжалась в кулачище, размером с лицо Нафани. Сия трёхмерная кувалда вылетела из иконы, и сочно ударила Нафаню в область левого глаза!.. Потом Спаситель улыбнулся и Чудо закончилось. У Варвары отвисла челюсть до пупа, а семисвечник от зависти согнулся и выпал из обессилевших пальцев бабушки. Нафаня мученически упал на церковный ковёр. И замер там. Варвара не зная, что же делать, стала метаться на месте – возле тела бандюгана. Заявились Амбарыч и Марковна, и с опаской начали наблюдать за метаниями бабушки. В храме плавала странная тишина. Она наступает всегда, когда случается Чудо… И её лучше не нарушать, по крайней мере, до прихода священника, лучше из настоящих. Отец Серафим был (и есть) настоящий служитель! И в этом смысле тишине повезло. Батюшка проявился из алтаря и вперил суровый взгляд в Амбарыча. Марковну сотрясало любопытство, но в стенах храма курица себя сдерживала. Варвара прекратила метания и находилась в пассивном ахере. Таким образом, четверо возвышались кружком над телом Нафани, валяющемся на полу. — Опять ты, Амбарыч, вогнал в чужую плоть Святого Духа, с помощью физической силы!? – пожурил батюшка. — Отец Серафим, я не при чём! Да, этот мужик в албанском пиджаке — богохульник, и я хотел ему навалять! Но… — Ты в каждом видишь богохульника! – сурово перебил батюшка. — Тебе нужно было жить во времена инквизиции! Христос учит – люби ближнего. А ты, кобелий отпрыск!? Амбарыч широко перекрестился на геройскую икону: — Истинный крест! Отец Серафим, я не трогал сего мужика! А его отправила на пол бабушка Варвара! Естество Марковны аж пищало от удовольствия. — У-у… у-у… — яростно промычала Варвара и тыкнула правдивым пальцем в Спасительный лик. Батюшка внимательно осмотрел старинную доску. Он больше почувствовал невысказанную реплику, чем понял: — Мужика в албанском пиджаке ударила икона? — У-у… Так и есть, отец Серафим! – Варвара осенила себя восторженным крестом. — Да ладно! – взалкала Марковна. — Боженька сам постоял за себя! — Так-то, отец Серафим. Я всегда говорил, что добро должно быть с кулаками. Вы меня разубеждали. Вот вам доказательство! – умиротворенно вымолвил Амбарыч. — Господь сам врезал нечестивцу! — Чушь! – авторитетно возразил батюшка. — Я знаю, что есть иконы Чудотворные. Есть Мироточащие. Но про Дерущиеся иконы не слышал. И их не может быть просто потому, что не может быть! – Серафим сунул прихожанам на предмет целования свой медный крест. Когда поцелуи отзвучали, то он продолжил. — Я уверен, что бабушку Варвару обуяли бесы. Вчера утром был первый знак, — телефон превратился в Солнечного Кота, что говорил по-русски! — Ей-богу! – зачастила крестами Варвара. Крестя себя и всё, что и кто вокруг. Батюшка достал из кармана штанов, под рясой, сотовый телефон: — Поскольку Амбарыч не лжёт, потому что ложь есть грех, то… Я предполагаю, что у мужика в албанском пиджаке случился обморок. Иногда такое бывает у людей, редко посещающих храм. Виной духота и чад от свечей. Надо вызвать «Скорую помощь». Сторож благоговейным пальцем показал на Нафаню: — Глядите, у него синяк набухает! — Чепуха… — заотрицал священник, но на взбалмошную икону глянул с тревогой. — Синяк у мужика давно... — Нет, синяк свежий! Я знаю толк в синяках! – похвастался Амбарыч. — Точно синяк! – поддакнула Марковна. — И у кого там бесы!? – саркастически засмеялась Варвара. — Так и зарождаются ереси! – торжественно изрек батюшка в пустоту. Никто не верил ему, и сам себе он не верил тоже.
