Ценностно-смысловой аспект интерпретации знания (интерпретация как понимание)

Рациональное постижение знаний - это лишь одно из определений его логического движения, поскольку, если же взять движение мысли в целом, то предмет участвует в нём не только как понятие, но и как предмет понимания (ВС. Библер). Подчёркивая исторический характер понимания, В. Дильтей писал, что культурные явления и процессы из-за их неповторимости нельзя подводить под общие схемы и законы, а можно постичь только с помощью интерпретации и понимания.

Абсолютизация гносеологизма невольно приводит к принижению роли бытия и даже к исключении его роли. Соответственно сведение освоения педагогического знания к познанию педагогической науки недопустимо. Как, впрочем, недопустима и абсолютизация онтологии.

Жёсткой критике подверг гносеологизм один из его основоположников Дж. Брунер. Учёный разочаровался в современном когнитивизме в связи с тем, что акцент стал сдвигаться со значения на информацию, с творческого конструирования человеческих смыслов на передачу фактов. Как пишет В.А. Шкуратов, «Ключевым фактором этого сдвига было введение вычисления как необходимого критерия хорошей теоретической модели». 1 Дж. Брунер пишет: «Я предложил восстановить создание смыслов (meaning-making) как центральный процесс для оживления когнитивной революции» (Bruner, 1990, p. 64-65).

Логицизму в исследовании социальных процессов гуманитарные науки противопоставляют осознанную аксиологичность. П.Н. Шихирев пишет об этом так. В любом исследовании человек руководствуется какой-то первичной рабочей схемой изучаемого объекта, её априорной моделью. И если даже, как показывает история науки, модели нечеловеческого мира испытывают влияние ценностно окрашенных представлений, то модели мира людей, представления о его законах сплошь «сотканы» из аксиологических постулатов. Попытки нейтрализовать эту особенность путём уравнивания человека с иными (физическими, биологическими и т.п.) объектами ведут к стерилизации социального исследования, логично завершаются дегуманизированным представлением о человеке. И напротив, осознанная аксиологичность, гуманизм, заинтересованность в человеке и его проблемах всегда продвигали учёного вперёд к истинно научному знанию. 1 Оперирование же исключительно категориями ограничивает свободу человека: мышление и понимание действительности с опорой на категории влечёт за собой категоричность мышления, решений и действий.

Характерно и знаменательно, что аксиологичность стала приветствоваться и представителями естествознания. Так появилась книга физика и химика М. Полани «Личностное знание», автор которой, борясь с попыткой некоторых учёных (например, Боринга) деперсонифицировать, обезличить историю естествознания, проводит в своей книге мысль о том, что производство самого точного научного знания со всеми его атрибутами объективности, воспроизводимости, формулируемости и пр. имеет особое личностное содержание и глубоко личностный смысл, а формально вышколенный ум, не приобщённый к личностному знанию, бесполезен для научного прогресса.

Как пишет В. И. Вернадский, ценности как регуляторы ноосферы были выстраданы человечеством в мучительном историческом процессе. Диалектически противостоящие: жизнь -смерть, истина - ложь, добро - зло, любовь - ненависть представляют в психологии человека борьбу энтропийных и негэнропийных начал, которая выражена в общечеловеческих ценностях.

Идея М. Вебера о том, что социально-гуманитарные науки - это науки о смыслах, ориентируют исследователей на отход от естественнонаучной парадигмы объяснения жёстко заданных причинно-следственных связей между предметами и явлениями в сторону парадигмы их понимания в масштабах целостной культуры. Как уже подчёркивалось, последние годы в психолого-педагогической науке закономерно стал проявляться серьёзный интерес к понятию смысла, которое изначально пришло в психологию из философии и языкознания и, как пишет Д.А. Леонтьев, «до сих пор не вошло в основной тезаурус психологии личности, если не считать отдельных научных школ; вместе с ним нарастает интерес к нему и частота использования этого понятия в самых разных контекстах и в рамках самых разных теоретических и методологических подходов». 1

Если значение определяется как выработанное человечеством и зафиксированное в понятиях обобщённое отражение действительности и норм деятельности, то отражение их через призму индивидуального практического опыта образует субъективную ценность значения, или смысл, который связан с мотивационной стороной личности, определяющей активность деятельности человека. Если объективное значение педагогического знания затрагивает, в основном, технологическую сторону деятельности по его присвоению, то смыслы напрямую связаны с личностной сферой человека и его личностными ценностями.

