Колониальные владения крупнейших стран Европы в 1914 г

Такое неравномерное развитие разумеется, оказало влияние на характер германского монополистического капитализма. Германия, как национальное государство, опоздало к разделу мира. С другой стороны германский монополистический капитализм вследствие его индустриальной мощи особенно нуждался в том, чтобы наверстать упущенное. Поэтому еще до 1914 г. произошел переход Германии к чрезвычайно активной внешней политике. Это нашло свое выражение в быстром росте капиталовложений за границей. Если нет колоний с большими богатствами, то появляется желание (для начала) «мирно проникнуть» в полуколониальные и более слабые капиталистические страны. Эта экономическая экспансия чувствительно задевала интересы «старых» капиталистических государств, и прежде всего Англии. Быстро возрастал экспорт германских капиталов, особенно в Ос майскую империю, Китай, страны Южной Америки. В 1902 г. германские вложения капитала за границей составили 12,5 млрд. франков – в 5 раз меньше английских и в 2 раза – французских, а в 1914 г. – уже 44 млрд. франков -около половины английских и более 2/3 французских капиталовложений. Естественно, что наряду с этим «мирным» проникновением Германия готовилась и к реальному перераспределению территорий.

Приступая к изучению экономической истории Германии, мы особо отметили следующее своеобразное явление социально-экономической жизни Германии тех лет: сочетание (парадоксальное сочетание!) экономической мощи германской крупной буржуазии и ее политического ничтожества перед лицом всевластного юнкерства в новой империи.

Как возникло данное несоответствие и какую роль сыграло оно -в последующем историческом развитии Германии, на целом ряде этапов представлявшем собою подлинную национальную трагедию?

Известно, что оба ядра сложившегося позднее Бранденбургско-Прусского государства (Пруссия – земля Тевтонского ордена и феодальное княжество – Марка Бранденбург) первоначально были военными колониями, возникшими в результате продвижения в области, ранее принадлежавшие славянским народам, венграм, полякам, литовцам. Но в жизни каждого народа государственные формы и тенденции меняются вместе с изменениями, происходящими в рядах господствующих классов и их выдающихся деятелей. Только в том случае, если определенная каста в течение столетий по-прежнему сохраняла способность удерживаться у власти и при изменившейся государственной форме, примитивные тенденции средневековья могли оставаться действенными в таком государстве вплоть до новейшего времени. Именно такой случай и представляет Пруссия.

Экономической и политической руководящей кастой нового государства стала юнкерская военная аристократия, превратившаяся в течение XV-XVII вв. в самую крупную социальную силу Бранденбурга; вместе с ней в этом процессе участвовали юнкерские потомки восточнопрусского рыцарского ордена. Они добились особого господствующего положения только после многочисленных столкновений с Гогенцоллернами, но тем не менее стали их важнейшей социальной опорой и практически полностью определяли лицо прусской политики.

В течение двух столетий происходило по сути дела формирование особой военной организации прусского государства и его государственной идеологии. Эти два столетия привели еще почти средневековую Европу времен Тридцатилетней войны на порог современной индустриальной эпохи. Промышленная революция, развитие естественных наук и технический прогресс в крупнейших государствах Западной Европы и в Северной Америке сопровождались в политическом отношении буржуазными революциями, разорвавшими феодальные оковы. В то же самое время в Германии мы наблюдаем своеобразное явление: юнкерская Пруссия удержала власть в своих руках и Выстояла все штурмы поднимающегося «третьего сословия».

Таким образом, именно потому, что в Германии не произошло демократического переворота, германский империализм появился на свет, говоря словами А. Абуша, в прусской кирасирской каске. Именно потому, что германский империализм развивался не в стране, пережившей буржуазно-демократическую революцию, а на прусско-феодальном базисе, в среде германской буржуазии не оказалось противодействующих сил, способных обуздать его. Об уровне демократизма политических структур объединенной Германии красноречиво говорит тот факт, что Бисмарк называл рейхстаг «балаганом для болтовни», а один из представителей юнкерства, некий Ольденбург Янушау, под аплодисменты своих единомышленников не стеснялся в самом рейхстаге заявлять, что одного лейтенанта с десятью солдатами хватит, чтобы разогнать парламент ко всем чертям.

