Глава шестнадцатая. Хаммем Одуя.

 

- А это было ловко, - ухмыляясь во весь рот, произнес Гевин.

Их команда - пять человек - сидели на плоской крыше пятиэтажного здания, внутренняя сторона которого выходила на тренировочную Площадку рабов-гладиаторов, а фасад - на один из проспектов Аркона. Пять минут назад за горизонт уплыл верхний край солнца. Западная сторона небосвода постепенно погружалась в ласковую черноту ночи, восточная нехотя отпускала дневной свет, словно боясь никогда больше не обрести его; на пологе неба начали проступать первые звезды.

Вокруг небольшого костерка застыли фигуры бойцов, среди которых особенно выделялся Вурдлак. Варвар с заложенными за спину руками превратился в каменное изваяние. Он молча наблюдал за игрой пламени. Справа от него, подобрав под себя ноги, с совершено ровной спиной сидел Таррик. Слева от варвара, спиной к Площадке, на корточках расположился Гевин, напротив северянина стоял Бранд, а рядом с ним на мешке соломы примостился Ма.

- Что именно было ловко? - тихим голосом поинтересовался реджинец, едва сдерживаясь, чтобы не раззеваться.

- Как это что? - опеши Гевин, - твой... этот, как его...

- Акробатический этюд, - подсказал Таррик.

- Во, точно, он самый.

- Ааа, - меланхолично протянул Бранд.

С момента, как их боевая группа устроила на Арене Солнца настоящее представление, прошло уже несколько часов, но все это время Гевин не уставал восхвалять их командное мастерство, взаимодействие и навыки, которыми обладал его некогда земляк. Смотрелся он довольно странно и даже комично, особенно на фоне совершенно спокойного, будто бы окаменелого варвара, не привыкшего лишний раз чесать языком, и по обыкновению молчаливого Ма. Хашшимец вообще крайне неохотно раскрывал с рот, о себе практически ничего не рассказывал, но делал свою работу отменно. И это всех устраивало. Но вот Гевин был его полной противоположностью: болтал много и почти никогда по делу, любил рассказывать небылицы и, в целом, привирать. Однако и от него была огромная польза. В бою он действовал расчетливо и взвешенно, вел себя совсем не так, как в жизни, из-за чего его быстро прозвали двуликим.

- Как думаете, - не унимался паренек, - нам по силам стать победителями Игр?

Бранд молча пожал плечами, варвар же и вовсе не удостоил Гевина ответом.

- По силам, если победим во всех оставшихся боях, - сказал холдарец. – И, если каждый из нас проявит себя ярко в индивидуальных сражениях.

- За Бранда и тебя, Таррик, я спокоен, - кивнул Гевин. - О Вурдлаке и Ма даже упоминать бессмысленно - их схватки всегда привлекают повышенное внимание. А вот я...

- Ты отлично справляешься и в группе, и самостоятельно, - проворчал Вурдлак. - Не наговаривай на себя. Карс-вседержитель не уважает таких людей и не дарует им благословление в бою.

Северянин говорил чистую правду. Гевин выступал неярко, незрелищно, но чрезвычайно эффективно. Каждое движение двуликого в схватке было выверено. Никаких лишних ударов или финтов. В боях он делал ровно столько, сколько необходимо было для победы.

- Может и так, - грустно ответил Гевин, - но мне бы хотелось научиться чему-то такому, что умеете вы.

Он, прежде всего, намекал на способности Бранда в боевой акробатике. Реджинец старался демонстрировать их в каждом своем бою, и сегодня его таланты проявились особенно ярко. Против их группы из пяти бойцов вышли шестеро, но уже в середине боя противники потеряли свое численное преимущество. Реджинец очутился между двумя гладиаторами, вооружёнными широкими изогнутыми мечами. В этот момент он словно почувствовал, как станут действовать соперники, и сумел их опередить. И не просто опередить, но ошеломить. Гладиаторы атаковали одновременно. Тот, что находился справа, целился в голову Бранда, а тот, что слева – в туловище. Юноша дождался оптимального момента, когда вражеские клинки уже было не остановить, и прыгнул. Распластавшись в воздухе параллельно земле, он сумел предать своему тело вращение вокруг горизонтальной оси, пропуская смертоносные лезвия над и под собой, в считаных долях ладони. Два с половиной оборота, и он переместился гладиаторам в бок. Завершив прыжок, Бранд приземлился на песок и сделал взмах влево, прямо из низкой стойки, затем крутнулся на месте, подсекая правого противника под опорную ногу. Тот потерял равновесие, вдобавок получил от Бранда чувствительный удар под колено. Заваливаясь, гладиатор попытался контратаковать, но его меч разминулся с целью, а меч реджинца рассек ему горло. Действия Бранда выглядели не просто эффектно, они были эффективными, и это не могли не отметить все, кто наблюдали за поединком. После боя их команде пришлось принимать множество поздравлений, а юноша был удостоен чести получить личные хвалебные отзывы от нескольких влиятельных семей Аркона, входящих в Имперский Совет, после чего Вурдлак сварливым голосом заметил, что Бранда в скором времени ждет непростое испытание славой. Юноша попытался активно возражать северянину, но гигант оставался неприступен и стоял на своем.

