Понятие совместного изменения

Этот случай может быть лучше всего проиллюстрирован следую­щим ковариационным принципом: эффект приписывается одной из воз­можных причин, одновременно с которой он меняется. Принцип при­меним в том случае, когда атрибутор имеет информацию об эффекте в два (или более) различных момента времени. В некоторых исследо­ваниях минимальная длительность серии наблюдений – два действия. Например, в исследовании Келли и Стахельского (1970) о проявлении кооперативности на основании выборов в “дилемме узника” задаются только два действия человеку, выступающему в качестве “стимула”: его первое действие и после того как он узнает действие партне­ра, второе действие.

Подразумеваемой в понятии совместного изменения является важная и мало исследованная проблема точных временных связей, су­ществование которых предполагается между причиной и ее следствием. Понятие совместного изменения предполагает временную согласован­ность, т.е. случаи, когда даны и причина, и ее следствие. Выдаю­щиеся исследования Мишотта (1963) по изучению восприятия причин­ности свидетельствуют, что не только тесные временные связи суще­ственны для интерпретации причинности, но также важны и порядко­вые связи. Хайдер и Симмел (1944) наблюдали, что “элемент, кото­рый двигается первым, с большей вероятностью воспринимается как основной”. Логично предположить, что следствия происходят вскоре после их причин. Первое исследование того, как эти временные фак­торы функционируют в межличностном восприятии, было проведено Бейвеласом и его коллегами (Бейвелас, Хастроф, Гросс и Кит, 1965).

Допустимо предположить, что обсуждаемый процесс построения вывода о причине на основании наблюдаемых изменений в терминах анализируемых различий используется в психологии для интерпрета­ции экспериментальных результатов. Следуя утверждению Хайдера, причинный анализ является “своего рода аналогией эксперименталь­ных методов”. Предположение состоит в том, что “человек с улицы”, наивный психолог, использует в своем мышлении методы, сходные с теми, которые используются в науке. Несомненно, что этот наивный вариант является слабым подобием научного – он неполон, субъек­тивен при установлении связей, готов развиваться, основываясь на неочевидных фактах и т.д. Тем не менее он имеет определенные об­щие качества, сходные с тем анализом, который использует психолог при наблюдении за поведением людей.

В этом анализе различий соответствующие возможные причины составляют независимые переменные, а следствие – зависимую пере­менную. Для широкого круга атрибутивных проблем классы возможных причин объединяются в три основных группы: личности, объекты, время. Предлагаемый пример проиллюстрирует данную модель. Зададим следующую информацию, частично взятую из исследования Мак-Артур (1972): “Пол очарован картиной, которую он видит в художественном музее. Едва ли найдется еще кто-либо, кто, видя эту картину, был бы очарован ею. Пол также восхищается практически любой другой картиной. В прошлом Пол всегда восхищался этой картиной”. Испыту­емому дается информация и его спрашивают о том, что послужило причиной возникновения этого события – очарование Пола картиной. Было ли это связано с самим Полом (его личностью), чем-либо свя­занным с картиной (объектом) или чем-то, связанным с конкретной ситуацией (временем) или с какой-либо комбинацией этих факторов?

Следствия происходят только для «Л» (личности Пола), но они имеют место в разное время и для разных предметов. Этот образец предполагает, что такое следствие, как “очарование” зависит только от Пола. Оно “вызвано” неким качеством Пола, его характеристикой или предрас­положенностью. По данным Мак-Артур 85% студентов из ее колледжа отвечали на подобный вопрос, связывая эффект с “личностью”, и практически никто из ее испытуемых не объяснял его характеристи­кой “объекта”. Этот же феномен может сопутствовать и наблюдению, ведущемуся психологом.

Рассмотрим следующий образец информации: “Сью сме­ялась во время комедии, которую она смотрела вчера вечером. Прак­тически все, кто смотрел эту комедию, много смеялись. Сью не смея­лась ни на одной другой комедии. В прошлом Сью всегда смеялась во время этой комедии”. В данном примере предполагается, что смех Сью был вызван комедией (О). Очевидно, что она является причиной, вызвавшей смех. В данных Мак-Артур 61% испытуемых дали объяснение этого случая как относящееся к объекту и только 12% – как связанное с личностью.