Однако из вышеизложенного вовсе не следует, что наше отношение к объединению Германии и к выработанной в процессе этого объединения конституции должно носить исключительно негативный характер. При всем недемократизме методов и средств объединения Германии, при всей непоследовательности и компромиссном характере конституции 1871 г. все эти акты способствовали решению исторически состоятельной задачи: складыванию немецкой государственности и завершению формирования немецкой нации.

Исторически были вероятны два пути объединения Германии в единое целое; одновременно были возможны два варианта выбора «структурообразующего ядра» будущей империи. Два варианта – это «малогерманский» и «великогерманский»: 1) во главе с Пруссией, но без Австрии; 2) во главе с Австрией. Два пути – это путь «снизу» (в ходе буржуазно-демократического переустройства) и путь «сверху» (в результате внутриполитических правительственных акций и целого ряда династических войн).

Как известно, победил «малогерманский» вариант и объединение было осуществлено «сверху», в ходе династических войн Пруссии с Данией (1864), Австрией (1866), Францией (1870-1871).

История объединения германских государств в единое целое неотделима от имени одного из самых выдающихся политических деятелей Германии кон. XIX – нач. XX в. – князя Отто фон Бисмарка (1815-1898). Эта грандиозная и противоречивая личность, казалось, воплотила в себе всю двойственность и преступный трагизм последующего исторического пути объединенной Германии. Выдающийся дальновидный политик, предупреждавший об опасности военных столкновений с Россией и – заносчивый юнкер, предметом особой гордости которого было его родовое имя: Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон Шенхаузен. Далее – блестящий юрист, лингвистически одаренный человек (один из немногих в те времена, свободно владевший русским языком), поклонник Бетховена, обладатель медали «За спасение утопающего» (спас Бисмарк, кстати, своего собственного слугу) и беспринципный демагог, возведший в ранг официальной политики культ силы, идею верховенства прусского принципа – такой первый канцлер объединенной Германской империи. В своих мемуарах, подытоживая пройденный жизненный путь, Бисмарк говорит следующее: «Не на либерализм Пруссии взирает Германия, а на ее мощь... Не речами, не постановлениями большинства решаются великие вопросы времени – это было ошибкой 1848-1849 гг. – а железом и кровью... На моей совести лежат 3 войны и 18 тыс. жизней, своей кровью скрепившие фундамент воссоединенной Германии – дело всей моей жизни».

Несмотря на то, что германский рейхстаг во многом обладал функциями квазипарламента, в Германии сформировались и действовали политические партии. Симптоматично, что число этих партий было значительно больше, чем в Англии, Франции и США, но политический вес буржуазно-юнкерских партий был обратно пропорционален их числу. Среди этих партий следует обратить внимание на консервативную, представлявшую интересы прусского офицерства, лютеранского духовенства и практически всего аппарата власти; на имперскую (или свободных консерваторов), опиравшуюся на юнкерство и крупный промышленный и финансовый капитал; на национал-либералов, представленных крупными буржуа, ориентированными на колониальную и военную экспансию; на прогрессистов, выражавших политические пристрастия мелкой буржуазии, торговцев, служащих, рабочих; и, наконец, следует отметить католическую партию центра, близкую по своей ориентации к консерваторам, но представляющую очень специфические интересы силезских помещиков, католиков, капиталистов Западной Германии и т. д. Все эти партии действовали в рамках конституции 1871 г., по которой Германия провозглашалась конституционной монархией.

