Ранним солнечным утречком
Мое сознание разбудил солнечный луч, погладивший лицо. Я приоткрыл глаза и с наслаждением потянулся. Затёкшие члены благодарно вздохнули. Я по-прежнему полулежал, прислонившись к стене – спиной, ощутимая нагрузка на позвоночник! — Семь часов утра, — послышался женский голос. – Пора завтрака. Я неловко повернул голову к окну – там находилась портье, она стояла вполоборота ко мне и рассматривала улицу в прибор. — Эля… — выдавил я. Не имея возможности осмотреть себя в столь неудобном положении – я быстренько себя ощупал и понял, что одет. Это немного успокоило. Я рывком сел на кровати, пружины нежно скрипнули. — Доброе утро, отец Борис, — продолжила девушка. Мне показалось, что она улыбается, хотя по профилю определить эмоцию было трудно. Эльвира повернулась ко мне, глядя на меня в прибор. После убрала его, подмигнула: — Я принесла вам супчик, как и обещала. — Ааа… эм… — языком овладел столбняк. Человек со сна гораздо менее умеет выражать свои мысли, нежели в любом другом состоянии. — Я стучала! – сказала Эля. – А когда вы не открыли – то толкнула дверь на всякий случай. Она оказалась не заперта. Я и вошла. Поскольку я не сводил с неё суматошного взора – портье добавила: — Я неправильно поступила, да?.. – голос дрогнул. — Где вы взяли прибор, что у вас в руке!? – спросил я, обнажая причины своей тревоги. — Ч-что?.. – Эля недоумённо глянула на прибор. – Лежал рядом с вашей кроватью, на полу. — И что вы сейчас увидели!? – мне вдруг захотелось заорать, но я сдержался. Взгляд Эльвиры отразил тревогу, она… явно хотела вымолвить что-то участливое, но… сдержалась. Пожала плечиком: — Что можно увидеть в подзорную трубу?.. Улицу. Дома. Людей… Я поднялся, молча и требовательно протянул руку. Девушка с опаской сделала шажок и подала прибор. Я цепко схватил трубу и прижал её к груди. Портье явно не знала, то ли плакать от моей одержимости, то ли смеяться – вид растерянного священника всегда немного комичен. — Неужто мне всё приснилось!? – пробормотал я. Я глянул на стол, приметил там остатки вчерашнего ужина и понял, что… Бог позаботился о том, дабы наблюдать грехи мог один я. Для всех других данная вещь была обычным оптическим прибором, — таким образом, прибор – это что-то вроде шкатулки с двойным дном. Я захотел засмеяться, но лишь улыбнулся. С довольным выражением лица глянул на портье. — Я забыл вчера запереть дверь, — сообщил я безмятежно. Эльвира списала моё недавнее странное поведение на послесонное состояние и тоже повеселела. — Вы кушайте, — она сдвинулась к столу, сдернула с него белую салфетку. Под тканью оказалась тарелочка, испускающая ароматный пар. – А я пошла отсыпаться после суточного дежурства. До вечера! Думаю, что дорогу найдете… Девушка ушла к выходу. — Какую дорогу?.. – машинально удивился я. Портье тотчас же возвернулась к столу, взяла с него листок бумаги (лежал рядом с тарелкой), развернула, поднесла под мой нос на расставленных пальцах: — Видите? Это адрес моей квартиры, очень подробный, с подъездом и этажом. Улица Марксистская, здесь 20 минут ходу. Моим глазам предстали несколько отпечатанных фраз. А также схема от руки. — Вижу, — согласился я. – Но зачем… — Хочу расспросить вас о вашей курсовой! — объяснила девушка просто. – Часиков в шесть буду ждать. Приготовлю знатную курицу. Она вновь отошла к выходу, не забыв аккуратно положить адрес назад – на стол. — Постойте, Эля! – вскинулся я нетерпеливо. — Да! – девушка остановилась. Медленно повернулась. Спросила удивлённо: — Позвольте узнать причины вашего отказа. Может, я вам не нравлюсь?.. Вероятно последняя фраза мне лишь послышалась. В глазах портье лишь недоумение и нет ни тени «женской обиды». Сестра моего однокурсника не похожа на честную давалку и поэтому моему целомудрию вряд ли что угрожает. А поесть домашних пирожков не есть грех. — Я не отказываюсь, — изнутри у меня изошел смущенный кашель. – Я только… хочу попросить постную пищу. Кхм… Я в добровольном посту, и скоромного не кушаю. — Даа, — теперь недоумевала девушка. – Ну… хорошо… То есть… Конечно, я придумаю аналог курицы!.. Есть ещё вопросы?.. Я немного подумал и решительно кивнул: — Да, есть один вопрос. Но он… интимный. — Я не замужем, — кокетливо сморщила личико Эльвира. «Это видно», — улыбнулся я про себя, а вслух вымолвил: — Я всего лишь хочу узнать адрес общественной бани. Желательно поблизости от гостиницы. Хочу омыть тело перед визитом к патриарху. — Ну уж нет! – категорически заявила Эльвира. Она погрозила мне пальчиком. – Даже не думайте! Хотите подцепить «грибок» или что похуже?.. Помоетесь у меня! — Нет! – вскрикнул я в испуге прежде, чем успел подвергнуть ситуацию анализу. — Да! – торжественно изрекла портье. Она упёрла ручки в бока, наклонилась надо мной и молвила задушевно: — Вы будете мыться один! В ванной есть крепкий шпингалет, на который вы закроетесь! Полотенце дам прежде.