- Наша команда ценна тем, что каждый ее боец обладает уникальными навыками и своим неповторимым стилем, - сказал Таррик, обращаясь непосредственно к Гевину. – Вурдак – это ярость и мощь, безумный напор, который устрашает врагов; ты, Гевин, - это рационализм и хладнокровие, которое заставляет противников ошибаться; я и Бранд – это видимость истинного мастерства, которое отвлекает на себя внимание соперников и оголяет вражеские тылы; Ма – это необыкновенная защита, самая настоящая стена, которую не пробить и не обойти. Каждый из нас – это тщательно подобранная и подогнанная деталь единого механизма, которых хорошо и эффективно работает только в том случае, если все его составные части находятся в исправном состоянии. Стоит кому-то из нас выйти из строя или вовсе уйти, и механизм перестанет быть эффективным. Мы сражаемся рука об руку вот уже целый месяц. Император издал указ, согласно которому нынешние Гарммовы Игры будут длиться семь недель. У нас еще есть время, чтобы отточить до зеркального блеска наше командное взаимодействие. Думаю, стоит назначить тренировку на завтрашнее утро. Я надеюсь, что возражений не последует?

Возражений не последовало. Не один гладиатор не стал бы пренебрегать свободным временем, чтобы лишний раз потренироваться.

Они сидели вокруг костра еще некоторое время. Перевалило за полночь, когда Вурдлак, Гевин и Ма отправились спать. Бранд хотел было к ним присоединиться, но завидев, что холдарец не собирается отходить ко сну, решил задержаться.

- Не спится? - поинтересовался он у Таррика.

Холдарец подкинул дровишек в догоравший уже костер, придвинулся к нему поближе.

- Я люблю ночь, - тихо ответил он. - Она подобна страху, который может стать твоим злейшим врагом, но при этом может быть добрым и верным союзником.

«Опять философские размышления. Куда уж без них.»

- Не очень тебя понимаю. Как ночь может походить на страх? Откуда ты это взял?

- Из собственного опыта, Бранд, исключительно из собственного опыта. Ночь может быть твоим союзником, сможет приютить тебя, укрыть в случае опасности, а может предать, если потеряешь над ней контроль. И над собой.

- Не понимаю тебя, - мотнул головой Бранд.

Таррик улыбнулся:

- Со временем поймешь, я думаю.

«Будет ли у меня это время?» - подумал реджинец.

- Скажи, почему ты здесь? - осторожно поинтересовался юноша.

Холдарец глубоко вздохнул.

- Здесь… это где? На крыше?

- Нет, вообще здесь. Среди гладиаторов. Ты же раб, как и мы все, но ты не всегда был рабом. Ты как Вурдлак, но у варвара есть его Путь, и он обязан идти по нему, куда бы он не вел. А ты? У тебя тоже... Путь или...

- Или, - кивнул Таррик, но развивать тему не спешил.

Бранд ждал в надежде на то, что холдарец приоткроет завесу тайны своей личной жизни, но бывший разведчик оставался нем. Молчание затягивалось, и когда уже терпение реджинца подошло к концу, Таррик, наконец, заговорил:

- Это наказание, моя кара, моя тяжкая ноша, которую мне предстоит нести, наверное, до конца моих дней.

- Наказание? За что?

Бранд испытывал невероятный душевный подъем от того, что Таррик все же открылся ему. Для юноши это было очень важно, и сейчас он с нетерпением ждал подробного рассказа холдарца.

- За то, что сделал, - неопределенно ответил Таррик. - И то, что не сделал.

«Одни сплошные намеки… Туманные намеки.»

- Кажется... я не совсем понимаю, о чем идет речь.

Таррик выдохнул.

- Я был разведчиком в армии короля Холдара, и не просто разведчиком, а ниеру. Это специальное звание, присуждающееся человеку, достигшему наивысшей точки мастерства в каком-либо определенном деле. Есть ниеру садоводы, политики, дипломаты, воины. А я вот был ниеру-разведчиком, то есть лучшим из лучших, общепризнанным мастером. - Холдарец закрыл глаза. На его лицо легла тень задумчивости. - Холдар граничит Тель Татавиром и Тель Армендилом. Эти государства уже много сотен лет находятся в состоянии перманентной войны. Иногда конфликт обостряется, примерно раз в двадцать-тридцать лет, затем, после нескольких лет кровопролитий, затухает, переходя в полуактивную фазу, выражаясь специфическим языком. За долгие годы моей службы я имел больше трех тысяч удачных вылазок во вражеские земли. Я не провалил ни одного задания. Я был на вершине славы, на вершине успеха, но правду говорят: чем выше поднимаешься, тем потом больнее придется падать.

Бранд молчал, ловя каждое слово. Для реджинца, казалось, сейчас не существовало ничего, кроме человека напротив него и тех слов, которые он произносил.

- Это должно было быть обыкновенное задание, одно из тех, в которых я участвовал бессчетное число раз. Проникнуть в лагерь противника, выяснить что задумали вражеские генералы, не оставлять следов и все в таком духе... Не знаю, что пошло не так... По прошествии множества лет мне кажется, что я просто утратил концентрацию, потерял контроль над ситуацией, понадеялся, что мне повезет, но мне не повезло, и ночь меня наказала. Это задание предназначалось для группы разведчиков, и я как ниеру руководил ей. Группа представляла собой довольно разношерстную компанию, но мы подходили друг другу. Более или менее. Единственное, что меня не устраивало, но с чем я так и не захотел бороться, так это отпрыск короля, Сераф, необстрелянный, желторотый юнец, которого мне буквально навязали силой. Я мог бы отказаться от него, я должен был это сделать, найти достаточно весомые аргументы, чтобы не брать его с собой. Но, повторюсь, я понадеялся, что все у меня получится. Не вышло.

Таррик открыл глаза, и долго, более минуты, молча наблюдал за игрой языков пламени.

- Что же произошло? - робким голосом поинтересовался Бранд.

- Ночь наказала нас за нашу беспечность, - устало произнес холдарец. - Тот, кого не должно было быть в группе, допустил ошибку, а я, как его командир, как опытный разведчик, который обязан был пресечь любую некомпетентность своего патаха, то есть человека, за которого я в ответе, не смог этого сделать. Нас раскрыли, мы дали бой, что означало провал задания. Нас выследили, затем едва не окружили. Мы вырвались, но ценой невосполнимых потерь. Группа потеряла двоих, остальные получили ранения различной степени тяжести. Мы подвели короля, подвели Холдар... и, самое страшное, я не сумел спасти Серафа. Младший из пяти сыновей владетеля престола получил несколько стрел в грудь. Он умер у меня на глазах, и я ничего не сделал, чтобы вытащить его. В последствие, в Тель Татавире узнали, кем был Сераф. Они... всласть наигрались с его трупом... Король Холдара получал назад своего сына по частям.

Бранд представил себе эту картину, и ему сделалось не по себе. Интересно, как далеко человек может зайти в своей жестокости? На что он способен, а, главное, во имя чего?

- Не удивлюсь, если война между Холдаром и Тель Татавиром не утихнет еще многие сотни лет, - предположил реджинец.

- Да, и я не удивлюсь, - кивнул в ответ Таррик.

Бранд зябко передернул плечами.

- Тебя за это... приговорили?

Холдарец молча кивнул.

- Меня ожидала «Долгая смерть». Король жаждал насытиться моими страданиями, желал, чтобы в последние дни моей жизни я сполна ощутил на себе его скорбь.

- А что такое «Долгая смерть»? Какая-нибудь очередная ритуальная казнь?

Таррик покосился на юношу. Его щека слегка дернулась, словно от укола боли.

- А ты, я полагаю, в этом знаток? - спросил он с изрядной долей скепсиса в голосе.

Только тут Бранд сообразил, что Таррику, да и другим бойцам его группы, мало что известно о его прошлой жизни. Кое о чем он им, безусловно, поведал, но о Бристоле предпочел умолчать.

- Не то чтобы большой, но... - проворчал юноша.

 Холдарец смерил собеседника внимательными, «острыми» глазами. Сложно сказать, поверил ли он реджинцу или нет. Но одно было ясно: теперь Бранду ни за что не отделаться от расспросов. Бывший разведчик это просто так не оставит.

- Да, ты прав, - сказал Таррик, вновь устремляя свой взгляд на огонь, - «Долгая смерть» - это ритуальная казнь, достаточно жестокая и кровавая. Человека, приговоренного к ней, убивают в течение нескольких дней, иногда - недель. Здесь все зависит от мастерства палачей. Тому, кого подвергли такому страшному наказанию, медленно, сантиметр за сантиметром, отрезают пальцы на руках и ногах, затем, когда пальцев не остается, переходят на конечности... И так далее, пока несчастный, наконец, не умрет.

На лице Бранда заиграли желваки.

- Достаточно жестокая и кровавая, - прошептал он, и в его глазах начала собираться тьма, - можно подумать, все остальные менее жестоки. Кажется, на Дальнем Юге обожают подобные забавы.

Таррик медленно кивнул.

- Ты прав, Бранд, хотя, строго говоря, Холдар нельзя отнести к государствам Дальнего Юга, но это к слову.

- Не все ли равно, - махнул рукой юноша. - Хотя, наверное, точность в определениях следует соблюдать везде и всегда. - Он взъерошил рукой свои короткие волосы, помассировал предплечье правой руки, которое ушиб сегодня вовремя боя. - Так что же произошло? Как так вышло, что ты избежал казни?

И снова Таррик долго молчал, прежде чем ответить.

- Все очень просто: король решил, что мои мучения и унижения должны длиться всю мою оставшуюся жизнь. Суровый приговор был заменен. Меня лишили всех государственных наград, с позором выгнали из армии. На мой род наложили Наллах - особый вид проклятия, для особ, чьи грехи не должны меркнуть с течением времени; меня продали в рабство, у меня... было много хозяев, но, в конце концов, я оказался здесь. Теперь я вынужден сражаться на Арене Солнца, не имея возможности когда-либо обрести свободу.

- Почему? - воскликнул Бранд от удивления. - Ты же сам говорил мне, что любой гладиатор может заработать себе свободу.

- Так и есть, - кивнул Таррик, - любой. Но я не имел ввиду себя.

- Почему? Что с тобой не так?

Холдарец покачал головой:

- Со мной все так, но на меня наложен Наллах, а это означает, что мне не видать свободы. Только смерь освободит меня... Хотя... если верить некоторым слухам, то...

- Объясни подробнее, - насупился Бранд, - я не понимаю. Как какое-то проклятие способно повлиять на решение Императора? Если он помилует тебя при всех, освободит, как освобождал уже многих, что произойдет? Почему ты не сможешь уйти на все четыре стороны?

- Потому что умру, - коротко, но емко ответил Таррик.

- Это как? Отчего?

Холдарец поерзал на ровном месте, прогнулся назад, хрустя позвонками.

- Проклятие создают и налагают маги. Очень опытные и сильные маги. Это не просто слова, печать позора, с которой вынужден мириться весь мой род и я в том числе. Нет, это нечто особое, глубокое, мистическое. Я... признаюсь, не знаю, как оно работает. Я - разведчик, был разведчиком, но я не маг. Я в этом ничего не понимаю. Все, чем я руководствуюсь, это слухи, сплетни да туманные намеки.

- Им же нельзя верить! - воскликнул юноша.

- Согласен, что источники, которыми я пользуюсь, недостаточно... мм... компетентны и надежны, но за неимением большего...

- А что если, это все неправда? Что если ты не умрешь?

Таррик улыбнулся.

- Считаешь, мне стоит рискнуть?

- А почему нет? Что ты теряешь?

Таррик глубоко вздохнул. Бранду показалось, что холдарец пытается бороться с чем-то, засевшим глубоко внутри него. Кажется, следы этой борьбы местами проявлялись на его лице. Или, быть может, это таким причудливым образом играли свет и тень от костра?

- Ты в любом случае не вечен, - заметил юноша. - Как и я, как и все мы. Подумай, как долго ты еще сможешь выступать на Арене? Сколько это продлится? Год, пять лет, десять? Ты... даже ты не продержишься вечно. Тебя подведет тело, концентрация, в конце конов, появится кто-то сильнее, быстрее и ловчее тебя. Ты погибнешь, и твои мучения оборвутся. А теперь представь, что произойдет, если Император подарит тебе свободу. Если сработает проклятие, ты умрешь, но если нет... Не знаю, как ты, но я бы на твоем месте рискнул.

Таррик вновь улыбнулся, на этот раз более широко и открыто.

- На моем месте... - хохотнул он, - дожили. Получаю советы от юнца...

- На мой взгляд, они того стоят, - самодовольно заявил Бранд.

- Может и стоят... Вот только помилование Императора еще нужно заслужить. Думаешь, это так просто, заслужить честь стать свободным?

- Знаю, что непросто. Ты сам мне об этом говорил. И Вурдлак, и все вокруг. Все гладиаторы об этом мечтают, а добиваются считанные единицы. Но... если не тебе, то кому? Игры идут уже ц месяц, и за это время я не видел никого, кто мог бы быть удостоен высшей награды Императора. Никого кроме тебя. Ну и нашего варвара, естественно.

- Какая грубая, неприкрытая лесть, - отмахнулся Таррик.

- Ничего подобного, я говорю правду.

Холдарец зевнул, прикрывая кулаком рот.

- Иди спать, Бранд. Завтра тренировка, ты не забыл?

Бранд насупился. Ему было неприятно обрывать разговор на такой ноте. Его бы воля, и он просидел бы так с Тарриком всю ночью. Реджинец был уверен, что им обоим есть, что рассказать друг другу.

