СУПЕРАНИМАЛ (СВЕРХЖИВОТНОЕ) 7 страница

Одно время в нашей прессе «застойной эпохи» публиковались письма — сетования читательниц, сожалевших о поспешной законодательной отмене дуэлей. В таких своих цидулах эти барышни настоятельно требовали возобновления «поединков чести» в целях безошибочного выявления «настоящих мужчин». Теперь, по-видимому, к услугам и удовольствию таких привередливых дамочек — широко поставленная и хорошо налаженная «служба разборок» в мафиозных структурах.

Диффузный женский вид — это, если так можно выразиться, «вагинально-демократические» женщины, т.е. и социально, и сексуально безынициативные. Это те самые, знаменитые «бабы», про которых, в частности на Руси, говорят, что «на них воду возят»! Описание этих женщин, «баб» — дежурные эпизоды русской пронародной литературной классики. Это именно над ними издеваются пьяные мужья, это их выгоняют с детьми на улицу, их бьют и т.д. и т.п. В качестве ответной меры эти несчастные создания «голосят», плачут, воют, «жалятся» соседям, но, тем не менее, всё терпят, сносят и быстро отходят, забывая полностью или на время всю тяжесть нанесённых им обид.

Их часто отличает необычайная - даже по меркам России - глупость; иногда — практически животная тупость. Здесь, правда, наиболее иллюстративны «средние американки» — действительно мало отличающиеся от дрессированных животных, натасканных рекламой на «голос» вещизма. Среди женщин диффузного вида распространённое явление — фригидность, совмещённая, в то же время, с очень поздним климактерием, — вплоть до фертильности (потенции к деторождению) глубоких старух. Диффузные женщины в России представлены предельно широко, именно они здесь «делают погоду», и так же, как и диффузные мужчины, они не подвержены в значительной степени хищной деформации.

Сама же хищная деформация общества, в общем случае, зависит от процентного количества в нём хищных гоминид, и зависимость эта имеет ярко выраженный экспоненциально возрастающий характер. Какое-то количество хищников в своих рядах общество может выдержать безболезненно, да и сами хищные гоминиды в таких «мирных» обществах особо не высовываются, выжидают. Но если их количество превышает некий критический порог, или же в обществе ослабляются социальные узы, то следует лавинообразный процесс возрастания насилия, алчности, безнравственности...

Наряду с суперанимальным видом, представительниц диффузного вида тоже именуют в народе поощрительной кличкой «конь-баба». Правда, в отличие от суперанималок, диффузницы командных высот здесь никогда не достигают, многие из них вообще «находят себя» лишь на физических работах: рельсы-шпалы, «майна-вира» и т.п. откровенно не женские занятия. Но, конечно, произошло это противоестественное трудовое перепрофилирование лишь «благодаря» параноическим стараниям советской власти, упразднившей какие бы то ни было половые различия, как досадные препятствия на пути к «светлому будущему», от которого столь же безумная «демократическая» власть шарахнулась в противоположную сторону, и тоже нивелируя половые различия, но уже с позиций «либерастического» насаждения в обществе гомо- и бисексуализма.

Диффузницы, в принципе, беззлобны, часто — безропотны, для своих детей делают всё, что в их силах и даже больше, вплоть до самопожертвования, чем в итоге их и портят, — если смотреть на эту родительскую самоотверженность и её плоды с позиций приспосабливаемости, самоутверждения и жестокого упорства в достижении поставленных (или навязываемых обстоятельствами) целей, т.е. с позиций откровенно хищных.

Но отмеченная безропотность диффузниц культивируется единственно при условии держания этих женщин в «ежовых рукавицах» — типа их перманентных или превентивных избиений. Именно это, собственно, и практиковалось в старой патриархальной, домостроевской и всё же мудрой России. Иногда бывает достаточно и одной лишь простой «острастки», припугивания. Но всё же это эвфемическое, мягкое средство не всегда срабатывает, кроме того, всегда остаётся опасность того, что диффузницы могут почувствовать реальную «слабинку» у «хозяина», и тогда они тут же «сядут ему на шею».

Отсюда проистекает очень важный, чуть ли не глобальный вывод. Предоставление каких-либо реальных прав и полномочий диффузным женщинам — это, попросту, без тени преувеличения, страшная вещь! Что-то вроде «спички — детям»! Последствия этого неразумия можно наблюдать воочию в России, допустившей эмансипацию женщин, и не обеспечившей создания защитных механизмов для мужчин от этого, воистину, всенародного бедствия. И где теперь искать русского мужчину?!