Благочестие Я сидел за столом и пытался кушать тёплый супчик с лапшой. Как только портье ушла — моё сознание атаковала целая армия мыслей из категории «Добро и зло»! Или «Любовь и ненависть», — так точней, наверняка. Я помешивал ложкой в простывающем бульоне и думал, думал, думал… Прибор греха лежал рядом, не давая моим мыслям соскальзывать с благочестивой колеи, рядом с ним покоилась Библия, так, на всякий случай. Случай на Ваганьковском кладбище вытолкнул на поверхность моей памяти высказывание одного русского святителя: «Превыше земного закона есть справедливость, а выше справедливости может быть только милосердие». Надругательство над мёртвыми заставило меня продолжить фразу. От себя я добавлял: «Да, милосердие – это высшая ценность в мире, но есть люди, которые его недостойны. Они заслуживают именно справедливого суда, к тому же без судей. Око за око, как говорили древние!». Я в сердцах чуть не плюнул в супчик… поскорее отодвинул его от себя, от греха. Во мне проснулся командир взвода военной разведки, лет 20-ти от роду, умеющий восстанавливать подлинную справедливость. Огнём и мечом, и только так!.. Однако мне уже не 20 лет и я давно не машу кулаками, а верю в слова Христа «Любите ближних». А чем более человек тебе неприятен – тем и твоя любовь ценнее. Никакой пользы нам от того, что любим любящих нас. Любовь к нелюбимым есть любовь к Христу. Сын Божий всепрощающ. Мне до него ещё как-то далековато… Я вскочил и сделал по номеру задумчивый круг. Беспрерывно теребя бороду. Кажется, я начал понимать, зачем Господь оставил мне прибор греха. Он желает испытать мою веру. Выдержу ли я духовно, просматривая страшные пороки? Не заполонят ли меня ненависть и отвращение?.. Почти невозможно приказать сердцу любить, когда тебя переполняют ужас и неприятие! Христос всё же смог. Распятый, он просил Отца простить своих мучителей. И мне надо повторить сей подвиг с поправкой на то, что физических жертв от меня не требуется. Я сел и взял в руки Библию. Помедлил, приводя дух в нейтральное состояние, — Святую книгу нужно открывать как минимум не с грязными помыслами. — Так, запомним, — размыслил я вслух. — Бог дал мне крест и я пронесу его, как в своё время он нёс свой. Ближайшие полчаса мой скромный гостиничный номер наполняли библейские стихи, звучащие в идеальной тишине особенно торжественно: — Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное. — Блаженны плачущие, ибо они утешатся. — Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. — Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. — Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. — Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. — Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены Сынами Божиими. [2]
Баня для священника Через некоторое время я спустился в холл. У стойки портье меня встретила пухленькая бабца лет 30, объективно безобразная. И речь не о чертах лица или фигуре, а об эмоциональной составляющей её человеческой сущности. Глаза излучали лютую неприязнь. У меня возникло чувство, что она ненавидела весь мир в силу непонятно каких причин. — Слушаю вас, господин поп, — немедленно показала свою суть портье. Я смолчал и она продолжила ехидно: — Итак, чего желает ваше преосвященство?.. – бабца встала и прямо-таки рявкнула: — Короче, чего надо? Было бессмысленно с ней спорить. Ярая богохульница… Зло — это лишь низшая ступень добра. Что-то вроде персонального плинтуса, и эта девушка сейчас как раз под ним. И не вылезет, пока сама не захочет… Но обиду мне удалось прогнать: — Я хочу спросить, где находится ближайшая баня. — Попы моются? – удивилась портье. – Даже не знала… А чего я ожидал?.. Странно, что такую работницу держит на такой должности начальство отеля. Всё ж «совок» канул в Лету, и твой клиент – это твои деньги… — Несчастное дитя, — произнес я тихонечко, отходя. — Сукин сын! – практически крикнула портье. И выставила мне вслед средний палец руки, иначе говоря «Fuck». Я не видел сей жест, но был уверен, что он имеет место быть.