В своём исследовании базовым мы считаем положение о том, что в смысле кристаллизуется отношение субъекта деятельности к её предмету. Значение же, в отличие от смысла, относительно константно (то есть оно развивается «вертикально»), а смысл в свою очередь динамичен. Смысл, по А.Н. Леонтьеву, есть «значение для меня значения». А.Н. Леонтьев отмечает, что возможно совпадение смысла и значения, когда нет «я», когда личность и коллектив совпадают, а также совпадает индивидуальное сознание с общественным. Понятие смысла использует логотерапия В. Франса, психология личностных конструктов Дж. Келли, феноменологическая психотерапия Ю. Джендлина и др.

Д.А. Леонтьев пишет, что понятие смысла позволяет преодолеть бинарные оппозиции, поскольку оказывается «своим» и для житейской психологии, и для научной, и для академической, и для прикладной, и для гуманистической, и для механистической.

Понятие смысл соотносимо и с объективной, и с субъективной, и с интерсубъективной реальностью, а также находится на пересечении деятельности, сознания и личности, связывая между собой все три фундаментальные психологические категории. В этой связи есть основания говорить как об универсальных педагогических смыслах, так и о личностных смыслах.

Именно по линии смысла, по В.П. Зинченко, пролегает граница между знанием и информацией. Ценностное отношение к знанию по своей природе двойственно. С одной стороны, оно объективируется в коллективной форме в виде универсальных культурных ценностей, мнений и представлений, образов, выработанных в течение длительного времени в культурах разных народов и отражающих представления людей о действительном, желаемом, должном (универсальные культурные смыслы как представления об истине, добре и красоте). С другой стороны, ценности носит сугубо личный, индивидуальный характер, неповторимы и уникальны в существовании отдельных людей (личностные смыслы).

Универсальные педагогические смыслы заключены не только в научных текстах, но и, преимущественно, в философской, религиозной, научно-популярной литературе, в поэтических и прозаических художественных произведениях, в фольклоре. Универсальные педагогические смыслы носят характер общечеловеческих ценностей, отражают идеалы, мечты, религиозно-мистические представления и общекультурные установки людей, воплощённые в общепринятых понятиях об истине, добре и красоте, вере, надежде, любви, в культурных символах и образах, сформировавшихся в культуре народов в различные исторические эпохи. Если объективное значение знания отражает его дословный смысл, то универсальные педагогические смыслы очень часто носят аллегорический характер.

В работах А.Н. Леонтьева представлены разнообразные трактовки понятия «смысл». В 1947 году А.Н. Леонтьевым было введено понятие личностного смысла. Значения, которыми овладевает человек в ходе своей жизни, не могут презентировать личность, поскольку представляют собой отражение действительности независимо от индивидуального, личного отношения к ней человека. Одна из трактовок личностного смысла как образующей сознание была связана в основном с психолого-педагогическим контекстом, с проблемой несовпадения объективного содержания сознания (знания), представленного в первую очередь значениями, и субъективного отношения к нему, или смысла.

Как пишет в указанной выше работе Б.С. Братусь, привнесение личного отношения к действительности неизбежно порождает субъективное значение данного объективного значения. Чтобы избежать удвоения терминов, А.Н. Леонтьев стал говорить в этом случае о личностном смысле.

Личностный смысл вторичен по отношению к значениям. Личностный смысл - это единица сознания, это субъективное значение данного объективного значения. Смысл задаётся мотивом. А.Н. Леонтьев часто повторял, что каков мотив, таков и смысл. Смысловая вертикаль сводится к мотивационной.

В последние годы А.Н. Леонтьева в творчестве его начинает проглядывать даже некий идеализм. В своём последнем крупном труде он писал, что главным является даже не вопрос иерархизированности мотивов, схождения их в одной точке, а вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем реальную, хотя и не всегда видимую индивидом, подлинную действительность. Иными словами, определяющими оказываются не внутридеятельностные коллизии, а соотношение их с особой сферой, прямо А.Н. Леонтьевым не названной - нравственно-ценностной, духовной.

Б.С. Братусь, обобщая идеи А.Н. Леонтьева о роли и статусе смыслов в жизни человека, формулирует характерные отличительные свойства смыслов.

Смысл - это не жёстко заданный предмет, вещь или действие, а вариативная связь между предметами, вещами или действиями, точнее, личностный принцип этой связи, соединения разрозненного вне этого смысла бытия. Смысловая вертикаль не есть прямой диктат, давление.1

Д.А. Леонтьев трактует смысл как отношение между субъектом и объектом или явлением действительности, которое определяется объективным местом объекта (явления) в жизни субъекта, выделяет этот объект (явление) в субъективном образе мира и воплощается в личностных структурах, регулирующих поведение субъекта по отношению к данному объекту (явлению).

Три выделенных грани, формы существования или плоскости анализа смысла соотносятся не только с тремя его трактовками и философскими категориями онтологического, феноменального и онтического, но и с тремя общепсихологическими категориями -личность, сознание, деятельность.

Онтологический аспект смысла - это смысл в аспекте жизненных отношений, жизненный мир субъекта. Непосредственно личностный смысл педагогическое знание приобретает в результате преломления его объективного значения и универсальных педагогических смыслов, общекультурных установок через призму сознания конкретного педагога, личностный смысл выражает отношение субъекта к интерпретируемому знанию. В этой связи важнейшим фактором смыслопорождающей деятельности является погружение педагога в воспоминания о собственном опыте детства, детских впечатлениях, взаимоотношениях с родителями, педагогами, сверстниками, а также обращение к семейному и родительскому опыту. Формирование личностного смысла интерпретируемого педагогического знания обязательно предусматривает самопознание, рефлексию и полнокровное «проживание» этого знания. В этой связи не только интерпретируемое знание, но и сам педагог- интерпретатор становится предметом герменевтического исследования (S < > О).

Процесс их освоения может быть охарактеризован не только как «познание», но как собственно «осмысление», в котором присутствуют как рациональное, так и иррациональное начала, особую роль играет художественно-эстетический подход. Присвоение универсальных педагогических смыслов происходит на основе образного мышления, ценной особенностью которого является фиксация одновременного видения предмета с нескольких точек зрения, установление непривычных «невероятных» сочетаний (O.K. Тихомиров) предметов и их свойств.

Как пишет Г.Д. Гачев, первым признаком образов является их непроизвольность, «они наплывают на нас извне и изнутри». Причём «именно воображение поставляет пищу уму на соображение и работу. Они оба - в упряжке одной понимания бытия, но меж ними -разделение труда». 1

Образ, заключающий в себе универсальные педагогические смыслы, выступая в качестве предмета понимания, представляет собой объективированное переживание, форму существования ценностного отношения (СЛ. Рубинштейн); являясь иногда образом культуры, символом эпохи, образ позволяет соединить отношения личности, группы и общества. Как точно отмечает П.Н. Шихирев, образ характеризуется остановкой, «моментизацией» субъект -объектного взаимодействия, потенциальной возможностью объективации, вынесения вовне и обратным регулирующим воздействием ценностного отношения. Что касается специфики субъект - объектных отношений, то постижение универсальных смыслов, воплощённых в образах, непосредственно затрагивает ценностные ориентации личности на уровне общекультурных педагогических установок.

Специфической особенностью образа является его целостность: способность не распадаться на детали, на фрагментарные впечатления, переживания, мысли, а обобщать их, концентрировать.

Наибольшую ценность имеет образ, представляющий собой символ. Как писал А.Ф. Лосев, «Идейная образность в символе обязательно есть Общность, закономерно разлагаемая в ряд отдельных единичностей. Для этих единичностей указанная общность и является символом... Символ есть та обобщённая смысловая мощь предмета, которая, разлагаясь в бесконечный ряд, осмысливает собой и всю бесконечность частных предметов, смыслом которых она является». 1 По мысли П. Рикёра, символ отсылает к иносказательному, духовному смыслу, «зовёт к интерпретации и к говорению».

В смысловой сфере личности смысловые образования характеризуются отношением превращенной формы. Данное понятие разработано в трудах М.К. Мамардишвили. Понятие превращенной формы описывает инобытие некой реальности в инородном субстрате, характеризующееся её подчинением формообразующим закономерностям последнего. «На место предмета как системы отношений становится квазипредмет, привязывающий проявление этих отношений к какой либо субстанции, конечной и нерасчленимой, и восполняющей их в зависимости от её «свойств». «Форма проявления получает самостоятельное «сущностное» значение, обособляется, и содержание заменяется в явлении иным отношением, которое сливается со свойствами материального носителя (субстрата) самой формы (например, в случаях символизма) и становится на место действительного отношения». 1 В качестве примеров превращенной формы М.К. Мамардашвили называет не только значения, смыслы и символы, но и в частности, мотивы.

Д.А. Леонтьев пишет, что в результате этого превращения и слияния само исходное содержание претерпевает определённые трансформации, исходная система отношений сворачивается, редуцируются и выпадают опосредующие звенья и промежуточные зависимости; обнажаются одни характеристики предмета, функционально значимые в данной превращенной форме, и стираются другие, не имеющие значения для соответствующих аспектов его функционирования. Специфика превращенной формы во многом определяется субстанцией, к которой привязываются превращенные отношения (У нас - эйдосы-образы культуры, символы, выраженные метафорически). Исходный предмет замещается квазипредметами или квазиобъектами, существующий объективно, дискретно и самостоятельно.

В роли таких квазиобъектов может выступать психический образ и стоящие за ним индивидуально-специфические измерения субъективного опыта, определяющие его организацию; конкретные предметы жизненного мира и стоящие за ними идеальные модели должного, обладающие способностью многократно порождать деятельность, выступая перед субъектом каждый раз в виде новых и новых конкретных предметов. (Д.А. Леонтьев).

Таким образом, с введением понятия превращенной формы, обладающей способностью активно воздействовать на содержание, усиливается значимость идеальных оснований для понимания и интерпретации действительности.

В работе «Методологические тетради» А.Н. Леонтьев напрямую связывает строение смысла со строением деятельности: «Строение смысла кристаллизует в себе строение деятельности. ... Раскрытие строения смысла и раскрытие строения деятельности есть одна и та же единая задача». 1 Далее учёный выдвигает гипотезу о том, что перенос смысла раскрывает его строение.

На наш взгляд, идея превращенной формы наиболее ярко проявляет себя в трактовке метафоры как основного предмета герменевтического понимания. В этой связи не случайно, что П. Рикёр в 70-е годы переосмысливает проблематику символа при помощи «более подходящего инструментария», каковым философ считает метафору. Метафорические выражения перемещают интерпретативный анализ из сферы слова в сферу фразы. Метафора не заключена ни в одном из отдельно взятых слов, она рождается из конфликта, из той напряжённости, которая возникает в результате соединения слов в фразе. Метафора наиболее очевидно демонстрирует символическую функцию языка. Когда язык пользуется метафорой, буквальный смысл заслоняется метафорическим; однако тем самым усиливается соотнесённость слова с реальностью, с конкретными условиями и обстоятельствами жизнедеятельности; при этом контекст понимания расширяется и конкретизируется, а эвристическая деятельность субъекта интерпретации и его личная активность как истолкователя усиливаются.

Описанная П. Рикёром трактовка роли метафоры в интерпретации свидетельствует о переходе известного философа от анализа отдельных фрагментов культуры (слов, фраз) - к анализу текстов культуры. Таким образом, определение в качестве предмета понимания рождённой из конфликта метафоры, связывающей разнородные идеи и соответствующие им различные ассоциативные комплексы, символизирует выход субъекта понимания за пределы какого-то одного круга представлений, заданных парадигмальными нормами и схемами, и включение его в целостный контекст культуры.

Итак, на основе анализа философской и психологической литературы мы пришли к заключению, что если содержательной основой (предметом) интерпретации как познавательной деятельности является силлогизм - рассуждение на основе логической дедукции, то предметом интерпретации как понимающей деятельности становится образно-метафорическое выражение, знаменующее ценностное содержание культурного текста.

Осмысление роли текстов и шире - повествовательной функции культуры - в аспекте интерпретации знаний побуждает нас вновь обратиться к проблеме формы представления знаний.

Говоря о способе упорядочения в результате ценностно-смыслового постижения педагогической реальности, необходимо подчеркнуть, что идея парадигмальности, реализованная Т. Куном на материале естествознания, служащего сегодня воплощением научности, по отношению к гуманитарному знанию не приемлема. «Социальное и особенно гуманитарное знание свести к последовательностям установления и разрушения парадигм затруднительно. Гуманитария отталкивает закрытость точного, формального изложения. Его как философа и художника влекут вечные темы и незатухающие диспуты...». 1

Педагогике, как и многим сферам культуры и особенно искусству, согласование точек зрения и способов самовыражения не присуще. Как пишет П. Фейерабенд, выступая против преувеличения роли парадигмальности в науке: «Кун прав постольку, поскольку он заметил нормальный, или консервативный, или антигуманитарный элемент. Это подлинное открытие. Он не прав, поскольку он неправильно представляет отношение этого элемента к более философским (то есть критическим) процедурам» (Цит. по кн.: Шкуратова В.А. С. 159).

Понятие парадигмы оправдывает себя для диагностики наличного состояния накопленных в процессе развития науки и культуры знаний, а также для предсказания перспектив развития этих знаний. Что же касается применимости парадигм как единых систем норм, установок и ценностей, то это связано с большими сложностями. По словам американского исследователя С. Грофа, иногда парадигмы действуют, как концептуальная смирительная рубашка. Интересно, что по поводу законов (а именно они представлены в системах парадигм) Н.А. Бердяев писал, что закон для христианского сознания парадоксален.

По Дж. Брунеру, приверженцам гуманитарного познания человека приходится искать в обыденном сознании, искусстве, науках о культуре то, что не может дать естественнонаучный подход. В этой связи закономерно обращение к нарративному способу познания, которая обеспечивается не логикой, а воображением, в котором присутствуют свободные образы и фантазия. Как пишет В.А. Шкуратов, комментирующий Дж. Брунера, человеческий ум интенционален и населяет всё вокруг себя жизненными стремлениями. Поскольку человек - стремящееся и воображающее существо, он - существо рассказывающее. Нарративная история представляет собой не модель, а ситуативное установление модели (instation). В.А. Шкуратов, вслед за Дж. Брунером, доказывает, что нарративный способ познания столь же универсален, как и парадигматический и, поскольку творческое начало, воображение присутствует в науке активно, нарратив представляет собой формообразующие силы науки. Если логико-гносеологический подход в интерпретации педагогического знания, в основном, направлен на выявлением структуры и системных отношений элементов интерпретируемого педагогического знания, то ценностно-смысловой нацелен на постижение функций исследуемой системы и, тем самым, приближает к более полному пониманию.

Что же касается языкового и логико-семиотического аспекта интерпретации знания, то в то время как логико-гносеологический анализ, интересующийся структурой знания, направлен на синтаксический анализ, при ценностно-смысловом подходе преобладает семантическое исследование, обращающее внимание на смысл знаковых систем. ПИ. Рузавин пишет: «Синтаксис можно сравнить со скелетом языка и поэтому его изучение должно быть дополнено изучением семантики, ибо в противном случае язык не мог бы служить средством для выражения мыслей и быть использован для коммуникации и взаимопонимания между людьми». 1

Языковое оформление ценностно-смысловой интерпретации знания связано с обращением к смыслам - индивидуальным значениям слов, выделенным из объективной системы связей; индивидуальные значения слов (смыслы) состоят из тех связей, которые имеют отношение к конкретному данному моменту и к конкретной ситуации. Смыслы связаны с привнесением в значения субъективных аспектов. Характерными особенностями смыслов являются:

• эффективность,

• обусловленность мотивами говорящего,

• ситуативность.

Нарративная форма предъявления знания содержит не только данные о субъекте и предикате, об устойчивых причинно-следственных связях между явлениями, как это свойственно парадигме, но также о времени, месте, условиях, обстоятельствах и других характеристиках постигаемой и интерпретируемой жизненной ситуации.

Таким образом,

• целью интерпретации знания как понимания является выявление смыслов;

• источником - наука и культура в целом;

• содержание интерпретации как понимания - формирование сознания личности;

• преобладающий метод - синтез;

• ведущая модель объяснения - интенциональная (телеологическая);

• ориентир - смыслополагание;

• языковая база - система образных средств;

• способ упорядочения педагогического знания наррадигмальный;

• вектор познания имеет двустороннюю направленность;

• в центре познания - индивидуальные проявления постигаемых явлений.