Что если ничего не изменится?

 

Даже за пятьдесят тысяч долларов я не смогла бы вернуться на час назад и ничего не знать о том, как Жасмин Блю пыталась отбить папу у моей мамы и в итоге у меня. Пятьдесят тысяч долларов не вернут папе желание рисовать. На них не купишь машину времени, чтобы он смог сжечь те снимки и послать Жасмин Блю подальше, прежде чем мама обо всем узнала. На эти деньги не купишь Элли новую жизнь подальше от Рика, который не может смириться с тем, что она его бросила (Элли сказала, что он пускал в коммуне грязные слухи). И ни за какие деньги мне не попасть обратно в вечер субботы и отговорить Элли пить летучую мышь.

– А что если так теперь будет всегда? – спросила она, когда мы ехали домой с выпускного. – Что если ничего не изменится?

– Блин, – вздрогнула я.

– Ага. – Прошла минута. – Серьезно, представь, что это никогда не изменится?

Для меня ее вопросы обрели двойное дно. Что если никогда ничего не изменится? Я уже давно думала: что если у нас с Элли все всегда так и будет?

Я добралась до заднего двора коммуны, где подданные Жасмин расставили столы с напитками и закусками. Я огляделась: Элли еще не пришла. Только начинался закат, небо еще не потемнело, и из планет было видно только Юпитер. Я стояла и слушала, как птицы в гнездах устраиваются на ночлег. Я слышала эти звуки уже тысячу раз, но как будто никогда их не замечала. Птичье пение умиротворяло. Под него мне было спокойнее хранить свои тайны – а теперь еще и папины. На дворе никого не было. Может быть, все еще ужинали. Может – выкатывали из закромов барабаны. Возможно, они фотографировались голыми, чтобы послать снимки чужим мужьям; эти снимки – легкие и тонкие атомные бомбы, в наносекунду разрушающие семью. Бум – и все.

– Привет! – сзади подошла Элли.

– Привет, – ответила я и попросила ее остановиться и прислушаться. – Разве не странно, насколько по-разному поют птицы утром и перед сном?

– Угу, – ответила Элли.

– Нет, правда.

– Съешь что-нибудь, – посоветовала Элли.

Мы подошли к столу и набрали на тарелки закусок. Я взяла два вида крекеров из чего-то вроде орехов и ягод и сделала вид, что мне нравится миндальное масло и сельдерей, но они были отвратительны, так что Элли молча взяла блюдо у меня из рук и все доела. Это был самый дружеский ее поступок за много недель. Мы направились к пледу, который Элли заранее расстелила на траве. Если честно, я немного беспокоилась насчет вшей. Но все равно села.

– Прости за сегодняшнее, – попросила Элли. – Я просто психанула. Это все так…

– Безумно, – закончила я.

– Абсолютно. А потом я встретила Рика. Он все еще клянется, что эта хрень у меня не от него.

– Ага, конечно.

– Говорит, я могла подхватить их, например, через сиденье туалета. Как будто такое вообще возможно.

– Вполне возможно, – ответила я, немного злясь, что мы опять говорим о вшах. Что мы не говорим про историю будущего и судьбу мира.

– Но очень маловероятно.

 

 

– Это да.

– Я снова видела голых людей. Никакой войны, как у тебя, ничего такого. Во всяком случае, у этих голых людей нет пистолетов.

– Хе. – Я ничего не могла с собой поделать. После истории со снимками голой Жасмин Блю голые люди в видениях Элли меня смешили. А еще я смотрела на Элли, а видела Жасмин. Я снова разозлилась на подругу, хотя на снимках была не она.

– Я видела, что у моей мамы есть два правнука. Круто!

– Ты видела внуков? – переспросила я.

– Маминых правнуков, – повторила Элли. – Думаю, они мои внуки, я же единственный ребенок и все такое.

– Ага. Круто. Я не… я не видела ничего про моих внуков. – Я почти открыла Элли свою тайну. Но она меня не слушала:

– Рик… Не знаю, что теперь делать.