*** Да, я решил прийти вечерком к Эле, но помыться намеревался всё же в общественной бане. За полчаса я обошел целиком Таганку. Никто из двух десятков человек – к кому я обратился, не подсказал адрес бани. Более того, меня однообразно игнорировали. Кто-то не отвечал, кто-то буркал нечто невнятное, а… одна женщина просто шарахнулась! В отчаянии я заприметил милицейскую машину, наклонился к открытой фортке и спросил на предмет бани. Жирный страж порядка показал мне молчаливый кулак. Быть может это всё Господь подстроил? Выступает в роли сводника?.. Богу, конечно, видней… Совсем рядом я заприметил большой парк, и ступил под его своды. Парк оказался шикарным, с множеством деревьев и скамеек под их тенью. Сейчас нужно разыскать укромное местечко и продолжить наблюдательный процесс. Один в свободное время веселится, другой строгает доски, третий пишет или рисует, пятый посещает танцпол, а восьмой – учит английский язык… Я до вчерашнего дня насыщался духовно — читал и анализировал святые книги. И отныне... часть времени придётся уделять созерцанию сцен насилия и убийств. Сидя на скамейке в углу парка – я достал из полиэтиленового пакета прибор, взялся поудобней. Я сейчас нахожусь в Москве, и прибор показывает московские грехи. Когда приеду домой, вероятно, прибор покажет и грехи Ориенибаума. Да! Теперь я понимаю замысел Господа до конца! Ведь видя жителей моего городка в Стене греховности, я могу не просто наблюдать за ними, но и воздействовать на их поступки. Кроме того… я теперь имею возможность помогать милиции в раскрытии преступлений… — Спасибо, Господи, что дал возможность спасать заблуждающихся! – сказал я твёрдо и поднёс прибор к правому глазу. Движение пальцами по кольцу. Щелчок. И я… увидел людоеда!