Клюев и Орхидеи-люб Клюев шёл пешком к Садко, согласно напутствию странного нищего. Утомившись, присел передохнуть на синюю скамеечку Петровского парка. К нему тотчас же подсел некий худощавый очкарик. — Я вижу, что ты любишь орхидеи, — заметил он. — Ты прав, – согласился Клюев. — Приходи к нам с Олесией. У нас ты будешь накормлен и в тепле. — А вы — это кто? – доверчиво развесил уши Клюев. — Я – Орхидеи-люб! А Олесия — моя жена! – вдохновенно пропел очкарик. — И я вижу, что ты наш человек! — Я должен поесть у Садко, — не согласился Клюев. – А потом приду. — Возьми, — попросил Орхидеи-люб, протягивая свой адрес.
Объяснение чуда Объяснение случилось возле Офиса Столичной Мафии. На Таганке. Вечерело. Ливер – мордоворот с косой саженью в плечах, угодливо распахнул заднюю дверку лимузина. Михал Михалыч пыхнул сигарой и вознамерился загрузить своё тело в салон. Рядом плавно остановилось такси, из авто усталым мячом выпрыгнул Нафаня: — Михал Михалыч! Босс хищно осмотрел помощника: его помятый вид и крутотенный синячище под левым глазом. Цыкнул: — Ливер, отойди. Бандюг поправил за поясом пистолет и суетливо подчинился. Главарь сказал удивлённо: — Нафаня Андрюшкин! Где ты шлялся целый день и что у тебя с рожей!? — Михал Михалыч! – преданно вякнул секретарь. — Я приехал из больнички, куда меня доставили в бессознательном состоянии! — Я тебе не приказывал ехать в больничку и впадать в бессознанку! Или ты что-то попутал в моих указаниях? Ну так, чуть-чуть… Скажи мне – попутал? — Михал Михалыч, ну я ж не дебилоид! – улыбнулся своей остроте Нафаня. Босс не посчитал шутку шуткой, но промолчал. А секретарь рассказал: — Я приехал в храм, увидел там ваш рисунок, взял в руки... И тотчас получил от него такой удар, что упал без чувств! — От кого получил удар?! – настороженно переспросил шеф. — От Господа, который нарисован на доске, — обыденно объяснил секретарь. – Был в отключке весь день, а как только поймал сознание — по-тихому срулил из палаты. Главарь являлся реалистом и не признавал, что Чудеса имеют место быть. Впрочем, Чудеса не признают, помимо реалистов, и обычные люди. А зря. Поняв, что босс молчит, Нафаня разлился соловьём: — В храме я ставил свечки за здоровье души! Всей нашей братве! Только… учинил перепутку: поставил свечки за здоровье в то место, где ставят за упокой. Господь, видно, обиделся и набил мне рожу… – прояснил обстоятельства Чуда секретарь. — Херня и сказка! – последовала реакция босса. Секретарь признал, что Михал Михалыч в свои 35 лет – уважаемый главарь мафии, а он в свои 35 лет – всего лишь Нафаня со смешной фамилией. И ему стало неловко за Чудо. — Ладненько, с доской я дорешаю сам, сказочник, — резюмировал босс, нетерпеливо глянув на наручные часы. — А ты встречайся с братэлой и получи фотку Клюева! Предъявим бомжу на опознание! Сотовый телефон шефа сыграл «Вальс». Михал Михалыч оборвал рингтон быстрым нажатием пальца на кнопку, и поднес трубку к вкрадчивому уху: — Что!?.. Опознали?.. А Горилла?.. Почему ты молчал?.. Да… Держи меня в курсах. Нафаня попытался подслушать диалог, но бесполезно. Телефон шефа не допускал разглашения голосов без ведома владельца. — Звонил мой адвокат, — неохотно разъяснил главарь столичной мафии. — Чеснок разбился на трассе, насмерть. А Горилла ещё с утра в морге, подрался с кем-то… — А вы меня, Михал Михалыч, назвали сказочником! – с превосходством заулыбался Нафаня. — Это чё, блин, получается? Только я поставил Чесноку свечку за упокой — он разбился. А Гориллу, вы только вкурите смысл! Самого Гориллу, что гнул у нас руками подковы! — избили в усмерть. Михал Михалыч послал свой реализм «гулять в садик», а сам нечаянно затянулся тлеющей стороной сигары: — Чего ты там болтал про свечки? Поставил за здоровье туда, куда ставят за упокой?.. — Ага, — блеснул самодовольной улыбкой Нафаня. — Себе только воткнул в нужный Подсвечник. И то благодаря одной богомольной убогой… Михал Михалыч проплевался полусгоревшим пеплом: — А мне!? — Вам поставил свечу самому первому! Ведь вы — самый лучший главарь мафии из всех главарей, которых я знаю! Босс шалыми глазами вновь осмотрел синячище помощника под левым глазом. — Видел остолопов. Но таких, млин… – натурально забздел шеф, вероятно – впервые в жизни. — Михал Михалыч, не называйте меня остолопом! – ультимативным тоном попросил Нафаня. — Да… я знаю, что я — толстый, некрасивый и не очень умный тип. И у меня писечное недержание по ночам. Но я не остолоп. Секретарь с печальными глазами побрёл к Офису. Михал Михалыч лирично глянул вслед: — Пожалеть его, а?
