Кеннеди - Хрущев – Кастро: три стороны конфликта

22 октября Джон Кеннеди сделал публичное заявление по телевидению и радио о том, что у Белого дома есть неопровержимые доказательства наращивания Советским союзом наступательных ракет, цель которых – нанесение ядерного удара. Любая ракета, выпущенная с территории Кубы, будет рассматриваться как прямая угроза безопасности США. Более того, он послал запрос на проведение карантина в комитет ОАГ.[114]

Ответ не заставил себя ждать: состоялось заседание Президиума от 22 октября. В этот же день все сотрудники советского посольства в США занялись сбором информации относительно секретных совещаний в Белом доме.[115]

Хрущев осознавал степень угрозы и никак не исключал возможности вторжения американских войск на Кубу. Плиеву было дано указание привести войска в полную боевую готовность, в т.ч. и атомное, но не применять его. Именно с 22 октября Н.С. Хрущев теперь ведет шифрованную переписку с Фиделем Кастро.

К тому моменту на Кубу шел корабль «Александровск» с ядерными боеголовками и 4 дизельные подводные лодки «Фокстрот» с ядерными торпедами. Им было приказано добраться до Кубы, остальным судам, которые держат путь на остров – вернуться обратно. Хотя уже 24 октября «Александровск» в целях безопасности прибыл в другой порт, в обход зоны блокады.[116]

На заседании были выработаны два послания – ответ на заявление Кеннеди и письмо к Фиделю Кастро, в котором Хрущев обязуется не отступать от своих обещаний по защите острова. Ситуация осложнялась тем, что договор о взаимопомощи между СССР и Кубой не был опубликован в свое время. На заседании Н.С. Хрущев сказал: "Трагедия заключается в том, что они нападут, а мы ответим. А это означает большую войну».[117]

Реакция Кремля на выступление Джона Кеннеди была ожидаема: Хрущев в письме к президенту США от 23 октября утверждал, что Соединенные Штаты не имеют никакого права на досмотр судов: Москва не даст команды капитанам кораблей подчиниться досмотру. А цель поставок оружия заключается исключительно в целях безопасности острова Куба.[118]

Блокада Карибского бассейна никак не снимала напряжения, а наоборот только усиливала. База Гуантанамо заметно укрепилась к 22 октября, а над Кубой теперь летает больше самолетов-разведчиков. Агрессивные действия США были логичным ответом на желание СССР претендовать на статус «первой» сверхдержавы. Таким образом, Вашингтон преследовал цели:

1. Быть в курсе ситуации на Кубе

2. Ждать реакции Хрущева

23 октября Роберт Кеннеди встретился с советским послом – А. Добрыниным. Но в разговоре он не получил никакой информации ни о ракетах, ни о планах СССР. Как оказалось, сам посол не был осведомлен об этом. Ошибка советского руководства заключалась в том, что сведения в период Карибского кризиса поступали крайне избирательно и несвоевременно, либо вообще не поступали преднамеренно. Данное обстоятельство только испугало высшее руководство Штатов.[119]

Вечером 24 октября и. о. Генерального секретаря ООН У Тан в письме руководителям СССР и США предложил план урегулирования конфликта: Соединенным Штатам следовало отказаться от карантина, а Советскому Союзу - удержаться от поставок оружия.[120]

Советское правительство заявило решительный протест против блокады Кубы и других военных мероприятий США. СССР просил немедленно созвать Совет Безопасности ООН.[121] Министр обороны Малиновский приказал привести Вооруженные Силы страны в состояние повышенной боевой готовности, отменить отпуска и задержать демобилизацию старших возрастов. Советский Союз продолжал отрицать наличие на Кубе наступательного оружия, заявляя, что там находится только оружие, необходимое для самообороны. На срочно созванном заседании Совета Безопасности советский представитель В. Зорин решительно отрицал наличие на Кубе ракет с ядерным оружием.

