Постмодернистская сетевая культура: идеология глобализма ХХ1 века

  . Если классика и высокий модерн в Европе – это, несомненно, искусство, хотя и онтологически разное, то постмодерн оказывается уже постискусством, «послеискусством». В таком плане постмодернистская семиодинамика странно напоминает древний восточный пантеизм, согласно которому «ты есть тот» («тат твам аси»), а противоположность любой истины — тоже истина. Так или иначе, как художественно-философская практика постмодерн есть совершенный инструмент уничтожения (приведения к ничто) «бога» и человека. Фуко, Деррида, Делеза и другие отцы постмодерна теоретически обосновали коммуникацию без общения, смысл поверх (помимо) смыслоразличения, чтение и письмо как операции с «телефонной книгой», абоненты которой слышат не голоса друг друга, но только собственное эхо. «Другой» в постмодернизме заменил ближнего, но с «другим» мы как раз не в состоянии общаться именно потому, что он другой. Бесконечная перекодировка в иномыслие, перманентная игра несчетного множества текстов (интертекст, гипертекст, борхесовская библиотека-лабиринт) — такова стратегия поставангарда. В духовно-онтологическом плане происходящая на наших глазах драма западной цивилизации есть духовная революция, действительно отменяющая различие между верхом и низом, правым и левым, белым и черным, мужским и женским, просветлением и наваждением, жизнью и смертью. Богом и сатаной.    

   Особое место в центре «свободной семиодинамики» занимает информационно-концептуальная власть, принадлежащая в начале XX1 века СМИ, и прежде всего телевидению и интернету. Виртуальная реальность электроники — это жесткое дисциплинарное производство социальной массы (глобального «человейника»), управляющее подсознанием миллионов. Медиакратия является сегодня универсальным инструментом анонимной власти, выстраивающей «общество спектакля», где любая жизненная и культурная ситуация подается как материал для зрелища. Культура XXI века стала культурой призраков (фальшаков, симулякров). Очевидным свидетельством инфернальных тенденций современной западной культуры является рок – не просто музыка, а господствующий среди молодежи стиль жизни и миропонимания, излучающий модерированные сатанинские энергии. Как заметил ещё в 70-х годах прошлого века знаменитый «битл» Джон Леннон, «мы сейчас гораздо популярнее Иисуса».

С религиозно-философской точки зрения, описанное состояние «открытого общества» представляет собой пародийное воспроизведение абсолютной всевозможности при утрате божественной природы последнего. «Будете как боги» (Быт. 3,51) — на эту полуправду хитрого змея поддалась «фаустовская» евроатлантическая цивилизация, владеющая в эпоху тотальной коммуникации полом, возрастом, мыслями, унисексом – всем, кроме смерти.

Правда, неверующих людей не существует: не верующие в Бога верят в смерть. Такова цена люциферианского нарциссизма сознания, заменяющего сущности отношениями и очарованного игрой с собственными двойниками. Здесь нет другого, потому что нет и человека как образа Божия.

Рис. 4 Строение постмодернистской цивилизации

1. Духовное ядро: вера в ничто, коды небытия

2. Культура: смысловая игра, означающее без означаемого

3. Общество: анонимно-информационное управление социальной массой

4. Технология: универсальный сетевой гипертекст

   Что касается постмодернистской государственности, то позволительно сомневаться в самой применимости этого понятия к позднебуржуазной цивилизации. В начале ХХ1 века у государства на Западе появился мощный противник – как идеологический, так и практический. Речь идет о сетевых структурах как основе нетократического (от англ. net – сеть) манипулирования обществом, в том числе культурой и искусством.                                         

     Большинство аналитиков согласны, что сетевые структуры существовали всегда, только назывались другими именами. Во все времена во многих странах имели место неправительственные, и в этом смысле неформальные, группы людей, ориентированные на самые различные социокультурные функции и цели. При предельно широком подходе сюда можно отнести политические партии, открытые и тайные общества вроде мирового масонства или коминтерна, бизнес-структуры, интеллектуальные и творческие союзы («ротари-клуб» и т.п.), информационные сети (интернет), криминальные группировки (мафия, «воры в законе»), и ещё множество иных человеческих объединений, вплоть до «голубых» и «розовых» интернационал-клубов. Подобного рода негосударственные или даже противогосударственные союзы на протяжении истории возникали, развивались и умирали,но никогда прежде они не выделялись в отдельный класс социокультурных объектов, для опознания которых в качестве самостоятельной реальности необходим специальный термин-знак. Что же произошло?

    Произошло восстание эгоцентрической самости против государства. Государство как таковое есть нравственно-политическая организация народа, опирающаяся на его священные устои и идеалы. . Именно это имел в виду великий государственник Г.В.Ф.Гегель, когда квалифицировал государство как ступень объективного духа в развитии абсолютной идеи. Задолго до него тот же принцип осуществлял на практике, например, император Византии, именовавший себя «епископом внешних дел», или китайский император, главной державной задачей которого было неподвижно сидеть и смотреть на Юг – это значило, что в Поднебесной всё в порядке, и она напрямую соотносится с Вечностью. Во всех приведенных теоретических и практических своих ипостасях государство выступает как сущностная, вертикально развернутая целокупность человеческого бытия,  как всеобщее, организованное в соответствии с определенным ценностным вектором. Без сомнения, это роднит государство с Церковью: разница только в том, что Церковь ориентирована на мир иной, трансцендентный, а государство функционально организует мир здешний. Как социокультурный феномен, государство относится к классическому типу культуры: оно представляет в обществе сверхличный порядок Бога или космоса, то есть осуществляет себя как организованная воля к истине, а не просто как право на законное насилие (если воспользоваться известным определением государственного суверенитета М. Вебером).

    При любом другом истолковании идеи державности мы сталкиваемся с её неотличимостью от того, что ныне называется сетевыми структурами. Выражаясь категориально, государство обладает универсальной ценностной онтологией, и в этом состоит его главное превосходство над любым негосударственным образованием, направленным на решение той или иной фрагментарной (горизонтальной) жизненной задачи, будь то максимизация прибыли или достижение партийного успеха. Герб, гимн и флаг – не внешние, а сущностные признаки государства. Они символизируют его классическую стратегию, его собранность на главном, его в подлинном смысле мета-физическое достоинство.

    Как раз последнему и противятся сетевые структуры. В сущности, дело идет о мировоззренческой – принципиальной -- борьбе сетей против государственного начала. Можно даже сказать, что такова генеральная линия истории – во всяком случае, истории европейской. Начиная с эпохи Возрождения, социокультурное пространство Европы определяется давлением людей денег на людей идеи. Последующая за Ренессансом протестантская Реформация оказалась ничем иным, как буржуазно-индивидуалистическим бунтом против сакральной власти --- тут одинаково потрудились и Кальвин, и Кромвель. Выразительнейший пример победы сети над традиционной монархией являет собой французская революция ХУ111 века, с её просветительско-масонской идеологией и террористической практикой. По сути, это был типичный сетевой заговор, в котором часть (третье сословие) одержало верх над целым -- Францией, ещё хранившей память о Жанне дАрк и Короле-Солнце. Что касается Х1Х столетия, то всё оно прошло под знаком возрастающей агрессии буржуазно-демократических сетей против миропорядка Священного Союза, от коронованного революционного генерала Бонапарта с его буржуазным кодексом, до февральской (масонской) революции 1917 года в России, свергнувшей последнюю христианскую корону в мире. Относительно интернационал-коммунизма отметим только, что первый съезд РСДРП в Минске собрал всего 9 делегатов – это ли не пример тайного могущества сети в новейшей истории? Однако вершиной сетевой политики является разрушение СССР – сверхдержавы середины ХХ века, сокрушившей фашизм, вышедшей в космос, но оказавшейся совершенно беззащитной перед скрытой работой внутренних сетевых сообществ (собственной «закулисы», как сказал бы И. А. Ильин). Восходящий к рационализму Просвещения идеал модерна -- то есть идеал радикального космополитизма, атеизма и либерализма (КАЛ) – после 1991 года стал знаменем «всего прогрессивного человечества».

    Таким образом, сегодня мы стоим перед фактом расцвета постмодернистских сетевых проектов. В мировоззренческом плане, конечно, дело идет о едином культурно-политическо-экономическом суперпроекте, нацеленном на перемену духовного подданства человечества – от Бога к его противнику. Это и есть нетократия. Несущими конструкциями этого проекта выступают, прежде всего, транснациональные финансово-промышленные группы, обладающие контролем над ресурсами и все более склоняющиеся к экономике спекулятивного, а не производственного типа. Такова, например, финансовая империя Д. Сороса, оперирующая «чистыми» дензнаками – типично постмодернистская практика означающего без означаемых. Мощную поддержку такого рода акторам со стороны концептуальной власти оказывают международные информационные сети вроде глобального телевидения или интернета, проецирующие свои семантические ризомы («кусты», «грибницы», лишенные центральной точки отсчета) на ровные бескачественные смысловые плоскости, где люди и вещи уже не имеют естественного «своего места», а лишь отражаются (играют) друг в друге, благодаря чему и получают единственный стимул к бытию. Чего нет в электронном поле, того не существует – в этом суть дела. Такова ныне сетевая интер-религия и интер-культура («сетература»), в экуменическом культе которых в принципе снимается различие между светлым и темным, добром и злом. Виртуальная реальность электроники – это жесткое дисциплинарное поле производства людской ТВ-массы («видиотов»), находящейся под стратегическим контролем анонимного сетевого управления. Французский культуролог Ги Дебор назвал это «обществом спектакля», где любая жизненная драма, вплоть до геноцида и войны («война в заливе») подается как материал для зрелища. Применительно к постмодернистским культурным сетям возможно выделить даже некий «императив горизонтальности: символические структуры типа «высшее\низшее» заведомо кодированы как скомпрометировавшие себя, как не работающие; апелляция к ним расценивается как дурной вкус и обречена на поражение». Свежий пример сетевой идологии и политики – это так называемые «цветные» перевороты в ряде стран Азии и Восточной Европы, где тот или иной постмодернистский спектакль тщательно режиссируется именно на уровне подачи, снабжаясь соответствующими либеральными лозунгами, музыкально-танцевальной рок-оснасткой и т.п.  

    Задумываясь о будущем подобного политико-экономического и культурного строя, можно предположить следующее. Уже в ближайшие десятилетия весьма вероятно наступление жесткого «сетевого тоталитаризма», то есть нового мирового порядка, построенного именно на всеобщей относительности горизонтальных «пустых мест» слишком человеческого жизненного пространства. Старомодное «дурновкусие» различения ценностного верха/низа может быть окончательно блокировано спекулятивными финансово-семиотическими играми, идеально встраивающими человека в психотронную социально-компьютерную систему. Иначе говоря, возможна подлинная демонизация Запада, предсказанная таким мыслителями, как О.Шпенглер, Х.Ортега-и-Гассет, Ю.Эвола – тотальное духовное раскрытие «мирового яйца» снизу для беспрепятственного воздействия на него инфернальных сил. В перспективе подобная социальная архитектура крайне неустойчива, и, видимо, обречена на скорую деградацию. Нынешний Запад фактически находится в плену у своих агрессивных по отношению к божьему миру технологий, это гигантская пиррова победа прометеевско-фаустовского модерна, отвергнувшего христианские ценности под раскаты торжествующего вольтеровского хохота. Американизированный глобальный Фауст получит в ХХ1 веке своего Мефистофеля – но уже не вальяжного господина, как в величественном сочинении И.В.Гете, а звероподобную биоэлектронную бестию, в которой будет смоделирован весь грех, накопленный за годы постмодерна «золотым миллиардом». Запад вошел сегодня в гедонистическую фазу своей истории, воспроизводящую «обратный ход» духовной эволюции Европы: католичество – протестантство (в союзе с секуляризованным иудаизмом) – либерализм (точнее либертарианство) -- неоязычество – инфернальность. Всё это предвещает в обозримом будущем геокультурную катастрофу (гностическую «культуру смерти», по терминологии А.И.Неклессы (1), опасную как для самого Запада, так и для большинства народонаселения планеты, особенно когда его норовят «демократизировать» насильно, с помощью «цветных» революций и крылатых ракет.

    Примечание

1. Неклесса А.И. Мир на пороге новой геокультурной катастрофы // Политический класс. 2005, № 5. С. 69.

Вопросы к & 1. 4.    

1. Игровое начало как основа культуры постмодерна

2. Строение постмодернистского «арт-объкта».

3.  Сетевая культура и информационное общество

4. Виртуальная реальность и анонимная власть

5. Постмодерн в искусстве и политике        

                                          Раздел второй.