Характер объединения Германии самым непосредственным образом сказался на политической жизни и государственном устройстве германской империи. Симптоматично, что акт провозглашения прусского короля Вильгельма I германским императором был совершен не на немецкой, а на французской земле, оккупированной немцами – в Зеркальном зале Версальского дворца, под Парижем. Германский император был провозглашен главой исполнительной власти; на него возлагалось руководство вооруженными силами, ему было предоставлено право утверждения законопроектов, право созыва и роспуска парламента и т.д. При императоре был утвержден пост министра-президента, или общегерманского канцлера, ответственного только перед императором. Будучи единственным общегерманским министром, канцлер сосредоточил в своих руках необъятную власть и зачастую «затенял» даже фигуру императора.

Законодательную власть в империи олицетворял рейхстаг – имперский парламент, избиравшийся сначала на 3, а затем на 5 лет. Верхняя палата, бундесрат, была избираемой и представляла интересы объединившихся германских государств. Политико-правовую ориентацию бундесрата характеризует тот факт, что 17 мест из 58 здесь принадлежали Пруссии, а председателем верхней палаты являлся сам канцлер. В самой Пруссии, составляющей 2/3 территории объединившейся Германии, продолжала функционировать архиреакционная конституция 1850 г., по которой 1 голос юнкера приравнивался к 10-20 голосам представителей других социальных групп. Сам Бисмарк называл прусскую трехклассную избирательную систему «насмешкой над здравым смыслом».

На территории всей объединившейся Германии в целом было провозглашено всеобщее избирательное право; однако полной реализации его препятствовали многочисленные цензовые ограничения: возрастной, половой, служебный, колониальный, санитарно-гигиенический и пр. цензы.

В результате объединительного процесса единую государственность (с элементами автономии) обрели 25 отдельных королевств, великих герцогств, просто герцогств, княжеств и 3 вольных города: Бремен, Любек, Гамбург. В течении 1871– 1873 гг. была введена единая золотая монета, единая почтовая система, единый свод уголовных законов; в 1875 г. был создан имперский банк. В Германии утвердился новый тип буржуазно-монархического государства, в котором власть принадлежала не крупной промышленной и финансовой буржуазии, а высшему прусскому дворянству – юнкерам. Перед нами немецкий вариант бонапартистской политической структуры, важнейшей отличительной чертой которой является опора на военные круги и сильно разветвленный бюрократический аппарат власти (при фактическом отсутствии правительства и общепринятой системы министерств).

Вся последующая история Германии несет на себе отпечаток трех важнейших социально-политических обстоятельств, при которых (и в ходе использования которых) родилась объединенная Германия. Это, во-первых, акт военного и социального насилия, сопровождавший процесс объединения Германии; это, во-вторых, акт консервации позиций и роли юнкерского офицерства («германский офицерский корпус – вот в чем мы превосходим всех» – так говорил Бисмарк); наконец, это идея «германского социализма» и факт политического ничтожества германских бюргеров, достигших высот экономической мощи, но не способных осуществить демократизацию общественной жизни, подобно тому, как это произошло в Англии, Франции, США.

Первые два десятилетия после объединения внутриполитическая и внешнеполитическая жизнь Германии во многом определялась волей ее канцлера – Отто фон Бисмарка. Говоря словами А. Абуша, Бисмарк, будучи «последней выдающейся фигурой пруссачества» и единственным настоящим государственным деятелем возрождающейся Германии, видел внутреннее непрочное положение этой империи, созданной из союзных государств, и сложность ее геополитического положения, обуславливавшую ранее ее функции «мяча в игре чужих интересов». Именно поэтому Бисмарк проводил жесткую политику «цементирования» единства нации, о чем свидетельствуют «культуркампф», концепция «прусского социализма», заигрывание с Лассалем, «исключительный закон» против социалистов и т. д. В мыслях Бисмарка о внешней политике царил «кошмар коалиций», который преодолевался им в ходе громадного количества дипломатических акций и интриг, доказавших его умение мастерски поддерживать «европейское равновесие».