ЛЮДОЕД На стене улыбался президент. Людоед являлся невзрачным мужичонкой, наголо бритым. Лет тридцати. Он имел оттопыренные уши и толстые губы. Сидел против следователя Бузеева, на руках наручники – застегнутые спереди, на лице — ухмылка. — Ну-с, Залихватский, как же ты дошел до такой жизни? – вдумчиво спрашивал Бузеев. Следователь был обычным следователем – мужик 45-ти лет, с интеллигентным лицом и побритыми ладошками. — Какая разница? – равнодушно усмехнулся людоед вместо ответа. В целом, он сидел очень даже свободно, будто не в кабинете прокуратуры, а на лавочке возле дома. В идиллию мешали поверить только наручники. — Оставим философию, — легко согласился Бузеев. — Ответь по существу: зачем ел мясо? — Вам не понять, — защерился людоед. — Слушай сюда, Залихватский, — задушевно шепнул следователь. — Если ты будешь заявлять отговорки типа «вам не понять» или «какая разница», то ты получишь пожизненную крытку. «Чёрный лебедь», — видел по телеку?.. Людоед убрал ухмылку и с неким удивлением глянул на Бузеева. — Я расстараюсь, ну очень расстараюсь и найду для суда железные доказательства. Понимаешь?.. – следователь вгляделся в задержанного. Тот слегка кивнул, в глазах плавало беспокойство волка, увидевшего флажки. — Но если ты честно ответишь на мои вопросы, то… это отразится в материалах дела, и ты, возможно… Возможно, но получишь двадцать лет строгого режима, — Бузеев перегнулся через стол к людоеду и закончил почти весело: — Знаешь, Залихватский… В данном кабинете за 21 год работы я видел разных. Были наркоманы, алкоголики, пара маньяков. И хотя я не являюсь ни тем, ни другим, ни третьим, я всех понимал. Работа такая. – Он вытащил сигарету из пачки, лежащей на столе, прикурил себе, а пачку протянул. — Угощайся. — Не курю, — швыркнул носом людоед. – Дайте мне лучше полстакана водки? — Могу предложить крепкого чаю, но после допроса, — флегматично заявил Бузеев. — Идет? Залихватский немного подумал и эмоционально произнес: — Пообещайте вытянуть меня на срок! Я не хочу сидеть пожизненно! А может… — во взоре мелькнуло подозрение, — вы говорите про срок специально, чтобы я раскололся? И ваши слова ничего не значат? Тогда я ничего не скажу. — Сделаю всё, что в моих силах, — пообещал советник юстиции. – Спроси у любого в камере – слово я держу. — Ну… хорошо, — решился людоед. — Что вас интересует? — Зачем ты ел мясо? — Вкусное очень. Вообще, первый раз я убил безо всякой мысли о еде, — интимно шепнул Залихватский, оглянувшись на дверь. — Бухали с приятелем, возникла ссора. Не помню, из-за чего, я был готов… Приятель меня ударил. Я схватил топор и дал ему по башке. Потом лег спать. Просыпаюсь утром – гляжу, труп на полу. Очень испугался тюрьмы… Оттащил трупик в ванную и разрубил на части. — Когда это было? – следователь затушил окурок, придвинул протокол. — Ровно три года назад, — без раздумий ответил людоед. — Как раз на Рождество. — То есть в ночь с шестого на седьмое января? — Ага. — Фамилия приятеля? — Забубённый. Игорь. Отчества не знаю. — А дальше? — Разделать-то я труп разделал, — с небольшими паузами рассказывал Залихватский, вспоминая. — А выносить из дома боялся. Светло, утро, мало ли… А меня мутило с похмелья. От свежерубленного мяса шёл такой аромат… И... решил попробывать. Чем останки достанутся бродячим животным, так лучше я их сам оприходую. Забубённому уж всё равно, кто будет им питаться. Людоед замолчал, по лицу плавала блаженная улыбка человека, вспоминающего нечто для себя приятное. Бузеев цепко отслеживал реакции «подопечного» и чуть морщился. — Потом я взял кухонный нож, наточил на плитке, — в тоне зазвучало бахвальство. — Срезал с ляжки большой кусман и съел сырым, с солью и без хлеба! — И как? – с интересом спросил следователь. Залихватский показал большой палец в жесте «Супер»: — Шикарно! Сырое мясо вкуснее, чем жареное или вареное. Позже я готовил мясо по-разному, но бросил. Всё не то. Попробуйте сырое, не пожалеете… Следователь не смог сдержать гримасу отвращения. — Куда девал кости? — спросил он, склоняясь над протоколом. — Выкинул в мусорный бак в двух километрах от дома, — людоед ностальгическая улыбнулся. — Четырём сотням людишек могилкой