Тем временем Фидель Кастро мобилизовал 350 000 солдат и милицию. А Вашингтон получает официальное согласие от стран ОАГ о проведении блокады. Зона карантина начиналась в 900 км. от острова Куба.[122]

В ответ на решение Организации Американских Государств, Хрущев шлет гневное письмо Джону Кеннеди, строго осуждающее карантин: «…Советское правительство считает, что нарушение свободы пользования международными водами и международным воздушным пространством – это акт агрессии, толкающий человечество к пучине мировой ракетно-ядерной войны. Наши инструкции советским морякам – строго соблюдать общепризнанные нормы плавания в международных водах. И если американская сторона нарушит эти правила, то она должна отдать себе отчет в том, какая ответственность ляжет на нее в этом случае».[123]

Обстановка становилась все более напряженной. Известны случаи провокации Вооруженных сил США, когда дизельная подводная лодка «Симферополь», которая вынуждена была всплыть на поверхность для подзарядки аккумуляторов, трижды подверглась облету и обстрелу самолетами ВВС США.[124]

Когда Кеннеди объявил блокаду, Хрущев поначалу пытался словесно угрожать и вступать в полемику с президентом, но, по мере усугубления ситуации, попытки оказывались тщетны, а в Кремль поступала все новая и новая пугающая информация о готовности США нанести авиаудар по Кубе. Конечно, на острове находилось около 42 000 советских войск, ракеты, истребители и бомбардировщики, но с трудом удалось бы отразить атаку ВВС США, которые имели явное преимущество в воздухе. К тому же, расположение ракетных установок, скорее всего, было известно ЦРУ. А сами ракеты будут готовы к действию только через несколько дней. Удаленность республики Куба от Советского союза значительно затруднила бы средства доставки в случае бомбардировки острова. Ситуация оказывалась безвыходной: Кремль может угрожать только на словах, время бомбардировки неизвестно, решения даются все сложнее. Опасения имели место быть, тем более, что американцы уже испытали атомную бомбу в условиях военного конфликта, а именно в Японии.

Впервые 25 октября Н.С. Хрущев признал, что ядерное превосходство не приведет к миру, а грозит лишь уничтожением. Из письма, отправленного президенту США советским лидером, наглядно показано, что отвечать угрозой на угрозу бессмысленно. Советский Союз первым предложил отказаться от агрессивных действий и урегулировать конфликт мирным путем, что является одним из ключевых факторов в дальнейшем развитии кризиса. Трудно сказать, что повлияло на столь радикальное изменение решения Н.С. Хрущева в этот день, но у него не было намерения «…затягивать узел и обрекать мир на катастрофу термоядерной войны…».[125] Возможно, его пугали сведения, поступающие от спецслужб о готовящемся незамедлительном вторжении, здесь свою роль сыграла и журналистика США: во всех штатах в газетах, по радио, телевидению распространялась информация о готовящихся военных действиях, о приведении атомных убежищ в готовность номер один и массовой закупке еды.[126] В послании от 25 октября впервые подтверждалось наличие ракет на Кубе. Именно это письмо можно считать переломным моментом кризиса: Н.С. Хрущев предположил возможность договориться о вывозе ракет с Вашингтоном, при условии, что будет снята блокада.

По всей видимости, стремление к миру советского лидера можно объяснить лишь тем, что операция «Анадырь» была рассекречена слишком рано, он не предполагал даже допущения возможности «раскрытия своих карт». Все боевые ракетные комплексы еще не заступили на свое «боевое дежурство», таким образом г-н Хрущев оказался обезоружен.

Имеет место быть ленч журналиста Уоррена Роджерса с Корниенко (помощник Добрынина в Вашингтоне) в национальном клубе печати. Журналистом из правительственных источников была получена информация о готовящемся вторжении США на Кубу и устранении Ф. Кастро. Сведения немедленно поступили в МИД СССР.[127]

26 октября информация подкрепилась данными ГРУ, о том, что госпитали в Штатах уже вели подготовку к приему раненых. Председатель Совета Министров СССР получил неопровержимые доказательства о готовности США атаковать советские позиции на острове. И сам же убедился в мудрости своего решения, относительно урегулирования конфликта мирным путем.

