История будущего Глори ОБрайан

 

Общество Хорьков потерпит крах. Вечер за вечером мужчина в красном пикапе будет приходить в штаб-квартиру и сообщать Недрику Святоше, что лесные лагеря для изгоев опустели. Они не будут знать про туннели.

Пока Недрик будет пытаться как-то исправить положение, Новая Америка падет. Лагеря для размножения будут разрушены, простояв всего несколько месяцев: заключенные сожгут их при побеге.

Армия Новой Америки разделится. Некоторые продолжат следовать за Недриком из страха. Некоторые разбегутся. Кого-то застрелил Снайпер. Снайпер будет знать, где найти самые большие их скопления. Она будет знать все об их встречах и укрытиях. Она будет появляться из-под земли в самом выгодном месте тыла противника.

После многих лет жизни на деревьях изгои решат, что туннели – их последняя надежда. Или их верная погибель. Они не будут знать наверняка. Но терять будет нечего, и они начнут копать.

Снайпер напоминает мне кого-то со спины. В подошве ее правого ботинка будет дыра. Как правило, она будет покрыта грязью с головы до ног. Она интересная.

 

 

Миноносец

 

Как оказалось, "USS Pledge" на бейсболке старика было названием одного из двух миноносцев: один из них затонул во время Корейской войны, другой прошел Вьетнам и был в 1994 году продан Тайвани за 21263 доллара 80 центов. Когда я искала права незаконно живущих на чужой земле, я не рассчитывала, что что-то найду. Раньше я слышала об этом только в связи с бездомными, живущими в заброшенных домах. В основном – в домах под снос. Но я выяснила, что кое-какие права у таких людей все еще есть. Человек, живущий на чужой земле или использующий ее в течение двадцати одного года без какого-либо договора с владельцем по истечении этого срока может заявить право на эту землю и, возможно, в ходе судебного процесса получить ее. Жасмин Блю Хеффнер была умной женщиной. Пока я сидела у себя, записывала историю будущего и гуглила миноносцы, она, наверно, уже составляла иск. Но из того, что я прочла, следовало, что помешать ей очень просто: папе достаточно послать ей письмо установленного образца, в котором говорилось бы, что она занимает участок незаконно. Я села и написала письмо по образцу из сети:

«Дорогая Жасмин Блю Хеффнер!

Вы незаконно проживаете на моем участке по адресу Блю Понд Уэй, 33, и проживали там незаконно с июня 1995 года. Если вы будете продолжать в том же духе, я вынуждена буду обратиться в суд.

С любовью, Глори О’Брайан»

Я распечатала письмо и положила на стол, на то самое место, где всего несколько дней назад лежал чек на пятьдесят тысяч долларов.

После обеда зашла Элли. Я сказала ей, что вечером пойду в библиотеку собрать данные о первой гражданской войне и посмотреть, как можно предотвратить вторую.

Естественно, я соврала, чтобы Элли не захотела пойти со мной. Я уже так натренировалась обманывать Элли, что мне даже не нужно было отводить глаза.

– Почему тебя так волнует эта война? Она есть только в нашей голове. Это бредовые выдумки окаменелой мыши.

– Не знаю, – ответила я. – Не уверена, что это так.

– Ты не уверена, что галлюцинации, которые у нас начались, когда мы выпили летучую мышь, не бред?

– Что-то из того, что я видела, правда.

– Например?

– Например, большая часть прошлого. Про папиных предков. Про исторические события. И про Рика… и его детей. Куча всякой дичи оказалась правдой.

– Но будущее может оказаться выдумкой.

– С чего бы?

– А с чего ему быть правдой? – едко спросила Элли.

– У тебя какие-то претензии? – спросила я. – Потому что, по-моему, с утра все было нормально, а теперь ты ведешь себя так, как будто я что-то тебе сделала, и, знаешь, это нормально, но лучше бы ты просто сказала прямо.

Элли тяжело и театрально вздохнула:

– Прости?

– Так что случилось?

Элли снова тяжело вздохнула:

– Утром ты сказала, что мы не платим вам за участок. Это правда?

 

 

– Ага.

– То есть мы просто тунеядствуем за ваш счет?

– Наверно. Я не очень уверена, что это значит. В смысле, я знаю, что такое тунеядствовать, но я не знаю, как они договаривались. Возможно, так и должно быть.

– Черт. Твоя мать, наверно, была очень хорошим человеком – взяла и отдала Жасмин весь участок. Понимаешь, мама никогда не говорит об этом.

«Еще бы она говорила», – сказал мой внутренний голос. Мои голосовые связки не стали за ним повторять.

– Должно быть, тяжело потерять кого-то так, как вы ее потеряли, – произнесла Элли.