стал мусорный бак. Залихватский увидел, что его слова записывают, и вдохновенно заговорил. Его «понесло»: — Я кушал Забубённого, пил спирт, и тут… ко мне постучалась… бомжиха-побирушка. Я впустил её в квартиру, мы выпили… А после перерезал ей горло. Освежевал, разрубил, мясо в холодильник. — Съел? — Частично. Тут как раз кончился спирт. А без водярки я не могу… я ж алкоголик. Тогда я перекрутил мясо бомжихи, взял фарш и продал его рыночным торговцам-мясникам за полцены, — людоед мило улыбался. – После догнал, что продажа человечинки – выгодное занятие. Устроил бизнес. Заманивал бомжей к себе в квартиру, поил и убивал. Быть может… и вы ели моё мясо, — осклабился Залихватский. — Вы ведь ходите на рынок за мясом? Я на разных продавал… Бузеев перестал писать, а людоед ухмыльнулся прямо ему в лицо: — Знаете, гражданин следователь, я многих перепробовал. Среди бомжей попадались бывшие учителя, инженеры, врачи, и даже один бывший начальник… Вот только следователей не было, — меж толстых губ убийцы высунулся язык – большой, с белым налётом. Бузеев непроизвольно откинулся на спинку кресла – подальше от стула задержанного, вставил в рот новую сигарету. Прикурить не успел. Открылась без стука дверь, и на пороге нарисовались двое крепких парней: короткие стрижки, грубые лица, кожаные куртки. Залихватский остро глянул через плечо, лицо искривила усмешка. — Какого хрена уголовный розыск врывается ко мне? – удивился Бузеев. – Рамсы попутали, да?.. Оперативники замялись на пороге. — Да, тут… — один достал бумагу. — Короче! – второй вырвал бумагу и уверенно подошел к следователю: — Это не терпит отлагательств. – Положил бумагу на стол. Напарник встрепенулся и тоже подошел. Теперь оперативники стояли по бокам следователя. Тот взял бумагу, повертел в руках. Лист был совсем чистым. — Что за?.. Иголка шприца воткнулась Бузееву в плечо. Тот дёрнулся. — Тихо! – советнику юстиции зажали рот. В Бузеевское плечо истек кубик прозрачной жидкости. Затем шприц был упакован назад — в оперский карман. Следователь обмяк. Оперативники быстренько прибрали бумагу и сделали по реверансику: — Кушать подано, Залихватский! Во взгляде людоеда брезжила надежда, он даже привстал со своего стула: — Кто вы? — Благотворители, — усмехнулись оперативники. — Мы знаем, какой бурдой кормят в СИЗО. И решили попотчевать тебя свежачком. — Хорошо, — согласился людоед. – Вы благотворители. Только я-то при чём?.. Милиционеры переглянулись. — Видишь ли, Залихватский, твой следователь отпускает на свободу вполне себе богатых козлов, — объяснил один. — После того, как их долго и упорно ловят опера. А шантрапу вроде тебя загоняет в камеры. Нам данный расклад совсем не по душе. — От тебя никакой опасности порядочным гражданам, — развил мысль другой. — Хавал бы и дальше грязных бомжей. Они всё равно не люди. А тут… тюрьма и кандалы, ай-яй-яй… — Короче! Жри этого ублюдка, — один показал на тело следователя. – Чтоб ему, суке, и после смерти не было покоя! — Изуродуй его хорошенько, — поддержал второй. — А за нами не заржавеет. Выведем из прокуратуры, и гуляй. Залихватский немножко подумал и заявил без затей: — Складно трепете. Но… вполне, что вы сводите свои счёты со следователем. Ща я его съем, а вы меня застрелите. И повесите убийство на меня. Оперативники вновь переглянулись – людоед чётко переглядку отследил и нахмурился. — У нас нет пистолетов, — милиционеры распахнули курточки, погладили себя по бокам. – Видишь?.. Людоед… наклонил голову в знак согласия: — Вижу. — Ты умный сукин сын! – подмигнули розыскники. — Не зря тебя вычисляли целых три года. — Ладно, — людоед вытянул руки. – Снимите наручники. — Не, не снимем, — извинительным тоном вымолвил один. — Вдруг ты, почуяв запах крови, на нас кинешься? Мы ж не знаем, как там у маньяков… в их голове. — Снимем наручники за оградой прокуратуры, — дополнил второй. – Зуб даём! Казалось, людоед ничуть не расстроился. Он сделал шаг к трупу: — Правильно! Маньяков нужно бояться… — Скажи, ты, правда, съел четыреста человек? – посторонились розыскники. — Съел и продал четыреста людишек, — поправил Залихватский. Он широко облизнулся. Осклабился: — Оставить вам по кусочку? Людоед