Какие же из всего этого следуют выводы?

Во-первых, тот, что частная собственность и государство есть не два разных института, а один и тот же институт, единство противоположностей интересов каждого частного собственника в отдельности и общего, коллективного интереса класса частных собственников. Очень близко к пониманию этого подошли видные теоретики анархизма. Так Петр Кропоткин еще в 1892 г. писал: «Капитал и государство – два параллельно растущих организма, которые невозможны один без другого, и против которых поэтому нужно всегда бороться вместе – зараз против того и другого. Никогда государство не смогло бы организоваться и приобрести силу и мощь, которую оно теперь имеет, ни даже ту, которую оно имело в Риме императоров, в Египте фараонов, в Ассирии и т.д., если бы оно не покровительствовало росту земельного и промышленного капитала и эксплуатации – сначала племен пастушеских народов, потом земледельческих крестьян и еще позднее промышленных рабочих. Таким образом, эта страшная, колоссальная организация, известная под именем государства, образовалась постепенно, мало-помалу, покровительствуя своим кнутом и мечом тем, кому она давала возможность захватить себе землю и обзавестись (сначала посредством грабежа, позднее при помощи принудительных работ побежденных) некоторыми орудиями для обработки земли или для производства промышленных фабрикатов. Тех, у кого работать было нечем, государство заставляло работать для тех, кто владел землями, железом, рабами. И если капитализм никогда не достиг бы своей настоящей формы без обдуманной и последовательной поддержки государства, то государство, со своей стороны, никогда не достигло бы своей страшной силы, своей всепоглощающей мощи и возможности держать в своих руках всю жизнь каждого гражданина, какую оно имеет теперь, если бы оно не работало терпеливо, сознательно и последовательно над тем, чтобы образовался капитал. Без помощи капитала королевская власть никогда даже не смогла бы освободиться от церкви; и без помощи капиталиста она никогда не могла бы наложить свою руку на все существование современного человека, с первых дней его школьного возраста до могилы» (См. «Современная наука и анархия»).

Исторически и логически разделение на классы, частная собственность и государство возникают одновременно, а не одно вслед за другим. Первые государства, восточные деспотии от Египта до Китая в Азии, государства майя, ацтеков и инков в Америке не знают еще частной собственности, в привычном нам смысле, на средства производства, в особенности на землю, но разделение на классы, на тех, кто «обрабатывает природу и тех, кто обрабатывает людей», на тех работает и тех, кто распоряжается чужой рабочей силой, здесь уже есть. («Бернье совершенно правильно разглядел, что в основе всех восточных порядков лежит отсутствие частной собственности на землю. Вот настоящий ключ даже к восточному небу» Маркс К. Т.28, с.215).

Частная собственность на землю тут еще отсутствует, а распоряжение чужим трудом, собственность чиновничества на результаты чужого труда уже есть. В Китае, Корее и многих других странах Юго-Восточной Азии это, например, было обусловлено тем обстоятельством, что основной злаковой сельхозкультурой, которую здесь выращивали, был рис. Рис же, в отличие от пшеницы, ячменя, ржи, овса, проса... не возможно в принципе выращивать отдельной крестьянской семьей, как это было в Европе, поскольку для этого необходимо было идеально выровнять поля, залить их до определенного уровня водой. А для этого в свою очередь требовалось создание выше от уровня этих полей водохранилищ, которые нужно было наполнить водой, через которые шло распределение и регулировка подачи воды. Вся эта система требовала централизации и координации большого количества человеческих ресурсов, а значит и определенного типа государства, которое кардинальным образом отличалось от европейских государств как античной, так и средневековой эпохи. Господствующий класс в азиатском способе производства представляют чиновники, жрецы, военные и, эксплуатируемый – крестьяне-общинники. Государство здесь выступает как коллективный субъект эксплуатации, а крестьянская община – как ее коллективный объект. Прибавочный продукт здесь переходит не в руки отдельных земельных частных собственников, а изымается в пользу государства. Эксплуататорский характер этого государства не упраздняется тем фактом, что значительная доля прибавочного продукта деспотии уходит не на личное потребление жрецов, военных и чиновников, а на организацию общественных работ: строительство дорог, храмов, плотин, пирамид, ирригационных и фортификационных сооружений.

Во-вторых, из всего вышесказанного следует, что первым эксплуататорским классом в истории человечества были не рабовладельцы, не феодалы, а именно чиновники, бюрократия. Тем, кто не считает бюрократию классом, поскольку каждый чиновник в отдельности не владеет средствами производства, можно ответить, что бюрократия и есть класс вообще, чистый продукт разделения общественного труда на умственный и физический, управленческий и исполнительский, господство которого первоначально было основано на прямом распоряжении чужой рабочей силой, которое не было опосредствовано частной собственностью (в обыденном понимании) на средства производства. («Бюрократия имеет в своем обладании государство...: это есть ее частная собственность» Маркс К. Т.1, с.272). Классы рабовладельцев, феодалов, буржуазии преходящи, а класс чиновников, жрецов, бюрократов, военных видоизменяется, модифицируется, модернизируется, но остается на протяжении всей истории классового общества, включая историю СССР. В-третьих, из всего этого вытекает, что «чистой» частной собственности, эксплуатации, в чистом виде никогда не существовало. В средневековой Европе, например, самым крупным феодалом были не короли, князья, графы и бароны, а католическая церковь, церковная бюрократия в коллективной собственности которой находились огромные земельные, людские и финансовые ресурсы. Эту собственность не возможно было завещать, передавать по наследству, владеть ею на правах личной «частной» собственности. Ею духовенству можно было только пользоваться и распоряжаться в соответствии со строго определенным статусом каждого священника в церковной иерархии. Но от этого католическая церковь не переставала быть институтом, который не только сам нещадно эксплуатировал, облагал повинностями, поборами и налогами крестьян, но и освящал эту эксплуатацию всем феодальным обществом от имени бога. Понятное дело, что сказанное в полной мере относится не только к католической церкви, но и к православной и ко всякой другой. Всегда институт частной собственности, в том числе и буржуазной, являлся не индивидуальной, а коллективной силой всего эксплуататорского класса, причем коллективной силой находящей свое высшее оформление в государстве.