Сумасшедший дом как модель мира

Чтобы сойти с ума, нужно двое.

Жиль Делез

Изоляция. Безумие и свобода

Человек, который отошёл от мира и располагает возможностью наблюдать за ним без интереса, находит мир таким же безумным, каким мир находит его.

Джордж Галифакс

Согласно Фуко, (1) Роль изоляции состоит в том, чтобы свести Безумие к его истине. (2) Истина Безумия равна ему самому минус окружающий мир, минус общество, минус всё, что идет вразрез с природой. (3) Этой истиной Безумия является сам человек в своей простейшей изначальной неотчуждаемости. (4) Неотчуждаемым началом выступает в человеке единство Природы, Истины и Морали: иными словами, сам Разум. (5) Исцеляющая сила Убежища заключается в том, что оно сводит Безумие к истине, которая есть одновременно и истина Безумия, и истина человека, к природе, которая есть одновременно природа болезни и безмятежная природа мироздания. «...Всякое объективное осмысление безумия, всякое познание его, всякая высказанная о нём истина будет разумом как таковым... концом отчуждения в сумасшествии». Безумец прежде выступал Чужим относительно Бытия – человеком-ничто, иллюзией. Теперь он Чужой относительно себя самого, Отчужденный, Сумасшедший. Результатом выступает то, что «всё то, что составляло неоднозначный, основополагающий и конститутивный опыт безумия» окажется утрачено в «сплетении теоретических конфликтов, связанных с проблемами истолкования различных феноменов безумия». Свобода – способность ни от чего не зависеть и действовать по собственному усмотрению – особая привелегия, которой не все могут воспользоваться. Изолированный безумец по сравнению с человеком свободным, но скованным социальными рамками обладает естественной первобытной свободой, освобожденный от верховенства закона (нарушить который он не имеет возможности), морали и почти всех обязанностей, но лишённый всех прав, кроме права говорить правду, так как в социуме он фактически отсутствует, является человеком-«никто».

Вместе с тем, в изоляции человек находится в вынужденном отчуждении от людей, находясь наедине с вечностью, с самим собой, устранив одну из причин болезни – общество. Освободясь от власти разума и толпы человек отчуждается от самого себя, от того, что делало его человеком, но открывая в себе другую глубинную сущность, попадает в новое рабство безумия, неспособный поступать по собственной воле, воспринимать что-либо адекватно и не воспринимаемый другими людьми, стеснённый стенами и истощённый своим недугом, обращает своё существование в ничто.

Сумасшедший дом – не такое древнее явление как безумие, но его история насчитывает не одно столетие. Изначально, ещё в Средневековье от буйнопомешанных и просто «неудобных» людей избавлялись, отправляя их в места паломничеств на кораблях-Narrenschiff, которые еще называют Кораблями дураков. М.Фуко рассматривает это как своеобразный ритуал, где человека,находящегося в духовном и интеллектуальном небытие отправляют в его же стихию (связь воды с безумием прослеживается с античности: в  работах Гиппократа водная стихия – меланхолии рассматривается как источник болезни и ума). В Средневековье море считалось эдаким краем вселенной, неизведанной территорией, другим миром, полным опасности (в конце XVI в. Деланкр был убежден: «именно море причиной тому, что всё племя мореплавателей служит дьяволу: неверная пашня, по которой, полагаясь лишь на звезды, ведут борозду корабли; секреты, передающиеся из уст в уста; удаленность от женщин; наконец, самый вид этой бескрайней волнующейся равнины лишают человека веры в Бога и сколько-нибудь прочных связей с родиной; и тогда он вверяет себя дьяволу и безбрежному океану его происков»), с помощью которого можно доставить безумцев, чьими душами владеет дьявол, к святыне, которая могла бы вернуть утраченный рассудок.

Корабль дураков как символ эпохи практически всегда актуален: таковым его делают как социально-политические потрясения, навязывание массовой культуры и неестественного образа жизни, падение гуманности и морали.

Приведенные ниже гротескные портреты человечества в разные эпохи наглядно иллюстрируют гримасы общественного безумия и доказывают слова А.П.Чехова: «…человечество безумно во все времена».

Сумасшедший дом в литературе

Палата№6» - 19-20 век

В Палате№6 в миниатюре изображены общие наши порядки, характеры. Всюду – палата№6. Это – Россия…

Н.Лесков

Это ёмкое замечание Н.Лескова отразило в полной мере подводное течение рассказа, не без свойственного Чехову тонкого юмора изобразившего главнейшие пороки общества и проблемы страны на рубеже 19 - 20 веков. Образ больницы сам по себе указывает на внутреннее несовершенство и ожидание изменений к лучшему или скорого трагического конца. Изображение больницы являет собой художественно преобразованный облик России: « Если вы не боитесь обжечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке, ведущей к флигелю, и посмотрим, что делается внутри. Отворив первую дверь, мы входим в сени. Здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама. Матрацы, старые изодранные халаты, панталоны, рубахи с синими полосками, никуда не годная, истасканная обувь – вся эта рвань свалена в кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый запах...»

Здание требующее ремонта, на грани разрушения, похожее на зверинец,- таков облик страны, в которой жестокость режима и невежество действующей власти на фоне пустого суеверия и бесплодных рассуждений – норма и национальная черта.

Обитатели палаты, люди, застывшие в страхе или безысходной апатии, по личным качествам ничем не хуже тех, кто их содержит. Коррупция, карьеризм и безнравственность делает персонал похожим на гротескные маски, уродливые и смехотворные. В каждом персонаже лежит образ определенного слоя общества или преобладающего типа характера, доведенного до предельной выразительности. Ключевым конфликтом выступает столкновение характеров Громова, бывшего чиновника с манией преследования, и флегматичного, обходительного и уклончивого Рагина, «любящего ум и честность, но чтобы устроить жизнь умную и честную, у него не хватает характера и веры в своё право». «За ним <Громовым> с лаем гнались собаки, кричал где-то позади мужик, в ушах свистел воздух, и Ивану Дмитричу казалось, что насилие всего мира скопилось за его спиной и гонится за ним <…> Да и не смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается обществом как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт милосердия, например, оправдательный приговор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чувства?». После диалогов с доктором Рагиным Громов создал у того впечатление «единственного умного и интересного человека, встреченного за двадцать лет», возможно собственной недостающей части и скрытого alter ego (праобразом которого скорее всего являлся Чаадаев).

Рассуждения доктора Рагина: «Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого? Что из того, если какой-нибудь торгаш или чиновник проживет лишних пять, десять лет? Если же видеть цель медицины в том, что лекарства облегчают страдания, то невольно напрашивается вопрос: зачем их облегчать? Во-первых, говорят, что страдания ведут человека к совершенству, и, во-вторых, если человечество в самом деле научится облегчать свои страдания пилюлями и каплями, то оно совершенно забросит религию и философию, в которых до сих пор находило не только защиту от всяких бед, но даже счастие. Пушкин перед смертью испытывал страшные мучения, бедняжка Гейне несколько лет лежал в параличе; почему же не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене Савишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы не страдания?» – эти его рассуждения создают впечатление очередного варианта Обломова, явно не подходящего для своей преобразующей роли врача. Подобно спору и смешению разума с безумием, победу в котором одерживает безумие, идеологический спор завершается проверкой на практике и полным разоблачением псевдостоической Рагинской философии (по мнению исследователей, близкой к философии Шопенгауэра). Рассказ заканчивается смертью главного героя от апоплексического удара, указавшей на его главную жизненную ошибку и исправляющей её.

Вероломная смена руководства больницы с якобы сошедшего с ума Рагина на материалистичного до цинизма доктора Хоботова выступает как символ крушения гуманизма в 20 веке, где катастрофа становится образом жизни, кризис – естественным состоянием, безумие – нормой.