Бисмарк все более и более оттеснял политику Австрии на Балканы, одновременно превращая дунайскую монархию в своего союзника. Он не мешал ни Англии, ни Франции создавать и расширять в 70-х годах мощные колониальные империи; ему было даже выгодно после захвата Эльзаса и Лотарингии отвлечь внимание Франции от Рейна. Утверждение, будто Эльзас и Лотарингия являются немецкой землей, Бисмарк считал «профессорской идеей» и не скрывал, что для него там важны лишь крепости. Бисмарк вовлек Италию в свой тройственный союз с Австрией, но ядро всей своей европейской политики он видел в «Перестраховочном договоре» с Россией, избавлявшем его от кошмарлого страха перед войной на два фронта.

За двадцатилетний срок своего канцлерства Бисмарк заключил множество договоров и соглашений с другими странами, важнейшими среди которых являются следующие:

1873 г. – русско-австрийско-германское соглашение («Союз трех императоров»);

1879 г. – северо-германский договор;

1882 г. – «Тройственный союз» (Германия, Австро-Венгрия, Италия) – против Франции и России;

1881 и 1884 гг. – возобновление «Союза трех императоров»;

1887 г. – «Перестраховочный договор» с Россией.

Последняя большая речь Бисмарка 6 февраля 1888 г., несмотря на ряд нюансов, была воспринята в Европе как успокаивающий фактор, ибо содержала реалистические высказывания, способные разрядить европейскую напряженность, обосновать германское невмешательство на Балканах и предостеречь от мировой войны,к концу которой «едва ли кто будет знать, из-за чего сражались».

Однако дух интриги и насилия, пропитывающий всю «объединительную» политику Бисмарка, оказался сильнее его дальновидных практических шагов в европейской дипломатии.

После ухода Бисмарка в отставку (1890) внешнеполитическая концепция Германии стала демонстрировать полнейшее соответствие первому компоненту внутренней и внешней политики Бисмарка и абсолютную противоположность трезвым практическим элементам этой политики-

За двадцатилетие, предшествовавшее 1 мировой войне, в Германии сменилось 4 канцлера (20 лет – это срок, в течение которого Бисмарк единолично находился у власти). Однако, частая смена канцлеров вовсе не свидетельствовала о демократизации режима и смягчении внешнеполитического курса. Это двадцатилетие ознаменовалось началом т. н. «мировой политики», приведшей к борьбе за передел поделенного уже мира и к окончательному формированию англо-германского антагонизма. Колониальная политика, первые «прощупывающие» шаги которой относятся еще ко временам Бисмарка, все более тесно переплетается с политикой военной экспансии; деяния Петерса – «вешателя», «прославившегося» колонизацией Восточной Африки, достойно завершены военной расправой над гереро и готтентотами, в результате которой из 200 тысяч несчастных в живых осталось 50–60 тысяч. И строительство Багдадской железной дороги, и участие в разделе Китая, и программа создания большого военно-морского флота, и «Гуннские речи» Вильгельма II, призывавшего уничтожить восставших китайцев – перед нами вехи пути, по которому Германия неумолимо двигалась к военной катастрофе, вовлекая мир в неслыханную трагедию.

