Славянофилы и западники

В конце 30 - начале 40-х годов XIX века в московских салонах разгорелись жаркие дискуссии между двумя группировками, за одной из которых в коде полемики закрепилось название «славянофилы», а за другой - «запад­ники». Историк Д.И. Олейников отметил важные особенности этих споров. Во-первых, откровенность собеседников в обмене мнениями, невозможная и не­допустимая ни в публицистике, ни в университетских лекциях тех лет. А во- вторых, эти диспуты собирали не только спорящих, но и значительное число зрителей

Наиболее значимыми фигурами среди славянофилов были Алексей Степанович Хомяков, братья Иван Васильевич и Петр Васильевич Киреев­ские, братья Константин Сергеевич и Иван Сергеевич Аксаковы, Юрий Федо­рович Самарин. Среди западников - Тимофей Николаевич Грановский, Кон­стантин Дмитриевич Кавелин, Сергей Михайлович Соловьев, Василий Петро­вич Боткин. По возвращении из ссылки к западникам присоединились Николай Платонович Огарев и Александр Иванович Герцен. И, конечно, одним из са­мых воинствующих западников был Виссарион Григорьевич Белинский.

О чем спорили? Славянофилы утверждали самобытность развития Рос­сии, а западники отрицали. Говоря языком современного обществоведения, славянофилы понимали Россию как оригинальную цивилизацию, а не как одну из стран, принадлежащих к цивилизации Запада. Их оппоненты считапи, что специфика России имеет не цивилизационный, а стадиальный характер: наша страна просто отстала в силу определенных исторических причин. Западный путь развития - условное понятие. На самом деле он всеобщий, единствен­ный и универсальный. И западным зовется только потому, что страны Запада на этом пути первопроходцы.

Используя терминологию цивилизационного подхода, имеет смысл уточнить кое-что. Когда говорят о специфике цивилизационного порядка, то в большинстве случаев не имеют в виду историческую ущербность, обделен- ность России. Речь, как правило, не идет о какой-то «второсортности» нашей страны, о некой ее врождённой неспособности к прогрессу. Не надо здесь ус­матривать никакого расистского подтекста. Не отрицается и наличие общих, универсальных закономерностей и этапов социальной эволюции. Но постули­руется и выявляется самобытность социокультурная: характерные, в чем-то уникальные институты, ценности и идеалы, формирование и воспроизводство которых обусловлено взаимодействием особых географических, климатиче­ских, хозяйственных, этнических, религиозно-конфессиональных, политиче­ских факторов. Живучесть этих институтов, ценностей и идеалов на протяже­нии большого исторического времени, их очевидная значимость и консолиди­рующая роль для данного социума в отличие от других - это и есть предмет цивилизационного анализа.

Доктрина славянофилов явилась, пожалуй, первой в истории мировой общественной мысли попыткой научного отрицания европоцентризма и пер­вым же предложением идеи многовариантности - цивилизационной вариа­тивности - развития человечества. Возможно, правы те историки, которые уже в трудах Хомякова усматривают контуры концепции локальных цивилиза­ций. Один из «поздних» славянофилов, Н.Я. Данилевский (1822-1885), станет автором известной сегодня даже школьникам теории культурно-исторических типов.

Славянофилы усматривали самобытность России в православии как ис­тинном христианстве, в общине, а также в том, что в нашей истории изна­чально мирно уживались и сотрудничали народ - Земля - и государство - Власть.