Господи! Сколько ж миллионов мужей было посажено в тюрьмы их благоверными жёнами! Сталин не пересажал столько «врагов народа», сколько эти «наречённые наши подруги», «спутницы жизни», «милые суженые наши» и «прекрасные половины» посдавали своих несчастных супругов в ЛТП, «на 15 суток» и на более длительные – уже тюремные - сроки!

Но в большинстве случаев терпеливость диффузных женщин всё ж таки сохраняется, распространяясь и на сексуальную сферу. Они безоговорочно приемлют сексуальные притязания во всём диапазоне, причём даже — без рекомендуемого сексологами лишь постепенного его расширения (приучения) [24]. В этом заключается ещё одно их существенное отличие от хищных женщин, предпочитающих излюбленные способы сексуального удовлетворения — как «примитивные», традиционные, так и зачастую весьма экзотические, и, кроме того, проявляющих при этом избирательную, «селективную» настоятельность.

Подобная настоятельность часто сопровождается ещё и неумеренностью, сравнимой лишь разве что с бешенством матки. Вот, например, что пишет в своих воспоминаниях о Марлен Дитрих её дочь — Мария Рива. «Я не перестаю удивляться, как удавалось моей маме все эти годы не беременеть. Правда, это обеспечивал ей ритуал спринцевания ледяной водой с уксусом. Из всех сокровищ моей мамы пуще всех оберегались корсаж и резиновая груша для спринцевания. У неё помимо основной всегда были четыре запасных, на случай, если прохудится та, которой она пользуется. Белый уксус от Гейнца покупался ящиками». В народе существует наиболее удачный термин, характеризующий таких женщин: «злоебучие».

Для диффузниц же смена партнёра относительно трудное дело, и явление это редкое; им, скорее, свойственна рабская преданность, но — при обязательном наличии «кнута». Это — та самая «маленькая, но кричащая во всё горло истина», преподанная Заратустре: «Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку!» [41]. Но если всё же подобная смена происходит, в силу каких-либо обстоятельств, то диффузные женщины проявляют неприкрытый консерватизм — в тех случаях, когда новый «хозяин» обладает иными «манерами» в своём копулятивном (сексуальном) поведении. Этот консерватизм выражается в том, что они либо не приемлют каких бы то ни было новшеств, либо, наоборот, — ограничений. Это тоже можно считать проявлением их глупости. Да и вообще, наиболее характерный и основной признак глупости — именно неспособность адекватно использовать свой прежний жизненный опыт, ненаучаемость.

К слову сказать, сверхглупость, вопиющее недоумие человечества самым наиочевиднейшим образом проявляется как раз в игнорировании своего жизненного опыта — истории, страшные уроки которой не идут ему впрок, что даёт все основания считать эту «науку» лишённой смысла.

Но следует учесть и то, что «история» в её современном традиционном изложении — это всего лишь военно-политическая история, которая есть не что иное, как описание междоусобиц и борьбы хищных гоминид за политическую и экономическую власть в этом мире. Истинно же «народная история» нехищного человечества протекает глубинно и, можно считать, «бесписьменно». Так что она как бы и не сохраняется, но, несмотря даже на то, что хищные владыки всячески пытаются «отбить у людей память», тем не менее, какие-то выводы людьми всё-таки делаются. Результат этого — нравственный прогресс, в такой же точно степени медленный и неустойчивый...

Неоантропический вид — это «анархо-клиторальные» женщины и, реже, это уже сверхженщины — «анархо-вагинальные» особи. Независимые, во многом откровенные, они не любят, чтобы ими командовали, хотя и могут позволить себе подобную прихоть для разнообразия; они меняют мужчин, как вещи повседневного спроса. В традиционном, во многом устаревшем представлении они являются плохими жёнами, но матери они, в любом случае, — великолепные. Часто, не имея пока собственных детей, они с истинным удовольствием нянчатся с племянниками или с соседской детворой.

Сексуальное поведение у них — без ограничений, но оно всегда не вульгарно, и главное — очень тактично по отношению к мужчинам, что позволяет им «крутить» последними, как только им заблагорассудится, но в итоге — безо всякой на то для себя пользы. В народе многих из них зачастую именуют «****ьми», но только — в прямом смысле, т.е. исключительно в сексуальном, и, в общем-то, — без осуждения, а несколько даже как бы «завистливо», что не так уж и обидно, но всё же - по большому счёту - несправедливо, и даже ошибочно. Наиболее правомерно будет употребление этого многозначного фольклорного термина по отношению к суггесторному виду женщин, ибо матерная дефиниция эта справедлива для них и в плане чисто житейских взаимоотношений, а это обеспечивает «наполненность» употреблённого (и наиболее употребительного в народе) выражения.

Но основную разницу между этими двумя видами женщин можно проследить лишь на предельных уровнях женственности. Так, женщины-суггесторы при соответствующих физических данных часто становятся популярными секс-бомбами западного шоу-бизнеса (здесь, правда, чаще и успешнее подвизаются диффузные женщины — это всё же подневольное занятие, для них более подходящее). Самые же эффектные из них могут занимать позиции предельно дорогих, шикарных и роскошных содержанок, элитарных проституток. Женщины же неоантропического вида даже при меньшей внешней женской привлекательности способны достигать качественно иной позиции: а именно, статуса «роковой женщины», т.е. женщины не столько и не только «vamp» (соблазнительницы), но ещё и — «разрушительницы чужого семейного очага».

Нужно добавить, что проституция - в понимании «профессии», «дела» - полностью находится «на откупе» именно у женщин суггесторного вида. В особенности это ярко проявляется в т.н. «престижной» проституции, «элитарной» — у нас эту дорогостоящую проституирующую «сестрию», представляют путаны, продающиеся «задорого» иностранцам или отечественным толстосумам. Диффузные женщины идут на это срамотное дело лишь под влиянием среды: дурной пример, раннее совращение, тяжкие жизненные обстоятельства. К тому же значительная часть проституток — олигофренки.

Кстати, этих предельно падших женщин легко различать. Если у продажных суггесторных женщин всегда нагло-порочное выражение лица, то у диффузниц — виновато-порочное, а то и просто лишь виноватое, особенно в трезвом виде. И они всё же тяготятся своим положением, в отличие от суггесторных проституток, бравирующих своим таким «боди-бизнесом». Последние действительно совершенно искренне считают «сильным полом», «победительницами» именно себя, а «побеждёнными» — «слабых на передок» мужчин, «охочих до баб». (По окончании своей непосредственной сексуально-трудовой деятельности многие из них становятся «мадамами» — уже содержательницами публичных домов и притонов, наших суиенёрш именуют «мамами», позоря это великое слово). Не случайно все они охотно сотрудничают с разведывательными органами, это добавляет им самоуважения, и без того непомерно высокого. Наиболее известная подобная сотрудница, «супервумен» — знаменитая танцовщица, немецкая шпионка Мата Хари (Око Дня — по-малайски), расстрелянная в 1917 году французами.

Поведение женщин-неоантропичек с мужчинами выглядит со стороны наиболее вызывающим и одновременно — непосредственным, и это резко выделяет их среди всех женщин (как хищных, так и диффузных). Это объясняется тем, что они умнее других женщин, да и многих мужчин, и к тому же они понимают это свое интеллектуальное превосходство, хотя и не щеголяют им. Среди мужчин же наиболее вызывающим и колоритным является поведение суггесторов, что есть проявление в той или иной эффектной форме обычных для них наглости и беспардонности.

Но это становится возможным для суггесторов только при условии, если они в данный момент психологически не придавлены суперанималами. Под психологически неодолимым гнётом суперанималов суггесторы тушуются, съёживаются, «пригибаются и приседают». Между собой же суггесторы, как правило, остро пикируются, выкаблучиваются, выпендриваются. Это происходит даже при наличии субординационной дистанции, когда для них же гораздо лучше было бы помолчать и посидеть тихо. Но и в таких случаях всё равно непременно включаются подспудные конфронтационные (хищные!) механизмы, и начинаются общеизвестные процессы «подсиживания», безо всякого принятия в расчёт опасности таких занятий; скорее, наоборот, это бодрит их, вызывает прямо-таки охотничий азарт. В этом заключается отличие административных суггесторов от диффузной начальственной сошки: у последних нет подобного стремления к конфронтации, тем более — с начальством. Это именуется «быть исправным служакой», и объясняется тем, что они бывают полностью психологически блокируемы своими хищными начальниками.

В итоге получается так, что на таких вот «вальяжных», разбитных суггесторов, оказавшихся «без присмотра» своего начальства, женщины-неоантропички действуют подобно блесне на щук. Но так как эти женщины всё прекрасно понимают, и к тому же видят всю подлость и неискренность суггесторов (а неоантропичек практически всегда отличает ещё и необыкновенная - не очень-то свойственная женщинам - порядочность), то контакт «с полной выкладкой» между ними является не таким уж простым делом, или же — не имеющим серьёзного продолжения. Это, в свою очередь, ещё больше распаляет и возбуждает подобных «клюнувших» суггесторов, и часто доводит их до истинного умопомрачения и маниакального поведения в своих домогательствах, что зафиксировано в обширной литературе, — как в художественной, так и в криминалистической [28]. Описание подобных «сложных» взаимоотношений полов действительно составляет обширный пласт в мировой литературе. В отечественной же классике эту тему наиболее рельефно, до гротеска, отобразил Ф.М.Достоевский. Именно таковы взаимоотношения Рогожина и Настасьи Филипповны, а также — карамазовской стаи и Грушеньки.

И всё же эта настоятельность суггесторов (существующая лишь до обязательного наступления у них чувства пресыщения после достижения цели) иногда даёт свои ядовитые, противоестественные, гибридные плоды. Многие неоантропички, в особенности — красивые, «интересные», при житейской своей неопытности, на первых порах оказываются в окружении полного кворума хищных мужчин, в основном — суггесторов-развратников. И это делает их подчас несчастными, опустошёнными, внешне циничными, или же — имеющими от первого брака (или связи) гибридных, пошедших в отца детей — «живую подлянку на всю оставшуюся жизнь».

Но всё-таки, в конце концов, у этих прекрасных женщин поднакапливается жизненный опыт (в том числе приобретается и богатая сексуальная информация: что-то типа своеобразной, очень «богатой» коллекции). И женщина-неоантропичка, получив таким образом адекватную психологическую и экономическую информацию (последняя — в основном о невероятном жлобстве суггесторов), прибивается в итоге жизненного бурно начатого плавания к представителю своего вида или к диффузнику, комплектуя уже нормативную семью с мужем-«неудачником»: т.е. не «достиженцем», не «добытчиком» и не «воином» (хотя нередко и военнослужащим), или же с пьющим незлобивым, добродушным и недалёким работягой.

Но очень многие женщины неоантропического вида реализуют себя в жизни и совершенно по-иному: в частности, это т.н. «синий чулок», нередко — монахини-иерархи и ещё реже т.н. «бизнес-вумен» (в этом качестве чаще выступают женщины палеоантропического и особенно суггесторного видов, в любом «гешефте» как раз требуется либо полная бессовестность, либо предельно «гибкая совесть», ведь как известно, «капитал и совесть вещи несовместные», Маркс здесь ошибся, ибо «нет такого преступления, на которое не пойдёт капитал при прибыли даже в 3 %»). И как это ни огорчительно для мужского самолюбия, но, скорее всего, именно женщинам неоантропического вида будет доверена верховная (и ни в коем случае никаким женщинам нельзя предоставлять власть среднего и нижнего звена) власть в обществах Будущего.

ГИБРИДИЗАЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВИДОВ

Говоря о видовом разделении человечества, необходимо, естественно, рассмотреть и проблему гибридизации человеческих видов, т.е. вопрос о последствиях межвидовых связей. В первую очередь, необходимо учесть то обстоятельство, что все человеческие виды полностью симпатричны, т.е. их «ареалы» (области распространения) по сути дела являются одними и теми же. При таких условиях, на первый взгляд, может показаться, что гибридизация уже давным-давно должна была сделать своё «чёрное дело»: размазать видовые различия, запрятав внутрь каждого человека определённую, и весьма различающуюся (индивидуально варьируемую) дозу хищности, бесчеловечности, в дополнение к такой же - личностно определённой - переменной дозе противоположных качеств: доброты, альтруизма, сострадания, человеколюбия.

Именно этот «уравнительный» тезис уже давно и неустанно декларируется в литературе, искусстве, СМИ. Вне сомнения, делается это хищными гоминидами с целью собственной маскировки, это то, что называется, «наводить тень на плетень». И хотя таких «уравнительных фальшивок» (о «всех людях — братьях») запущенных в обиход, внедрённых в массовое сознание существует не так уж и много, но вред от них огромен!

На самом же деле, точно так же, как и в случае с «кошмаром Дженкинса» (теория постепенной нивелировки видовых различий) по отношению к дарвинизму, выяснилось, что возможность нивелировки человеческих видов — это тоже пустые страхи, и именно в этом обстоятельстве заключается шанс на выживание человечества.

Межвидовые запретительные, препятствующие скрещиванию механизмы уже на докопулятивной, точнее, презиготической стадии взаимоотношений (т.е. до оплодотворения) оказываются весьма и весьма действенными, даже несмотря на все смазывающие и маскирующие видовые различия факторы: та же косметика, алкоголь, экстремальные сексуальные условия («безрыбье»), принуждение, расчёт... Эти запретительные механизмы у человека надёжно защищены тем, что находятся они в подсознании и поэтому не могут быть устранены или как-то существенно искажены воспитанием, пусть бы даже и целенаправленным.

Из этих механизмов основными являются чувство первого впечатления, а также ощущения, испытываемые от нахождения рядом: неприязни, напряжённости или же, наоборот, симпатии и спокойствия. Здесь имеется в виду «нехищная» сторона контакта; ощущения и эмоции хищных гоминид совершенно иные. Именно эти «контактные» ощущения являются «спусковыми крючками» дружбы и «детонаторами» любовных взрывов.

Хотя в общем случае, любовь часто может возникать и по случайным, ситуационным — уже не причинам, а — поводам. Либидо как бы старается вырваться при каждом подходящем случае из подсознательной клетки Id (Оно). Отмеченное же «запретительство» в полной мере относится к диффузному виду и неоантропам (и лишь частично свойственно гибридам), оно же заодно до некоторой степени иллюстрирует ту древнюю страшную психологическую «пристройку снизу» их пращуров к смертельно опасным, противоестественно хищным сородичам — адельфофагам.

У суперанималов видовое самосознание наиболее яркое, и имеет оно совершенно иные формы, являющиеся производными от чувств доминирования и агрессивности. Для них все окружающие, в том числе и женщины и дети, представляют собой нечто наподобие непослушного, постоянно разбредающегося их личного стада-гарема (они, как правило, бисексуалы и педофилы), которое необходимо держать «в узде», «в струне», «в ежовых рукавицах». Плюс ко всему необходимо ещё отгонять или даже уничтожать любых (как «приблудных», так и «возникающих местных») соперников, конкурентов.

Суггесторы же и здесь, как и везде, занимают амбивалентную позицию, принимают свою излюбленную «стойку»: с одной стороны, у них присутствует стремление к доминированию, с другой, — идёт неустанный поиск достаточно безопасного окружения, не способного к серьёзному отпору. Всё это их лавирование наиболее точно отражено в пословице: «молодец — против овец, а против молодца — сам овца».

Если всё же эти предварительные межиндивидуальные сигналы не оказывают своего запретительного воздействия, не срабатывают (здесь-то как раз и могут сказаться все те смазывающие видовые различия факторы!), то тогда вступают в действие постзиготические запретительные и ограничительные механизмы, нередко затрагивающие уже и психофизиологию организма. Они-то и объясняют опредёленную часть генетических отклонений, приводящих (как правило, в последующих поколениях* — F1, F2...) к таким клиническим проявлениям, как выкидыши, импотенция, бесплодие («мул-эффект»), психические отклонения и т.д. Сюда же относится и отсутствие отцовского или, что ещё страшнее, материнского инстинкта у родителей.

Но вообще, нужно отметить, что неминуемое генетическое вырождение и вымирание последующих поколений гибридных потомков (от скрещивания хищных и нехищных видов) не является единственным «тактическим ходом» Природы. Зачастую эти процессы гибридной дегенерации проходят гораздо быстрее, но — в сложных, специфически человеческих, т.е. уже в «социально обставленных» условиях и опосредованных формах, хотя и общеизвестных, но никогда ранее не рассматриваемых в подобном видовом ракурсе, и поэтому никак не выделяемых в общей картине. В то же время, процесс этого «социального» вырождения являет собой необычайно пёстрый и широкий спектр разнообразнейших неординарных психопатологических явлений.

Так как видовые различия непосредственно затрагивают морфологию коры головного мозга, то поэтому и процессы вырождения гибридного потомства - результата межвидового смешения хищных и нехищных человеческих видов - оформляются в значительной своей части не по физиологическому типу, а сопровождаются, главным образом, рассудочной патологией. Чаще всего — это расщепление или какое-либо неадекватное смещение сознания, патология или гипертрофия агрессивных потенций. Это всё то, что именуется сумасшествием, или иначе, в просторечии, «сдвинутостью», «тронутостью», «ненормальностью». Существующая же медицинская классификация подобных явлений патологии человеческой психики никогда не учитывала видового фактора, и потому нуждается в существенной корректировке.

Конечно же, часть подобных или очень похожих негативных психопатологических проявлений возникает и у нехищных видов. Существует некая печальная «норма» патологий — в силу социально-генетических «издержек воспроизводства»: разрушительные дистрессы, негативные мутации. Но, по большей части, они вызываются экзогенными, внешними факторами, такими, как алкоголизм, наркомания, непомерное давление социальной среды, не говоря уже об общественных катаклизмах и потрясениях, сопровождающихся повсеместным появлением всевозможных неадекватных личностей: психопатов, псевдоюродивых, пророков-параноиков и т.п. Всё это чрезвычайно искажает общую нозологическую («нозология» — наука о болезнях) картину протекания отмеченных процессов гибридной дегенерации.

Как уже говорилось ранее, таксономическое понятие «вид» (совокупность особей, дающих репродуктивное потомство) должно непременно учитывать и чисто человеческую специфику — сапиентность (наличие рассудка, разума). И только при таком единственно правильном, расширительном подходе - с учётом человеческих видовых признаков: рассудочности и разумности - становится совершенно очевидным, что корни опредёленной части случаев шизофрении, паранойи и прочих психопатологических явлений лежат именно в межвидовой гибридизации, следствием которой является наложение диаметрально противоположных мотивов поведения: хищной агрессивности и нехищного неприятия таковой.

Это опять-таки очень похоже на те самые, тоже рассматривавшиеся ранее, «неадекватные рефлексы» у животных, возникающие в ситуациях воздействия на организм двух противоположных стимулов (например, от животного требуется одновременно и напасть и убежать), и тогда они начинают делать нечто совершенно неуместное. Но для животного такие состояния растерянности задаются средой (или экспериментаторами) извне. У потомка же хищного и нехищного человеческих видов всё это находится «внутри», поэтому происходит неминуемый дисбаланс сознания, в результате чего он и «сходит с ума»: его поведение становится неадекватным, а не то и общественно неприемлемым. Другими словами, происходит создание дипластии (абсурда) нового уровня (нравственного), с которой подобное «смешанное» человеческое сознание уже не в состоянии справиться, как оно, вспомним, справилось с дипластией «абсурда» при становлении рассудочности.

До какой-то степени карикатурным, забавно-трагическим, выглядит один из полюсов подобного расщепления сознания на хищный и нехищный компоненты, равноправно уживающиеся в одном мозгу. Имеется в виду знаменитая клептомания: «голубой воришка» и не может не воровать (суггесторность!), и ему же одновременно мучительно стыдно, «совестно» за это своё пристрастие (диффузность!). Наиболее же страшен и чудовищен противоположный шизофренический полюс: нечто вроде совмещения в одном индивиде и поочерёдного «всплывания» в сознании то благопристойного «доктора Джекила» (диффузность!), то звероподобного убийцы «мистера Хайда» (суперанимальность!) — чудовищного персонажа известной повести Р.Стивенсона. К этому же кругу явлений расщеплённости сознания относятся и общеизвестные случаи т.н. «буйного помешательства»: мозг как бы «переключается» и начинаются приступы неукротимой злобности и ярости.

Для большей ясности можно провести следующий «мысленный эксперимент». Предположим, что у человечества (или у очень большой отдельной, изолированной человеческой популяции) отобрано то, что сейчас именуется рассудком, т.е. оно оказалось бы лишённым речи. Скажем, в результате страшной катастрофы произошло бы полное одичание людей! Тогда, с бихевиористской (сугубо поведенческой) точки зрения, человечество (или такую, впавшую в дикость, популяцию) можно будет уже считать практически единым видом. Но морфологические изменения в мозге всё же останутся, как останется и потенциальная готовность (врождённая предрасположенность) к рассудочному поведению: любое поколение детей может быть научено языку. Самостоятельный же путь, скорее всего, в таком случае будет уже заказан, несмотря на то, что жуткие «социальные» условия (типа каннибализма) для вторичного оразумления наверняка останутся.

Если такое гипотетическое «новое человечество» достаточно быстро не вымрет (что наиболее вероятно), то оно уподобится сообществам серых крыс, ведущих смертельные войны между собой за территории обитания (да и сейчас-то человечество очень недалеко ушло от этих своих серых «братьев меньших», если не сказать наоборот — крысам далеко до людей в этом плане). Оно самопроизвольно распадётся на враждующие между собой «прайды-феоды», состоящие из 10-15 взрослых самцов и переменного количества самок и детёнышей. Повсеместно во всех таких популяциях «человека послеразумного» («Homo post-sapiens») будет наблюдаться предельная доминантность. Возобновится людоедство. Поединки между самцами будут длиться до обязательного убийства одного из «дуэлянтов» и его поедания «секундантами» и, «за компанию», всем «зрительским коллективом». Бездумное, вненравственное поведение в таком случае станет обычным видовым поведением чудовищного примата Homo post-sapiens.

Агрессивность, доминантность — всё это станет на свои, уже социально не ущемлённые, места. Потенциальный шизофреник-клептоман уже нимало не стыдясь будет приворовывать пищу у соплеменников. Потенциальный параноик будет попросту более неожидан в своём поведении — более «богатом», в сравнении с другими особями «прайда». Т.е. все «умственные» болезни исчезнут вообще, в том числе полностью растворятся в бездумии гибридные различия и особенности. «Мистер Хайд» и «доктор Джекил» протянут друг другу руки,.. точнее, лапы, и совершенно забудут все свои прежние разногласия в нравственной области.

Правда, возможно, проявится то, что потенциальные гибридные потомки (несостоявшиеся сумасшедшие) будут всё же не совсем «комфортно» себя чувствовать, ибо дадут себя знать неустойчивые нервно-психические структуры, что может привести к каким-либо странностям и отклонениям в поведении, и они поэтому будут достаточно быстро выбраковываться: вероятнее всего, «нарываться на поедание» в первую очередь, прежде других.

Ещё неким отголоском видовых различий, в случае подобного гипотетического «обезумления» человечества, стали бы непременные трудности с подысканием «царских невест», т.е. таких самок, от которых бы у хищных доминантных самцов («недосуперанималов») могло быть «полноценное» потомство — предельно агрессивное. Так что определённое межвидовое разделение сохранится: уж очень велика существующая генотипическая дистанция между суперанималами и диффузным видом. Поэтому общеизвестное образное выражение «род человеческий» в таксономическом плане является не совсем точным.

Нынешнее человечество — это, скорее, семейство, состоящее из рода, включающего в себя вид суггесторов (псевдолюдей) и два вида нехищных людей (диффузники и неоантропы), а также ещё из - генетически более дальнего - вида, или даже рода суперанималов (нелюдей): обладающих рассудком, «второсигнальных» животных.

Общую картину гибридизации человеческих видов искажает и усложняет, как минимум «удваивая» её, рецессивно-доминантный характер всех этих процессов наследования хищных и нехищных признаков. Это происходит всё из-за той же «таксономической редуцированности» женщин, при которой видовая принадлежность с доминантными признаками хищности или нехищности определяется мужским генотипом, а рецессивные, вторичные их проявления — женским. Именно в этом состоит очень важный аспект полового диморфизма во всём человеческом семействе. Поэтому хищные признаки (как более простые, ведь это — отсутствие тормозных нравственных механизмов) могут быть переданы мужскому потомству при межвидовых контактах через любую женщину (и даже через несколько поколений гибридных женщин), при условии т.н. «возвратного» (повторного) скрещивания с чистокровными хищными гоминидами в последующих поколениях. Весьма сходную и близкую аналогию такому способу наследования признаков хищности являет собой гемофилия — не затрагивая женщин, она проявляется по мужской линии. (Но всё же хищность «прилично» затрагивает и женщин.)