Гжельский винегрет Братья-близнецы Андрюшкины встретились в ресторане «Садко», на Тверской улице. Они съели четыре килограмма еды и выпили два литра пунша. Походя, вспомнили детство и поделились текущей житухой, затем приступили к разговору о насущных делах. — Это Валера Клюев, – Аристофан передал фотографию брату. — Вот они какие – везунки! – Нафаня бережно принял снимок. Мордовороты – Кибалда и Скальпель, в статусе «подчиненных Нафани» — отошли отлить. — Вот они какие – везунки! – повторил Нафаня, бездумно глядя в чью-то харю за одиноким столиком. Харя принадлежала как раз предмету разговора. Клюев кушал гжельский винегрет и размышлял о том, чем же за него заплатить. Он тупо смотрел в свою тарелку, не видя ничего и никого вокруг. Нафаня провёл сравнительный анализ обеих харь – на фотке и за одиноким столиком. И понял, что обе физии – это есть одно лицо. Брателло обратился к Аристофану за подтверждением, что тот и сделал. Теперь осталось пленить Клюева и предъявить его бомжу лично, для опознания. Хотя и так всё ясно… Инкассацию Михал Михалыча грохнули дезертиры. Вполне, что Клюев не мочил братву на Помойке. Зато он – стопудово один из дезертиров! — Нафаня! Мне жалко Клюева! Отпусти его! – вдруг плаксиво попросил армеец. — Аристофан! Если я не доставлю Клюева к Михал Михалычу — то он отрежет мне половое яйцо! – индифферентно возразил мафиоза. — Я не хочу, чтобы ты потерял яйцо, — резюмировал армеец, вытирая «мокрые» глаза. На том и порешили. Нафаня щёлкнул пальцами, и из сортира вернулись мордовороты с косой саженью в плечах, — Скальпель и Кибалда.
Спустя 14 секунд К одинокому столику подгребли Андрюшкины и мордовороты. — Твою маму… — Клюев неприлично уставился на братьев-близнецов. Гжельский винегрет был забыт. — Приветсон, салага, — с пренебрежением сказал Андрюшкин в армейском мундире. — Я отвезу тебя к Михал Михалычу, щенок. И он будет резать тебе половое яйцо, — беззаботно бросил Андрюшкин в албанском пиджаке. Клюев вскочил с целью дать драпака. Мордовороты поймали Клюева на пике вскока и внушительно заломали. Интересная пятёрка направилась к выходу. У порога дорогу процессии преградил метрдотель Ханжа. — Вы не заплатили за четыре килограмма еды и за два литра пунша, — изрек Ханжа, глядя на братьев как на говно. — А вы не заплатили за гжельский винегрет. – Метрдотель погрозил Клюеву скалкой. — Слышь, перец, ты офонарел? – обомлел от метрдотельской наглости мафиоза. — Не-а. Офонарели вы, ведь у вас на роже фонарь, — учтиво рассмеялся Ханжа. Мордовороты знали толк в кабацких шутках и искренне заржали. Армеец глупо улыбнулся – не зная, как реагировать. — Перец, мы из Мафии! А чувак, сожравший гжельский винегрет — наш пленник! Кибалда и Скальпель приосанились. Армеец быстренько слинял, от греха. Ханжа побледнел от страха: — Пардоньте, не за тех принял! – метрдотель отбил челом и выкинул скалку. — Простите, братва! – поклонился отдельно мордоворотам. Ханжа отошёл в сторонку, уступая дорогу. Путь продолжили вчетвером.