Православие они считали истинным, аутентичным христианством не просто в силу веры, но и по соображениям гносеологическим (место и роль миры в процессе познания) и ценностным. В нем нет предрасположенности к рационализму, рассудочности, присущей католичеству, в котором сами христианские догматы доказываются при помощи силлогизмов. Православие делает акцент на коллективизме, что также является для славянофилов сим­птомом его аутентичности именно как христианского вероучения. В противо­положность духу индивидуализма, который культивируется католичеством и прямо насаждается протестантизмом, православие требует от христианина включенности в общину, посредством общины - в народ и участия в «общем деле». Православие требует соборности, которая понимается как свободное единение людей, основанное на вере и любви к Христу и направленное на поиски коллективного (обязательно коллективного!) пути к спасению. Борьба :ia индивидуальное попадание в рай, за спасение души на основе «свободной конкуренции» православием отвергается. Спасение возможно только на осно­ве солидарности. Хомяков шутливо это пояснил: «русский человек, порознь взятый, не попадет в рай, а целой деревни нельзя не пустить»²⁵. Соборность - это и «общее дело» всех ныне живущих, их предков и потомков. Дети продол­жают, а не разрушают, дело своих отцов, затем уже их дети подхватывают эс­тафету и - «чтобы свеча не угасла»... Только в этом - оправдание и смысл индивидуальной земной жизни, гарантия спасения. Православную церковь славянофилы считали подлинно христианской, поскольку она, в отличие от римско-католической, не претендовала на светскую власть, памятуя, что цар­ство Божие «не от мира сего». По мнению славянофилов, характер народа и его история во многом определяются его господствующей верой, но верно и обратное: народ выбирает определенную веру и отождествляет себя с ней постольку, поскольку она отвечает его характеру и исторической судьбе. Предрасположенность русского народа к истинному христианству (правосла­вию) славянофилы объясняли отсутствием античного наследия и прежде все­го римской образованности и римского права. Наличие такого наследия на Западе обеспечило там торжество духа рационализма и индивидуализма, что, в свою очередь, привело к искажению истинно христианского вероучения. И.В.Киреевский подчеркивал, что католицизм является искаженным христиан­ством именно из-за рассудочности, недостатка сердечного чувства и эгоизма. Такие явления, как инквизиция, индульгенции, крестовые походы, право клира толковать и развивать догматику, светская власть папы римского и т.п., пока­зывают, как далеко ушел католицизм от истинного христианства. Предраспо­ложенность славянства к православию славянофилы справедливо связывали также с исконным существованием общины.

Именно славянофилы открыли для науки и общественной мысли тради­ционную русскую общину-мир²⁶. Действительно, воспроизводство общины как формы соседского объединения, характерной для подавляющего большинст­ва русского народа - крестьянства, - к середине XIX века выглядело исключи­тельно важным фактом, требующим объяснения: на Западе к тому времени традиционная поземельная община давно ушла в прошлое. Западники по этому поводу говорили, во-первых, что и на Западе община в свое время су­ществовала, и никакой российской уникальности в самом факте наличия об­щины нет, а во-вторых, что именно сохранение общины в России есть ана­хронизм, пережиток старины, только подтверждающий ее отсталость. (Позд­нее западник Б.Н. Чичерин выдвинет гипотезу об искусственном насаждении общины в России на излете средневековья сверху, государством, которому это было выгодно по соображениям фискальным и административно- полицейским - удобнее подати собирать и порядок на селе поддерживать на основе круговой поруки. А славянофил И.Д. Беляев убедительно эту гипотезу опровергнет и докажет - русская крестьянская община исторически преемст­венна по отношению к славянской земледельческой и к древнерусской сель­ской; ее никто искусственно не насаждал, никакой насильственной «коллекти­визации» Московское государство не проводило.) Но славянофилы обратили внимание, что славянская община изначально существенно отличалась от за­падных аналогов. Так, община германцев была иерархически выстроенным кровнородственным объединением, ориентированным на войну как основное занятие. По мнению К.С. Аксакова, такой общине (роду) не были присущи собственно общинный быт и общинный дух. Там не было свободы, само­управления и совещательности. Там господствовало полное подчинение ро­дичей власти родового старейшины. А община славян была именно сосед­ским (территориальным) союзом, ориентированным на земледелие как основ­ное занятие. В ней не было патриархального деспотизма, господствовало ра­венство домохозяев, самоуправление и «советное» начало. (В современной исторической науке эти и другие «общинные» подходы славянофилов плодо­творно развивают А.Г. Кузьмин и его ученики²⁷.) Славянофилы правильно подметили и связали с соседско-территориальным типом общины такие черты славянского характера, как склонность (если не сказать, страсть) к общению, как отсутствие аристократического презрения к другим народам и чувства эт­нического превосходства²⁸. Еще одно видимое изначальное и существенное отличие славянской общины - неприятие института частной (индивидуальной) собственности на землю. Земледельцы-славяне владели землей общинно, периодически перераспределяя наделы между дворами по уравнительному принципу. На Западе уже в эпоху раннего средневековья прослеживается со­седская община-марка, для которой характерна частная собственность главы семьи-двора (с наследованием по принципу майората) на пахотные угодья - такая собственность называется аллод - в сочетании с общинным владением лесами, пастбищами и пр. Славянофилы обоснованно акцентировали общинность как «отличительное свойство нашего народа, сообщившее особенность его истории»²⁹. На контрасте подчеркивали цивилизационный западный инди­видуализм: «Весь частный и общественный быт Запада основывается на по­нятии об индивидуальной, отдельной независимости, предполагающей инди­видуальную изолированность... Первый шаг каждого лица в общество есть окружение себя крепостию...» У нас же, отмечал Иван Киреевский, индивиду­альная обособленность не культивировалась: «Человек принадлежал миру, мир ему»³⁰. Русский человек почти растворялся в общине. Это ярко проявля­лось в характерном обычае мирского согласия (единогласного решения) на общинных сходах. А.С.Хомяков мирское согласие ставил выше формальной демократии, когда большинство навязывает свою волю меньшинству. Позд­нее знаток русской деревни А.Н.Энгельгардт подтвердит, что на крестьянских сходах обсуждение обычно не прекращалось до тех пор, пока оставался хоть один сомневающийся.

