Ремифологизация и демифологизации как особые периоды (циклы) функционирования общественного сознания

Сохраняет ли миф обозначенное выше значение и смысл для современного человека и вообще на всех этапах развития человеческой истории?

История развития человеческой культуры на всем её протяжении, так или иначе, соотносилась с мифологическим наследием первобытности и древности. Но в целом её эволюция шла в направлении «демифологизации». Процесс демифологизации обозначает течения мысли интеллектуальных кругов, стремящихся к «очищению» знаний и искусства от мифов, которые рассматриваются как выдумки, заблуждения примитивного архаично-отсталого ума.

Вершинами процесса демифологизации можно считать Просвещение XVIII века и позитивизм ХIХ века. Бурное развитие в это время науки наносит мощный удар по господству мифа. Но и в ХХ веке ещё многие философские школы также рьяно и упорно занимаются демифилогизацией. Это поветрие затронуло даже христианскую мысль Запада, в особенности протестантскую теологию, и нашло наиболее четкое выражение в «программе демифологизации»  виднейшего лютеранского богослова Рудольфа Бультмана.

Попытки «освободить» христианство от мифа были крайне отрицательно восприняты русскими мыслителями. Они говорили о нелепости и тщетности этих попыток, поскольку религиозные учения основаны на мифе и без него мертвы. Свое мнение Бердяев выразил четко: «Мифологичности христианства пора перестать стыдиться и пора перестать освобождать христианство от мифа. Никакая богословская и метафизическая система понятий не может скрыть мифологичности христианства. Именно в мифологичности своей христианство и есть величайшая реальность. Оно превращается в абстракцию, освобождаясь от мифа». В христианских мифах русские философы видели выражение величайших реальностей, первофеноменов духовной жизни: «Христианская религия мифологична, как всякая религия, - пишет Н.А.Бердяев, - и христианские мифы выражают и изображают глубочайшие, центральные, единственные реальности духовного мира и духовного опыта». Когда же сознание претендует окончательно освободиться от мифов религиозных, оно подчиняется мифам антирелигиозным, - считали русские философы. Материализм также есть своеобразное мифотворчество - оно живет мифом о материи и материальной природе. Позитивизм живет другим мифом - мифом о науке. Эти мифы, хотя и не выражают глубоких реальностей духовной жизни, все же являются определенными этапами духовного пути. Поэтому миф может быть и в искусстве, и в науке, и в философии.

Все эти мифы (за исключением высоких мифов христианства) определяются русскими религиозными философами как языческие, поскольку не выражают истинных сакральных ценностей. Особую категорию среди языческих мифов образуют так называемые «современные социальные (политические) мифы», о которых писали Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев, А.Ф. Лосев и др.

Начиная с 10-х гг. ХХ в. общество сталкивается с резкой «ремифологизацией», противостоящей демифологизирующему процессу в целом. Этот бурный процесс, захватывает различные стороны европейской культуры. В его основе оказалось формирование нового апологетического отношения к мифу как вечно живому началу, выполняющему практическую функцию и в современном обществе. «Реабилитации» мифа в сознании европейского культурного общества немало способствовали идеи (философия жизни Ф.Ницше, А.Бергсона), опыт психоанализа З.Фрейда и К.Юнга, а также этнологические теории и философски-духовные искания, углубившие и разнообразившие традиционное представление о мифологии (русские философы «серебряного века», Дж.Фрейзер, Л.Леви-Брюль, Б.Малиновский, К.Леви-Стросс, Э.Кассирер и др.). По своему масштабу она значительно превзошла романтическое увлечение мифом, имевшее место в начале ХIХ в., о котором пишет К.Хюбнер, и мы упоминали в предыдущей главе.

В первой главе мы видели, что отмеченные исследователи стали рассматривать миф не в «обычном» принятом значении слова, как «сказку», «вымысел», «фантазию», а так, как его понимали в первобытных и примитивных обществах, где миф обозначал как раз «подлинное, реальное событие» и, что еще важнее, событие сакральное, значительное и служащее примером для подражания.

В соответствии с таким пониманием, культурные константы, образовавшиеся в мифических структурах в форме архетипов, служившие способом сохранения, удержания и устойчивости традиции, а также её дальнейшего творческого развития, не исчезли и в настоящее время. При этом речь шла не о возрождении «пережитков» первобытного менталитета, а о том, что некоторые аспекты и функции мифологического мышления образуют важную составляющую самого человеческого существа. По мнению М.Элиаде, «миф описывает различные, иногда драматические, мощные проявления священного (или сверхъестественного) в этом мире", а его "господствующая функция состоит в том, чтобы предоставить модели для подражания во время... любых значимых действий».