Я была рада, что она сказала это. В кои-то веки. Но я не забывала, что ей понадобилось семнадцать лет жизни, чтобы до этого додуматься, и для нее это был еще очень хороший результат. Я решила немедленно это прекратить. Я решила, что мы больше не друзья. Мы могли хранить наши детские воспоминания. Мы могли с нежностью вспоминать прошлое. Но в моем будущем ее не будет. Я могла об этом позаботиться. «Обрети свободу. Будь смелее». Понимаете, прошлое не всегда определяет настоящее. Настоящее не всегда определяет будущее.

 

 

Пиво

 

Когда Элли ушла, я зашла в дом, плюхнулась в большое зеленое кресло напротив дивана и стала наблюдать, как папа работает. Он бормотал себе под нос что-то о тупых клиентах и бурно радовался каждый раз, когда вешал трубку. Пару раз он подмигнул

мне. Кондиционер был выкручен на полную и создавал арктический холод.

– Кексик, ты что-то хотела?

– Подожду, пока у тебя будет время, – ответила я. Папа что-то набрал и ответил:

– Достану этой женщине нужную ссылку и сделаю перерыв.

– Отлично.

Я взяла с собой «Историю будущего» и перечитывала главу о Снайпере, которую написала утром. Она не переставала интриговать меня. Что-то заставляло меня думать, что это она окажется в туннеле вместе с потомком старика с USS Pledge. Может, это будет моя дочь или внучка.

– Все в порядке? – спросил папа, ожидая звукового сигнала о том, что клиент удовлетворен и ушел.

– Да, просто у меня есть еще парочка вопросов, – объяснила я. В этот раз папа даже не выглядел испуганным, как в прошлые два раза. Может быть, наши разговоры и ему пошли на пользу. В конце концов, мы оба молчали тринадцать лет.

Когда папа отослал ссылку и раздался одобрительный писк, папа отложил компьютер, поднялся на ноги и взял себе буррито из микроволновки, мисочку кукурузных чипсов и сметану. Потом он взял бутылку пива. Я никогда не видела, чтобы он пил пиво. Я так поразилась, что спросила вслух:

– Пиво?

Папа обмакнул буррито в сметану, откусил кусок и ответил?

– Ты сама сказала, что я должен пробовать что-то новое.

– Разве? – Я помнила, что просила его снова начать рисовать. Про пиво я ничего не говорила.

– Ты ведь не хочешь глотнуть, правда? – Пиво напоминало мне про субботний вечер и прах летучей мыши. Вряд ли я когда-нибудь снова смогу его пить.

– Нет, спасибо.

– Что ты хотела спросить? – напомнил папа. – Сегодня принесли твое оборудование для чулана. – Он показал в сторону стола, бывшего когда-то обеденным. – Я заказал бумагу трех разных размеров. Не знаю, понадобится ли тебе шестнадцать на двадцать, но почему бы и нет?

– Спасибо, – поблагодарила я. Потом достала из кармана письмо: – Я сегодня кое-что разузнала. Думаю, тебе надо это знать. – Я вручила папе письмо, и он погрузился в чтение. – Если мы не пошлем ей письмо, она может забрать у нас землю. Мне не кажется, что мы должны просто так отдавать ей участок. И мне плевать, что после этого останется от нашей дружбы с Элли.

Папа прочел письмо и начал перечитывать. Я увидела, как его взгляд снова перескочил в верхний левый угол листа.

– Конечно, мне понадобится твоя подпись, – заметила я. – Земля-то не моя.

– Черт, детка, я не могу этого сделать. – Я посмотрела на него квадратными глазами. – Я ненавижу ссориться. Я ненавижу Жасмин. Если смешать одно и другое, это будет уже слишком. Слишком для меня, понимаешь?

 

 

– А иначе они все это у нас заберут. Дом, участок, сарай. Вообще все. И кстати уже довольно скоро. Может, через год? Или когда там будет двадцать один год с тех пор, как они там живут.

Папа задумался и поворчал.

– Подумаю об этом, – сказал он и уронил письмо на колени. Я так и уставилась на него. Он уже не контролировал движения. Ему явно не следовало пить больше одной банки.

– Не понимаю, чего ты ее боишься, – заметила я. Папа помотал головой:

– Я ее не боюсь. Просто это ее дом. Она вырастила там ребенка. Сама подумай, каково бы мне было, если бы кто-то отнял у меня этот дом? Я не могу поступить так с кем-то еще.

– Ее земля куплена на твои деньги.

– На деньги твоей мамы. У меня не было ни кола ни двора.

– Тогда просто подпиши бумагу, и я выпну отсюда Жасмин. Папа подозрительно поглядел на меня. Я – на него.

– У вас с Элли что-то случилось? Она мотает тебе нервы? Ты можешь просто не замечать ее, как я их не замечаю. Необязательно делать кому-то больно.

– Я не хочу никому делать больно. Я просто хочу вернуть нам нашу собственность. Это важно.

Папа нахмурился:

– Я тебя так не воспитывал.

– Калифорния, помнишь? Виргинские острова? – напомнила я. – Ты не можешь продать землю, пока не заберешь ее у них.

Я оглядела комнату: картины, телевизор, диван, папину вареную футболку. Я увидела стол с кучей фотобумаги, на которой столько надо напечатать.

– Пап, я просто хочу, чтобы мы жили своей жизнью. Жили так, как хотела бы мама. Чтобы ты снова начал рисовать, а я выросла и сделала что-нибудь интересное. Хватит сидеть в нейтральной зоне. Хватит целый день есть обеды из микроволновки! – продолжала я. –

Я хочу пойти в колледж. Я хочу стать кем-то. Я хочу делать всякую крутую хрень. – Папа изумленно наблюдал за мной. Или не изумленно, а радостно. Или задумчиво. – Так что подумай об этом, ладно? – я указала на письмо на его коленях. – Я понимаю, что это выглядит неправильно. Что это выглядит…

– Мстительно?

– Ага. Но это не так. Это даже не подло. Знаешь, что подло? Девятнадцать лет жить на чужой земле и даже не сказать «спасибо». Подло – это знать, что можно еще немного посидеть на попе ровно и забрать землю себе. Вот это подло. А забрать свою землю – это не подло, хотя сложно и кажется подлым.

– Это будет непросто.

– Просто подумай.

– Ладно.

Я отнесла свежую бумагу в чулан, но не стала ничего печатать. Я просто села на табуретку и огляделась. Я смотрела на зуб и почему-то хотела его потрогать. Он был частью Дарлы. Я могла что-нибудь ему рассказать. Он мог поддерживать меня, пока я пишу новую часть «Истории будущего».

Я встала на табуретку и сняла зуб с потолка. Потом сняла с него записку: «Не жить своей жизнью – то же самое, что убить себя. Только дольше», – и наклеила ее на дверь. Я сжала зуб в руках. Кто-то просверлил в нем маленькую дырочку и продел туда красную нить. Корни зуба были длинными, кривыми и страшными. Все остальное тело мамы кремировали и хранили где-то до смерти папы, чтобы их общий пепел развеяли над Карибским морем, где они проводили медовый месяц. Мне некуда было приходить, когда

 

 

мне хотелось поплакать на маминой могиле. Я не могла ни обнять надгробие, ни принести цветов. А теперь я сжала зуб покрепче и представила себе, что разговариваю с Дарлой:

 

Я: Почему я не должна выгонять их с нашей земли? Дарла: Потому что тогда Жасмин победит.

Я: Как она может победить?

Дарла: Тогда она станет абсолютным нонконсьюмеристом. Хиппи из хиппи. Я: Да ты что, издеваешься?

Дарла: Нет.

Я: Мам, она паразит.

Дарла: Значит, она очень умный паразит.

 

Потом я снова поднялась наверх и плюхнулась на зеленое кресло. Папа поднял взгляд от ноутбука.

– Пап, а у хиппи бывают проверки на прочность? Например, если ты забираешь у кого-то свой участок, значит, ты жалкий консьюмерист, а этот кто-то круче тебя?

Папа наклонил голову:

– Есть немножко.

Я удивленно посмотрела на него. Сначала я решила, что через зуб мне действительно отвечала Дарла. Но такого быть не могло. Я просто думаю так же, как Дарла. А, ладно. Потом я получила послание от папы: «Он умрет в глубокой старости. Я буду рядом с ним. Я тоже буду довольно старой. Он обнимет меня и скажет, что гордится тем, что я сделала. У меня будет повязка на голове».

Это было мощно. Я едва не расплакалась. Значит, я доживу до старости? До глубокой старости? Меня немного беспокоила повязка на голове. Она выглядела как бинты, а не как модный аксессуар.

– Ты смотришь на меня, как будто я сошел с ума, – заметил папа.

– Ты сошел с ума, – подтвердила я. Папа покачал головой. – Я с утра прочитала все об этом законе, – продолжила я. – Она получит все. Участок, дом, сарай. А потом она получит тебя, как всегда и хотела. Не думаю, что маме это понравится, хиппи она или нет.

– Мне надо работать, – ответил папа.

Я вернулась к себе и открыла тетрадь с фотографиями. Я отлистала до фотографии пустой банки. «Глори, а чем ты наполнишь свою банку?» – спросила я себя.