Одно из следствий этого анализа различий состоит в том, что не все образцы данных будут одинаково легки для интерпретации ат­рибутора. Некоторые образцы (соответствующие “основным эффектам”) указывают ему на следствия, связанные одновременно с конкретной личностью и объектом. Образец Объект х Личность представляется вполне доступным для интерпретации. “Франк постоянно получает удовлетворение от определенной рок-пластинки и только от этой пластинки, в то время как никто из его друзей ее не любит”. Это предполагает странное родство между Франком и определенной плас­тинкой.

Более сложные образцы подразумевают и более сложные свя­зи. Например, следующая связь предполагает, что атрибутор встре­чает довольно значительные трудности, приходя к единственно воз­можной интерпретации такой информации: “Стив восхищается своим учителем математики в определенном случае, хотя он никогда не ду­мал о нем хорошо в прошлом. Тем не менее он восхищается всеми ос­тальными учителями, а все остальные ученики восхищаются конкретно этим”. Это не тот случай, когда ни одно объяснение эффекта не приходит в голову. Как раз наоборот, несколько различных объясне­ний, конкурируя друг с другом, привлекают внимание атрибутора.

Среди случаев, где может быть применен анализ различных ва­риантов атрибутивного процесса, один из наиболее важных связан с феноменологией атрибутивной валидности. Здесь мы имеем дело с частным аспектом знания о себе, который вслед за леди Берток мо­жет быть сформулирован так: мудрый человек – это тот, кто знает и знает, что он знает. Как человек узнает, что его восприятие, суждение и оценка мира правильны и достоверны? На это можно отве­тить, что это происходит тогда, когда он может с уверенностью де­лать выводы о своем восприятии, суждениях и оценке, основываясь на качествах, приписываемых предмету. Более конкретно ответ оп­ределяется при помощи Личностно х Объективно х Временных ориента­ций: я знаю, что мой ответ на конкретный стимул является валидным в том случае, если а) мой ответ особым образом связан со стиму­лом; б) мой ответ сходен с ответами других на этот же самый сти­мул (существует согласие); в) мой ответ постоянен во времени – при последовательном предъявлении стимула и при взаимодействии с ним при помощи различных органов чувств.

Большинство приемов в этом формулировании субъективной вали­дности хорошо знакомы. Консонанс, т.е. высокий уровень согласо­ванности, был продемонстрирован во многих экспериментах на полу­чение подтверждения собственному мнению. Поддержка от других обычно подкрепляет приверженность собственному убеждению, а несо­гласие с другими обычно уменьшает уверенность в нем и повышает вероятность изменения.

Три критерия валидности – различие, консонанс и согласие – представляют собой средства для определения индивидуального уров­ня информированности относительно любого элемента внешнего мира. Точный индекс атрибутивности определяется отношением количества различий между объектами, на которые способен атрибутор, к коли­честву различий между его собственными ответами и ответами других людей – коэффициент, аналогичный известному коэффициенту в статис­тике. Информационный уровень, определенный таким образом, обеспе­чивает удобный переход ко многим классическим проблемам межлично­стного влияния, основанного на информации или экспертизе. Детали этого процесса подробно обсуждены в других работах (Келли, 1967; Келли и Тибо, 1969).

Понятие конфигурации

Атрибутивный процесс, описываемый на основе анализа различи­тельной модели, несомненно, является чем-то идеализированным. Бы­ло бы глупо предполагать, что что-то сходное с большой матрицей данных заполняется наблюдаемыми следствиями до того, как делается вывод. Такая ориентация должна рассматриваться лишь как контекст, внутри которого интерпретируется небольшое количество наблюдений. Кроме того, очевидно, что у индивида часто отсутствует время и мотивация, необходимые для выполнения множества наблюдений. В этих обстоятельствах он может сделать вывод о причинах на основе единственного наблюдения следствий. Действуя так, он редко дейст­вует в полном неведении. Обычно он наблюдал сходные следствия прежде и имел некоторые представления о возможных релевантных причинах и о том, как они связаны со следствиями такого рода. И, конечно же, его информация об обстоятельствах в данном отдель­ном случае скорее всего указывает на наличие определенных допус­тимых причин.

Первое простое утверждение о том, что думает атрибутор в та­ких случаях, исходит из принципа обесценивания. Роль некоторой причины в осуществлении данного эффекта обесценивается, если в наличии имеются другие допустимые причины. Этот принцип продемон­стрирован во многих экспериментах, начиная с того, в котором Тибо и Рикен (1955) продемонстрировали, что “угодливость в поведении” более низкого по статусу вымышленного человека испытуемые в мень­шей степени склонны приписывать ему, чем угодливость в поведении более высокого по статусу вымышленного человека. Возможно в си­туации такого рода испытуемый предполагает, что существуют два различных набора возможных причин для угодливости у двух вымыш­ленных людей.