– А что надо делать?

– Он здесь живет.

– И?

– И он все еще мне нравится. Я косо на нее взглянула:

– Серьезно?

– Я… я к нему привыкла.

– Это, наверно, точнее.

Мы сидели и смотрели, как вокруг суетятся жители коммуны. Интересно, каково это – быть настолько свободным? Никакой работы, никакой ответственности, никаких долгов.

– Тебе что-нибудь подарили на выпускной?

– Папа подарил денег, и все. Никаких вечеринок, ничего такого. Да и зачем устраивать тусовку, если через дорогу ее уже устроили за тебя?

Мы снова замолчали и еще посидели, глядя, как гомонит коммуна. Даже папа Элли вышел к столам и накладывал себе еды.

– Тебе сильно досталось за выпускной? – спросила я.

– В два раза больше дел по хозяйству, – ответила Элли. – Скажу одно – у цыплят, как правило, очень скучное будущее. Все идут под нож. – Она изобразила нож рукой. – Но они всегда голые, а это уже кое-что. – Мы посмеялись. – Много увидели на выпускном? Я старалась держаться от людей  подальше.

– О да, – ответила я. – Полный дурдом. В основном, войну.

– Думаешь, она правда будет? – Я кивнула. Она продолжала: – Я видела, как люди живут на деревьях. Серьезно. А еще я не очень поняла, что это было, но кругом была вода и люди плавали в лодках. Но дело было в будущем и это были очень продвинутые лодки. А еще было очень жарко и нельзя было включить кондиционер, потому что кончилась нефть.

– Ты видишь будущее глазами хиппи, – заметила я.

– Похоже на то.

– А я вижу войну.

– Мы сходим с ума.

– Не сходим. Да и что такое безумие?

– Может и не сходим.

– Как ты смыла с рук надписи? – спросила я.

– Мылом, которым мы смываем ядовитый плющ, – ответила Элли и вытянула вперед руки.

– Но до конца не смылось. Приглядись повнимательнее. – Я пригляделась, но в сумерках

 

 

ничего было не разобрать. Впрочем, я и так знала наизусть: «Обрети свободу. Будь смелее».

– Надо выбраться отсюда, – продолжила Элли. – Хочу посмотреть на незнакомых людей и узнать что-нибудь о них.

– Давай завтра съездим в торговый центр, – предложила я. – Там куча незнакомцев.

– Ненавижу торговый центр! – Это у них уже что-то вроде рефлекса. Жасмин ненавидела торговый центр, значит и Элли должна была ненавидеть, хотя я прятала следы ее консьюмеризма под кроватью со средней школы.

– Ты же не будешь ничего покупать, – объяснила я. – Поверь мне, это прекрасное место. Там много разных людей.

Наступила ночь, на небо вышли звезды, а мы лежали на спине и смотрели на них. Жасмин Блю собрала кружок барабанщиков, и да, я не могла смотреть на нее, не вспоминая те снимки.

 

 

Очень интересно

 

– Как дела у Глори? – спросила Жасмин, пока я накладывала себе на тарелку сыра и крекеров. Она всегда обращалась ко мне в третьем лице, вместо того чтобы говорить как нормальный человек. Если задуматься, может, она делала это потому же, почему папа никогда не называл по имени ее саму.

– У Глори все в порядке, – ответила я и посмотрела ей в глаза: «Ее прапрабабушка помогала на Подземной Железной дороге. Однажды ночью она помогла семье из пяти человек безопасно доехать до нужной станции, а наутро увидела, что их всех повесили».

– Я так понимаю, сегодня ты закончила школу, – продолжила Жасмин.

– Именно.

– Поздравляю.

– Спасибо. – Я видела, что вертится у нее на языке. Я знала, какая фраза висит в воздухе, но Жасмин понимает, что этого говорить нельзя. «Твоя мать гордилась бы тобой».

– Небось, уже поступила в крутой колледж и будешь заниматься чем-нибудь интересным?

– Я беру свободный год. Пойму, чего хочу. Напечатаю кучу фоток в чулане Дарлы, – ответила я.

– Ясно, – ответила Жасмин. Она пыталась не выдавать удивления, но у нее не получалось. – Как интересно.

– Очень.

Тут Жасмин Блю Хеффнер почесалась. Точнее, почесала себе лобок. Ну вы поняли. Она чесалась и дергала тазом, как будто кучка облигатных паразитов у нее в штанах тоже решила устроить вечеринку при звездах. Этот ее жест заставил меня оглядеть коммуну и подумать о том, что будет, если я отберу у них участок. Я бы могла. Он принадлежал мне. А кучка чокнутых хиппи пусть попадет в настоящий мир, найдет себе работу и будет жить настоящей жизнью, безо всяких вечеринок при звездах и крекеров из орехов.

Я взглянула на Жасмин Блю. Послание от Жасмин Блю Хеффнер: «Ее правнуки будут солдатами Новоамериканской армии. Один из них станет офицером дивизии К, а другой во время битвы окажется заперт в горящем доме и растает, как веганский сыр». На этом история будущего Жасмин обрывалась. Мне стало жаль Элли, которой придется потерять обоих внуков. А еще я разозлилась на Жасмин – за все сразу. Она что-то сказала мне, но я была слишком поглощена зрелищем ее тающего, как веганский сыр, правнука и ничего не ответила, так что Жасмин просто стояла рядом и чувствовала себя все более неловко. Я хотела, чтобы она почувствовала себя запертой в микроволновке. Чтобы она вращалась на маленькой стеклянном подносе. Я опустила глаза на часть ее тела, где могли жить юпитериане, потом снова посмотрела ей в глаза и ушла к Элли на плед.

– Что ты увидела, когда смотрела на мою маму? – спросила та. – Видела моих внуков?

– Только что-то очень странное о том, как твоя прапрапрабабушка помогала на Подземной Железной дороге.

– Как мило.

– Ага.

– Вон Рик. – Я обернулась и увидела его. – Интересно, он привел друзей с Юпитера? Мы посмеялись. Элли смеялась нарочито громко и живо. Я посмотрела, как Жасмин Блю отреагирует на Рика, но она даже не подняла головы. Я оглядела всех женщин по

 

 

очереди: ни одна из них не смотрела на Рика. Вообще ни одна. Странно, потому что его рубашка подчеркивала его загорелые мускулистые руки.

– Пойду разузнаю, что могу, – произнесла я.

Послние от Рика: «Его дедушку послали на Корейскую войну в восемнадцать лет, когда он только-только закончил школу. Он немедленно отправился на флот, чтобы убивать коммунистов и искоренять зло. Отца Рика воспитывали монахини. Это были неправильные монахини. Они творили с отцом Рика такое, что Рику бы и в голову не пришло».

– Слышал, у тебя сегодня был выпускной, – заметил Рик.

– Ага. Я теперь большая и умная.

– Элли все еще на меня злится?

– Думаю, это на всю жизнь, – ответила я.

– Тогда почему ты подошла ко мне?

– Потому что я не Элли, – ответила я. – А еще я хотела сказать тебе, чтобы ты держался от нее подальше.

– А еще что скажешь? – Я посмотрела ему в глаза. Послание от Рика, который думает не той головой: «У Рика и его головы уже двое детей. Один из них живет в коммуне. У них кудрявые волосы и псориаз». Я не знала, что после такого говорить:

– Ничего больше не скажу, просто держись от нее подальше. – И ушла. Рик сказал что-то мне в спину, но я не услышала. По пути я разглядывала маленьких детей. У кого из них псориаз, в темноте не разглядеть.

Я легла на плед рядом с Элли и снова посмотрела на звезды. Упало две звезды сразу, и мы обе изумленно воскликнули:

– Видела?

Не знаю, что видела Элли, но я увидела все сразу, от начала до конца времен, – эти кометы показали мне целую вечность.

Мы рождаемся. Мы сияем. Мы сгораем. Бум!