Тем временем Исполком решал, что делать:

- продлить блокаду

- напасть на Кубу

- дать шанс переговорам в ООН[128]

При значительном перевесе выступавших за авиаудар, Д. Ф.Кеннеди понадеялся на благоразумие советского лидера и предложил провести переговоры в ООН.

Надежды Кеннеди были оправданы, когда уже вечером 26 октября он получил послание от Хрущева (от 25 октября), где уже предлагалось компромиссное решение вопроса.

Интересным кажется тревожное письмо Фиделя Кастро к Хрущеву того же 26 октября. В нем говорится, что в течение следующих 1-3 суток будет совершено нападение на остров. В послании указывается, что были возможны два варианта нападения: воздушная бомбежка стратегических объектов или же вторжение наземных войск. В любом случае, Кастро рекомендует СССР нанести ядерный удар первыми.[129]

Данное сообщение, получило резонанс, благодаря которой историческая оценка личности Фиделя в Карибском ракетном кризисе приобрела негативную оценку. В 2003 году был снят документальный фильм Оливера Стоуна, в котором он лично берет интервью у Кастро. И на его вопрос, действительно ли Фидель Кастро рекомендовал атаковать США первыми, революционер стал винить во всем советского посла-переводчика, который, по его словам, очень плохо знал испанский, в связи с чем, Хрущев неправильно понял смысл послания.[130] Видимо, посол этот был Алексеев. Но встает вопрос, неужели в тот период, когда ситуация была в одном шаге от ядерной войны, на Кубе не было грамотного переводчика? Или Советский союз посылает неквалифицированного человека в самую горячую точку внешнеполитического конфликта, степень доверия к которому возрастет настолько, что его назначают послом, и, фактически, именно от его сведений и зависит судьба трех держав? И почему революционер допускал искажение перевода и не посылал письма на родном испанском языке, если такая проблема имела место быть?

Ответов на эти вопросы, к сожалению, нет. Однако, С. Микоян в книге «Анатомия Карибского кризиса» утверждает, что истинный смысл письма Кастро имел целью наоборот не допустить условий, чтоб империалисты первыми нанесли удар по СССР.[131]

27 октября стало известно, что США дает согласие и.о. генеральному секретарю ООН У Тану на возможность урегулирования кризиса при взаимодействии с Кремлем.[132] И уже в новом послании, отправленного в полдень этого же дня Хрущев предлагает сделку: Советский Союз вывозит ракеты с Кубы, а США – из Турции. Причем в очередной раз доказывая, что советское оружие предназначено лишь для обороны. Копию сообщения также направили У Тану.[133] Послание Хрущева было транслировано по радио. Сделано это в целях сокращения времени доставки. К тому же оно было хитрой уловкой для сдерживания сил: если Соединенные штаты после радиосообщения Хрущева о желании решить конфликт мирным путем решат напасть на Кубу, то проявят себя как агрессоры и будут резко осуждены мировым сообществом, что совсем не выгодно Кеннеди в преддверии будущих президентских выборов, и всей стране в целом. Очевидно, что Кремль теперь был решительно настроен вести открытые переговоры.

Однако на заседании Исполкома 27 октября складывалось совсем иное мнение. Письмо Хрущева от 26 октября и радиопослание от 27 октября были получены практически в одно и то же время. В первом Никита Сергеевич соглашается на вывоз советских ракет в обмен на снятие карантина, а уже в другом добавляется новое условие – еще и требование вывоза турецких ракет. В комитете создавалось ощущение, что Председатель Совета Министров либо просто торгуется, либо предполагалось, что в Кремле не было четкой линии решения вопроса, как считает Макнарма и Томпсон. В Белом доме существовало мнение, причем не имевшее под собой никаких доказательств, что в СССР в самом аппарате власти был раскол на два крыла: умеренное и радикальное, и Н.С. Хрущев вынужден лавировать между ними. Судя по тому, что своими письмами Кремль фактически дезинформирует Вашингтон и, соглашаясь на урегулирование конфликта на Кубе, продолжает проводить ядерные испытания, у США были поводы для опасения, т.к. прямой линии с Кремлем не было.