Он предполагает, что угодливость человека с низким статусом вызвана либо его внутренними установками, диспозициями (например, его бессилием), либо внешним давлением (желанием получить помощь), либо тем и другим. С другой стороны, последний фактор (внешнее давление) не предполагается в качестве возможной причины угодливости человека с высоким статусом, так как он имеет большую власть. Соответственно, угодливость приписывается исключительно его внутренним качествам. Исходя из принципа обесценивания, можно предположить, что соответствующие внутренние качества человека с низким стату­сом приписываются ему в большей степени за счет внешних причин. Многочисленные другие исследования в основном подтвердили эту за­висимость.

Парадигма обесценивания, по существу, эквивалентна расчету са­мовосприятия Бема в экспериментах на принуждение-подчинение. Ана­лизируя свое подчинение, а именно, выступление с информацией, ко­торая противоречит его собственному мнению, испытуемый делает вы­воды о зависимости своих взглядов от обстоятельств. Если сущест­вовало весомое внешнее оправдание этого подчинения, то внутренние причины (его собственные установки) как возможные причины подчи­нения обесцениваются. При незначительном внешнем оправдании под­чинение рассматривается как следствие собственных установок испы­туемого.

При более внимательном рассмотрении принцип обесценивания включает множество более тонких и сложных элементов, чем это мо­жет быть объяснено здесь, но один пример является наиболее ярким. Внешняя причина может быть подавляющей причиной наблюдаемого эф­фекта, т.е. причиной, которая, действуя, усиливает наблюдаемый эф­фект. В этом случае присутствие внешней причины (данной очевидно) служит для усиления впечатления о том, что внутренняя обесцениваю­щая причина присутствует в качестве потенциальной силы. Например, представим себе Франка, который успешно работает над заданием повышенной трудности, и сравним его с Тони, который также успешно работает над заданием средней трудности. Наличие причины, проти­востоящей успеху (трудное задание), обеспечивает основу для более сильного и уверенного приписывания способностей Франку, а не То­ни. Принцип усиления основывается на известной идее о том, что в случае высокой значимости, самопожертвования или риска, связанных с выполнением какой-либо акции, причина поступка в большей степе­ни приписывается деятелю, чем в других случаях.

Одно из интересных следствий различения обесценивающих и усиливающих внешних причин состоит в том, что мы осознаем сущест­вование целого класса явлений, с которыми связана неоднозначность по вопросу, к какому виду относится атрибутором данная причина. В зависимости от того, какое значение ей придается, выводы о следствиях будут абсолютно различными.

Использование принципа обесценивания и его варианта – прин­ципа усиления, предполагает, что атрибутор, наблюдая следствие, замечает сопутствующие факторы, которые, возможно, вызвали его, и затем берет их в расчет при интерпретации следствия. Вопрос зак­лючается в том, каким образом он берет это в расчет? Кажется, что два принципа означают два различных пути того, как это делается. Естественно возникают вопросы: а) существуют ли другие пути принятия в расчет возможных причин; б) какими могут быть все возможные формы “такого принятия в расчет”.

Каузальная схема описывает путь размышлений человека о возмож­ных причинах, в связи с данным следствием. Это обеспечивает его средствами делать причинные атрибуции на основе только такой ог­раниченной информации, которая предполагается предыдущими приме­рами. Например, принцип обесценивания указывает на схему, состоя­щую из множества допустимых причин. В исследовании Тибо и Рикена испытуемый предполагает, что либо внешнее давление, либо внутрен­няя диспозиция вызывают угодливость. Из конфигурации связи следс­твий и причин, устанавливаемой этим утверждением, делаются известные выводы. При наличии следствия и от­сутствии внешней причины существует неуверенность в том, присутс­твует или нет внутренняя причина.

Принцип усиления подразумевает несколько иную, хотя и свя­занную с этой, конфигурацию: то, что называется схемой компенса­торной причины. Этот принцип описывает противостоя­ние между двумя количественно неравными причинами. В этом случае успех зависит от высоких способностей и легкого задания. Успех имеет место либо если причина максимально благоприятна, либо ес­ли и то, и другое сравнительно одинаково. Если даны успех и нали­чие усиливающей причины (трудное задание), то внутренняя причина (способность) представляется не только присутствующей, но и очень сильной. В отсутствие усиливаю­щей причины (среднее задание) успех трудно однозначно приписать предполагаемым способностям.