- Не забыл, - пробурчал в ответ юноша. - Ладно... я пойду, а ты...

- А я еще посижу, с твоего позволения. Мне есть что обдумать. Благодаря тебе. - Таррик задрал голову вверх, вгляделся в небо полное звезд. - Сегодняшняя ночь располагает к неторопливым и обстоятельным размышлениям, знаешь ли, но делать это лучше в одиночестве. Уж прости.

Бранд молча кивнул и неслышно удалился.

 

***

 

Реджинец сделал пять легких шагов, прыгнул, умудряясь в воздухе нанести четыре размашистых удара изогнутым мечом. Он мягко приземлился на песок, кувырнулся вперед и сразу же совершил еще один кувырок, на этот раз в бок. Рядом с ним короткими защитными движениями работал Ма. Лицо хашшимца как всегда не выражало никаких эмоций.

- Правый верх, левый низ! - заорал Вурдлак, давая новую вводную паре бойцов.

Бранд тут же переключился на отражение новой угрозы, взвился ввысь, проведя несколько коротких яростных атак в область лица воображаемого противника, приземлился на ноги, моментально заняв низкую, наполовину оборонительную стойку, из которой провел несколько размашистых, молниеносных круговых ударов. Все это время Ма прикрывал ему спину.

«Дзинь!»

Запела тетива тренировочного лука, и деревянная учебная стрела устремилась навстречу человеку. Хашшимец без особого труда отбил ее лезвием своей глефы. В сторону Таррика, напавшего на него, он даже не посмотрел.

- Легче шаги, легче! - не уставал прикрикивать варвар. - Удары четче! Забудь обо всем. Сосредоточья на противниках!

Реджинец вертелся волчком; каскады одних атак сменялись каскадами других. Он танцевал с мечами, танцевал с ветром. Пот струился по его лицу.

Клинки сверкали в свете солнца.

- Быстрее! - орал северянин. - Ты можешь быстрее!

Бранд старался изо всех сил. Чем больше пота прольется на тренировке, тем меньше крови прольется в бою. Аксиома жизни любого бойца, которая не требовала доказательств.

- Бранд?

Реджинец закончил вращение эффектным спаренным выпадом обеих рук, резко выдохнул, опуская мечи и обернулся на голос. Замер Ма, замерли Таррик, Вурдлак и еще несколько гладиаторов, тренировавшихся неподалеку. Человек, окликнувший его, имел незапоминающееся лицо и, в целом, внешность. Средний рост, субтильное телосложение, высокий лоб, небольшая залысина и внимательные, бегающие из стороны в стороны глаза - вот, пожалуй, и все, на что Бранд обратил внимание в первую очередь. Да, и еще на то, что человек глубоко и часто дышал. Как после длительной пробежки. Одет незнакомец был в холщовую просторную рубаху мышиного цвета и такого же оттенка штаны, обут в походные кожаные ботинки с низким подъемом; за его спиной виднелся небольшой бежевый рюкзачок. Кажется, реджинец видел этого парня раньше... или похожего на него.

- Да, я Бранд. А кто спрашивает?

Незнакомец утер губы тыльной стороной ладони, несколько раз кашлянул в кулак и произнес чистым, на удивление сильным голосом с ярким оттенком официальности:

- Гладиатор Бранд из Реджина, я являюсь официальным личным посыльным Его Святейшества сенатора Хаммема Одуя. В соответствие с наказом моего хозяина, я должен немедленно и безотлагательно проводить вас в покои господина. Это его первостепенное требование.

Стоявшие рядом с реджинцем Таррик и Вурдлак переглянулись.

- У нас тут вообще-то тренировка, завтра схватки, - проворчал Бранд.

- Я все понимаю, но приказы господина не обсуждаются.

«Конечно, не обсуждаются, - выругался про себя юноша. – Кто, будучи в твердом уме, станет их обсуждать, зная, чем это ему может грозить?"

- А что нужно от меня твоему господину? - задал вопрос Бранд.

- Не могу знать, - тут же отозвался посыльный. - Я человек подневольный. Мне приказали, я - исполняю.

Бранд с досады сплюнул на песок.

- Переодеться-то хоть можно?

- Можно, только быстро.

- И на том спасибо.

Через пятнадцать минут юноша, омытый прохладной водой, одетый в чистую повседневную одежду, бодрой походкой шагал вслед посыльному Его Святейшэества сенатора Аркона. Вернее, сенатора всея Империи, но Бранд предпочитал не вдаваться в подобные мелочи. Он шел следом за неприметным человеком, а сердце его постепенно наполнялось тревогой. Что могло понадобиться какому-то там сенатору от него, простого раба? Ну, хорошо, пусть не совсем простого, а уже довольно-таки известного гладиатора, у которого за прошедший месяц даже появились поклонники. Да что там скромничать - толпы поклонников.