Официальная германская историография всю политику Германии перед 1 мировой войной сводит нередко к личным качествам Вильгельма II. Во времена Бисмарка император (им был тогда Вильгельм I) старался держаться в тени своего могущественного канцлера. Восшествие на трон молодого Вильгельма II привело к полярной перестановке сил: не канцлер, а император делал теперь политическую погоду. Прирожденная властность сочеталась в Вильгельме II с глубоко скрываемым комплексом неполноценности (у него была скрючена левая рука) и с угрюмым, недоверчивым характером (отсутствие контакта с матерью, ненавидевшей сына). Исходя из всего этого, историографы нередко изображают Вильгельма II как некую «трагическую личность», пытавшуюся компенсировать свою «недостаточность» чрезмерной энергией и роковыми по последствиям решениями. Подобных (в духе психоанализа) объяснений причин, приведших Германию к участию в мировой бойне, можно обнаружить немало. С некоторыми из этих доводов можно даже согласиться при учете следующего. Если бы на исходе XIX в. в Германии существовала ясно выраженная парламентарная демократия, монарх, выражаясь словами А. Абуша, имел бы гораздо более узкие рамки для разгула своих «сверхполноценных» чувств. Но молодой Вильгельм II стал кайзером Пруссо-Германии – государства, руководимого юнкерами, управляемого послушной бюрократией и неусыпно охраняемого полицией и армией. В лице его императорского величества сочеталось традиционное могущество полководца и всесилие монарха, по своему произволу назначающего и смещающего министров. В таких условиях личные качества императора могут играть громадную роль; и трагедия (пусть со знаком минус) лидера переплетается с трагедией народа, не сумевшего обуздать прусско-феодальные инстинкты правящей элиты.

В романе Генриха Манна «Верноподданный» (закончен в 1914 г.) дана потрясающая сцена проезда кайзера Вильгельма II по улицам Берлина. Это гениальное предвосхищение будущего Германии, ожидающего ее не только в ближайшие годы, но и в последующие десятилетия XX в.: «Там, под триумфальной аркой, скакала на коне сама власть, с каменным ликом и сверкающими очами. Власть, которая растаптывает нас, а мы целуем копыта ее коня... Каждый из нас в отдельности – ничто, но всей своей массой, такими мощными ступенями, как новотевтонцы, чиновничество, церковь и наука, торговля и промышленность, могущественные объединения, мы поднимаемся пирамидой до самого верха, туда, где пребывает она, власть, железная и сверкающая, Жить в ней, быть ее частицей, беспощадной ко всем, кто не с ней, и ликовать, хотя бы она растаптывала нас…».

1914 г. стал первым проявлением этого безумного национально-государственного «оптимизма» Германии.

Англия.

Английская история конца XIX начала XX веков представляет собой наглядный пример реализации общемировых тенденций исторического развития той эпохи, тенденций, преломленных сквозь чисто английскую специфику.

В середине XIX в. английская экономика занимала прочное первенствующее положение в мире. Опередив другие страны по уровню и темпам развития промышленного производства, намного вырвавшись вперед в области колониальных завоеваний, разгромив всех опасных в экономическом отношении конкурентов, накопив в подвалах Сити несметные богатства, английская буржуазия увенчала это здание своего благополучия мировой торгово-промышленной монополией.

Однако уже в 70-е годы XIX в. в английской экономике происходят качественные изменения, связанные прежде всего с новой фазой мирового экономического развития и со всеми теми позитивными и негативными сдвигами, которыми эта новая фаза характеризуется. Речь идет о становлении монополистического капитализма в его специфически британском варианте.

Определяемое всем ходом предыдущего экономического развития Англии, это своеобразие выражается, прежде всего, в том, что при крайне раннем проявлении одних чертмонополистического капитализма другие чертывозникали здесь значительно позжеи не играли определяющей роли в социально-экономическом развитии страны вплоть до первой мировой войны.

Известно, что во времена фритредерства в экономике Англии важнейшую роль играли ее необъятные колонии и монопольная прибыль, получаемая Англией как «мастерской мира». Наличие этих факторов в достаточно ранние периоды функционирования британской промышленности привело к тому, что в последние десятилетия XIX в. и начале XX в. наибольшее развитие получили именно те черты монополистического капитализма, которые были непосредственно связаны с действием указанных факторов. Это, прежде всего, дальнейшее расширение колониальной империи и связанный с этим расширением, вывоз капитала.

Итоги процесса расширения английской колониальной империи таковы: к 1914 г. Англия владела колониями с населением в 393,5 млн. человек. Наглядное представление о процессе указанного «расширения» можно получить из следующей таблицы: