Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


Второй Кубанский поход



2016-01-02 759 Обсуждений (0)
Второй Кубанский поход 0.00 из 5.00 0 оценок




Так прощайте полковник, до свиданья, корнет,

Я же в звании поручика встречу этот рассвет;

Шашки вынем мы наголо на последний наш бой,

Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой.

В. Роменский

 

В мае 1918 года, когда вызревал план Второго Кубанского похода, Добровольческая армия как антисоветская сила была в гордом одиночестве: еще не поднял мятеж чехословацкий корпус, не было создано эсеровское правительство в Поволжье (Комуч66). Немцы оккупировали Украину, создав там протекторат, поставив к власти послушного им гетмана П.Скоропадского. С кайзером заигрывал атаман ВВД Краснов, убежденный германофил, до конца дней своих.

Добровольческое движение, реанимированное Алексеевым и Деникиным, должно было сделать судьбоносный выбор. Конечная цель, в разумении белых вождей, не возбуждала сомнений: поход на Москву, свержение советской власти и освобождение России от большевизма.

Однако путь в Москву через Кубань, то есть через юг России, видно невооруженным глазом, значительно длиннее, чем путь напрямую с юга на север. Что же побудило командующего Добровольческой армией к продвижению на Кубань? Был здесь свой резон.

Если ба армия двинулась на север, то она то она попала бы в трагическое положение: с севера и юга — красные, с запада — немцы, с Востока — Волга. Донцы вынуждены соблюдать нейтралитет из-за Германии, относившейся к Добровольческой армии враждебно. Нельзя было уходить и за Волгу. Тогда молодая Республика Советов получала богатейшие средства юга, людские контингенты.

Освобождение же Задонья и Кубани обеспечивало весь южный 400-километровый фронт Донской области и давало Добровольческой армии свободную от немецкого влияния обеспеченную и богатую базу движения на север. Кроме того, войска могли укомплектовываться, по оценке Деникина, «надежным и воинственным элементом». Открывался путь к Черному морю, обеспечивая близкую и прочную связь с союзниками по Антанте в случае их победы. Наконец, движение белых волонтеров на Юг России косвенно содействовало освобождению Терека.

Командование Добровольческой армии связывало нравственное обязательство перед кубанцами, которые шли под знамена белых волонтеров не только под влиянием лозунга спасения России, но и освобождения Кубани от советской власти. Невыполнение данного слова имело бы, по крайней мере, с точки зрения Деникина, два тяжелых военно-политических последствия: сильнейшее расстройство армии, в особенности ее конницы, из рядов которой ушло бы много кубанских казаков; оккупация Кубани немцами.

«Все измучились, — говорил генералу Алексееву председатель Кубанского правительства в изгнании Быч, — Кубань ждать не может… Екатеринодарская интеллигенция обращает взоры на немцев. Казаки и интеллигенция обратятся и пригласят немцев…».

Поэтому Деникин, при полной поддержке своего начальника штаба Романовского, решительно настроился двинуть войска на Кубань. А Верховного руководителя Добровольческой армии в это время терзали сомнения. В письме Милюкову он писал:

«1) Армия доживает последние гроши; 2)немцы, их скрытые политические цели и намерения; 3) личность (донского) атамана, генерала Краснова. Его деятельность в октябре 1917 года, его отношение к Добровольческой армии; 4) беспомощность Кубани, невозможность и бесцельность повторения туда похода при данной обстановке, не рискуя погубить армию…».

«Отец Белого Дела» мучился извечным гамлетовским вопросом: быть или не быть и «куда нам идти».

«На Кубани — гибель, — писал он. — На Кавказе — мало привлекательного и делать нечего. Генерал Краснов, беря начальственный тон по отношению в армии, указывает ей путь — скорее берите Царицын, но Дроздовского я удержу в Новочеркасске до создания регулярной Донской армии. Цель — сунув нос в непосильное предприятие, на пути к выполнению которого мы можем столкнуться с немцами, избавиться от нас на Дону…».

Тем не менее, не видя другого выхода, Верховный руководитель Добровольческой армии поддержал, в конечном итоге, стратегические намерения командующего и его начальника штаба.

Итак, жребий брошен…

В конце июня 1918 года Добровольческая армия выступила во II Кубанский поход. Она была значительно сильнее по составу, силам и средствам, чем в I Кубанском походе (см. прил.17.). Ей предстояли операции против Красной армии на Северном Кавказе. Деникин не располагал точными сведениями о противнике. Исходя из данных Московского антисоветского подпольного центра, он оценивал группировку противника примерно в 80-100 тысяч человек.

Однако состояние красных войск было в то время было не на должной высоте.

8 июня 1918 года командование Северо-Кавказского военного округа, проанализировав состояние починенных им войск, доложило в Высший военный совет Советской республики следующие оценки: командный состав, за малым исключением, совершенно не подготовлен к исполнению своих обязанностей; боевые приказы в некоторых случаях выполняются «по соглашению», то есть после обсуждения их на митингах. Кроме того, отмечался уникальный факт. Численность отрядов установить трудно. Она постоянно меняется…, «к моменту выдачи жалованья отряд увеличивается, а затем уменьшается»(!).

Генерал Деникин понимал, что гражданская война в отличие от обычной, имеет свои законы, здесь непременно вырастает роль политического фактора, и, прежде всего, состояния общества, степень его стабильности. Анализ генерала показывал, что подконтрольная Советам территория переживет сложные времена, ее раздирают внутренние противоречия. И хотя по своей численности части Красной армии превосходят Добровольческую, фактор нестабильности может перевесить чашу весов в пользу белой гвардии — благодаря ее сплоченности, одержимости и отличной военно-профессиональной подготовке.

« Нас было мало: 8-9 тысяч против 80-100 тысяч большевиков. Но за нами было военное искусство… В армии был порыв, сознание правоты своего дела, уверенность в своей силе и надежда на будущее», — писал А.И.Деникин.

Командующий Добровольческой армией выработал план операции: овладеть станцией Торговая, прервав тем самым железнодорожное сообщение с центром России; прикрыть себя со стороны Царицына, повернуть на Тихорецкую. Завладеть важным узлом северокавказских дорог обеспечить операцию с Севера на Юг захватом Кущевки и Кавказской, продолжить движение на Екатеринодар —важнейший военный и политический центр области и всего Северного Кавказа.

Стратегический план генерала отличался несомненной оригинальностью. Но его реализация сулила жестокие схватки. Деникин выработал оригинальный, но для его выполнения он не имел достаточных сил и средств (их соотношение: по орудиям — 1:4; по штыкам — 1:8 в пользу красных). Однако все это должно компенсироваться, по мнению Деникина, высоким моральным духом белых волонтеров и их отличной военно-профессиональной подготовкой.

Как видно, предпосылки у Деникина к успеху есть. Причем, предпосылки серьезные. Однако Антон Иванович понимал, что у Красной Армии Северного Кавказа было немало сильных в военном отношении и тяготеющих к советской власти частей. Нельзя было не учитывать, что красные были хорошо снабжены оружием и боеприпасами с войсковых складов бывшего Кавказского фронта, в то время как добровольцы могли рассчитывать только на свои скудные ресурсы. Помощи извне фактически не было. Неудачей завершились переговоры генерала Алексеева с правительством Украины о передаче для помощи Добровольческой армии чешских частей, дислоцировавшихся в Киеве.

И снова полилась братская кровь… Трупы, трупы… Тотемные знаки России...

25 июня в тяжелом бою Торговая была взята. Купный успех, ибо в течение 20 месяцев Северный Кавказ был отрезан о Центральной России, а центр страны — от Всероссийских житниц — Кубанской области и Ставропольской губернии и от грозненской нефти. Подобное положение, несомненно, подрывало экономический базис советской власти.

В самом начале похода белых волонтеров постигло большое несчастье: погиб генерал С.Л.Марков.

Он занимался очисткой от мелких красных отрядов районов между Юлой и Манычем и приступил к операции против Шаблиевки. Станция оказалась занята сильным отрядом с артиллерией и бронепоездами. Взять ее сходу не удалось. Весь день 12 (25) продолжался тяжелый и упорный бой, вызвавший серьезные потери, и только к вечеру, очевидно в связи с общей обстановкой красные начали отступать. Уходили и бронепоезда, посылая последние прощальные снаряды по направлению к брошенной станции. Одним из них вблизи от Маркова был тяжело ранен капитан Дурасов… Другой выстрел — предпоследний — был роковым. Генерал Марков, обливаясь кровью, упал на землю. Перенесенный в избу, он мучился недолго, приходя иногда в сознание и прощаясь трогательно со своими офицерами-друзьями, онемевшими от горя. Сказал:

— Вы умирали за меня, теперь я умираю за вас…

Наутро 1 Кубанский стрелковый полк провожал останки своего незабвенного начальника дивизии. Раздалась команда: «Слушай — на караул!..». В первый раз полк так небрежно честь своему генералу: ружья валились из рук, штыки колыхались, офицеры и казаки плакали навзрыд…

К вечеру тело привезли в Торговую. Гроб понесли на руках в Вознесенскую церковь сквозь строй Добровольческих дивизий. В сумраке, среди тишины, спустившейся на село, тихо продвигалась колонна, над гробом реял черный с крестом флаг, его флаг, мелькавший так часто в самых опасных местах боя…

Для Антона Ивановича потеря доблестного генерала Маркова — не только потеря друга. С гибелью Сергея Леонидовича, в армии, в ее духовной жизни, в пафосе героического служения образовалась глубокая брешь. Сколько надежд и предположений связывалось с его именем. Сколько раз потом белый вождь со своим начальником штаба Романовским в поисках нужного человека на фоне жуткого безлюдья, точно угадывая мысли друг друга, говорили со скорбью:

— Нет Маркова…

Ночью два грузовика с взводом верных соратников, с пулеметами по бортам везли гроб с телом генерала Маркова по манычской степи, еще кишевшей разрозненными мелкими отрядами красных, в Новороссийск. Там осиротела семья покойного — мать, жена и дети, там его полк и десятки тысяч народа, отдали последний долг праху боевого русского генерала…

13(26) июня 1918 года генерал Деникин отдал приказ по Добровольческой армии, которым увековечил память погибшего генерала Маркова:

§1

Русская армия понесла тяжелую утрату: 12 июня при взятии станции Шаблиевки пал смертельно раненый генерал С.Л.Марков.

Рыцарь, герой, патриот, с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.

Железные стрелки чтут подвиги его под Творильнй, Журавиным, Борыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторийском… Добровольческая армия никогда не забудет горячо любимого генерала, водившего в бой ее части под Екатеринодаром, в «Ледяном походе», у Медведовской…

В непрестанных боях, в двух компаниях, вражеская пуля щадила его. Слепой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот пал от братоубийственной руки…

Вечная память со славой павшему…

§2

Для увековечивания памяти первого командира 1-го Офицерского полка части этой впредь именоваться 1-й Офицерский генерала Маркова полк.

Из двух сотоварищей Деникина по Быховской тюрьме в живых ос­тался один Романовский, который до конца своей жизни бу­дет его лучшим другом, его «ангелом-хранителем».

Рассказы­вая в своих «Воспоминаниях» об их отношениях, профессор К.Н. Соко­лов (однофамилец следователя, который вел расследование об уничтожении царской семьи), будущий начальник ОСВАГ, член Особого совещания, напишет следующее:

«Было что-то исключи­тельно трогательное в отношении Деникина к генералу Рома­новскому. «Иван Павлович и я...», «Мы думаем с Иваном Па­вловичем...», «Мы решили с Иваном Павловичем...» — эти слова произносились с теплотой, почти с нежностью. Что ка­сается меня, то я никогда не мог проникнуть в существо лич­ности Романовского. Он получил досадную репутацию «чело века левых взглядов». Конечно, близость с генералом Деникиным, типичным русским интеллигентом и либералом, обязы­вала его в какой-то степени к либерализму, но, судя по тому, как он видел людей и вещи, этот умный человек, несмотря на часто безразличный вид, сонный взгляд, сохранял твердость и решительность и придерживался правых взглядов».

Другое мнение об Иване Павловиче имел Дроздовский:

«Мы достаточно хорошо знали Романовского: он был злым, ревни­вым, самолюбивым, не останавливался ни перед чем, чтобы сохранить свое влияние и свою власть, и сметал со своей дороги всех тех, кого он считал опасным для себя...».

Этот «злой гений», «социалист», «взяточник», «скрытый' еврей», как называли его многочисленные клеветники, для Деникина «прямым и откровенным челове­ком, говорящим, что он думает, иногда даже слишком грубо, без дипломатических уверток». Это задевало собеседников.

«Он приобрел репутацию «сухого формалиста», — отмечал Антон Иванович — тогда как был преисполнен доброты и снисходитель­ности и всегда был готов пожертвовать собой ради людей».

Одним словом, сколько людей, столько и мнений. Но для моего героя Романовский оставался единственно по-настоящему близким человеком…

А бои шли своим чередом …

Белые волонтеры упорно продвигались к заветной цели. Более месяца войска армии, выполняя решение командарма, вели кровопролитные сражения, ломая упорное сопротивление красных, продвигаясь к Екатеринодару. У генерала Деникина возникли серьезные трудности в управлении войсками.

Воистину, «каждый мнил себя стратегом, видя бой со стороны…».

Генерал Б. Казанович67в неопубликованной рукописи «Бой на екатеринодарском направлении» (хранится в ГАРФ) отмечал, что, например, полковник Тимановский68, храбрый офицер, сменивший на посту погибшего генерала Маркова, был недостаточно подготовлен к самостоятельному командованию и «совершенно не считался с нужными указаниями». Проявлял неисполнительность и Дроздовский. Подразделения тыла отличались низкими морально-психологическими качествами.

В полку Дроздовского «обозные» случайно наткнулись на один из отрядов белых. Приняв их за красных, сразу же сдались им с криком: «Кадеты нас силой забрали». За эту подлость, пишет Казанович, «они были порублены на месте».

Но низкие морально-психологические качества тыловых подразделений компенсировались доблестью волонтеров первой линии.

У Антона Ивановича имелись веские основания для того, чтобы сообщить в письме генералу Алексееву, что вера и подъем в войсках растут. «Армия полностью в руках начальников».

Деникин, как явствует из архивных документов, проявив железную волю, личный пример смелости (переместил свой КП ближе к первой линии), смог восстановить нарушенное управление. Но бои продолжались в неимоверно трудной обстановке. Были моменты, когда у добровольцев не было даже патронов. Их добывали в бою у красных после штыковых атак и рукопашного боя. Армия понесла большие потери. В 1 и 3 дивизиях выбыло из строя 25-30% личного состава. Характерно, что в столь трудный момент Деникин пытается даже проявлять гуманизм по отношению к пленным. Он писал жене:

«Хотел быть жестоким и не выполнил обещания. Объявил прощение всем глупым вооруженным людям, деру­щимся против меня. Стекаются сотнями и сдают оружие.

Среди грозной обстановки, жестокой и беспощадной борьбы не черствеет почему-то сердце».

Можно поверить, что Деникин здесь искренен. Но если у него сердце и не ожесточилось, то у других оно стало каменным. Второй Кубанский поход принес немало случаев жестокости и зверства с обеих сторон. Зачастую немотивированных, трудно поддающихся осмыслению, даже с дистанции времени...

Между тем, нельзя не отметить, как свидетельствуют очевидцы, что население с восторгом встречало белых волонтеров. В одном из станиц, освобожденном на пути к Екатеринодару, генералу Кутепову поднесли букет цветов и бросали цветы проходившим войскам, приглашали офицеров в гости, угощали, кормили и, видя, что большинство из этих офицеров были ободраны и плохо одеты, задаривали их бельем, которого у многих вообще не было, гимнастерками. Даже обувью. Ведь она так износилась в бесконечных пеших переходах.

Наверное, население вдоволь хлебнуло от творцов мировой революции и строителей всепланетарного счастья.

Вера Михайловна Борель, дочь «Отца Белого дела», создавшая в память о своем родителе уникальный манускрипт, который, к счастью для историков, сегодня опубликован69, высказала, в связи с вышеизложенным, интересную мысль:

«Толпа…А несколько месяцев назад в апреле того же года толпа екатеринодарских жителей, но, конечно, другого состава, улюлюкала и радовалась, когда большевики надругались над трупом генерала Корнилова»…

Да, любовь толпы ужасно непостоянна. Впрочем, добровольцы сами вскоре умудряться, своими бесчинствами по отношению к местному населению, возбудить вполне мотивированную ненависть к белым. Не хуже чем к красным. Одним словом, страшные гримасы Русской гражданской войны…

Но все это будет потом. А пока на 24 (5августа) 1918 года командующий Добровольческой армией назначил общее наступление на Екатеринодар. Такое решение он принял, несмотря на крайнюю усталость добровольцев. Генерал исходил из того, что в войсках царил высокий наступательный порыв, которому нельзя было дать угаснуть. Тем более, кубанские казачьи части стремились, как можно быстрее, освободить от большевиков столицу родного края.

Красные же части, судя по неопубликованными воспоминаниями Г.К.Орджоникидзе, а также и воспоминаниями Е. Ковтюха, видного военачальника красных на Северном Кавказе, ставшего впоследствии жертвой сталинской мясорубки, войска были деморализованы. Последний характеризовал защитников Екатеринодара так:

«Везде среди разбегающихся частей раздавались крики: «Продали нас и пропили!». Власти были бессильны, что либо сделать с этой массой, а противник находился уже в 18 верстах от Екатеринодара…».

Тем не менее, белым волонтерам пришлось пролить немало крови, прежде чем взять Кореновскую. Только с этого момента генерал Деникин приобрел полную свободу действий и получил возможность продолжать выполнение своего основного плана.

Армия красного командарма И.Л.Сорокина70 уходила с большой поспешностью главной массой в направлении на Екатеринодар, частью на Тимашевскую. Там по-прежнему групппа Е. Ковтюха (12 000 штыков, 600 сабель) оказывала упорное сопротивление коннице генерал Покровского и даже 10 августа предприняла серьезное контрнаступление в направлении на Роговскую… На юге отдельная группа красных — 4-6 тыс. человек с артиллерией и бронепоездами — располагалась в районе Усть-Лабинской (постоянная переправа через Кубань), занимая станицы Воронежскую и Ладожскую и выдвинувшись передовыми частями к Раздольной и Кирпильской. Советское командование перебрасывало свои тылы и коммуникации за реку Кубань.

Невзирая на крайне утомленное состояние белых волонтеров, командующий двинул Добровольческую армию для неотступного преследования противника. К 1(13) августа вся Екатеринодарская группа Добровольческой армии подошла на переход к Екатеринодару, окружив его кольцом с севера и востока. Начались бои на всем екатеринодарском фронте. Это не было увеселительной прогулкой под звуки бравурного марша. Противник дрался до последнего патрона. Военное счастье, словно на качелях, не раз качалось то к белым, то к красным.

Тем не менее, 2(16) августа войска Добровольческой армии вошли в Екатеринодар. Белые волонтеры вступали в тот город, который за полтора года белой борьбы перестал уже вызывать представление о политическом и стратегическом центре, приобретая, по меткой характеристике Деникина, «какое-то особое мистическое значение».

В тот момент он узнал две новости: плохую и хорошую. Советская власть ис­требили всю царскую семью и царя! Во все боевые части по­ступил приказ отслужить панихиду за «упокой души бывшего Верховного командующего русской армией». Монархисты возмущались тем, что во время службы не были упомянуты все титулы царя, республиканцы же — что их заставляют молиться за ненавистного самодержца… Ксения Васильевна ждала ребенка. Муж спешно ответил ей:

«5-8-18. Курьер уезжает. В моем распоря­жении лишь несколько минут.

Безмерно рад, если правда, что исполнится моя мечта о Ваньке.

Операция разворачивается с огромным успехом. Красный сброд пытается контратаковать, но выдыхается.

Глубоко и искренне люблю».

Командующий Добровольческой армией начал, после соответствующей подготовки, наступление на Северный Кавказ в районе Ставрополь — Армавир — Невинномысская.

Он вновь воочию наблюдает жестокий характер гражданской войны, преобладание политических целей над военными.

В разведывательной сводке штаба Добровольческой армии от 27 июля (10 августа) 1918 года сообщалось, что большевики предприняли наступление на ст. Новопокровскую в целях «наказать казаков за измену советской власти». На станицу без особой надобности было выпущено до 1000 снарядов, несмотря на то, что их не хватало у красных71.

Подобные эксцессы подтверждаются и советскими источниками.

Советский военачальник Свечников, анализируя причины неудачи красных под Екатеринодаром, видел одну из них в следующем: … советские войска подвергали полному разгрому казачьи станицы, лежащие на дороге, совершенно не считаясь со степенью обеспеченности. А это бросило «кубанских казаков из революционного лагеря в руки Деникина и Алексеева».

Упомянутое выше разведывательное донесение несло особо ценную информацию для генерала Деникина.

Красные, докладывали добровольческие разведчики, находятся в подавленном состоянии, считают невозможным бороться «с дисциплинированными кадетскими частями, если большинство красноармейцев до сих пор не разбежалось, то только «из страха перед беспощадными расстрелами, так часто практикуемыми среди большевистских главковерхов в последнее время»72.

Подтверждаются данные разведки белых и докладной запиской Ленину от народного комиссара труда А.Г.Шляпникова по положению на Северном Кавказе и в Дагестане.

В ней, в частности, отмечается, что местные советские силы «недостаточно организованы, дисциплинированы».

Серьезный удар по морально-психологическому состоянию красных нанесли и антисоветские выступления, и массовый приток казаков в добровольческую армию, вызванный волной карательных акций против казачества.

В ходе кратковременного отдыха Добровольческая армия укомплектовывается личным составом, вооружением, техникой. После взятия Екатеринодара она имела в своем составе 12 тыс. человек, 40 орудий, 200 пулеметов. А к середине августа 1918 года, по данным советской разведки, ее численность уже достигала 20 тыс. человек73.

Особо необходимо подчеркнуть, что генерал Деникин окончательно перешел к мобилизациям в целях пополнения армии рядовым составом. Одновременно она пополнялась и добровольцами. Начался процесс военно-профессиональной и социально-политической дифференциации состава Добровольческой армии.

Безымянный автор неопубликованного очерка «Об участии полка генерала Маркова во 2 Кубанском походе» писал:

«шаг за шагом выбывают в бесчисленных боях лучшие вожди Добровольческой армии, начальники, идейные рядовые бойцы, гибнут моральные устои армии; в ряды её вливаются мобилизованные, среди которых, по мнению очеркиста, и «массы враждебных элементов».

Автор подытоживает в очерке, по моему суждению, правильно, что в течение 1918 года армия «крепнет численно, но слабеет морально»74.

Подобное фиксируется и в сводке политотдела Южного фронта красных от 18 июля 1918 года, где отмечается, что добровольцы следят за мобилизованными75.

Благодаря усилиям командующего и его штаба, мобилизациям и активизации работы вербовочных пунктов, Добровольческая армия к 1 сентября насчитывала 35-40 тыс. человек, 86 орудий, 256 пулеметов, 5 бронепоездов, 8 броневиков. Небезынтересно здесь донесение «Азиата» (агент М.В.Алексеева) от 21 июля 1918 года.

Из него явствует, что добровольцы-офицеры прибывают в армию весьма интенсивно. Много и солдат. Однако параллельно записываются в Донскую армию, так как младший офицер получает там 300 рублей, а в Добровольческой армии — 250 рублей. Можно предположить, что успех в вербовке был бы еще значительней при наличии больших финансовых возможностей.

Но армия по-прежнему не могла обеспечить своим воинам достойного материального положения (см. прил. 18). Денежного довольствия едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду. Не случайно тогда в газетах («Великая Россия», например) появлялись такие объявления:

«Я, офицер 1 генерала Маркова полка, три раза ранен. В настоящее время я почти здоров, но за неимением брюк и гимнастерки я не имею никакой возможности никуда выйти и посему покорно прошу отзывчивых граждан г. Екатеринодара помочь мне выйти из этого полдожения. Лазарет №9.».

Расширение армии выдвигало вопрос о необходимости мобилизации офицеров. После взятия Екатеринодара дежурный генерал, по распоряжению командующего запросил мнение Кутепова о переименовании Добровольческой армии в Русскую. Тот ответил отрицательно, так как, по его суждению, подобная мера преждевременна: офицеры должны служить добровольно, а не по обязанности. Деникин прислушался к подчиненному. Но все-таки был вынужден ввести мобилизацию среди офицеров. Первый раз это произошло 25 октября 1918 года (приказ Главнокомандующего Добровольческой армией №246). Тогда и началась дифференциация офицеров на «старых» и «новых». Но Деникин не пресек в корне это явление, что, стало его большой ошибкой.

Благоприятным условием для продолжения боевых действий стало то, что Красная армия Северного Кавказа испытывала после сдачи Екатеринодара глубокий кризис. Суть его отражена в приказе Главкома армией от 29 июля №92: отсутствие дисциплины; наличие примазавшихся преступных элементов; анархия.

Командующий Добровольческой армией представлял глубину кризиса противника, усугубляемого еще и дезертирством. Но, оценив обстановку, он подытожил:

в сентябре «процесс распада красных войск приостановился», так как, антагонизм между казаками и иногородними на Кубани, все более обостряясь, принял в итоге альтернативную форму: победа казаков — порабощение иногородних, победа красных — порабощение казаков.

Однако генерал Деникин смог опереться не только на казаков, но и на крестьянство.

Оно, по оценке Орджоникидзе, было «безразличным к той или иной власти, лишь бы прекратилась война».

Но, попав под разрастающийся красный террор, потянулось к вождям белых.

По данным Орджоникидзе из Красной Армии в Добровольческую армию «переходили целыми полками». А ведь в красных частях было много крестьян76.

В такой напряженной обстановке вела Добровольческая армия упорные бои в сентябре – ноябре 1918 года. Они шли с переменным успехом. 18 сентября белые овладели Армавиром и Невиномысской, но 21 сентября красные выбивают их из Армавира силами Таманской армии (30 000 штыков, 4 000 сабель, 141 пулемет, 32 орудия), которая вслед за тем заняла фронт Армавир — Михайловская — Дондуковская, прикрыв армию Сорокина.

Красное командование возложило взятие Невинномысской на части армии Сорокина, что было выполнено не без трений, причем дело доходило до междоусобных стычек в 5 километрах от боевых порядков белых волонтеров. Подобное могло быть именно в русской гражданской войне.

После армавирских боевых эпизодов на фронте обоих противников наступило временное затишье, использованное командованием противоборствующих сторон для реорганизации и приведения в порядок своих сил. Красные смогли обеспечить численное преимущество над белыми, сосредоточив в районе Ставрополь — Армавир — Невинномысская пять колонн, кавалерийский корпус и особую ставропольскую группу общей численностью 150 тысяч штыков и сабель при 200 орудиях разного калибра.

Против Таманской армии командование белых смогло выставить 10 тысяч штыков и сабель при 12 орудиях. Силы явно неравные (по штыкам и саблям соотношение 1:3,4, а по орудиям — 1:3 не в пользу добровольцев). Однако командующий Добровольческой армией приказал, даже при таком неблагоприятном расчете сил и средств, отбить Армавир. Но добровольцев постигла неудача. В то же время, красные, вместо того, чтобы развивать успех, погрязли в склоках. В кровавых склоках. Разногласия по оперативно-тактическим вопросам между двумя красным и военачальниками, Сорокиным и Матвеевым, кончились тем, что первый расстрелял второго за невыполнение боевых приказов.

С большим трудом Таманская армия сосредоточилась, в конечном итоге, в районе Невинномысской, изготовившись к наступлению на Ставрополь. Она была сведена в две стрелковые дивизии по 4 полка в каждой; общая численность их определялась в 15 000 штыков; кавалерия в количестве 4 000 тыс. сабель была сведена в 3 кавалерийских полка; артиллерийская бригада состояла из 30 орудий различного калибра. Это в то время, когда в Добровольческой армии выделялось 150 снарядов и 70 патронов на винтовку.

В ночь на 30 октября части Таманской армии ночной атакой овладели Ставрополем, захватив в нем богатые трофеи и 2 бронепоезда с 5 дальнобойными орудиями. По занятию Ставрополя красные части вначале энергично преследовали белых. Но дальнейшего развития действия Таманской армии не получили, и она около 3 недель пассивно простояла на месте в районе Ставрополя, не получая никаких указаний от высшего командования красных. Последнее было занято очередной кровавой военно-политической склокой, в ходе которой теперь был убит уже главком Сорокин. Части красных какое-то время остались без объединенного управления, чем сумел воспользоваться командующий Добровольческой армией.

Генерал Деникин сосредоточил мощный кавалерийский кулак, силою до 14 кавалерийских полков, под командованием полковника А.Г. Шкуро77, который прорвал армавирский фронт красных и отрезал Таманскую армию от Пятигорска, откуда она получила не только распоряжения, но и снабжение, начал с юга грозить Ставрополю. Войска генерала барона Врангеля подступили к Ставрополю с запада, а части генерала Покровского — с юго-востока. Добровольческая армия вновь окружила Таманскую армию со всех сторон и красные были вынуждены 14 ноября с боем пробиваться в восточном направлении, неся большие потери.

Теперь военное счастье явно улыбалось белым волонтерам. Но не всем. Отбиваясь от наступавших красных частей с перемешанными остатками своей дивизии и ведя их лично в контратаку, доблестный полковник Дороздовский был тяжело ранен в ступню ноги… Незначительное, на первый взгляд, ранение потребовало восьми операций, и 1 (14) января 1919 г. он умер в ростовской клинике профессора Напалкова. Незадолго до этого Дроздовский, всегда отказывавшийся от любых отличий, был приказом Деникина произведен в генерал-майоры. Тело генерала Дроздовского похоронили в кафедральном соборе Екатеринодара. Весной 1920 года, когда белые покидали Кубань, гроб вывезли в Севастополь и перезахоронили на Малаховом кургане. В спешке же новой, врангелевской. эвакуации могила Дроздовского была потеряна.

Характерной чертой осенних боев на Северном Кавказе стала эскалация невиданной жестокости. В Новороссийске 14 сентября 1918 года добровольцы расстреляли 400 раненых красноармейцев. Вот Вам, любезный читатель, доказательство того, что у многих добровольцев сердце превратилось в камень.

Но и красные не отличались гуманизмом.

Они, по сведениям Орджоникидзе, проводили акции, которые по степени жестокости, алогизма, трудно поддаются осмыслению здравым рассудком. В случаях волнений в казацких станицах, красные высылали бронепоезд, который выпускал по домам 10-15 снарядов. Затем собирали оставшихся в живых жителей и...заставляли их платить за каждый истраченный снаряд на уничтожение мирных жителей по 5 тысяч рублей78.

Что здесь можно сказать? Судите сами, любезные мои читатели…

«30-10(12-11)18.

Дорогая моя ненаглядная! Что не пишу, это понятно. Тем более, что, где я и что делаю, Ты знаешь всегда.

Но Ты? Ни слова как здоровье, самочувствие, Ванька?

Враги выдыхаются! Антон»

Такую короткую записку Деникин нацарапал карандашом в городке, расположенном недалеко от Ставрополя. Через три дня, после того как Антон Иванович написал письмо жене, Ставрополь, после исключительно кровопролитных боев был взят.

С его взятие, 15 ноября, были достигнуты цели Второго Кубанского похода.

Высокую цену, однако, пришлось заплатить Деникину за победу.

Орджоникидзе доложил Ленину, что Добровольческая армия, «самая организованная, сплоченная, дисциплинированная», потеряла в боях на Северном Кавказе 30 тысяч человек.

Это были серьезные потери. Ушли в небытие те офицеры, у которых Антон Иванович, даже после тяжелых поражений, не видел на их лицах ни тени моральной усталости, ни разочарования. В Добровольческих полках, проведших через свои ряды много тысяч людей, оставалось налицо 100-150 штыков. Несколько лучше было положение кубанских конных дивизий, в которых безостановочно с занятием каждой новой станицы приливалась живая волна.

Однако, как вспоминал Деникин, люди гибли, но оставались традиции, оставались идеи борьбы и непреклонная воля к ее продолжению.

«Старые, обожженные, обрубленные, но не поваленные стволы обрастали новыми ветвями, покрывались молодой листвой и снов стояли крепко в бурю».

Тяжелые потери навели Деникина на интересные размышления. Заслушав доклад начальника штаба армии, согласившись с оценкой Романовского, что белые волонтеры достигли блестящей победы, Антон Иванович с грустью в голосе сказал:

— Вы докладываете, Иван Павлович, что 1 и 3 дивизия потеряли около трети своего состава?

— Так точно, Ваше превосходительство! Но потери красных еще страшнее.

— Да… Много взяли пленных?

— Нет. И с той, и с другой стороны не было желающих сдаваться. Мы сражались отчаянно.

— Красные тоже. Видите ли, Иван Павлович, я никакие могу отделаться от мысли, что если бы, вместо того чтобы сра­жаться с нами, все эти Сорокины, Жлобы, Кальнины соеди­нились с нами, то вместе мы бы быстро и решительно раздела­лись с немецкими захватчиками...

Если бы…

А воздух Отчизны,

Приятный и синий,

Да тонкая пыль,

Деревенских дорог.

Они за Россию

И мы за Россию,

Корнет Оболенский,

Так с кем же наш БОГ?

«Дети страшных лет России» …

Убивая друг друга, они верили, что желают блага Отечеству, не понимая, что это был как раз тот случай, когда благим намерениями вымащивалась дорога… в ад.

Некоторые из тех, кто проливали братскую кровь, убеждаясь, что кровь людей не меняет цвета в зависимости от классовой принадлежности, быть может, задумывались над вопросом, что сформулировал в своем стихотворении М.Звездинский? Но вряд ли они могли дать в то время исчерпывающий ответ…

Несмотря на тяжелые потери, Добровольческая армия насчитывала после Второго Кубанского похода 40 605 штыков и сабель. Благодаря организационно-мобилизационным мероприятиям, проведенным сразу же после окончания Второго Кубанского похода, генерал Деникин довел численность своей армии, по его личной оценке, примерно до 60 000 человек. Она была сведена в 3 армии и 2 конных корпуса. Главком продолжал наращивать усилия и темпы мобилизации в Ставропольской, Кубанской областях и Черноморской губернии.

А жена Деникина, радуясь за победы своего мужа. Все время испытывала чувство горестного одиночества. Вроде бы генерал должен был прибыть с фронта в Екатеринодар — «столицу»…

Уже заметная беременность утомляла молодую женщину, делала ее нервной, подверженной частым обморокам. В день, когда пришла весть от мужа, она вышла погулять и упала на улице. Добрые люди довели ее до ма­ленького дома на Соборной улице, где она чувствовала себя та­кой одинокой в отсутствие Антона Ивановича, несмотря на присутствие деда и матери, в



2016-01-02 759 Обсуждений (0)
Второй Кубанский поход 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: Второй Кубанский поход

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация...
Организация как механизм и форма жизни коллектива: Организация не сможет достичь поставленных целей без соответствующей внутренней...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (759)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.014 сек.)