Бетонка мафии У двери в Тайную Комнату – подобно кремлёвским курсантам в смысле недвижности — замерли Трюфель и Молоток, — мордовороты с косой саженью в плечах. Этикет церемониала, лично разработанный Михал Михалычем, требовал стоять именно так. А кто стоял иначе – у того резали половые яйца. Четвёрка подрулила к охране. — Приветсон, братва! – важно сказал Нафаня. — Я достал нужного Михал Михалычу чувака. Дайте его завести в Тайную Комнату. — В Тайную Комнату сейчас нельзя. Там… — Трюфель нагнулся к шелудивому уху мафиозы и вдвинул туда шепот. — Пленник может посидеть пока в Бетонке, — популярно объяснил Молоток. Разъяснение не вызвало возражений. И вызвать не могло. — Кибалда и Скальпель! Идём в Бетонку! Спустя 20 минут Бетонка представляла собою квадратную цементную коробку без окон, обоев, побелки и мебели. Единственная батарея-радиатор излучала хладнокровное тепло. Под потолком – в пяти метрах от пола — электрическая лампочка без абажура и без света. Хрен Моржовый пинком загнал Клюева в тюрягу, захлопнул железную дверь и заставил тускло светить лампочку. А сам приставил бычье око к дверному глазку. Клюев осмотрелся. У дальней стены, спиной к двери, у батареи, спало тело. Солдатик пошевелил его носком армейского ботинка. — Эй! Тело замычало и повернуло к Клюеву заспанное лицо. — Профессор!? – ботинок чуть не провалился от стыда под бетонный пол. И если б пол не был бетонным – то наверняка бы провалился. — Мафия подстрелила, — Профессор обнажил лодыжку, перемотанную бинтом. – Томка и Фёдор утекли, а я… Клюев вернулся к двери и залепил глазок слюной. Хрен Моржовый получил приказ войти в Бетонку только в случае начала Атомной войны. Поэтому он вознегодовал за дверями, не смея открыть дверь. Солдатик присел перед бомжем на корточки, и интимным шепотом спросил: — Ты был в Тайной Комнате? — Да… — Леденящий страх сковал суставы и эмоции Профессора. Клюев крякнул и дал сокамернику пощечину. Это помогло, — бомжеский испуг исчез, а дезертир озвучил чарующий план: — Профессор! Отодвинь задницу от стены. Я достану из-за батареи револьвер системы «Кольт». Потом ты стучишь в дверь с криком: «Братва! Началась Атомная война!». Заходит Хрен Моржовый, я его убиваю выстрелом в глаз, и мы валим в пампасы. — Привет-привет, мой юный гусь! Я одиночества боюсь! – от души поржал Профессор. Однако под укоризненным Клюевским взглядом зад от радиатора он всё-таки отодвинул. Валера пошарил за батареей и вытащил из-за неё револьвер «Кольт». В барабанном гнезде желтел один боевой патрон. Профессор впал в шок. Шок не помешал извиниться за недоверие, выраженное в грубой циничной форме.
Свинук и Свинятин Где-то за храмом слышался пружинистый стук топора о дерево. Михал Михалыч услышал звуки, как только вылез из своего лимузина с помощью Ливера. Босс и его охранник прошли в храмовую калитку, обогнули здание церкви и очутились в глубине двора. Там Мафия увидела широкоплечую, косматую и длиннобородую личность мужеского рода, с ясными очами. Голую до пояса – грудь и живот покрывали густые заросли волос с капельками пота. Амбарыч воткнул топор в чурку, разогнул спинушку, очи лучились васильковым благодушием: — Здравствуйте, люди! Михал Михалыч сделал Ливеру удерживающий Жест, а сам выступил вперед: — Ты – Амбарыч? — Я – Амбарыч, мил человек. — Бери ключи и отпирай храм! Там висит моя доска, я её забираю! — Вы — грабители? — церковный сторож не очень охотно похрустел силушкой. — Нет! Грабители грабят. А я намерен забрать то, что моё. Служка недовольно закряхтел: — Намедни отец Серафим имел со мной долгую беседу. Назвал меня мракобесом и инквизитором. Если я вам набью сейчас мордени, то батюшка может не по-децки осерчать. Но… я ж не виноват, что богохульники сами ко мне липнут! — Амбарыч! Открывай храм или потеряешь половое яйцо! Сторож, не торопясь, надел кафтан и засучил рукава. Михал Михалыч сделал Ливеру приглашающий Жест. Мордоворот встал в боксёрскую стойку. А Амбарыч, изловчившись, схватил его двумя руками за ноги — как дубину, и с размаху ударил этой «дубиной» Михал Михалыча. Опытный главарь Мафии успел присесть, и Ливер ударил воздух, а потом Им стукнули о землю. Сторож отряхнул по-мужицки руки, в упор глянул. Обычно после демонстрации силы наступала сила демонстрации: ещё не поверженный противник убегал. Только с Михал Михалычем это обломилось — он выдернул из кармана револьвер: — Ты откроешь храм, Амбарыч! Или отстрелю тебе половое яйцо! Сторож испугался и зажал промежность обеими руками. Вдруг за спиной Шефа прозвучала просьба: — Эй, чувак, брось пушку! В противном случае стреляю на счёт «два». Раз! Босс медленно бросил револьвер на землю и быстро поднял руки вверх. — Поверни морду к нам! Михал Михалыч развернулся задом к Амбарычу. Встревоженным глазам мафиози предстали двое полицейских парней в штатских бушлатах: помоложе и постарше. Старший держал табельный пистолет, а у младшего в руке был пластиковый Пакет – вроде тех, с которыми студенты ходят на занятия, таская в них учебники и тетрадки. Пакет отливал бирюзовым фиолетом и брякал железом при каждом движении. — А, Свинук! – поморщился главарь Мафии. — Михал Михалыч! – радостно воскликнул полицейский с пистолетом. — То-то, смотрю, тачка у ограды знакомая. Теперь не отвертишься! — И что ты мне, Свинук, можешь припаять? — Незаконное ношение оружия, угрозу убийством… И это только начало твоих, уголовно наказуемых, деяний. Парень с Пакетом прибрал револьвер мафиози и дерзко крикнул: — Глотай воздух свободы, Михал Михалыч! Вряд ли в обозримые двадцать лет ты им будешь дышать! — Ты кто такой!? – встал в позу криминальный шеф. — Он – мой напарник по фамилии Свинятин, — просветил полицейский с оружием. — Родственнички, твою мать! Вся ментура – родственнички… — укоризненно проворчал Михал Михалыч. — Мы не родственники, — поправил Свинятин. — Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук. Он посадил мафиози на травку, закурил сам и разрешил закурить пленнику. Слабо шевелящегося Ливера полиция не тронула: может, не заметила, а может, он им был и не нужен. Свинятин вызвал патрульный экипаж и занялся церковным сторожем.
Спустя 24 секунды — Вы — Амбарыч? — Я… — Я — мент Свинятин. Моя должность называется: младший опер столичной уголовки, — парень показал красную книжечку. – Вообще-то, мы с напарником приехали специально к вам. Чувак… которого вы ударили сегодня утром – он … навсегда превратился в труп. — Я потихоньку ударил! – вознегодовал Амбарыч. — Уголовный Кодекс не поощряет бздёж… – зачем-то отметил Свинятин. – Вы грохнули бандюга Гориллу, которого надо было грохнуть ещё лет пятнадцать назад. Поэтому не сцыте, мы со Свинуком вас отмажем! Но это потом, а сейчас мне надо взять с вас показания. — Какие-такие показания!? – взъерепенился сторож. — Я опишу всю хренотень, что здесь случилась. А вы – подпишите. Чувак, что хотел вам отстрелить половое яйцо – это Михал Михалыч, главарь столичной Мафии. Идейный вдохновитель двух сотен убийств, организатор наркотрафика, владелец полусотни подпольных борделей, главный поставщик левого спирта, половой извращенец и садист. Ну, это чтобы вы прониклись правильно… Амбарыч насуплено слушал и проникался. — …Будет предварительное следствие с выносом мозга, — со знанием дела рассказывал полицейский. – А потом случится суд над Михал Михалычем и его братвой, куда вы придете в качестве свидетеля! И вынос мозга на следствии нервно курит в стороне, глядя на суд… — Погоди, Свинятин! – страстно перебил «православный активист». — Не надыть суда! Давай я просто врежу Михал Михалычу от души! Он отправится на Небеса и пусть Господь сам разбирается с его душой. А?.. Ведь даже ребёнки знают, что земной суд неправеден! На физиономии Свинятина «добрый полицейский» и «злой полицейский» сыграли в известную игру: — Господь Михал Михалыча осудит, но после нас, Амбарыч… Кстати, вы сам под колпаком и отмазать вас от вашего же трупа – это надо постараться! Как ни тасуй, но Гориллу грохнули вы! Служка сжал праведные кулачищи: — Горилла первым полез! Он пнул меня по правому помидору! Их была целая бригада богохульников!.. Все – богохульники! И Михал Михалыч богохульник! И вы со Свинуком… Младший опер понял, что перегнул палку. Наверняка палку вообще не стоило гнуть в случае с таким Персонажем, как сей мужичок. — Забудьте о богохульниках, Амбарыч! Тогда будете на свободе!.. Спокойней, ага?.. — миролюбиво заголосил Свинятин. — Между прочим, отец Серафим не может на вас нахвалиться! Именно благодаря его просьбе мы и берёмся вас отмазать! К храмовой калитке подъехал и посигналил патрульный экипаж. Свинятин почти бегом cдёрнул за ограду. Амбарыча обуяла недоумённая задумчивость. Или давайте напишем так: Амбарыча обуяла задумчивая недоумённость. Он разжал кулачищи и засунул бороду в штаны-трико: — Чего ж тогда отец Серафим постоянно меня ругает?.. Или он лицемерит и говорит не то, что думает?.. А лицемерие – это богохульство в чистом виде… Встреча в секте Парочка беглецов из Тайной комнаты нашла адрес любителей цветов, куда солдатик так и не дошёл, повернув к «Садко». Постучались в дверь двухкомнатной квартиры. Открыл сам хозяин. — Привет! Я пришёл с другом… Через минуту Орхидеи-люб вводил в квартиру Клюева и Профессора. На пороге гостевой спальни он произнёс возвышенно: — Познакомьтесь, мои дорогие! Это Валера – наш человек. А это — друг Валеры. В комнате – на тюфяках, расположились Фёдор, Тома и Олесия. Центральную часть стены занимала Дивная Орхидея, висящая на жестоком распятии. — Профессор! – удивилась жена. — Томка! – удивился муж. Супруги нежно обнялись и сладко поцеловались. Клюев рукопожал Фёдора и уронил: — Дамочка на кресте изрядно красива. Олесия и Орхидеи-люб тактично вышли из комнаты, дабы не мешать встрече. — Вот дурики! – зыркнул Профессор на странную обстановку. — Они – дурики, — с усмешкой отозвался Фёдор. — Зато здесь я имею крышу над головой, горячую ванну и чистую постель. Поэтому