Особое, концептуальное значение славянофилы придавали «добро­вольному призванию» Власти как исходному «началу» нашей государственно- оти. У истоков западных государств лежала вражда. Власть явилась там как враждебная сила, как вооруженная дружина, покоряющая чужой народ. У нас же власть «явилась как званый гость, по воле и убеждению народа» (К.С. Ак­саков). Вследствие этого, у них, то есть на Западе, Власть изначально проти­востояла народу. Конфликтность там - норма внутреннего социального раз­вития. И можно понять настойчивое стремление общества поставить государ­ство под контроль, выливающееся в революции, конституции и пр. Понятно, что западная социальная жизнь тяготела к формально-юридической регла­ментации, к торжеству «внешней правды». Альтернатива всеобщему подчи­нению законам - бесконечная гражданская война. А у нас - мирное сосущест­вование и взаимодействие Земли - общинноорганизованного народа - и Вла­сти (государства в узком смысле слова). Русский народ, по характеру своему «неполитический», как поручил когда-то «добровольно призванной» Власти государственные заботы, так с тех пор подключался к этим заботам исключи­тельно по ее призыву и сам «государить» никогда не стремился. Отношения Земли и Власти в России не нуждались в каком-либо правовом оформлении, в гарантиях договорно-конституционного характера. Русская социальная жизнь регулировалась морально-религиозными нормами и обычным правом, строи­лась на основе «внутренней правды». В необходимых случаях Власть призы­вала выборных от Земли на совет - Земский собор, спрашивала их мнение по тем или иным вопросам или обозначала перед ними проблемы, с которыми сама, без помощи Земли, справиться не могла. Собор высказывал только кон­солидированное мнение, «а там - как будет угодно государю» (К.С. Аксаков).

Петр I сбил Россию с ее самобытного пути. В лице Петра Власть посягну­ла на Землю, принялась «ломать через колено» ее внутреннюю жизнь. Дворяне и чиновники оторвались от почвы народной, оделись на чужеземный манер, да­но заговорили по-иностранному. Установка на заимствование европейских куль­турных, правовых, политических, бытовых и прочих порядков при игнорировании нашей фундаментальной самобытности с неизбежностью привела, во-первых, к их отторжению абсолютным большинством народа, во-вторых, к поверхностно­му, сугубо внешнему их принятию большей частью элиты, и, в-третьих, к пере­рождению меньшей части элиты, действительно усвоившей европейские влия­ния. Именно эта, действительно европеизировавшаяся, часть российской элиты и повела себя по отношению к Власти «по-западному», то есть начала борьбу за но формально-правовое ограничение, за «внешнюю правду». Славянофилы с фввогой констатировали усиливающийся разрыв российской Власти, дворян- ско-чиновничьей элиты и формирующейся национальной интеллигенции с на­родом как таковым, с исконными русскими самобытными началами. Они всяче­ски старались этот разрыв преодолеть своей многогранной просветительской деятельностью, адресованной как раз «утратившей корни» российской элите. Надо признать, это взаимное непонимание и прогрессировавшее отчуждение политико-интеллектуальной элиты и народа - социокультурный раскол - действительно приведёт к революционным потрясениям первых десятилетий XX пока в России.

Позитивная программа славянофилов предполагала возвращение на муть самобытного развития. При этом не следовало отгораживаться от Евро­пы и отказываться от заимствования ее достижений в самых разных областях. Учебники приводят цитату К.С. Аксакова: «Разве славянофилы думают идти назад, желают отступательного движения? Нет, славянофилы думают, что должно воротиться не к состоянию древней России (это значило бы окостене­ние, застой), а к пути древней России. Славянофилы желают не возвратиться назад, но вновь идти прежним путем, не потому, что он прежний, а потому, что он истинный». А что они подразумевали под возвращением на путь самобыт­ного развития? Что надо сделать?

Во-первых, заново отстроить отношения Земли и Власти на началах «внутренней правды», а именно: царю - силу власти и закона, народу - право на внутреннее самоуправление, свободу слова и право доносить до царя свое мнение посредством всесословного Земского собора и бесцензурной прессы, а чиновничеству - жесткие рамки его управленческой деятельности, заданные царем и народным самоуправлением, обеспеченные институтом непосредст­венного земско-соборного общения царя и народа.

Во-вторых, отменить крепостное право. Крестьяне не должны принад­лежать помещикам. Крестьяне должны быть свободны, но надо сохранить и общину на основе добровольности. А у помещиков сохраняются моральные, патерналистско-христианские обязательства перед крестьянами: помочь в ор­ганизации местного самоуправления, просвещения, медицинской помощи, в повышении культуры земледелия и т.д. При освобождении крестьян следова­ло наделить землей: славянофилы признавали за крестьянами частичное, причем, почти равное помещичьему, историческое право на землю. Воспроиз­водство крестьянской общины как поземельной организации и организации сельского самоуправления гарантирует крестьян от разорения и обеспечит стабильность и порядок в деревне.

В-третьих, последовательно размывать сословные перегородки в нало­гообложении (от сословной подушной подати к бессословному подоходному налогу), в местном самоуправлении (всесословные земства), в судопроизвод­стве (бессословный суд) и т.д. В этом пункте программы славянофилов осо­бенно наглядно прослеживается их установка: не реставрировать допетров­скую Россию (там-то сословность, причем с обязательностью дворянской службы), а развивать начала «внутренней правды» в новых конкретных усло­виях XIX столетия.

Такое возвращение на путь самобытного развития должно произойти посредством всеобъемлющей реформы, а не революции. А успех такой ре­формы гарантировал бы страну от революционных потрясений на будущее.

Существенный для нашей темы вопрос: к какому направлению общест­венно-политической мысли отнести взгляды славянофилов? Как их размес­тить в системе идеологических координат (см. Введение) - ближе к консерва­торам или к либералам? Приведем мнение одного из наиболее авторитетных вузовских учебников: «Славянофилы - представители либерально настроен­ной дворянской интеллигенции. Учение о самобытности и национальной ис­ключительности русского народа, его мессианской предопределенности, не­приятие ими западноевропейского пути социально-политического развития, даже противопоставление России Западу, защита самодержавия, правосла­вия, некоторых консервативных, точнее, патриархальных общественных ин­ститутов сближали их с представителями «официальной народности». Однако славянофилов никоим образом нельзя приравнивать к теоретикам этого рет­роградного направления. Славянофильство - оппозиционное течение в рус­ской общественной мысли, и в этом смысле оно имело больше точек сопри­косновения с противостоящим ему западничеством, нежели с теорией «офи­циальной народности». Славянофилы, как и западники, выступали за отмену крепостного права сверху и проведение других реформ - в области суда, ад­министрации и других, буржуазных по своей сущности преобразований (хотя славянофилы субъективно выступали против буржуазного строя, особенно западноевропейского образца, с его «язвой пролетариатства», падением нра­вов и другими отрицательными явлениями). Они ратовали за развитие про­мышленности, торговли, просвещения, за свободу слова и печати, не прини­мали николаевскую политическую систему. Но противоречивость взглядов славянофилов, сочетание в их воззрениях прогрессивных и консервативных черт до сих пор вызывают споры об оценке славянофильства как идейного направления и его месте в русской общественной мысли»³¹. Итак, славяно­фильство - либерально-оппозиционное течение, но сомнения остаются. Обо­значим еще раз, что в нем либерально-оппозиционного. В России не должно быть лично несвободных людей. Крепостное право необходимо отменить, да еще и права крестьян на надельные земли следует учитывать. Самодержавие понимается как проявление народного суверенитета и Божественная леги­тимность не признается. Ю.Ф.Самарин четко выразил мнение славянофилов по этой проблеме: «Утверждать, что в силу Божественного закона верховная государственная власть принадлежит какой бы то ни было династии, по праву ей прирожденному, что целый народ отдан Богом в крепостную собственность одному лицу или роду - мы считаем богохульством»³². Несовместимость тако­го понимания с официальной идеологией и трактовкой православной церкви очевидна. Делегированный народом самодержцу суверенитет оставляет за Землей право на представительство своих мнений и интересов посредством Земских соборов. Необходима свобода слова и печати: «Самодержавие не­мыслимо без свободы мнения, без свободы слова, без свободы критики и об­личения деяний правительственных» (И.С.Аксаков)³³. Предполагается отде­ление верховной самодержавной власти, включая законодательство, от вла­сти правительственной, исполнительной, причем за последней допускается общественный контроль. Создается и развивается система местного само­управления на принципе всесословности, переходящем в бессословность. Размываются сословные перегородки во всех социально чувствительных сферах: в судопроизводстве, в организации вооруженных сил, в налогообло­жении. Такие преобразования относительно реалий николаевской России, безусловно, следует признать кардинальными, прогрессивными и по своему формационному содержанию буржуазными. Акцент на сохранении общины и принципа общественной солидарности соответствовал цивилизационной спе­цифике нашей страны. И осуществить эти преобразования следует посредст­вом реформ, а не революции. Конечно, это либерализм. Либерализм оппози­ционный и с российской спецификой. А какие сомнения остаются? Славяно­филы не выдерживают «тест» на либерализм по ряду таких позиций, как критика индивидуализма и рационализма, культа формальной законности, так называемой «внешней правды», в том числе и конституции. В ценностном, ак­сиологическом отношении славянофилы отдают приоритет коллективу над личностью, а общественным интересам - над частными. Не сказать, что все ;»го несущественно, но все же - либералы и точка...

С западниками дело обстоит несколько проще. Выше уже отмечалось, что они в полемике со славянофилами отстаивали цивилизационную, куль­турно-историческую общность России и Запада. Отстаивали ведущую роль разума в познании и практическом преобразовании окружающего мира. Осно­вой и движущей силой исторического процесса считали борьбу личности за свободу. А критерием общественного прогресса, соответственно, - избавле­ние индивида от корпоративных связей традиционного типа (община, сосло­вие). Западники выступали за отмену крепостного права, за конституционную монархию, парламентаризм, за неприкосновенность личности, за свободу слова и печати, за гласный суд и местное самоуправление, за ликвидацию со­словной неполноправности. Соответствующие преобразования, по мнению большинства западников, должны были произойти путем реформ, а не рево­люции. Так что и западничество - либерально-оппозиционное течение. При­чем либерализм западников почти классический. Отход от «классики жанра» - признание решающей роли государства, а не общества, в прогрессе нашей страны, как в прошлом, так и на обозримую перспективу. Но в западничестве выделялось влиятельное радикально-демократическое крыло (А.И. Герцен, Н.П. Огарев, отчасти В.Г. Белинский), которое интеллигентской оппозицион­ности однозначно предпочитало народную революцию, а идеям либерализма - социализм.