взял труп за волосы… приподнял голову и – рыча — вцепился в левый глаз. Послышался звук рвущейся плоти и чавкающие звуки. Оперативники стыдливо опустили глаза, беспрестанно морщась. Обед происходил всего-то в паре метров от них. Залихватский — обернулся к свидетелям обеда. Морда была в каплях крови. Сказал, жуя: — Вкуснотища! В тот момент, когда он повернулся назад – к трупу – щёлкнули два затвора и грохнули четыре выстрела. Людоед покачнулся… хотел глянуть на оперативников, но не смог – жизненные силы ушли и маньяк упал на пол. Пули засели глубоко в спине. Милиционеры деловито убрали пистолеты туда – откуда их и достали, а именно – за пояса сзади. Сплюнули с облегчением. В кабинете было тихо. — Точно яд не обнаружат? — спросил один, чтобы нарушить гнетущую паузу. — Лепила дал 102 процента. Яд растворяется в крови и его невозможно отличить от кровяных телец. Решат, что Бузеев умер от болевого шока, что неизбежен, когда… тебя кушают живьём. Откуда-то извне стало доноситься хлопанье дверей, неясные возгласы, кто-то что-то крикнул… И вот – дверь кабинета вновь отворилась. Сюда вошла полноватая дама в костюме с погонами, на которых желтели шесть звезд, за ней — двое в камуфляже и с автоматами (ОМОН), а также человек в белом халате и с чемоданчиком. — Что? Здесь? Произошло? – спросила женщина, с прищуром глядя на оперативников. И те рассказали: — Мы зашли к следователю за поручением. Видим, кто-то рычит и его терзает. — На звук двери убийца обернулся… И мы узнали людоеда Залихватского. Вы бы видели его рожу, товарищ прокурор! Оперативники расступились, открыв глазам пришедших два трупа. Прокурор сделала несколько шажков к покойникам, но… тут же вернулась. Неожиданно покачнулась. Человеком в белом халате и с чемоданчиком трепетно взял женщину за руку: — Светлана Петровна!.. — У Бузеева нет верхней губы и века… — ответила женщина без эмоций. Потом повернулась к милиционерам: — Вы правильно сделали, что открыли огонь на поражение! Она разухабисто прошлась по кабинету. Сказала властно: — Сейчас мы проводим вскрытие и оперативно-розыскные действия. Эксперт на месте, надо вызвать анатома… – Прокурор недоуменно огляделась: — Где, интересно, носит конвойного, что доставил Залихватского из СИЗО? Он должен сидеть здесь. Опасный преступник… — Хорошо, что уже поздний вечер и в прокуратуре никого нет, — обронил человек с чемоданчиком. Омоновцы недвижно возвышались у двери, поглаживая автоматы. Лица были бесстрастны. — Одно радует, — грустно усмехнулась прокурор, — что дела нет. Всё ясно. Убийца мёртв, благодаря оперативникам уголовного розыска. Они сработали чётко и слаженно. Правда, бумаг придется пописать, но… это уже другой момент. Розыскники приосанились, самодовольство явно проступили на лицах – по всей видимости на какой-то такой подобный разговор они и рассчитывали. — Демонтаж камеры! – вдруг сказал человек в белом халате. — Что? – удивились присутствующие. — Надо демонтировать видеокамеру, — объяснил эксперт. – Вон, видите, у портрета президента – чёрный кругляш? Это и есть объектив скрытой камеры. Я лично вмонтировал. Оперативники насторожились. — Запись допроса скрытой камерой незаконна, — машинально сказала прокурор. — Бузеев попросил не для суда, а для себя. Покойный писал книгу о маньяках, собирал материал. Вот и решил заснять допрос, чтобы потом ничего не упустить. — Ой-ой, здорово! — размыслила женщина и впервые слабо, но улыбнулась. – Запись является вещественным доказательством преступления и, следовательно, из противозаконного деяния превращается в улику! — Несомненно, — поддержал эксперт. — С помощью записи мы установим, что явилось причиной агрессии Залихватского! – взбудоражено излагала прокурор. – Да и операм писать меньше на предмет применения оружия… Камера зафиксировала, что оружие оправдано. Так-так-так! Розыскники окончательно приуныли. Омоновцы всё гладили свои автоматы с бесстрастными лицами.
Популярное: Организация как механизм и форма жизни коллектива: Организация не сможет достичь поставленных целей без соответствующей внутренней... Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (228)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |