ТЕМА 9. КАЗАКИ И ГОРЦЫ: ПОИСКИ КОМПРОМИССА.

На протяжении всей своей истории казаки постоянно находились в тесном взаимоотношении с различными народами. Это и понятно, так как казак, в первую очередь, это первопроходец. Именно на его плечи ложилась задачи налаживания отношений с местными народами. К сожалению как мы уже знаем, эти отношения далеко не всегда были мирными, но, всё же, казаки всегда стремились к мирному сосуществованию с гордыми жителями гор. Казачья культура впитала в себя очень многое из горских традиций, и, одновременно, горцы так же обогощались от общения с казаками.

Первые контакты казаков с горским населением относятся к XVI веку, когда в 1577 г. кабардинцы приняли подданство России, а в 1577 г. была основана крепость Терки. Но более тесные контакты с горцами начались уже после первоначального заселения Северо–Западного Кавказа черноморцами, линейцами и русскими, когда Российское государство стало активно осваивать территорию Кавказа. Причина была одна и та же: стремление как можно быстрее заселить это огромное пространство, с тем, чтобы решить проблему нехватки рабочих рук для его освоения, решить отчасти проблему избыточного населения в Центральной России и на Украине, и, самое главное, создать солидную базу в предгорьях Кавказа для дальнейшего продвижения и выхода к Черному морю.

Естественно, сталкиваясь с местным населением казаки не могли не общаться с ним. И в результате этого общения казачья культура обогащалась.

Высокий уровень адыгского коневодства и наезднические навыки оказали сильнейшее влияние на изменение казачьих ценностей. Казаки-черноморцы, пришедшие на Кубань, прежде всего моряками и пешими войсками, под влиянием среды и адыгского этноса постепенно превратились прежде всего в воинов конных, всадников, таких, какими изначально были адыги.

От адыгов казаки заимствовали все то, что было связано с наездничеством: предметы кавалерийского снаряжения, конской упряжи, адыгского костюма (черкесски, бурки, папахи, ноговицы). Как линейцы, так и черноморцы старались приобрести изготовленные адыгскими мастерами седла, знаменитые долговечностью и легкостью.

Адыгская одежда, идеально приспособленная к условиям Западного Кавказа, стала одеждой казаков-пластунов. Это были, прежде всего черкеска, вся в заплатах от постоянного передвижения «по теснинам и трущобам» и вытертая папаха, которые дополнялись чевяками (это такой вид обуви), из кожи дикого кабана щетиною наружу.

Торговые казацко-горские связи потребовали установления меновых дворов, находившихся в ведении. Возникли меновые дворы и на Старой линии. К 1826 году на правом берегу Кубани в пределах Черномории было шесть таких дворов: Редутский, Малолагерный, Екатеринодарский, Великолагерный, Новоекатерининский и Славянский. Кроме них существовали еще два меновых двора на Бугазе: войсковой и казенный и при них карантинная таможня. Открылись меновые дворы и на Старой линии (Баталпашинский и др.).

Кроме меновых дворов на Северо–Западном Кавказе насчитывалось все больше ярмарок и базаров. Все вместе они способствовали все более активным казацко-горским отношениям. Это значит, что в торговых и прочих контактах перенимались какие-то черты поведения того или иного народа в быту, в хозяйстве, в одежде. Насильственное навязывание своих стереотипов поведения было исключено. Даже в разгар Кавказской войны взаимообогащение культур не прерывалось.

Вот что писала об адыго-казацких отношениях в 40-е гг. газета «Кавказ»: «Торговое движение закубанских караванов продолжалось целую неделю (с 25 сентября до 2 октября). Видеть это решительное сближение, без малейшей тени неприязни, или, точнее – смешение двух народонаселений, между которыми проходит порог вооруженной линии, видеть огромный, многолюдный черкесский караван, следующий по глухой степной тропе за одним казаком, беззаботно отбросившим от плеча свою пику,– зрелище истинно утешительное и много предзнаменующее в будущем…

Закубанские посетители ярмарки были преимущественно из отдаленных от Кубани бжедугских и темиргоевских аулов, а также из общества абадзехского и шапсугского племен. Несправедливо было бы напоследок умолчать, что в минувшую ярмарку как в военном отношении не возникло со стороны черкес ни одного покушения против общественной безопасности, так и в отношении полицейском или нравственном… А потому, если бы могли уже однажды сделать вывод, что сближение и знакомство посредством торговли легко возможно даже при преградах, полагаемых самою природою, то теперь представляем себе основательное право присовокупить к нему замечание, что выгоды свободной торговли с горцами, споспешествуя усовершенствованию и улучшению материального быта народов, вместе совершенствуют и облагораживают их нравы».

Как видно из приведенной цитаты, даже абадзехи и шапсуги, еще недавно яростно сражавшиеся против частей генерала Засса, мирно торговали с казаками.

Тесные межэтнические контакты способствовали взаимному заимствованию методов ведения хозяйства, приспособленных к условиям Кавказа. Как известно, у адыгов издавна было развито садоводство, поэтому первые садовые саженцы яблонь, груш, черешни и т.д. казаки получали от них. Черномория постепенно покрылась садами, а ее столица – Екатеринодар, быстро превратилась в город-сад. Вот отрывок из письма 1830 г.: «При каждом доме и домике есть пространный, огороженный досками двор, и в каждом дворе непременно садик. Весною обширный Екатеринодар стоит в саду, что очень веселит въезжающего сюда в первый раз…». Горцы снабжали казаков также местными сортами сельскохозяйственных культур, «которые отличались хорошей всхожестью, устойчивостью к засухе и скороспелостью». Спрос казаков на адыгскую пшеницу способствовал расширению ее посевов. Адыги обращались к войсковому правительству с просьбой пользоваться землей на правом берегу Кубани и получали ее (правда, с оговорками). Черкесы, абазины, карачаевцы и оседлые ногайцы заимствовали у своих соседей более совершенные орудия труда, к примеру, заводскую косу «литовку», которая вытеснила «горскую обоюдоострую косу».

Этот процесс был напрямую связан с мощным продвижением России на Кавказ, вытеснявшей постепенно османские товары. В хозяйствах горцев широко распространилась серая порода украинского скота. Он хорошо прижился на Северном Кавказе и был довольно продуктивным. С первой половины XIX в. усилился поток фабричных изделий из России в горскую среду, в связи с чем начал меняться интерьер горских жилищ. Шкафы, сундуки, котлы, посуда и т.д. занимали все более прочное место в горском быту.

Неудивительно, что при таком развитии событий межэтнические контакты усиливались, приводя как к взаимозависимости, так и взаимовлиянию. Народы сосуществовали в одном регионе Северо–Западного Кавказа, не сливались, и каждый занимал своё место. Дружественные отношения проявляли себя повсеместно в самых различных формах. Адыги использовали самые различные поводы, чтобы войти в контакт с казаками. Это был естественный процесс, обусловленный взаимным расположением народов. Иногда представители адыгов как, например, в 1859 г., приезжали в Екатеринодар, чтобы выразить благодарность за принятие населения их аулов в подданство России. Иногда просто приезжали в гости: «В Екатеринодар приезжали с закубанской стороны черкесы, доброе согласие и приверженность имевшие. Гостей угощали булками, мясом и пшенной кашей за войсковой счет».

Казаки сами нередко приглашали горцев, особенно во время праздников. Так, в 1844 году черноморцы торжественно отметили 50-летие переселения на Кубань. На праздник были приглашены как «мирные», так и «немирные» адыги, жившие недалеко от Кубани. За накрытыми длинными столами они сидели вместе с казаками. На следующий день праздник продолжался. По описанию И.Д. Попко он завершился грандиозной церемонией, «грохотом из шестнадцати орудий и народным гимном, исполненным войсковой музыкой. При этом энтузиазм казаков сообщился и черкесским дружинам. Хамышейцы, стоявшие до той минуты внимательными зрителями на левом берегу Кубани, у аула Бжегокай, подняли гик и пальбу, потом бросились на лошадях в реку и полуизмокшие присоединились к ликующему собранию…».

Когда в 1822 г. на Кубани после нашествия саранчи начался голод и в Черноморию, спасаясь от него, бежали горцы, особенно женщины с детьми, то войсковое правительство, несмотря на то что и Черномория была затронута бедствием, принимала и размещала их на своей территории. В 30-е гг. XIX в. современники отмечали, что «Екатеринодар с давнего времени безопасен от набегов горцев» – и это несмотря на перманентную Кавказскую войну.

Смешанные браки были явлением довольно обычным. Казачьи и русские пленники иногда женились на черкешенках, казаки брали в жены женщин-горянок. Щербина свидетельствует: «Есть также указания, что черкесы и черноморцы хотели родниться: черкешенки не прочь были выходить за русских, а казачьи старшины мечтали о женитьбе на черкесских княжнах».