Реджинец шагал следом, не оглядываясь по сторонам. Меж тем, дома вокруг становились выше и наряднее. Аркон выглядел богато и в центре, и на окраинах, но в имперской столице существовало несколько районов, где селилась исключительно знать. Люди, обладавшие властью, богатством, влиянием, предпочитали обособленную жизнь, подчеркивающую их социальный статус. Вообще говоря, так было везде. Короли, цари и императоры селились во дворцах, подножье трона старалось разместиться неподалеку.

Посыльный свернул с широкого проспекта на узкую улицу, которая плавно поднималась вверх. Пройдя по ней пару сотен шагов, он повернул направо, в неприметный переулок. Двигаясь прямо, он вскоре остановился у металлических распашных ворот, украшенных невероятно красивыми золотыми узорами. Ворота, словно по воле неведомого чародея, отварились, и Бранд очутился на территории частной усадьбы. С первых мгновений ему стало ясно, что хозяин этого места - очень богатый человек, не привыкший отказывать себе ни в чем. Прямо от ворот вглубь территории вела широкая, умощенная гладкими, идеально подогнанными друг к другу камнями дорога, по обе стороны которой располагался настоящий садово-парковый ансамбль. Декоративные кусты самых невероятных форм, изумрудного цвета трава, постриженная таким образом, чтобы образовывать собой тот или иной орнамент, десятки, сотни цветов, ряды фонтанов - Бранд рассматривал все это великолепие глазами, полными удивления и недоверия. Недоверия, прежде всего, к самому себе. Он отказывался верить в то, что люди способны настолько красиво и дорого обустраивать свое жилье.

Центральная дорога упиралась в громадный круглый пятиуровневый фонтан, вокруг которого образовывала петлю. Парадный подъезд украшали десять фигурных массивных несущих колонны, поддерживающих свод. И никакой охраны, никаких вооруженных людей. Бранд, как ни старался высмотреть их, так в этом и не преуспел.

«Должно быть невидимая стража, которую так любят в Арконе, используется повсеместно, даже на территориях частных владений, таких как эта усадьба. Интересно, Императорский дворец охраняется подобным же образом? Неужели нормальной стражи нигде нет?»

 К сожалению, или к счастью, но людская стража, вооруженная копьями и мечами, в дорогих, нарядных доспехах несла службу внутри особняка сенатора. Означало ли это, что таинственным призракам вход сюда был заказан?

- Прошу следовать за мной, - официальным тоном обратился к Бранду посыльный, он же, по всей видимости, провожатый. - Его Святейшество дожидается вас в рабочем зале. Это наверху.

Реджинец старался не пялиться на громадные картинные гобелены, написанные неизвестными ему художниками, на статуи и скульптуры из драгоценных металлов и мрамора, на люстры магических светильников, каждая из которых стоила целое состояние, на дивных животный и птиц, содержащихся в клетках, на декоративные оружие, доспехи, ювелирные украшения и прочие безделушки, которых охраняла целая толпа разряженных в пух и прах гвардейцев. Получалось это у него, откровенно говоря, плохо. Особняк, в котором он очутился, походил на дивный новый мир, на сказку, на нечто сюрреалистичное, невозможное.

- Так легко заблудиться, - прошептал Бранд.

- И не говорите, - моментально отозвался провожатый. - Мне понадобилось две недели, чтобы начать здесь ориентироваться. Поэтому рекомендую строго следовать за мной, никуда не сворачивая. Мы уже почти пришли.

Они поднялись на четвертый этаж по одной из многочисленных лестниц, не парадной, конечно, не очень широкой, но и не узкой. Коридор, по которому они теперь двигались, украшали кадки с неведомыми Бранду растениями. Таррик или Вурдлак наверняка разбирались в них гораздо лучше него, но наставников с ним не было, а провожатый имел намерение как можно скорее выполнить то, что ему велели.

Перед дверьми рабочего кабинета стояла пара гвардейцев. Они без колебаний пропустили внутрь посыльного, который вернулся к Бранду уже спустя минуту.

- Мой господин ожидает вас, - раскланялся человек в сером, - проходите, прошу вас.

Юноша молча подчинился. Сделав несколько шагов вперед, он почувствовал, как за ним закрывается дверь. Вдруг по спине Бранда пробежал мороз. Несмотря на окружавшую его красоту и великолепие он ощущал дискомфорт. Здесь ему было неуютно, здесь он находился не на своем месте.

Бранд медленно шагал по мраморному полу, устланному красочно расшитыми коврами с длинным ворсом. Слева и справа вдоль стен тянулись высокие ряды книжных полок. Количество фолиантов, привезенных сюда со всего мира, поражало воображение. Интересно, все богатые люди стремятся иметь у себя достойные книжные коллекции? И если да, то с чем это связано? У просторного окна арочной формы на деревянных резных ножках располагался смотровой витраж. Внутри него на мягких (с виду) красных подушечках покоились какие-то предметы, назначение которых Бранд сходу не смог определить. На крайней левой подушечке лежал многогранный хрустальный шар, который переливался всеми цветами радуги. Этот шар очень походил на громадный драгоценный камень, но ведь таких больших алмазов или бриллиантов - как они там правильно назывались? – не бывает! Или бывает? Бранд посмотрел на центральную подушечку, на которой находился куб, состоящий из… Из кубов. Маленькие со стороной всего в один человеческий ноготь кубы тёмно-зелёного цвета, с черным отливом, соединялись в кубическую конструкцию размером с кулак. Бранд повнимательнее присмотрелся к этому экспонату, и ему показалось, что внутри маленьких кубов он видит совсем уж крохотные кубики. Обман зрения, или такова истинная конструкция сей вещи неизвестного происхождения? Юноша скользнул глазами по следующей, крайней правой вещи, представленной внутри витража. Выглядела она как металлический обломок, на поверхности которого проступали какие-то символы или узоры.

- Обломок, шириной в четыре пальца и длинной чуть больше ладони, - забормотал Бранд, - две противоположные друг другу стороны словно бы отколоты, и еще две - относительно гладкие. Скорее всего, когда-то они были действительно гладкими, но беспощадное время сделало свою работу… Это же обломок меча!

Реджинец скорее даже не услышал, а почувствовал движение за спиной. Он резко обернулся, резче, чем положено по этикету, о котором Бранд, впрочем, не имел ни малейшего представления.

- Правда, они прекрасны? - спросил незнакомец.

От голоса, в большей степени походившего на блеяние козла, в интонациях которого преобладали хрипы пополам с бархатными, пытавшимися ласкать слух, нотами, да и от всего вида человека, обратившегося к реджинцу, юноше стало не по себе. Перед ним стоял мужчина преклонных лет (где-то шестидесяти-семидесяти годов, механически отметил Бранд), одетый в дорогой, атласный, бархатный, халат, по всей видимости, заменявший ему традиционные в Арконе простыни. Росту в нем было немного, локтей пять - не больше. На голове выделялась обширная лысина, обрамленная жиденькими седыми волосами, напоминавшими карикатурную корону, зубцы которой отчего-то оказались загнуты вниз, а не вверх, как положено. К тому же эта самая корона была на несколько размеров больше головы человека и смотрелась на ней, на взгляд гостя, убого. Крючковатые, сухие, длинные пальцы с накрашенными, словно у богатой дамы, ухоженными ногтями теребили бант кроваво-алого пояса, стягивающего полы халата одну с другой. На ногах незнакомец носил очень странного вида туфли, у которых имелась лишь тонкая, но прочная подошва, а верх, за исключением двух тростинок, толщиной с половину мизинца, пересекающихся между собой в области большого и указательного пальцев, практически отсутствовал.

- Интересуетесь древними реликвиями? - не дожидаясь ответа от реджинца, спросил незнакомец.

- Немного, - сконфуженно ответил Бранд.

Он весь напрягся. Внутри него постепенно сжималась пружина, готовая распрямиться в любой момент.

- Это похвально, - проблеял человек в атласном халате, подходя ближе к Бранду. - Я их обожаю. Только представишь, какая история заключена в каждой из них, какие тайны, мифы, легенды связаны с этими вещами, и становится не по себе. Хотя, наверное, столь юному существу это не понять, ведь так? Скажи мне, Бранд, почему, войдя в эту комнату, ты подошел именно к витражу с реликвиями? Почему ты выбрал именно это место? Ты ведь гладиатор, воин... Твоим вниманием могли завладеть, скажем, синайские или метаксовские доспехи. А почему ты не обратил внимание на коллекцию мечей, привезенных из далекого Маджора? Я больше чем уверен, что ты понятия не имеешь, где находятся все эти земли, о которых я только что упомянул. Но ты предпочел рассмотреть запертые под защиту наговоренного стекла безделушки. Почему? Какой в этом смысл?

Бранд неловко повел плечами, скользнул взглядом по стеклу и ножкам витража, рядом с которым стоял.

- Эээ, не знаю, - честно признался парень, смотря куда угодно, но только не на человека, разговаривающего с ним. 

- Не знаешь, или не хочешь говорить? - с нажимом спросил незнакомец. И тут же губы его исказились старческой улыбкой. Именно исказились, во всяком случае, Бранду показалось именно так: - Прости, тебе неловко вести диалог с тем, чьего имени ты не знаешь. О, как не вежливо с моей стороны заставлять юношу гадать, как меня зовут. Исправляюсь, во имя Божественных и Пресветлых Халла, хотя, мне, кажется, ты и сам уже догадался, кто стоит перед тобой. Меня зовут Хаммем Одуя, и все, что ты видишь вокруг, принадлежит мне. И вот теперь, когда нам обоим удалось соблюсти все формальности, может быть, ты соблаговолишь ответить мне честно на заданный мною вопрос?

Бранд догадывался, что к нему обращается сам Его Святейшество сенатор Империи, но не ожидал, что он будет выглядеть именно так. И уж конечно, Бранд не ожидал от себя такой странной и необъяснимой реакции. Находясь в покоях сенатора, он чувствовал себя словно сидящим в выгребной яме, которую не чистили, по меньшей мере, несколько лет.

- Мое внимание привлек этот... куб, - ответил Бранд, облизывая пересохшие губы. - Он, как и шар рядом с ним, показался мне необычным.

- Необычность, эксклюзивность, редкость, - всплеснул руками сенатор, прицокивая языком при каждом слове. - Понимаю тебя, понимаю... но, разве, те же доспехи или мечи, о которых я тебе только что рассказывал, не несут в себе толику исключительности и неповторимости?

Менее всего реджинцу хотелось продолжать этот диалог, но какой у него был выбор? Раб не должен противиться тому, что желает господин. Пусть даже это не его господин. Рабы не вправе обсуждать то, что происходит с ними и вокруг них. Они - вещи, живые, одушевленные вещи.

- Несут, - тихо произнес Бранд, осторожно косясь в сторону стоек с упомянутыми доспехами, - но, на мой взгляд, невозможно создать совершенно неповторимый доспех, который бы был непохож на большинство созданных ранее. То же самое и с оружием. Все оно примерно одинаково… и выглядит одинаково. Доспехи и оружие - практичные вещи. Первые должны защищать воина в бою, вторые - помогать ему убивать врагов. За сотни и даже, наверное, тысячи лет люди великолепно освоили науку убивать, так что все военное снаряжение, независимо от того, где и кем оно создано, примерно одинаково. В отличие от этих... штук, - реджинец сделал кивок в сторону витража с реликвиями, - о назначении которых я не имею ни малейшего представления.

Сказать, что сенатор выглядел удивленным, значит не сказать ничего. Хаммем Одуя был поражен до глубины души. И это не удивительно. Кто мог полагать, что обычный раб-гладиатор, фактически, мальчишка, способен рассуждать настолько здраво и так по-взрослому цельно, при этом выражая свои мысли сложными, грамотными и даже витиеватыми конструкциями. Юноша-реджинец рассуждал и говорил как образованный, умный, наблюдательный человек. Для престарелого сенатора это стало неожиданностью.

- Это... это восхитительно, - после значительной паузы произнес сенатор. В его голосе проступили нотки тщательно скрываемого до сего момента вожделения. - Это поразительно! Ты знатного происхождения? У тебя были учителя? Впрочем, это не так уж и важно. - Он махнул рукой, при этом его губы растянулись в странной усмешке, напоминавшей одновременно ухмылку и оскал. - Я прекрасно тебя понимаю, ведь я рассуждаю ровно так же, как и ты. Все эти мечи, пики, копья, латы, шлемы, щиты - все они, по большому счету, однотипны, за редким, редчайшим исключением. Реликвии - дело другое. Вот этот... мм... многогранник, кажется, так его следует называть по-научному, представляет собой магический артефакт давно минувших эпох, между прочим, невероятно могущественный, как меня заверяли. А вот этот, как ты выразился, куб, один мой... хороший знакомый описал неизвестным мне словом Зюзтоз. Вот только он, хитрец, забыл или не захотел рассказывать мне о назначении сего странного предмета. В то, что он ничего о нем не знал, я не верю. Такие, как он, многое знают и крайне редко делятся своими знаниями с другими людьми. Кстати, на мой вопрос о происхождении вот этого замечательного обломка, - сенатор указал дрожащей рукой на обрубок древнего меча, - он мне ничего не ответил. Точнее сказал, что ничего о нем не знает. Совсем ничего. И знаешь, что это означает?

Бранд полагал, что ничего хорошего.

Хаммем Одуя заговорщицки, словно старому приятелю, подмигнул юноше.

- Он мне наврал, - шепотом произнес сенатор. - Я в этом более чем уверен. Но выпытывать что-то у магов силой, значит подписать себе смертный приговор. Иногда мне кажется, что истинные правители мира вовсе не императоры, короли и вся их свита, а маги... Впрочем, я отвлекся от главного. Итак, тебя, как и меня, привлекает все новое, неизведанное, необычное и эксклюзивное. А ты знаешь, - старик облизал губы, окидывая фигуру Бранда с головы до ног, - что все это зачастую является запретны<