их личные тараканы мне неинтересны. Каждый остался при своем мнении, включая тех, кто своего мнения не имел или ещё не выработал. Хрен Моржовый В правом глазу Хрена Моржового круглела совсем не эстетичная дырка от пули 45-го калибра. Нафаня с досадой топтался возле трупа в Бетонке, в его руке был револьвер-убийца. Михал Михалыч не отвечал на звонки и секретарь решил сам допросить дезертира. Но тут… — Чёрт! Нужно было обыскать пленника! За спиной послышался опасный шорох. Нафаня недовольно обернулся и увидел полицию в штатских бушлатах. Свинук держал пистолет, а Свинятин брякал Пакетом цвета бирюзового фиолета. — Что за нахрен!? Вы кто такие!? – разгневанно наехал мафиоза. — Моя фамилия Свинук. Это мой напарник Свинятин, — представилась полиция. — Сви… Вы чё, родственники — типа братья? – не вкурил Нафаня. — Мы не родственники, — поправил Свинятин. — Мы просто работаем вместе, в столичной уголовке. — За что ты грохнул Хрена Моржового, Нафаня? – участливо спросил Свинук. Мафиоза мгновенно положил «Кольт» рядом с покойником и накрыл его своим албанским пиджаком. — Менты, это не я! Полиция закономерно посчитала фразу отмазкой. Укоризненно вздохнула. — Не лечи нас, чувак! — попросил Свинук. – Нафаня… Нафаня Андрюшкин… — мечтательно пропел он. — Секретарь Михал Михалыча. Твой босс чётко описал твою морду. Не узнать тебя нельзя! Свинятин нетерпеливо потряс Пакетом со звуком железа. Добавил сурово: — Михал Михалыч осваивает камеру. И уже раскололся в плане многих своих дел. А тебя, Нафаня, он назвал своей правой рукой! — Циничное убийство в глаз — это не слабо! – не удержался и нанёс «удар ниже пояса» Свинук. Нафаня яростно тиснул ладошки и заквасил лицо: — Век воли не видать!.. – Если б он умел, то наверняка бы перекрестился. Но креститься он не умел. Полиция фалдами своих бушлатов отёрла мафиозе его искренние слёзы: — Ты не плачь, Нафаня. Мы разберёмся. Мы – менты, и кто ж, если не мы?.. — Разберитесь по чесноку! – заревел во весь голос мафиозный секретарь. — А я поведаю обо всех делах, что можно доказать! Вплоть до мельчайших мелочей! — Нафаня, в тебе просыпается гражданский долг! – поощрил Свинук. — Сейчас поедем в участок, и ты начнёшь песнь о том, как насиловал общество вместе с Михал Михалычем… Но сначала проведёшь нас к Тайной Комнате! — К Тайной Комнате!? Вашу мать! Вы хорошо подумали!? Тайная комната У двери в Тайную Комнату эффектно замерли Трюфель и Молоток — мордовороты с косой саженью в плечах. В сторонке послышался стук трёх пар обуви о паркет. Охрана молча достала из-под мышек мини-автоматы. Паркетный коридор внезапно кончился – Нафаня и полиция оказались лицом к лицу с мордоворотами. — Парней из Мафии прошу отойти от двери в Тайную Комнату! – безапелляционно сказала полиция. Стволы мини-автоматов жёстко упёрлись в незваных гостей. — Нафаня! Чё за уроды пришли с тобой? — Братва! Они менты! – прояснил мафиоза. Полиция достала и показала красные «корочки»: — Видите! Благодаря этой книженции мы можем пройти в любое место! Мордовороты опустили оружие. Задумались… А полиция попыталась протиснуться к двери. — Спокуха, менты! – оттолкнули наглецов мордовороты. — Ваши книженции допускают в почти любое место. Тайная Комната и есть это «почти»! — А что имеет силу для прохода в Тайную Комнату? – каверзно спросила полиция. — Личное разрешение Михал Михалыча. — Братва! Менты закрыли Михал Михалыча! – выпалил мафиоза Андрюшкин. — Не лепи! — Звенишь! — Спросите у ментов… — не очень уверенно саппелировал Нафаня. Полиция вволю потешилась над тупорылостью братвы. Братва позволила над собой потеху, так как ничего другого ей не предложили. Свинук как старший в паре, — достал бумагу и показал её охране: — Прошу ознакомится с бумаженцией! — Я прочту! – Нафаня схватил бумагу, немного почитал