Однако это видение мифа было мало популярно в собственно философских кругах. Апология мифа звучала лишь в философском творчестве немногих представителей европейского иррационализма, тогда как в русской философии господствовал тезис о неувядающей силе мифотворчества.

Т.о., можно сделать вывод, что, несмотря на то, что с течением времени по власти мифа наносится существенный удар наукой, тем не менее, миф не исчезает из нашей жизни, и сохраняет своё значение, прежде всего, как основополагающей структуры бытия человека. Т.о., победа науки над мифом оказалась временной и иллюзорной. И речь может идти лишь о новом современном глобальном этапе мифотворчества. Один миф может сменить другой, но человек никогда не остается без мифов. Как написал Арсений Гулыга: «Миф - форма сознания, свойственная человеку, как свойственны ему другие формы сознания. Разрушение мифа приводит не к господству рациональности, а к утверждению другого мифа. Когда на смену высокому мифу приходит низкий - беда: цивилизация идет вперед, но культура распадается».

И действительно, современная эпоха мифологизирована не менее, чем архаика. Процессы мифологизации мы обнаруживаем на каждом шагу. Только проявления бытия мифа сейчас приобрели модерные формы, определяемые техническими средствами. Сам процесс изобретения и распространения мифов имеет благодаря масс-медиа глобальные масштабы. Как отмечает Н.С.Автономова, «любое элементарно-бытовое событие может быть истолковано во вселенских масштабах, приобретая, несмотря на всю свою малость и ничтожность, значение чего-то возвышенного. Замечательную штуку сыграл с людьми придуманный ими миф: исчезнув - он сохранился, будучи выдумкой - стал реальнее любой реальности, эфемерный продукт человеческой фантазии - он продолжает оказывать отнюдь не фантастическое воздействие на всю его жизнь. Как это возможно?».

Интерес к мифу в наши дни может быть различным: научный, поэтический, обыденный:

·   Научное исследование мифов в этнографии, фольклористике и пр - научное расчленение и объяснение мифологических пластов в культуре, ломка их незыблемости и обнаружение их исторического характера.

·   Художественно-эстетическая реконструкция

Среди причин нарастания процесса мифологизации можно отметить:

бессознательная имитация, слепое воспроизведение собственной истории, мифологических архетипов, а также осознанная художественно-поэтическая реконструкция на основе романтической увлечённости мифическим.

дискредитация науки, неспособной решать жизненно значимые вопросы человеческого бытия.

нарастание процессов секуляризации, оставивших человека без опоры и утешения. Как отмечает Н.С.Автономова, в этом смысле функция современного мифа, существующего и функционирующего преимущественно на уровне обыденного сознания, компенсаторная: он должен дать опоры для понимания мира и действия в мире, восстановить утерянное единство слога-дела-мысли.

раздвоенность современного человека, утрата им идентификационной целостности, стремление к синтезу мировоззрения в условиях расколотого сознания. Иллюзорным путем такого поиска для пронизанного обыденным сознанием мышления и оказываются апелляция к первобытной синкретичности мифа как подлинной целостности, или же конструирование подобных "синкретизмов" на материале современного сознания.

рост национально-этнического самосознания и поиск национально-этнической самоидентификации с тенденцией к воссозданию, переосмыслению мифического архетипа, а также формированию нового мифа в её границах.

стремление использовать особенности мифологической формы знания в целях манипуляции сознанием и поведением широких слоёв населения в интересах управляющего меньшинства. В этом смысле она является следствием искусственного навязывания мифопорождающих представлений о действительности или косвенного внедрения в подсознание человека готовых мифов, построенных идеологами и предназначенных для массового употребления. Встаёт вопрос о безопасности мифологизации обыденной жизни, построения новых мифов.

Анализ современной ремифологизации приводит нас к необходимости выделять её позитивную и негативную стороны. В своём позитивном плане - это возрождение общекультурного интереса к мифологическому мировосприятию с целью найти некие фундаментальные свойства бытия в ситуации дискредитации науки, неспособной решать жизненно значимые вопросы, и нарастания процессов секуляризации, оставивших человека без опоры и утешения. Это новое обращение к мифу есть попытка восстановления цельности субъективного и объективного, стремление по-новому осмыслить и переосмыслить первоэлементы мифологического сознания с целью формирования новой, отвечающей современности, модели мира и представления о нём.

В негативном аспекте ремифологизация выступает как искусственное конструирование и навязывание ложного иллюзорного сознания и поведения широким слоям населения с целью его манипуляции. При этом массовое сознание, подвергаясь глубокому психологическому воздействию со стороны средств массовой информации, является благодатной почвой для конструирования новой мифологии, так как связано с проявлениями коллективного бессознательного. Электронные средства массовой информации объединяют людей таким образом, что каждый выступает не только в качестве потребителя, а также в качестве соучастника телевизионного и тому подобного мифотворчества. Вот почему нам представляется обоснованным вывод о том, что современная массовая культура стала не только индустрией развлечения, но и индустрией по производству и распространению ложных иллюзорных мифов.

Анализируя процесс современной ремифологизации, учёные всё чаще приходят к выводам, что миф тоже может быть рассмотрен как рациональность, но только особого типа. В разное время, вспомним, доказать это пытались многие учёные, начиная с Кассирера, далее структуралисты, русские философы. Пишут об этом сегодня отечественные учёные и западные коллеги.

Поставленный ремифологизацией вопрос о рациональности мифа рассматривается как вызов нашей эпохе, опирающейся на убеждение - миф, что рациональность является принадлежностью исключительно науки. И научная форма истолкования мира - единственно приемлемая и превосходящая все другие, является победой света разума над мраком предрассудков и иррациональности. Однако, проведя детальное исследование мифа, К.Хюбнер показывает, что система мышления и опыта составляющая миф, также является рациональной.

Нам думается, что современная смена циклов демифологизации и ремифологизации общественного сознания можно представить как процесс смены стилей рациональности, особенности которого рассматривались нами в ряде статей.

На рубеже ХХ-ХХI вв. философы, социологи и науковеды активно обсуждают проблему научной рациональности. А в философии науки она стала одной из самых злободневных. В то же время в философии науки последнего периода сложилось крайне критическое отношение к рациональности вообще, и научной, в частности. Рассмотрению причин этой чуть ли ни повсеместной критики научной рациональности посвящена статья О.В. Гуторович, которую мы подвергли тщательному рассмотрению. Она показывает, что индустриальная цивилизация - рациональная (скажем вернее, демифологизированая), ключевую роль в которой играет наука. Т.е. эта рациональность носит научную форму. Но в ХХ в. научно-рациональная цивилизация порождает проблемы, ставящие под вопрос само существование человечества. При этом наука бессильна в их решении, более того, сама становится источником многих затруднений, ведя западную цивилизацию к неизбежному закату и гибели. Беспокойство о судьбе этой цивилизации, о перспективах науки, и научно-рационального стиля мышления и вызывает столь глубокий интерес к проблеме.

Наука, т.о., сегодня перестаёт быть образцом рациональности. Между рациональностью и наукой более не ставится знак равенства. Ссылаясь на статью П.П.Гайденко «Проблема рациональности на исходе ХХ века», О.В.Гуторович утверждает, что рациональность и научность не одно и то же, высказывает предположение о складывании нового стиля мышления, ориентированного на вненаучные картины мира, приоритет в котором отдаётся чувственно-конкретной форме знания. В подтверждение правомерности своего предположения автор приводит ещё одну бытующую сегодня гипотезу о том, что человечество, подобно маятнику, постоянно переходит из фазы предпочтения рационального мышления и науки в фазу упадка рационализма и усиления тяги к мистическому, и приводит примеры из истории: Классическая Греция VI в. до н.э., с одной стороны, и конец правления Перикла, - с другой, когда господствовали всевозможные культы, магические врачевания, мифы, астрологические прогнозы. «Видимо, и современное человечество вступило в завершающую фазу расцвета рационализма, начало которой было положено веком Просвещения», - заключает она. И хотя данное утверждение вряд ли может претендовать на научную строгость и объективность, нам оно представляется весьма занятным. Итак, маятник человечества качнулся сегодня от рационализма в сторону мистицизма. Если это так, то, что оно сулит человечеству? Может быть новое средневековье, как утверждает УМБЕРТО ЭКО? В романе «Маятник Фуко» изданном в 1988 г., Эко даёт блестящий пародийный анализ культурно-исторической сумятицы современного интеллигентного сознания. Предупреждает об опасностях умственной неаккуратности, порождающей чудовищ, от которых лишь шаг к фашистскому мракобесию. В работе «Средние века уже начались» писатель говорит, что с недавнего времени о нашей эпохе с разных сторон начали говорить как о новом Средневековье, и рассматривает самый мрачный вариант развития событий. Также и в других работах У.Эко показывает, какие сегодня происходят странные вещи: урезаются средства, отводимые на науку, а общественность совершенно не возмущается урезанием. Общественность возмутилась, если бы закрыли больницу или повысили цены на лекарства, однако она остается невозмутимой, когда прикрывают долгие и медленные научные исследования. Потому что цепь последствий и причин длинная, опосредованная, а не «раз-два-три», как в волшебстве и мистике, к которой сегодня тяготеет общественное сознание. Даже некоторые правители по официальным сообщениям Белого дома, советуются с магами и астрологами, и в своих позициях иногда ближе к человеку с улицы, чем к человеку из лаборатории. Причины этого У.Эко видит, в частности, в мистическом подходе масс-медиа.

Наиболее непримиримым критиком науки и рационального подхода к миру оказался философ и историк науки П.Фейерабенд, объявивший сциентизм рационализмом, а «нездоровый альянс науки и рационализма» - источником «империалистического шовинизма» науки. «Отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки - этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение - наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда не достигали», - пишет он. Т.о., усилиями Фейерабенда науке отведена роль носителя догматизма и авторитаризма. Возможно, отчасти Фейерабенд и прав относительно догматизма и авторитаризма, которые потенциально содержатся в науке. Но, думается, он занял слишком жесткую позицию в отношении последней. А её отделение от государства, на наш взгляд, может привести к их взаимному упадку и, как следствие, к новым Средним векам.

Каким же образом в философии науки последнего периода могло сложиться столь критическое отношение к рациональности вообще, и научной, в частности? Как показывает Гуторович, пересмотр понятия рациональности в философии науки начался с 50-х гг. прошлого века, когда складывался постпозитивизм. Стремясь создать историко-методологическую модель науки, философы столкнулись с проблемой исторического характера рациональности, оказалось, что она имеет конкретно-исторический характер. А пристальное внимание к научным революциям, меняющим критерии рационализма, и, соответственно, исторические типы рационализма, позволило увидеть много видов рациональности. В результате были поставлены под вопрос всеобщность и необходимость научного знания, и как следствие, появились скептицизм и релятивизм в отношении научной рациональности.

Решить эту проблему сторонники научного стиля мышления пытаются путём снятия отождествления рациональности как таковой и рациональности научной. Так, Карл Хюбнер, в отличие от Фейерабенда признает, что правила и стандарты рациональности обусловлены исторической традицией, и не ограничиваются наукой. Он показывает, что такие формы сознания как миф, которые противопоставлялись науке как иррациональные, на деле имеют свою рациональность.

Другие философы уповают на герменевтику, которая выделяет науку из культуры. Её модель познания и рассуждения рассматривается в качестве единственной радикальной альтернативы антигуманистическому технократизму и иссушающему сциентизму. Но, однако, критики научной рациональности и здесь находят повод для недовольства. Ибо мир природы по-прежнему лишен подлинной жизни, целесообразности и смысла. Герменевтика также не в состоянии решить проблему рациональности, поставленную постпозитивистами.

Т.о., рациональность сегодня меняет формы, и человечество находится в мобильной ситуации смены стилей мышления, его трансформации, изменения в мировосприятии и мировоззрении человека. Формирующийся, т.н., «вненаучный» стиль мышления, ориентированный на «вненаучные» картины мира - это стиль мышления, нормы и принципы которого позволяют понять, что смыслообразующее содержание вносит в мир не только человек, общество и культура, но и природа. Тем самым природе возвращается её онтологическое значение, которым она обладала до того, как технотронная цивилизация превратила её в «сырье».

«Очевидно, - заключает свою статью О.В.Гуторович, - что для обретения нового взгляда на природу, человека, общество, историю необходимо обратиться к вопросу о рациональности. Думается, связь тут самая глубокая и, что подлинное преодоление уже почти двухвекового дуализма природы и культуры требует философского переосмысления проблемы рациональности».

Итак, ныне рациональность приобретает новую форму, согласимся мы с этим утверждением. Но почему, спрашивается, противоположную предшествующей - научной, почему обязательно по принципу маятника? Нам думается, О.В.Гуторович опирается на заведомо недоказуемую бесперспективную гипотезу. Почему не предположить, что новый формирующийся стиль мышления в снятом виде будет содержать и научную рациональность и представлять собой диалектический синтез старого и нового, тем самым воплощая диалектику Мифоса и Логоса. Преодоление дуализма исторических стилей мышления, возможно, и есть основа преодоления двухвекового дуализма природы и культуры.