Конечно, запреты действовали среди казаков, но они скорее распространялись не на горцев, а на иногородних (горцы иногородними не считались). К бракам с адыгами казаки относились более терпимо, нежели к бракам с иногородними.

Но, к сожалению, вышеописанные примеры дружественных и даже родственных отношений прекрасно уживались с набегами, воровством, угоном людей и скота на свою территорию и считались явлением обычным и нормальным. В более широком плане заметим, что восприятие враждебности того или иного рода и даже войн как нормального явления, как неизбежного зла были составной частью мировоззрения людей того времени. На Кавказе в то время война считалась делом обычным и неизбежным.

Многолетние контакты с казачеством нашли своё отражение и в легендах и сказках горских народов. Причем, в них упоминаются именно казаки, а не русские, с которыми были отношения совершенно другого характера. Казаки воспринимались как соседи, а русские – как завоеватели, с которыми можно было только воевать. Подобные отношения казаки – горцы сложились на всем Северном Кавказе, от Черного моря до Каспийского, вдоль течения двух главных рек Кубани и Терека. Черноморцы, линейцы, гребенцы и терцы были типичными жителями этой зоны, и процессы взаимоотношений, взаимовлиявшие на казаков и горцев, повсюду были одинаковы. Это подметил в своих кавказских произведениях еще Лев Толстой. Описывая, например, гребенцов, он говорил о том, что, живя долго рядом с чеченцами, казаки «перероднились с ними» и «усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев». То же самое произошло с черноморцами и линейцами. После прихода на Кубань они впитали в себя кавказские черты. Казаки старались подражать горцам во всем: «Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее оружие добывается от горца, лучшие лошади покупаются и крадутся у них же».

Льву Толстому вторит кубанский историк Попко: «черкесская одежда и сбруя, черкесское оружие, черкесский конь составляют предмет военного щегольства для урядника и офицера. Вообще все черкесское пользуется уважением и предпочтением между казаками». Стать настоящим джигитом – это был идеал и высшая похвала для казака. Поэтому, несмотря на Кавказскую войну, казаки и горцы сохраняли по отношению друг к другу подсознательное ощущение уважения и даже симпатии. Казаки не относили горцев к иногородним, то есть к пришедшим, чужим, а считали их «своими» соседями–соперниками.

Но под кавказским влиянием изменились не только одежда и вооружение. Постепенно горские образцы поведения проникали во все стороны казачьей жизни, в быт, поведение, культуру и т.д. Черноморцы принесли с собой на Кубань куренной тип поселений, практически не имевший никаких укреплений. Исключением были прикордонные куренные селения вдоль Кубани, защищенные «высокими плетневыми изгородями и пушками для отражения могущих случиться нападений горцев…». В связи с обострением обстановки на границе казачьи селения все больше обрастали оборонительными сооружениями. Иногда это был ров с валом и частоколом на нем, но чаще оборонительное сооружение представляло из себя два параллельных плетня, между которыми засыпалась земля. Около 4 обычных ворот круглосуточно дежурил караул. Картину дополняли сторожевые вышки на противоположных концах селения.

Одним из обычаев, широко распространившихся среди казаков, был обычай куначества. Куначество распространялось не только на свой народ, но и на другие этносы. Кун а чество (от кунак — гость), распространённый в прошлом на Северном Кавказе обычай, по которому двое мужчин, принадлежавших к разным родам, племенам или народностям, вступали в тесные дружеские отношения и оказывали друг другу помощь и защиту. По происхождению куначество связано с обычаем гостеприимства, но по значению ближе к побратимству. Куначество было призвано, как способствовать более тесной спайке казаков, так и установления тесных контактов с другими народами. Черноморское, кавказское и терское казачества, жившие в постоянном контакте с горцами, быстро усвоили этот обычай, и многие казаки имели кунаков среди горцев и гордились этим. Куначество было так прочно усвоено казаками, что стало составной частью их поведения. Даже в годы Кавказской войны у многих казаков были кунаки среди горцев. Казаки и горцы нередко встречались и вместе решали проблемы добрососедства, взаимоотношений между родами, семьями, экономические, культурные вопросы. Совместное проведение национальных, религиозных, семейных праздников, свадеб стало обыденным. Нередко старики-казаки и уважаемые аксакалы-горцы собирались вместе, чтобы разрешать конфликтные ситуации, случавшиеся между молодежью. В станице Марьинской Ставропольского края с XIX века существовал кунацкий обычай проведения совместных базарных дней. Проводятся они, как правило, в четверг и воскресенье. В базарные дни собираются в станице и стар, и млад, казаки и кабардинцы, живущие по соседству. Базарный день обычно заканчивается приглашением кунаков домой, где за дружескими беседами решаются всевозможные проблемы совместной жизни. Казаки по линии реки Сунжи стали настоящими кунаками. Их куначество не раз помогало разрешать многочисленные конфликты. После возвращения чеченцев из ссылки казаки приняли их как братьев и делали все возможное, чтобы приютить семьи на своем подворье. Благодаря куначеству часто удавалось избежать обострений межнациональных конфликтов.

