Государственное строительство

Не делай людям того, чего не желаешь себе, и тогда и в государстве, и в семье к тебе не будут испытывать вражды

Лунь юнь

В ходе Второго Кубанского похода Антон Иванович взвалил на себя политическую ношу…творца новой государственности.

В истории нашей Отчизны столько парадоксов, непознанных еще до конца феноменов огромного евразийского социокультурного образования с гордым названием РОССИЯ, что их может хватить с лихвою на любую мировую цивилизацию, существующих сегодня в историческом пространстве и во времени на планете Земля. Одним из таких феноменов явилось и то, что Добровольческая армия, то есть вооруженная сила, институт, который учит история, всегда является атрибутом любого государства, было вынуждена… создавать свое государство.

Донские казаки, в ответ на шутки белых волонтеров о том, что Всевеликое войско Донское — «всевеселое войско Донское», с сарказмом замечали, что Добровольческая армия — «странствующие музыканты». Они изрекали правду. Армия действительно не имела ни своей территории, ни правительства, что руководило бы ее деятельностью. Между тем, с расширением территории, подконтрольной Добровольческой армии, перед ее командованием все острее становились вопросы государственного строительства.

В это время положение правящей партии большевиков стало критическим. Ее численность сократилась до 150 тыс. человек. Выборы в местные Советы в июне – августе 1918 года уменьшило в них число большевиков с 66 % до 44%.

В большевистском руководстве были налицо признаки паники. Сотрудники германского посольства сообщали в Берлин в августе 1918 года, еще до покушения на Ленина, следующее: в Москве сложилось «нечто вроде панических настроений», руководство Советской России переводит в швейцарские банки «значительные денежные средства», просит заграничные паспорта82.

Троцкий в разговоре с германским послом В.Мирбахом сказал:

— Собственно, мы уже мертвы, но нет еще никого, кто мог бы нас похоронить.

Как средство спасения советская власть развернула небывалый дотоле в истории России красный террор…

Критическое положение большевистского политического режима было хорошо известно деникинским спецслужбам. Аркадий Альфредович Борман (сын знаменитой Ариадны Владимировны Тырковой-Вильямс) сумевший весной 1918 года по секретному заданию контрразведки Добровольческой армии, внедриться близко к высшим эшелонам советской власти (даже участвовал в заседаниях Совнаркома) вспоминал, что в июле 1918 года положение в Москве стало гораздо тревожнее.

В Кремле нервничали. «Большевики чувствовали, что враги наступают на них со всех сторон и совершенно не были уверенны, что справятся с положением. Наиболее видные из них уже обеспечили себе тайные квартиры на случай переворота»…

Антон Иванович не имел политического опыта, необходимого для решения крупных задач государственного строительства, он испытывал огромные трудности в организации системы власти и управления.

По образному выражению Л.В. Половцева, участника Первого Кубанского похода, «талантливый вождь армии генерал Деникин утонул в неведомой пучине гражданских дел».

Генерал Алексеев, основатель Добровольческой армии, оказывал командующему неоценимую помощь в решении политических проблем. Для Антона Ивановича нравственный и политический авторитет Михаила Васильевича был непоколебим. Он боялся кончины Алексеева, силы которого каждодневно уносила тяжелая прогрессирующая болезнь, понимая, что в случае смерти Верховного руководителя Добровольческой армии, его неминуемо ожидало политическое и человеческое одиночество.

Деникин прекрасно сознавал свою неподготовленность в сфере гражданского управления, не говоря о сложных государственных вопросах. Тем более, по свидетельству супруги генерала, ее муж признавал, что никогда не обладал искусством дипломата, что крайне важно в решении государственных задач. Однако в отношениях Деникина с Алексеевым, по вине созданного им военно-политического отдела, что уже известно, читателю, возникали и трения.

Здоровье Алексеева катастрофически ухудшалось, и 8 октября 1918 года он скончался. С неимоверной нечеловеческой болью Антон Иванович писал:

ПРИКАЗ

Главнокомандующего Добровольческой Армией №1

Гор. Екатеринодар, сентября 25-го дня 1918 года

 

Сегодня окончил свою полную подвига, самоотвержения и страдания жизнь генерал Михаил Васильевич Алексеев.

Семейные радости, душевный покой, все стороны личной жизни — он принес в жертву Отчизне. Тяжелая лямка строевого офицера, ученый труд, боевая деятельность офицера Генерального штаба, огромная по нравственной ответственности работа фактического руководителя всеми вооруженными силами Русского государства — вот его крестный путь. Путь, озаренный кристаллической честностью и героической любовью к Родине — великой, растоптанной.

Когда не стало Армии и гибла Русь, он первый поднял голос, кликнул клич русскому офицерству и русским людям.

Он отдал последние силы свои созданной его руками Добровольческой армии. Перенеся и травлю, и непонимание, и тяжелые невзгоды страшного похода, сломившего его физические силы, он с верою в сердце и с любовью к своему детищу шел с ним по тернистому пути к заветной цели спасения Родины.

Бог не судил ему увидеть рассвет. Но он близок. И решимость Добровольческой армии продолжать его жертвенный подвиг до конца пусть будет дорогим венком на свежую могилу собирателя Земли Русской

Главнокомандующий Добровольческой армии

Генерал-лейтенант Деникин».

Итак, дань усопшему «Отцу Белого дела» отдана…

Вся ответственность теперь ложилась на плечи Антона Ивановича. И обратите внимание, приказ получает №1. И подписывает его уже не командующий, а Главнокомандующий Добровольческой армией. Тем самым, Антон Иванович юридически закрепил объединение власти и управления.

Здесь не игра амбиций и самолюбий, да и не софистские упражнения вождя белых волонтеров. Переименование должности командующего Добровольческой армией в Главнокомандующего Добровольческой армией — подчеркивание стремления генерала Деникина конституировать возложенную на себя огромную ответственность. Став Главкомом, он не повысил себе денежное содержание, а приобрел зато перманентную головную боль не только за армию, но за государство, контуры которого начали обозначаться на белом юге России.

Решение вопросов государственного строительства на территориях, подконтрольных Деникину, он проводит в комплексе с решением широкого круга проблем по укреплению Добровольческой армии. Главное внимание уделяет воинской дисциплине и морально-психологическому состоянию личного состава. Главнокомандующий уравнял в правах гвардейских и армейских офицеров.

Усилил ответственность за незаконное ношение погон и знаков различия (нарушителям грозил срок от 1 до 4 лет). Предписал комендантским и полицейским службам всех уровней принять практические меры по «улучшению отлова бандитов», использовавших в преступных целях военную форму. Издал приказ о разжаловании офицеров за бесчинства в общественных местах на почве пьянства, во избежание чего запрещалась «продажа водки после часа ночи в увеселительных заведениях».

Характерно, что генерал был непреклонен в отношении к тем офицерам, кто, хоть небольшое время служил в Красной или Украинской армиях. На собрании офицеров генерального штаба Добровольческой армии обсуждалась данная тема. Вынесли постановление: офицеры могут приниматься в Добровольческую армию на общих основаниях. Им предоставлялась возможность реабилитировать себя. На протоколе собрания Деникин наложил краткую резолюцию:

«Не согласен, преступное деяние, предусмотренное уголовным законом, подлежит полевому суду»83.

А в приказе №148 от 14 ноября 1918 года Главком Добровольческой армией констатировал, что, к большому стыду и позору, многие из офицеров, даже в высших чинах, служат в рядах Красной армии, но никакие мотивы не могут служить оправданием этому:

«Ведя смертный бой с большевиками, в провокаторах не нуждаемся, а всех, кто безотлагательно не оставит ряды Красной армии, ждет проклятие народа и полевой суд Русской армии суровый и беспощадный».

Подчеркну, что на протяжении всей гражданской войны Деникин сохранил нигилистическое отношение к офицерам, сотрудничавшим с советской властью. Даже если это были перебежчики, принесшие с собой ценные сведения стратегического оперативно-тактического характера.

А таковые имелись. 1 октября 1919 года (в один из решающих моментов похода деникинских войск на Москву), адъютант начальника штаба 13 советской армии бывшего генерала от инфантерии А. М. Зайончковского, оставшись по его приказу в занятом Добровольческой армией Орле, передал саквояж с оперативными документами и планами командования 13 армии, предупредив, таким образом, командование белых о высадке и дальнейших действиях Ударной группы красных.

Повезло красному «военспецу» генералу Зайончковскому, что не узнали об этом чекисты! Не было бы в СССР крупного военного историка…

На белом Юге России было создано учреждение, в котором причудливо переплелись полномочия законодательной и исполнительной власти — Особое совещание при Верховном руководителе Добровольческой армии.

Деникин стал первым заместителем Председателя Особого совещания. Он понял: ОС не ограничивает его единоначалия в армии. Будучи в статусе правительства, оно все свои решения утверждает у Верховного Руководителя Добровольческой армии. При жизни Алексеева Антон Иванович участвовал в работе Особого Совещания, которое имело довольно стройную организационную структуру (см. прил. 19.), не очень активно. После смерти Алексеева Деникин становится Председателем Особого совещания. Благодаря своему авторитету, он не имеет серьезных трудностей в управлении Совещанием, без видимых усилий проводит в жизнь свои решения.

Но в процессе руководства Особым совещанием, уже в начальный период он допускает крупную ошибку, не сочтя нужным привлечь для выработки идеологических и политических программ профессиональных гражданских деятелей. Военный менталитет белых вождей оказался недостатком в борьбе, бывшей, по своей сути, политической. Русская Гражданская война, чего никак не хотели, понять белые генералы, — не то явление, где все проблемы можно было решить исключительно военной силой.

Антон Иванович создал Осведомительно-агитационное агентство при Главнокомандующем Добровольческой армией, положение о котором он утвердил в конце декабря 1918 года. По замыслу Деникина, ОСВАГ84 должно было стать инструментом проведения в жизнь политической линии Главкома в массах, идеологически обеспечить лозунги Добровольческой армии. Оно имело стройную организационную структуру, разветвленный аппарат (см. прил. 20.). Перед агентством стояли задачи «постоянного искоренения семян, посеянных большевистскими учениями в незрелых умах масс» и разгрома «цитадели, построенной большевиками в мозгах населения».

Для выполнения своих функций ОСВАГ располагало большими силами и средствами. В нем числилось 10 тысяч (!) штатных сотрудников. В 1919 году в целях управления общественным мнением оно циркулярно снабжало литературными и публицистическими произведениями редакции 80 газет.

Агентство испробовало свой арсенал психологической войны с противником. С одобрения Деникина была изготовлена поддельная газета «Беднота» для распространения среди красноармейцев. Ту же цель преследовал фальшивый «Сборник Законов Советской Республики». Подобные материалы вносили сумятицу в сознание бойцов и вынуждали советское военно-политическое руководство осуществлять противодействующие акции.

Однако ожидаемого эффекта от деятельности ОСВАГ, не произошло. Будучи в эмиграции, генерал Лукомский откровенно признался, что «наша пропаганда никакой пользы не принесла». Тому был ряд причин.

Функции ОСВАГ, в значительной степени, были схожи с функциями политорганов РККА. Однако работники агентства лишь копировали их и не сумели создать свою оригинальную систему пропаганды, которая способна была учитывать особенности психологии тех, на кого она была рассчитана.

Ни Деникин, ни ОСВАГ не смогли выдвинуть лозунги, которые были бы понятны и притягательны для масс.

Понятно, почему поручик Федоров, начальник Харьковского Разведывательного пункта Штаба Главнокомандующего ВСЮР в секретном донесении (№153 от 28 октября 1919 года) на имя начальника Разведывательного Отделения штаба Главкома ВСЮР:

«…”ОСВАГ” с каждым днем все больше и больше отходит от населения, наша пропаганда виснет в воздухе…

…Наш Отдел пропаганды, копируя в постановке дела пропаганды большевиков, не перенял у них самого главного и самого важного: большевики своей пропагандой сумели подойти к населению вплотную.

Значение этого обстоятельства — невероятно большое: только благодаря ему большевики теперь сводят наши стратегические усилия насмарку…».

Явно не хватало талантливых мастеров пропаганды, дышащих духом масс (а у большевиков мастера красивой революционной фразы имелись, да еще какие…). Не владели в достаточно степени осваговцы и умением подать материал в ключе информационно-психологического противоборства, и в конечно итоге, лили воду на мельницу… большевиков.

Подобное не прошло незамеченным для поручика Федорова — автора цитируемого выше секретного донесения (видимо, тонкий был аналитик). Он писал:

«Некий Г. Егоров, читая лекцию во 2-м госпитале, совершенно забыл, что имеет дело с малограмотной аудиторией, неспособной на объективное понимание событий, и поэтому, критикуя большевиков, позволил себе подчеркнуть на (их — Г. И.) достоинство. Результаты получились плачевные: «идея социализма есть идеал, к которому должно стремиться человечество»; «среди комиссаров есть люди, которые верят бескорыстно»; «Ленин и Луначарский — очень неглупые люди» — все это слишком запало в умы слушателей. На заводе «Гельферих-Саде» произошел еще более яркий пример бестактности. Сотрудник «Освага», отвечая на нападки в реакционности, позволил себе произнести буквально следующее:

«Деникин не есть поклонник Монархической власти и борется за созыв Учредительного собрания, но если Деникин, заняв Москву, не созовет Собрания, то я и вы возьмете винтовки и сметем его с лица земли». Тирада очень характерная, и ее бестактность, даже преступность, в комментариях не нуждается…

Но дело было не только в отсутствии талантливых и знающих специалистов. Писатель А.И. Куприн, например, считал, что большинство осваговцев «бездарны, как деревяшки». Начиналось другое время…

ОСВАГ дополнительно возложило на себя функции контрразведки. Деникин часто и охотно пользовался его контрразведывательной информацией. И у него не возникало мысли, что добывание таких сведений не дает возможности агентству сосредоточиться на главном своем направлении. Это было еще одной ошибкой Деникина. Вся пропаганда свелась «к масонскому заговору и сионским протоколам». Многие оригинальные замыслы Деникина на практике искажались и часто наносили серьезный ущерб его политической деятельности.

Решать задачи государственного строительства на территориях, освобождаемых от большевиков, пришлось в условиях катастрофической нехватки финансов. В октябре 1918 года на содержание армии ежемесячно выделялось 37.652.851 рублей, чего было явно недостаточно в условиях прогрессирующей инфляции. В ноябре 1918 года пуд хлеба на Юге России стоил З2 рубля, в ноябре 1919 года — уже 248, а зарплата рабочих упала в 4 раза. Прожиточный минимум рабочего в ноябре 1918 года был определен Советом профсоюзов Екатеринодара в 660-780 рублей.

Не могли здесь помочь такие меры, как, например, наложение контрибуции на некоторые богатейшие села ставропольской губернии, оказавшие наиболее сильное сопротивление Добровольческой армии в Первом Кубанском («Ледяном») походе. Это была капля в море, вызвавшая лишь озлобление пострадавшего населения тех богатых сел. В поисках выхода Особое совещание принимает решение об изготовлении в Лондоне русских кредитных билетов на сумму в 100 млн рублей. Подобная мера могла помочь временно, ибо за денежную эмиссию обязательно, учит история, приходится расплачиваться очередным витком инфляции.

Занимаясь государственным строительством на подконтрольных территориях, генерал Деникин всячески пытался дистанцироваться от политических партий и организаций. Крайне неприязненно он относился к социалистам. Главком заявил о том, что Добровольческая армия «не имеет решительно никаких оснований признавать уфимское правительство всероссийской властью».

Пытался он всемерно отмежеваться и от кадетов. В октябре 1918 года на Екатеринодарской конференции кадетов генерал Лукомский, выполняя установки Деникина, заявил:

— Борьба с большевиками — это, прежде всего, дело армии и ее вождей: кадеты могут рассуждать о чем угодно, белое движение пойдет за своими лидерами.

В кругах, близких Главкому, отмечали, что он сердится, когда ему говорят о близости к кадетам.

Серьезный просчет генерала Деникина — восстановление старых порядков путем отмены всех законов Временного правительства. С психологической точки зрения, подобная линия могла быть обусловлена глубочайшей неприязнью генерала к деяниям Временного правительства. Но огульная отмена всех его законов создавала в общественном мнении образ Деникина — реставратора старорежимных порядков.

Главком вплотную столкнулся с новой проблемой — сепаратизмом, которым переболели в 1917 – 1920 годах многие российские регионы. А для Деникина это была Кубань. Почти сразу после взятия Екатеринодара началась полоса противостояния с Кубанским правительством. Позиции Главкома и правительства оказались полярными. Деникин — бескомпромиссный сторонник ЕДИНОЙ, ВЕЛИКОЙ и НЕДЕЛИМОЙ РОССИИ. Рада — ярко выраженные сепаратисты.

Разногласия начались буквально после взятия Екатеринодара. Вступление победителей в кубанскую столицу было обставлено как театральное представление, призванное продемонстрировать единство кубанцев и добровольцев. Во главе колонны бок о бок ехали генерал Деникин и атаман Филимонов, за ними — члены кубанского правительства в паре с соответствующими чинами Добровольческой армии. Над атаманским дворцом вновь взвился сине-малиново-зеленый кубанский флаг. Над соседним зданием, где размещалось добровольческое командование, было поднято полотнище российских национальных цветов. Но эта идиллия продолжалась недолго.

Добровольческое командование и кубанские власти в равной мере претендовали на роль хозяина края.

Алексеев склонял генерала к компромиссу, и тот, скрепив сердце, на первых порах выворачивал себя наизнанку, чтобы не обострить отношений с кубанскими политиками. Об этом свидетельствует его письмо Кубанскому атаману Филимонову:

«Милостивый государь, Александр Петрович!

Трудами и кровью воинов Добровольческой армии освобождена почти вся Кубань. Область, с которой нас связывают крепкими узами беспримерный Кубанский поход, смерть вождя и сотни рассеянных по кубанским степям братских могил, где рядом с кубанскими казаками покоятся вечным сном добровольцы, собравшиеся со всех концов России. Армия всем сердцем разделяет радость Кубани.

Я уверен, что Краевая Рада, которая должна собраться в кратчайший срок, найдет в себе разум, мужество и силы залечить глубокие раны во всех проявлениях народной жизни, нанесенные ей изуверством разнузданной черни. Создаст единоличную твердую власть, состоящую в тесной связи с Добровольческой армией. Не порвет сыновней зависимости от Единой Великой России. Не станет ломать основное законодательство, подлежащее коренному пересмотру в будущих всероссийских законодательных учреждениях и не повторит социальные опыты, приведшие народ ко взаимной дикой вражде и обнищанию.

Я не сомневаюсь, что на примере Добровольческой армии, где наряду с высокой доблестью одержала верх над «революционной» свободой красных банд воинская дисциплина, воспитаются новые полки Кубанского войска, забыв навсегда комитеты, митинги и все те преступные нововведения, которые погубили их и всю армию. Несомненно, только казачье и городское население области, ополчившееся против врагов и насильников и выдержавшее вместе с Добрармией всю тяжесть борьбы, имеет право устраивать судьбы родного края. Но пусть при этом не будут обездолены иногородние: суровая кара палачам, милость заблудившимся темным людям и высокая справедливость в отношении массы безобидного наделения, страдавшего также как и казаки, в темные дни бесправия.

Добровольческая армия не кончила свой крестный путь. Отданная на поругание советской власти Россия ждет избавления. Армия не сомневается, что казаки в рядах ее пойдут на новые подвиги в деле освобождения Отчизны, краеугольный камень чему положен на Кубани и в Ставропольской губернии.

Дай Бог счастья Кубанскому краю, дорогому для всех нас по тем душевным переживаниям — и тяжким и радостным — которые связаны с безбрежными его степями, гостеприимными станицами и родными могилами.

Уважающий Вас А.И. Деникин».

Главком поручил юристу профессору К.Н. Соколову создать «Временное положение об управлении местностями, занимаемыми Добровольческой армией». Специальный раздел в нем был посвящен статусу Кубани. Согласно документу, краю предлагалась широкая автономия. Командующему Добровольческой армией отдавались вопросы международных связей, командования вооруженными силами, уголовное и гражданское законодательство, связь и пути сообщения государственного значения. Одновременно генерал отклонил идею о Северо-Кавказском союзе между Добровольческой армией и Кубанью.

Однако такая лояльная политическая линия Деникина не нашла понимания у кубанских политиков. Быч безапелляционно заявил Алексееву:

— Помогать Добровольческой армии, значит вновь готовить поглощение Кубани Россией.

Похоже, ситуация с поиском взаимоприемлемых решений зашла в политический тупик. На специально созванном для этого 26 октября (8 ноября) 1918 года совещании выяснилось полное расхождение позиций сторон. Кубанские представители дали понять, что добровольческое командование контролирует лишь Ставропольскую губернию и потому не может выступать от имени всероссийской власти. В итоге попытка объединения сорвалась. Кубань по-прежнему продолжала оставаться формально независимым «государством».

Ситуация продолжала обостряться. В конце 1918 года командование Добровольческой армии столкнулось впервые с открытыми попытками кубанских сепаратистов выйти из-под его контроля, в котором те усматривали прямое нарушение статуса Кубани как государственного образования.

Поднялась оголтелая кампании против Деникина в кубанской прессе. Правительство провело ряд секретных заседаний, где обсуждались конкретные меры по выходу из-под контроля командования Добровольческой армии. Среди кубанской демократии развернулась политическая борьба: либо быть полностью самостоятельными, либо заключить, как можно более тесный контакт, с Украиной, но только не с Добровольческой армией.

Данную борьбу можно было бы использовать командованию Добровольческой армии в своих политических целях. И такая попытка была предпринята в период осенней сессии Краевой рады.

Начало сессии Краевой рады, запланированное на 25 октября (7 ноября) 1918 года, было перенесено на три дня из-за слухов о якобы намечающихся в день годовщины победы Октябрьского вооруженного восстания и прихода к власти большевиков беспорядках. Позднее выяснилось, что Деникин, выступление которого было доставлено в повестку первого заседания, не сможет прибыть в назначенный срок с фронта. Поэтому было решено перенести торжественную церемонию открытия на 1 (14) ноября. Этот шаг свидетельствовал о нежелании кубанских властей идти на дальнейшее обострение отношений с добровольческим командованием. Делегированные последним представители получили право участвовать во всех заседаниях краевого парламента, включая закрытые.

От речи генерала Деникина ожидали многого. Слушатели не могли не заметить неприкрытую угрозу в адрес екатеринодарских политиков, прозвучавшую в словах Главкома:

— Борьба с большевизмом далеко не окончена. Идет самый сильный, самый страшный девятый вал... И потому не трогайте армию. Не играйте с огнем. Пока огонь в железных стенах, он греет. Но когда вырвется наружу, произойдет пожар. И кто знает, не на ваши ли головы обрушатся расшатанные вами подгоревшие балки?

Похоже, что теперь уже добровольческое командование отнюдь не стремилось к компромиссу, что и подтвердили последующие события.

На заседании 10 (23) ноября глава кубанского правительства Быч выступил с декларацией о задачах ближайшего времени. В числе прочего, он вновь поднял вопрос о создании Южно-Русского союза, в состав которого, сохраняя автономию, вошли бы казачьи области и Добровольческая армия. Претензии командования армией на всероссийский статус и болезненное отношение к любому посягательству на это не являлись секретом.

Но все же на этот раз его реакция оказалась чрезмерно острой. Представитель армии генерал Лукомский заявил протест по поводу того, что Рада «идет по пути создания коллегиальной власти», расшатывая единство антибольшевистских сил. Добровольческая делегация после этого демонстративно покинула зал. Это уже серьезно…

Еще большей неожиданностью для лидеров черноморцев стало известие о том, что генерал Покровский и полковник Шкуро тайно посетили атамана, предложив ему силой оружия разогнать Раду. Сам атаман Филимонов тоже вынашивал подобные планы. Еще на Дону он несколько раз собирал у себя старших офицеров-кубанцев, пытаясь узнать их мнение относительно возможного роспуска парламента.

Однако сейчас он поспешил сообщить о визите Покровского и Шкуро президиуму Рады. Быч немедленно бросился с жалобой к Деникину. Тот сказал, что насильственных мер не допустит, но одновременно выговорил депутатам за то, что они «ведут себя не так как следует».

В частных разговорах с ближайшими сподвижниками вождь белых волонтеров так объяснял свою позицию по кубанскому вопросу:

— Дело не в степени решимости, а в холодном учете таких факторов как военно-политическое положение и состав армии. Быть может, однако, я ошибаюсь. И если вы скажете мне сейчас, что насильственные меры приведут к положительным результатам, я завтра же Корниловским полком разгромлю кубанское правительство.

Планы переворота были на время оставлены с тем, чтобы год спустя, возникнуть вновь.

В свою очередь и кубанские власти пошли на попятную. Шкуро был произведен в генерал-майоры. Специальная согласительная комиссия фактически похоронила спровоцировавшую кризис декларацию.

В кубано-добровольческом конфликте виноваты были обе стороны, но в рассказанном выше случае инициатива нагнетания напряженности исходила все же от добровольческого командования. Но в ту пору ни казачьи власти, ни добровольческое командование не решались на открытый разрыв. Казачество само по себе не могло ни возглавить антибольшевистскую борьбу, ни вести ее в одиночку. В то же время Добровольческая армия была слишком зависима от материальных и людских ресурсов казачьих областей. В результате обе стороны были вынуждены на время отложить свои претензии.

Между тем, Деникин по-прежнему выстраивал свои отношения с кубанскими политиками, исходя из основополагающего тезиса, который он довел до их сведения на осенней сессии Рады.

Прибыв на заседание Рады прямо с фронта 14 ноября 1918 года, Главком Добровольческой армией заявил: … большевизм должен быть раздавлен, Россия должна быть освобождена. А для этого «не должно быть армии Добровольческой, Донской, Кубанской, Сибирской. Должна быть единая Российская армия с единым фронтом, единым командованием и ответственностью лишь перед русским народом в лице его будущей верховной власти».

Но, заняв принципиальную позицию, Антон Иванович проявил политическую недальновидность. Он не пытался найти союзников в правящих политических кругах Кубани. А такие возможности имелись.

На секретном заседании правительства Кубани 8 декабря 1918 года Е.Д. Скобцов резко критиковал Быча и Н.С. Рябовола как руководителей, за их выпады в адрес Главкома Добровольческой армией. Скобцов смело заявил, что поддерживает Деникина, резонно замечая, что только он может защитить демократию от диктаторских притязаний Покровского.

Ясно, что таких политиков Главком мог бы привлечь на свою сторону, что способствовало бы более эффективному поиску мирных путей разрешения конфликтов.

Вообще, в этом конфликте солдатская прямолинейность, нетерпимость к политическим оппонентам, что было присуще Деникину, сыграли ему плохую службу. Антон Иванович не хотел сглаживать острых углов. Как-то он был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, естественно, реял национальный флаг Кубани. Атаман Филимонов сидел на первом месте, Деникин — на втором. Краснов утверждает в своих мемуарах, что это Антона Ивановича «оскорбило и взорвало». Сложный вопрос. Оставим без комментариев.

Но когда дело дошло до речей, то генерал Деникин выдал спич, который никак не назовешь дипломатическим. Он сказал буквально следующее:

— Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя, и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов85 и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг Единой Великой России! За Единую, неделимую Россию, Ура!..

Деникин в отношениях с Кубанью так и не смогло снять напряженности. Брожение продолжалось. Все настойчивее выдвигалось требование — «провозгласить на время гражданской войны самостоятельность Кубанского края». Но с большим трудом, пока без применения силы, базируясь на личном авторитете, понимании атамана Филимонова и поддержке Антанты, Главком заставляет все-таки в декабре 1918 года признать Раду свое верховенство. Между тем, проблема не снята. Она загнала вглубь. Как показали события 1919 года, ненадолго.

Итак, Добровольческая армия в течение 1918 года окончательно оформилась как «государство в государстве». Конечно, были обозначены лишь контуры будущей российской государственности. Да и то штрихпунктирной линией, которая иногда прерывалась вопреки всякой логике, продиктованной канонами государственного строительства, наработанными в лаборатории мирового социального опыта. Здесь правила бал другая логика — логика участников бала Люцифера. Кровавого бала…