Возникает вопрос, почему Н.С. Хрущев вместо вывоза турецких ракет не захотел разрешить вопрос Западного Берлина? Данное требование в условиях максимальной напряженности могло закончиться катастрофой, ведь еще в Вене в 1961 году американская сторона ратовала за баланс сил на мировой арене, и малейший сдвиг мог кардинально поменять тон разговора либо же грозил полным разрывом внешнеполитических контактов двух стран. А потеря ФРГ грозила Штатам как проигрышем в кубинском вопросе, так и понижением ее статуса сверхдержавы, на что Кеннеди, естественно, не согласился бы. Требование взамен убрать «Юпитеры» с турецкой территории было вполне справедливым, советскому лидеру не хотелось усложнять ситуацию.

Члены Исполкома положительно отнеслись к предложению убрать ракеты с Турции, которые, по мнению Джона Кеннеди, были достаточно устаревшими, но в необходимости сделки нужно было убедить союзников.[134] Президент не хотел подпортить репутацию себе на будущих выборах, огласив публично сделку. Поэтому он считал, что Турция сама должна заявить о вывозе ракет, чтобы это меньше всего было похоже на сделку СССР - США. Для союзника по НАТО это был серьезный удар, т.к. ракеты представляли весомое стратегическое значение.

И в этот же день, получивший название «черная суббота», по распоряжению Гречко, который не смог дозвониться до Плиева, над Кубой был подбит американский разведчик U -2 с 37-миллиметровой пушки с земли.[135]

На срочном заседании Исполкома встал вопрос о том, кто мог сбить? Не исключалось, что кубинцы могли захватить установки SAM и, без ведома советских войск, произвести атаку. Посланиям Хрущева стали доверять еще меньше. Большинство высказывалось за вторжение на Кубу и воздушную атаку численностью в 500 бомбардировок, в том числе, не исключалась возможность нападения Советского союза на Турцию или Берлин. Но президент сошелся на следующем: необходимо согласиться на сделку с Кремлем; а послания подготовить в двух формах: устной и письменной.[136] Президент не хотел, чтобы вопрос о «Юпитерах» поднимался публично, он должен был иметь форму секретного уговора: «Объявление сейчас о выводе из Турции «Юпитеров» в одностороннем порядке – удар по НАТО и США».[137] В устной форме – должен был состояться разговор Роберта Кеннеди и Анатолия Добрынина. Президент срочно решил прибегнуть к неформальной второй линии диалога Вашингтон-Москва. Решение кубинского вопроса во многом осложнялось отсутствием доверия на уровне первых лиц, а именно к Н.С. Хрущеву.

Предварительно вечером состоялось еще одно заседание Исполкома в более узком кругу, на котором решались вопросы о том, в каком тоне разговаривать с Добрыниным и какие темы должны быть затронуты. США намерены вести жесткий диалог касаемо русских ракетных комплексов. По словам Дина Раска: «Никакой сделки по поводу турецких ракет быть не может, наш президент полон решимости вывезти их, и он это сделает, как только разрешится кубинский кризис».[138] Следует отметить, что с советским послом подобных консультаций не проводилось.

Встреча состоялась в Министерстве Юстиции поздно вечером. Главной темой разговора с А.Добрыниным был торг: СССР прекращает активность на военных объектах и вывозит ракеты под надзором представителей ООН, США, в свою очередь, обязуется не вторгаться на Кубу, отменяют «карантин» и негласно соглашаются на вывоз ракет из Турции. Причем форма разговора, по воспоминаниям Р.Кеннеди, была более чем угрожающей: при следующей попытке сбить самолет-разведчик США грозятся принять ответные действия, т.е. открыть огонь. В любом другом случае Москва не должна тянуть с ответом, т.к. Вашингтон самолично может принять решение о дальнейших действиях в течение 12-24 часов. Поэтому реакции от Кремля ожидали уже на следующий день.[139] Видимо Соединенные штаты хотели пойти тем же путем торга, что и г-н Хрущев, требуя установить контроль над дальнейшей процедурой вывоза советских ракет.

Возможно, такое давление показывает стремление США выдвинуть себя победителями в Карибском ракетном кризисе. В любой мировой практике, в условиях конфронтации или военных действий, победителем является та страна, которая диктует свои условия на правах выигравшей стороны; очевидно, что в рамках политического противостояния советско-американских систем, каждая хотела утвердиться как лидирующая, и закрепить себя как в военном плане, так и в политико-историческом. С другой стороны, Советский Союз не успел завершить операцию «Анадырь» и «поставить шах» американской стороне. Фактически Председатель Совета Министров СССР оказался в положении, когда «к его виску приставили пистолет». Другими словами, у него не было иного выбора, как пойти на мирное урегулирование конфликта, но, даже при таком раскладе, у него хватило мужества потребовать справедливый торг.

Второе послание – письмо Хрущеву с тем же предложением, которое было озвучено Добрынину. Вашингтон утверждает, что американцы очень сильно заинтересованы в разрядке напряженности и прекращения гонки вооружений.[140] Видимо, это сообщение было отправлено для большей уверенности в скорейшем разрешении кризиса.

Тем же днем (27 октября) в Кремле узнают о происшествии с U-2 на Кубе, и Малиновский шлет 2 достаточно противоречивых шифротелеграммы тов. Плиеву: в первой дано указание открывать огонь из всех средств, способных защитить остров от вторжения или авиаудара в случае атаки, во второй - не применять ядерное оружие с комплексов Луна, ФКР и бомбардировщиков без согласия Москвы.[141]

28 октября утром Председатель Совета Министров СССР созывает срочное заседание Президиума в расширенном составе в связи с получением нового письма от президента Кеннеди. В этот же момент поступило и сообщение о разговоре брата президента с Анатолием Добрыниным в Вашингтоне, что подтвердило требования США. В связи с тем, что был необходим немедленный ответ – Хрущев прямо на заседании начал диктовать стенографистке новое послание Вашингтону, Москва была согласна на выполнение условий США: «…Советское правительство, в дополнение к уже данным ранее данным указаниям о прекращении дальнейших работ на строительных площадках для размещения оружия, отдало новое распоряжение о демонтаже вооружения, которое Вы называете наступательным…».[142] Единственной проблемой стала инспекция острова Куба. Был утвержден проект указаний Алексееву для дальнейшего диалога с премьер-министром республики Куба.

Также отправлено и второе секретное сообщение президенту - с ожиданием выполнения Вашингтоном договоренности по «Юпитерам».[143]

Хрущев передал свое послание по радио, чтобы сэкономить время доставки, в США вздохнули с облегчением. 29 октября состоялось совещание Исполкома. В целях безопасности наблюдательные полеты U-2 на некоторое время были прекращены. Хоть военный истеблишмент США еще относился с недоверием к намерению Хрущева мирно разрешить конфликт, все еще предлагалось провести воздушную операцию, но вряд ли это было актуально в условиях «потепления отношений». Маккоун, однако, упоминал, что до сих пор ведется строительство на военных объектах на острове. К тому же небезосновательно утверждалось, что Советский союз проводит испытание термоядерных ракет и средств ПВО в местечке Капустин Яр. Весьма странным образом Председатель Совета Министров СССР подходит к вопросу разрешения кризиса, собственноручно нагнетая обстановку, Америка наоборот старалась не допустить ухудшения ситуации: так, была заморожена операция «Мангуста».[144] Однако заседание Исполнительного Комитета знаменуется появлением ряда вопрос по поводу формальной процедуры инспекций советских стратегических объектов на Кубе, готовых к вывозу. А также активно обсуждается новое требование - вывезти бомбардировщики ИЛ-28 под тщательным наблюдением, которое, по мнению президента, представляет не меньшую угрозу, чем ракеты.[145]

На этом и заканчивается наиболее острая фаза кризиса.