Ещё одним обычаем, перенятым казаками у горцев было - аталычество. Обычай аталычества (тюрск, аталык - отцовство) является одной из древнейших традиций у многих народов, особенно у горцев, в воспитании подрастающего поколения. Некоторые исследователи объясняют аталычество как пережиток древней старины, когда в горах Кавказа обитали амазонки. В это время между женщинами-амазонками и мужчинами-воинами заключались союзы.

Каждый год осенью они собирались в определенном месте, приносили жертвы своим богам и свободно вступали во временные браки. Рожденные от этих браков дети делились по половому признаку: девочек забирали амазонки, а мальчиков - воины. Отсюда будто бы и возник обычай воспитания мальчиков чужими мужчинами - аталыками. У горских народов правом передачи на воспитание своих сыновей в другие семьи пользовались только знатные роды князей и узденей (воины, зарекомендовавшие себя незаурядной храбростью, поразительной находчивостью, геройской стойкость). Тот, кто брал на воспитание княжеского сына, становился для князя одним из самых ближних родственников, так как он был для княжича отцом - аталыком. Аталык относился к своему воспитаннику с большим вниманием и заботливостью. Мальчика в семье аталыка кормили грудным молоком наравне с собственными детьми. Подросшие дети становились на всю жизнь молочными братьями. Аталык и его семья со временем становились уважаемыми в своем роду и в ауле, а молочные братья пользовались уважением не только в семье князя, в своем роду, ауле, но и среди горцев вообще. Впоследствии, когда княжеский сын становился взрослым, его молочные братья сопровождали его повсеместно, становясь дружинниками, а нередко и узденями. Знатные родители отдавали своих новорожденных детей в другие семьи на воспитание. При достижении аталыком определенного возраста происходило возвращение его в родную семью. Этот своеобразный обряд также проходил в торжественной обстановке. Обряд аталычества был принят и казаками.

Когда воспитание молодых людей заканчивалось в аталыческих семьях, то юноши умели выполнять все, что требовалось от них. Они умели владеть собой, приобретали быстроту, ловкость, гибкость, в совершенстве владели оружием: кинжалом, шашкой, умели обращаться с лошадью - джигитовка, езда. Аталычество в казачьих и горских семьях способствовало изучению языка, традиций быта, культуры, просвещению. Несмотря на грозное лихолетье Кавказской войны XIX века, традиции аталычества не утеряли своего значения как в горских, так и в казачьих семьях. Многие совместные обряды, не только аталычества, стали нормой повседневной жизни казаков и горцев. Нередко в учебных заведениях России вместе учились молочные братья казаки и горцы.

Известен случай, когда в первой половине XIX века казак терской станицы Каргалинской взял на воспитание чеченского мальчика. Он вырос в казачьей семье и с самого раннего возраста проявил способности к рисованию. Его новый отец Матвей Захаров дал чеченскому мальчику свою фамилию и имя Петр. Через много лет Петр Захаров стал академиком живописи и написал один из лучших портретов М. Ю. Лермонтова. Свои картины он подписывал: «Петр Захаров из чеченцев».

В грозное время лихолетья 1917-1921 годов казаки и горцы сражались вместе против своих врагов, оказывая друг другу братскую помощь. Не случайно казаки и горцы на совместной Южно-Российской конференции в сентябре - ноябре 1917 года хотели создать Южно-Российский Союз - своеобразную многонациональную республику. Много казаков и горцев вынуждены были покинуть Россию в 1920 году, но и за границей они продолжают жить по тем обычаям, которые передали им предки.

В исключительных случаях у казаков проявлялся чисто горский обычай умыкания невесты. Набрасывалась бурка, и невеста похищалась.

У горцев с давних времен существовала традиция поединков, которые зачастую решали ход сражений. По прочно укоренившимся нормам, поединок «всегда заканчивался физической или морально-психологической гибелью одного из участников, и победитель поступал с побежденным, как с убитым, снимая с него оружие». Казаки восприняли эту традицию наряду с другими, и в годы Кавказской войны нередко случались схватки–поединки, решавшие исход сражений.

Казаки-черноморцы восприняли еще один адыгский обычай – исполнение танцев и шумных игр с музыкой и пением, громких разговоров у постели раненого. Делалось это с целью удалить смерть от больного, мешая ему засыпать. Вот как это происходило у черноморцев в середине XIX в. по описанию И.Д. Попко: «раненому не давали спать около трех суток; у его изголовья стучали в бубен и пели боевую песню. Лежал ли он на биваке или в курене, пред его глазами раскладывался огонь, блеск которого облегчал тоску, какая чувствуется от потери крови и избытка телесных страданий. Пуще всего не допускали к нему людей с дурным глазом и с излишней, если угодно, восприимчивостью».

Попутно отметим, что по адыгскому обычаю некоторые казаки для того, чтобы предохранить свой двор от «дурного глаза» вывешивали на заборе конские черепа. А в черноморских станицах самым популярным и распространенным танцем была кавказская лезгинка.

Под кавказским влиянием менялись некоторые праздники, принесенные на Кубань с Украины, Дона, из России. Наибольшие изменения произошли в таком традиционном празднике как масленица, знаменовавшем собой приход весны. Сохранился лишь обычай приготовления блинов (у линейцев) и галушек (у черноморцев). А вместо традиционной обрядности часто устраивались скачки (джигитовки). Постепенно масленица перестала отмечаться шумно и многодневно, и причиной тому – отсутствие снежной зимы, потеря сущностного смысла праздника.

Напротив, некоторые бытовые адыгские традиции постепенно вошли в казачий быт. Так, корм для домашних животных казаки линейных и закубанских станиц хранили в больших плетеных корзинах, изгороди делали плетеные; ульи для пчел тоже были плетеные и обмазанные глиной.

Процесс трансформации степного казачества в казачество кавказское занял практически всю первую половину XIX в. Он в значительной степени повлиял на политику войскового правительства и казачьих атаманов в отношении к соседям-горцам. Если для русских генералов весь Северный Кавказ был всего лишь пограничной окраиной Российской империи, то для казаков и их атаманов это была их родина, которая обязывала их к большей дипломатии и гибкости по отношению к горцам. Во всяком случае, казачье управление стояло, как правило, на позициях улучшения отношений с ними, прекрасно понимая, что ухудшение казацко-горских контактов сделает нормальную жизнь для казаков практически невозможной. И если атаманы линейцев вынуждены были зачастую выполнять российские распоряжения, непосредственно подчиняясь военному руководству, то черноморские атаманы, более независимые в этом плане, проводили значительно более осторожную и гибкую политику, направленную на сближение с местными народами.

Таким образом, изучая историю казачества никогда не стоит забывать, что она теснейшим образом связана с историей других народов Северного Кавказа. Не смотря на различие в языке, религии, образе жизни эти народы постоянно контактировали друг с другом. Конечно, как мы и говорили, горцы далеко не всегда мирно относились к чужакам, пришедшими и поселившимися по соседству. Но мы должны в первую очередь помнить, что именно общение с горцами способствовало тому, что казаки легко адаптировались на Кавказе, переняв некоторых их хозяйственные традиции и материальную культуру. Но и в сфере духовной культуры так же шёл процесс обмена, для этого достаточно вспомнить проникновение в казачью среду таких горских традиций как куначество и аталычество. Как бы то ни было мы должны уважать культуру и традиции народов, живущих рядом с казаками, чтобы лучше понимать истоки некоторых казачьих традиций.

Вопросы к теме

1. К какому времени относятся первые контакты казаков и горцев?

2. Назовите заимствования казаков у горцев в области хозяйства.

3. Что заимствовали казаки у горцев в области материальной культуры?

4. Что такое меновые дворы? Какую роль играли меновые дворы, ярмарки и базары в процессе взаимодействия казаков и горцев?

5. Какие горские обычаи заимствовали казаки?

6. Оцените процесс взаимодействия горцев и казаков.