и долгим расстроенным взглядом посмотрел на мордоворотов: — Братва! Это ордер, разрешающий обыскать и опечатать Тайную Комнату! — Ордер подписан прокурором Столицы. Вы обязаны ему подчиниться! – Свинук веско спрятал бумагу назад – за пазуху. Мордовороты подумали-подумали и озвучили мысли вслух: — Чё бум делать? — Ордер – бумажка нехилая. Но… инструкция по охране Тайной Комнаты ничё про ордер не говорит! — Вы всё слышали, менты! – передернул могутной шеей Трюфель. — Привезите разрешение от Михал Михалыча. Тогда и будем базарить. — На крайняк доставьте чувака, которому надо отрезать половое яйцо. Раз Нафаня здесь, сойдёт и чувак, — показал лояльность Молоток. — А так не можем! — Тогда мы вас оттолкнём! Отберём пушки и войдём силой! – взяла на понт полиция. Мордовороты приняли понт за чистую монету: заткнули мини-автоматы в подмышки, и размяли ладони-лопаты. — Ежели вы попробуете это сделать — мы вас изобьем до полусмерти! — А может, до смерти! Полиция отказалась от понтов: либо ввиду бесполезности, либо дорожа временем или репутацией: — Тогда мы вызовем спецназ со всеми вытекухами! – нетерпеливо рявкнул Свинук. — Сейчас ляжете мордами в пол! – напутствовал Свинятин. — Или готовьтесь к экзекуции резиновыми дубинками! Мордовороты раскидали мыслишки и так, и эдак. И резюмировали: — Мафии не справится со спецназом! – братва отдала полиции оружие, убеждённо опустилась на колени, а затем перевалилась на животы, сцепила кисти на затылках. — Свинятин, надень на всех браслеты! Свинятин прибрал мини-автоматы и опорожнил Пакет цвета бирюзового фиолета. Со звуком брякающего железа на паркет вывалилась груда блестящих наручников. У секретаря самопроизвольно открылся рот, а синячище под левым глазом вдохновенно зачесался. — Нафаня! А ты чего выжидаешь? Пока в твоих услугах не нуждаемся! – Свинук сделал мафиозе легкий подзатыльник в печень. Андрюшкин, не медля, свалил своё тучное тело между мордоворотами. Свинятин занялся облачением братвы в наручники. А Свинук сжал решительные губы и с силой рванул на себя дверь Тайной Комнаты. Створка со скрипом приоткрылась, а из Щели полился волшебно красивый, синий-синий свет. Старший опер, стоя в синем ореоле, благоговейно всунул голову в Щель и улетел в нирвану. — Свинук! Эй, Свинук! – настойчиво позвал напарник, закончивший вязать братву. Старший опер пообещал нирване быть верным и возвратил ошарашенную голову в паркетный коридор. — Что там, Свинук? — Нужно позвонить генералу Вахромееву! – стряхнул синее наваждение полицейский, доставая мобильный телефон.
Репортаж с помойки — Доброе утро, мои любопытные лохи! С вами «Криминал ТВ». Я — Маня Хохотова! И мой бессменный оператор Гей Забабахов! Сейчас мы вам покажем эксклюзив! На Главной Столичной Помойке — среди долбанных груд мусора – находилась журналистка с микрофоном в руке. Маня ведёт свои прямые репортажи с чувством-толком-расстановкой, бесконечно мимикрируя веснушчатым лицом и задорно подмигивая в камеру. Прямо перед Маней имел место быть долговязый чувак — её оператор Гей, с камерой на плече и в кепке-бейсболке. На заднем плане кадра находились носилки с покойниками, а также стояли полицейский УАЗ, труповозка и красивая иномарка. Толклись парни в бушлатах полиции и погрузчики трупов в зеленой униформе. Маня задорно продолжала: — Час назад поймали мужика, желавшего продать армейский автомат! Его имя – Леонид, он местный мусоровозчик. Полиция врезала ему по почкам, и он сразу рассказал о жестоком убийстве. А также о покупателе оружия, которого после тоже повязали… Гей,
Популярное: Почему стероиды повышают давление?: Основных причин три... Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы... Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (245)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |