Формирование детской и юношеской периодики на Урале

1930-е гг. стали для СССР временем расцвета тоталитарного режима. В этот период любой продукт общественной культуры должен был иметь идейно-политическое направление. В особенности, это касалось периодики, так как она была основным доступным для народа источником информации. Именно за счет этих ее свойств она также являлась самым удобным способом манипуляции общественным сознанием. Для каждой профессии и для каждого возраста существовали свои особые газеты и журналы, имеющие в зависимости от аудитории определенные цели и создающие для читателей некоторую особую реальность. Персонажи произведений, опубликованных в этих изданиях, являлись ролевыми моделями для своей аудитории. Таким образом, периодика СССР становилась сферой, где пересекались литература, культура и политическая идеология. Это касалось любого издания вне зависимости от его определенных читателей.

В эти годы все продукты печати становились деталями огромного механизма агитации и пропаганды. Литературная, искусствоведческая, научно-популярная и публицистическая периодика были на особом счету. Редакторы одного издания, как правило, пытались охватить все направления. Особенности каждого журнала или газеты определялись в зависимости от аудитории и ареала распространения. Исследованию советской периодики 1930-50-х гг. посвятили свои работы множество ученых[30]. При этом необходимо заметить, что специалисты сосредоточили свое внимание на столичных изданиях, тщательных исследований краеведческой периодики, посвященных конкретным областным журналам и альманахам мало. Можно найти только несколько небольших словарных статей и аннотационных описаний.

Говоря в целом о литературном журнале в Сталинскую эпоху, исследователи делают следующие выводы: «К 1930-м гг. осуществилось прикрепление журналов к определенным писательским организациям, что было вызвано как общей борьбой на идеологическом фронте, так и борьбой за основной тип журнала, за создание журнала определенных читательских групп»[31]. В 1929-32 гг. в связи с пятилетним хозяйственным планом перед литературой и периодикой были поставлены новые задачи. Это вызвало и внутреннюю реконструкцию журнала, изменение состава его отделов, привлечение новых кадров сотрудников, большее внимание к очерку, фоторепортажу, что в значительной мере было обусловлено новой журнальной тематикой. Журнал реконструировался и соответственно переменил свои заглавия, отмежевываясь от усвоенного ранее традиционного типа и подчеркивая свою полную слитность с современностью[32]. Это еще раз подчеркивает тот факт, что литературные произведения, публикующиеся в журналах и альманахах в это время, не могли предоставлять читателю реальность, противоречащую советской социалистической политике.

Истории советской воспитательной, развлекательной и социальной инфраструктуры детства были посвящены работы многих ученых-историков. Любое издание Сталинской эпохи являлось продуктом общественной культуры, которая формировалась идеологической политикой отдельно для каждой возрастной и социальной аудитории. В данной работе нас интересует издательская политика по отношению к детским и подростковым изданиям (для аудитории от 9 до 14 лет). В связи с этим, нам необходимо сначала обратиться к культурной политике Страны Советов в отношении детей и подростков 1930-50-х гг. Изучению положения детской воспитательной, развлекательной и социальной инфраструктуры посвящены многие работы ученых-историков[33]. Ни одна из сфер изучения советского детства, будь то соцобеспечение, воспитание или литература, не смогла обойтись без анализа идеологической составляющей. Более того, исследователи двух последних областей нередко объединяли свои усилия. Педагогика из-за своей меньшей субъективности и большей связи с реальностью пыталась подчинить себе художественное искусство слова для детей. В особенности хорошо ей это удавалось в области периодической детской печати. И если какое-либо из произведений, представленных на рассмотрение критики, рисовало передребенком и подростком реальность далекую от идеологии и не давало ему полезных для государства ролей и знаний, то его автор не мог рассчитывать на публикацию во всесоюзном журнале. Своеобразие борьбы и совместного существования литературы и педагогической пропаганды также является предметом научной деятельности некоторых специалистов[34].

1930-е гг. были в жизни России временем коренного преобразования государства. Установившаяся в верхушке власти идеология требовала утверждения в головах граждан. В особенности это касалось детей и подростков, так как они были тем «новым» поколением, которое должно было формировать будущее страны. В связи с этим требовалось преобразование, в первую очередь, педагогики. Диктовались новые образцы детского поведения, подрастающие граждане СССР, были на особом счету.

Дети считались полноправными участниками социалистического строительства в стране и, также как взрослые, несли ответственность за утверждение идеологии. Причем, по свидетельству очевидцев, некоторые из подростков сами осознавали для себя задачи соцстроительства. Например, А. В. Белякова, родившаяся в 1915 г., в интервью из сборника исторических антологий «Городок в табакерке» рассуждает о своем пионерском детстве так: «…мы старались действительно, свой строй [построить], мы верили в то, что мы строим»[35].

Дети должны были находиться под руководством благонамеренных взрослых, чтобы стать помощниками советской власти, участниками ее революционной миссии. Они считались «гарантами нового будущего» только при условии усвоения гуманитарных ценностей нового порядка, в числе которых была и нравственность. Идеал «естественного детства» был заменен более ограниченным понятием «революционного ребенка».

История культуры советского детства стала предметом исследования многих ученых[36]: А. А. Сальникова, К. Келли, В. А. Сомов, Т. М. Смирнова, И. Н. Арзамасцева, Е. Галас, М. Мид, С. Г. Леонтьева и др. Ссылаясь на их работы, можно говорить о том, каковы были ролевые модели для детей и подростков, которые продвигались советской педагогической пропагандой, в том числе и через периодику.

Исследователь И. Н. Арзамасцева пишет, что отношение к ребенку осмыслялось в ключе марксистской идеологии: «Марксистская антропология и историография выключали ребенка из числа основных субъектов труда и истории. Ребенок появляется в истории по Марксу и Энгельсу лишь тогда, когда начинает участвовать в общественно-полезном труде; при этом ребёнок мыслится как мелкое звено между главными звеньями поколений, передающих эстафету труда и культуры. Всемирная история, по Марксу, предстаёт историей развития и смены форм производства и производственных отношений, и в этой истории ребёнок играет роль наследника богатств, накопленных человечеством, гениального ученика, перенимающего опыт культуры, понимаемой предельно широко».[37]

Пользуясь формулировкой из работы историка В. А. Сомова «Первое советское поколение: испытание войной», можно точно охарактеризовать отношение власти к детям: «Представители поколения одновременно рассматриваются как объект социального конструирования применительно к 1930-м гг. и как субъект трудового поведения применительно к периоду 1941-1945 гг.»[38]. Именно эти роли должна была пропагандировать литература, публикующаяся в советской периодике этих лет. Поддержка государства учреждений для детей также означала контроль с его стороны над ними. Детской журналистики это касалось в особом плане. Для некоторых жанров прессы создавались специальные методические пособия, в которых редакторы публиковали инструкции и рекомендации к составлению детских и подростковых изданий, к руководству ими. Эти инструкции могли быть прикреплены к какому-либо журналу, как это было в случае с Уральской «Живой Театрализованной Газетой», либо выходили отдельным периодическим изданием. Политика советских органов была продиктована не столько заботой о ребенке, сколько более масштабными политическими соображениями. Детские потребности имели большое, но не первостепенное значение: в центре советской системы лежали производительность труда, а детский вклад в нее был само собой ограничен. То есть детство должно было быть периодом подготовки каждого ребенка к жизни в труде, к покорному существованию его как элемента строительного коллектива, соответствующего требованиям советской власти.

Официально роль ребенка и подростка как гражданина была признана с 1932 г., по свидетельству исторических документов, рассмотренных в статье Е. Галас и М. Мид «Идеалы воспитания детей в постреволюционном обществе: Советская Россия»: «В 1932 г. было официально заявлено, что любой ребёнок, <…>, является будущим гражданином, необходимым обществу. Утверждение, что дети особенно ценны как будущие граждане, стало центральным. Детей не считали некой ценностью, которую должно беречь и охранять государство. Они, как и остальные “массы”, являлись просто важным общественном ресурсом».[39]

Патриотическое воспитание занимало для «революционного» ребенка и подростка первое место по степени важности и необходимости. Обращаясь к работе К. Келли[40], можно сказать, что оно осуществлялось в самых активных формах. Учителя должны были в каждом предмете выделять именно то, что имело отношение к патриотическим темам. В начальных школах темы сочинений начали смещаться от общих тем о природе и сельской жизни к более открытым идеологическим темам, связанным с индустриализацией и другими элементами социалистического строительства. Школьники заучивали наизусть различные формулировки о своей стране, такие как: «Наша страна – Союз Советских Социалистических Республик, Наша страна – самая большая страна в мире; Здесь нет капиталистов и землевладельцев, и каждый работает на себя». С точки зрения идеологического и патриотического воспитания очень ценным был тот факт, что цитаты В. И. Ленина и И. В. Сталина использовались для того, чтобы решить ключевые вопросы урока.

Педагогическое и трудовое воспитание должно было проделывать работу над детьми, именуемую «переделкой человеческого материала в активных и сознательных членов социалистического общества». Эта фраза обобщает позиции вышеуказанных исследователей и четко формулирует основную установку советской педагогики и ее отношение к детям. Советское государство было заинтересовано в том, чтобы будущий гражданин вступил в жизнь, надлежаще для этого подготовленным, коммунистически воспитанным и с крепкими мускулами. Эту обязанность государство, прежде всего, брало на себя, но при этом оно не освобождало от нее и семью. Господствовала идея единых интересов школы и семьи, единых задач воспитатьнастоящего советского человека, сделать его образцом, отдающим себя нашему[41] народу, нашей Родине.

Исследователи Е. Галас и М. Мид пишут, что, «согласно советской теории, дети и массы являются и источником силы, жизни и энергии, с одной стороны, и группой, всегда рискующей подвергнуться пагубному “влиянию”, – с другой».[42] Вследствие этого они должны были быть защищены от дурного влияния капиталистической пропаганды. В развернутом виде это представлялось как защита от дурной компании, пагубных влияний, мельчайших следов вредных привычек, ложных и ошибочных моделей поведения. Изображением карикатур на носителей вредных для общества классовых, идеологических и поведенческих наклонностей активно занимались живые газеты середины 1920-х – начала 1930-х гг. Естественно для ограждения от этих моделей, в противоположность им, должен был быть сформулирован положительный образец.

Идеальный «революционный» ребенок обладал определенным набором качеств. Живыми образцами воплощения этого идеала должны были быть пионеры. Развитие ребенка осуществлялось в соответствии с идеологией партии, с помощью, главным образом, школы и пионерской организации. В ранние годы своего существования пионеры (известные с 1924 г. также как, «Молодые ленинцы») были в высшей степени серьезной политической организацией, члены которой были представлены в качестве молодых активистов. Ими руководила комсомольская ячейка и выбранный ею вожатый. Под этим руководством пионеры должны были самостоятельно организовывать свою работу и управлять своею жизнью. Практически в одно время с возникновением этой организации появились и предназначенные для нее периодические издания, например Уральский «Красный галстук» с 1925 г., и также общесоюзный журнал «Пионер» с 1924 г.

Историк В.А. Сомов пишет, что «пионерская организация становилась для детей 1930-х гг. “естественной средой обитания”, способом самореализации, для государства – инструментом создания коллективной идентичности нового поколения»[43]. В 1935 г. был введен продуманный Дисциплинарный кодекс, обязательный для всех школьников. Самоуправление было прекращено, и пионерская организация – твердо интегрировалась в школьной сети, в 1932 г. она стала инструментом дисциплинарного надзора. С середины 1930-х гг., нормой для учеников стало принадлежать к пионерам, если они не признавались не достойными этого по какой-либо причине. Провинившийся ученик мог быть наказан в пионерской организации, также как и в школе.

С. Г. Леонтьева обобщала сведения об идеальном пионере следующим образом: «Пионеры мыслятся в законах пионеров, как особые дети, обладающие по отношению к остальным повышенным статусом и патронажными функциями – организуют окружающих детей и участвуют с ними во всей окружающей жизни»[44].

В 1930-40-е гг. характерно было ужесточение централизованного контроля в любой области работы с детьми, а также и в литературе, и в искусстве и в образовании. Пионер стал для детей не предлагаемой, а строго утверждаемой ролевой моделью. Подросток не мог мыслить своей жизни вне рамок пионерии, поэтому произведения в периодике предлагали ему такие роли как помощник, агитатор, строитель и глашатай.

Литература всегда являлась одним из самых эффективных каналов продвижения идеологии, в особенности та литература, которая благодаря журналам и альманахам была доступна общим массам. В 1935-1945 гг. периодическая печать стала одним из самых развиваемых ресурсов пропаганды советской педагогики. К литературе, публикуемой там, обращались как для того, чтобы вразумить старое поколение, так и для того чтобы воспитать новое.

Педагогическая пропаганда все время была в неоднозначных отношениях с литературой. Ведь последняя подвергалась цензуре со стороны первой. Лишь отобранные рассказы и повести, представляющие определенный точный взгляд на то, в чем стоит подражать герою, могли публиковаться в детских журналах и альманахах. Педагогическая пропаганда распространялась в детских альманахах и в литературных журналах, аудиторией которых являлись и учителя, и родители, и критики, и писатели. Однако в этой работе нам необходимо сосредоточить свое внимание именно на советской периодике 1930-50-х гг., предназначенной для детей и подростков.

Исследованию советской детской журналистики посвятили свои работы многие специалисты[45]: Л. Н. Колесова, Н. В. Теребинская, М. И. Алексеева, М. А. Литовская, В. Гофман, Н. В. Ильина, В. А. Близенкова и др. Ссылаясь на их монографии и статьи, можно проследить какими были действующие детские издания 1930-50-х гг., какова была их основная направленность, как она менялась. Также, опираясь на научные труды этих авторов, можно определить общую тенденциюразвития детской и подростковой периодики для десятилетий довоенного и послевоенного периодов.

Изменение государственного устройства в 1920-е гг. стало причиной существенных преобразований статуса самой детской журналистики, которая стала составной частью всесоюзной периодики. «Выпускавшиеся журналы воспринимались критиками и педагогами уже не как книга для чтения, а как периодическое издание. Детская журналистика в советский период стала делом государственной важности, к участию в нем привлекались общественные организации (комсомол, пионерия и т. п.)»[46].

Л. Н. Колесова в своем учебном пособии «Детские журналы России (1917-2000)»[47]выделяет несколько типов изданий в зависимости от возраста аудитории и ареала распространения. «В зависимости от места издания журналы и газеты делились на центральные (издаваемые в Москве), республиканские (в союзных республиках,где учитывалась национальная специфика, местные условия и т. п.) и областные (в крупных городах страны).

В соответствии с возрастом аудитории различались журналы для дошкольников, октябрятские (для младших школьников) и пионерские (для среднего и старшего возраста, до 14-15 лет). Последние – самые многочисленные – имели свои разновидности типа детского журнала: руководящий (организаторская функция выдвинута на первое место в “Барабане” и “Пионере”), толстый литературно-художественный и публицистический (“Пионер”, “Костер” с конца 1930-х гг.), научно-популярный (“Знание – сила”, “Юный натуралист” и другие), журналы-учебники (“Дружная бригада”, “Дружно за учебу”, “Юные ударники” и др.)»[48].

Все они были периодическими изданиями, формировавшими мировоззрение подрастающего поколения в духе идеологии своего времени, способствовали созданию публицистики (в том числе художественной), становлению и развитию новой детской литературы.

Активное участие в развитии детской литературы, по мнению Л. Н. Колесовой, стало главной задачей пионерских журналов в 1930-е гг. Издательскую политику СССР 1930-х гг. по отношению к столичной детской периодике можно проследить на примере двух журналов – «Пионер» и «Дружные ребята».

С1936 г. «Пионер» являлся первым «толстым» журналом в стране. Вследствие того, что он на некоторое время забыл о своей руководствующей роли, в конце десятилетия он стал, прежде всего,литературно-художественным, а затем общественно-публицистическим. Здесь публиковались произведения таких известных писателей, как А. П. Гайдар, Л. А. Кассиль, Л.И. Лагин, А. С. Некрасов, С. В. Михалков и мн. др.Благодаря этому изданию дети и подростки могли прочитать «Партию свободных ребят» Н. В. Богданова, «Тимура и его команду» А. П. Гайдара.

Значительное место и по площади, и по важности в этом журнале занимала публицистика. На страницах «Пионера» часто выступали деятели партии, комсомола, члены правительства: Н. К. Крупская, М. И. Ульянова, А. И. Ульянова-Елизарова, Н. Подвойский, Н. Антонов-Овсеенко, Н. Семашко, Ем. Ярославский и др. Исследовательница выделяла следующие темы, которые освещались этими персонами: положение в стране, революция, Гражданская война, В. И. Ленин, история партии, комсомола, пионерской организации, роль пионеров, как преемников и продолжателей дела коммунистов[49]. Ценность этих выступлений, по мнению ученого, «в их глубине и содержательности, простоте и задушевности, конкретности и поучительности. Она многократно возрастала, если учесть, что на эти темы было немало материалов поверхностных, декларативных, перегруженных цифрами, общими словами, иногда весьма далеких от жизни»[50].

С середины 1930-х гг. центральное место в «толстом» детском журнале стала занимать именно беллетристика, в основном это были произведения детских писателей на современную тему. По мнению исследователя, «беллетристике “Пионера” свойственно не только тематическое, но и жанровое разнообразие: произведения исторические, приключенческие, научно-фантастические, сказки, природоведческие и др.»[51].

В качестве еще одной разновидности пионерского журнала Л. Н. Колесова выделяет также издание для крестьянских детей. Сначала оно существовало в виде приложения к «Крестьянской газете», позже стало ежемесячным журналом. Речь идет о «Дружных ребятах» (1927-1953 гг.),к началу 1930-х гг. этот журнал стал активным проводником политики партии в деревне. Реальные события и факты ценились колхозным читателем более всего, поэтому документальность стала главной чертой беллетристики, публиковавшейся в этом издании. Общественно-политический отдел также был одним из главных и являлся практически единственным источником информации о событиях в стране для малограмотных деревенских жителей. К началу 1930-х гг. с журналом сотрудничали одни из самых известных писателей и публицистов: В. В. Бианки, А. Л. Барто, А. П. Платонов, Л. А. Кассиль, С. Я. Маршак, Г. Е. Замчалов, С. П. Злобин, В. Г. Губарев, С. М. Третьяков, А. В. Кожевников и др.

Опираясь на методическое пособие Л. Н. Колесовой, можно сделать следующие выводы об издательском положении детской и подростковой периодики в последнее предвоенное десятилетие. «К концу 30-х годов
сформировался “толстый” универсальный журнал для пионеров
и школьников, воспитывавший материалистическое мировоззрение, гражданское самосознание, способствовавший развитию
детской литературы и публицистики»[52].

Годы Великой Отечественной Войны стали целой эпохой и одним из самых сложнейших этапов развития для детской журналистики. Редколлегиям и писателям приходилось работать в непередаваемо тяжелых условиях. Некоторые издания задерживали книжки на целый год, а потом выпускали несколько номеров за раз. Через серьезные трудности пришлось пройти журналу блокадного Ленинграда «Костер». Исследователь Н. В. Теребинская писала: «несмотря на блокаду, “Костер” продолжает выходить. Правда, он похудел до 24 страниц, но его по-прежнему украшает цветная литографская обложка»[53]. Этот журнал даже читался по радио, когда не имел возможности выходить в печатном виде. В это время журналы «Костер», «Дружные ребята» и «Пионер» становятся, очень близки по направлению развития.

Советский подросток военного времени был очень энергичным и требовательным читателем. Ему были необходимы четкие и оперативные факты. Главными темами для публицистического и беллетристического отдела стали: героическое прошлое России, события на действующем фронте, трудовой подвиг в тылу, социальная роль подростка в деле общей борьбы и разоблачение звериной сути фашизма. Детским и подростковым изданиям необходимо было показать юным читателям, чем и как они могут помочь своей Родине, энергия ребят должна была быть направлена в нужное русло.

В последующие военные годы истории о героических событиях прошлого вытесняют новости о победах советской армии. Тема подвига современного для подростков советского солдата стала определяющей для детской журналистики. Л. Н. Колесова выделяет очерк в качестве ведущего жанра публицистического отдела детской журналистики этого времени. «Большое место в журнальной публицистике военных лет занял очерк. С очерками выступали Л. Кассиль, Вс. Вишневский, Н. Тихонов, И. Рахтанов, А. Кожевников, Н. Богданов, В. Кожевников, Л. Успенский, Е. Тарле, Р. Фраерман, Ю. Нейман, П. Лидов и многие другие. При всей лаконичности, свойственной ему в детской журналистике, жанр этот позволял быстро откликаться на события, передавать динамику действия, живо обрисовывать события и героев, сохраняя при этом богатство авторских эмоций и своеобразие интонации»[54]. Публицисты стремились сосредоточить внимание читателя на следующих важных темах: война – это труд на пределе человеческих возможностей; героями становятся именно те люди, которые родились и выросли при советской власти; их высокие идеалы, мужество и стойкость были воспитаны социалистическим строем.

Однако пионерские журналы не должны были забывать о труде детей и взрослых в тылу. Содержание работы пионерской организации менялось, и детская журналистика не должна была от нее отставать. Главные усилия ребят, что подчеркивалось ЦК ВЛКСМ, должны были сосредоточиться на помощи фронту. Редколлегиям детских изданий было необходимо тематически разделить все письма и заметки о большом труде пионерии. Постоянными стали такие рубрики, как «Вместе с отцами», «На пороге мастерства», «Наша жизнь», «Ленинские дела пионеров», «Тимуровцы за работой». Журнал «Пионер» стал ведущим изданием в деле пропаганды тимуровского движения.

Беллетристика пионерских журналов в военные годы должна была иметь следующие отличительные черты: углубление реализма (сближение детской литературы с жизнью и борьбой народа, правда в изображении жизни), закономерное сближение взрослой и детской литературы, открытая тенденция к публицистичности и патриотизму. Важной стала тема украденного фашистами детства. В качестве основного жанра Л. Н. Колесова выделяет рассказ, в силу его динамичности, лаконичности и оперативности[55]. Со временем писатели стали все чаще переходить от картин боя и изображения человека в момент сражения к описанию военных будней и внутреннего мира героя.

Характеризуя в целом развитие детской журналистики во время Великой Отечественной Войны, ученые делают следующие выводы. К 1940- м гг. детская журналистика состояла из универсальных и многоплановых изданий. Содержание каждого журнала было структурировано иразделено на несколько обязательных рубрик: беллетристику (повести, рассказы, стихи, песни, пьесы), публицистика, научно-популярный, школьно-пионерский, спортивный, критико-библиографический, игры и самоделки. Этот традиционный принцип многим редколлегиям удавалось сохранить и в тяжелое время войны. Однако, по правде говоря, не всем удавалось сделать все рубрики равными по листажу, при этом каждый из журналов не переставал быть многоплановым. Все эти качества пионерского журнала были доказательством его внимательности к особенностям своей аудитории. При этом важно упомянуть и о том, что в тяжелые годы войны публиковались не только очерки о подвигах армии, но и рассказы о животных, далеких странах и захватывающих приключениях.

Первое послевоенное десятилетие было тяжелым для каждой из общественных сфер, так как все они требовали восстановления и подъема. Это относилось и к детской журналистике, так как многие писатели не вернулись с фронта. Ограничение листажа и тиража делало практически невозможной публикацию крупных произведений в журналах и альманахах. В 1946 г., после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» некоторые детские писатели попали под опалу, их произведения не допускались к публикации в периодической печати. «Директивные оценки, политические ярлыки, “критические” разносы стали обычными. Многих критиков и писателей просто не печатали. За “ложную романтику и украшательство” “прорабатывались” книги Р. Фраермана “Дальнее плавание” и Л. Кассиля “Великое противостояние”»[56].

В 1945-50-е гг. первое место по популярности в детских журналах все еще занимали военные рассказы и повести о пионерах-героях. Со временем беллетристика стала теснить публицистический отдел. После закрытия «Костра» в мае 1947 г. и «Дружных ребят» в 1953 г. «Пионер» до самого окончания первого послевоенного десятилетия оставался единственным общесоюзным пионерским журналом. Вследствие этого издатели и редакторы могли сосредоточить на нем все силы, постепенно возросли его объем и тираж. Его авторский состав значительно расширился, здесь публиковались произведения писателей из трех периодов жизни журнала: «Н. Богданов, С. Григорьев и др., стоявшие у истоков “Пионера”; довоенные авторы А. Барто, А. Некрасов, Ю. Сотник, К. Чуковский, В. Шкловский, Б. Шергин, А. Югов и др.; пришедшие в журнал во время войны и в первые послевоенные годы А. Алексин, С. Баруздин, М. Бременер, Ю. Рытхэу, Ю. Яковлев и др.»[57].

Отдел публицистики тоже не переставал играть ведущую роль, он был вторым по величине в составе общесоюзных пионерских журналов. Пионерам и школьникам пытались привить социальную модель активного участника в жизни страны. Столь же основательным, как и до войны оставался научно-популярный отдел, немного упрочила свои позиции школьно-пионерская рубрика.

С середины 1950-х гг., после развенчания культа личности, реабилитации «врагов народа» и возвращения к печати репрессированных писателей, в 1956 г. был восстановлен журнал «Костер». Для детской журналистики, как и для всего Союза, наступила «оттепель».

В целом можно сказать, что на протяжении 1930-50-х гг. власть продолжала пользоваться детской и подростковой периодикой в качестве инструмента для манипуляции мышления. При этом аудитории стремились представить максимально точную реальность, публицистические отделы были наполнены фактами, цифрами, но не обходились без громких лозунгов. Произведения, представленные в отделе беллетристики, должны были продвигать социальные ролевые модели активных помощников государству и Родине. Однако ни одно из изданий при этом не могло обходиться без рассказов о животных и приключениях и очерков о дальних странах. Многоплановость информации также оставалась одним из основных принципов работы советской детской журналистики.