Разговор с Гвадьяватой

Приняв такое решение, я приступила к выполнению отцовского наказа. Я вызвала Гвадьявату, чтобы он просветил меня относительно флотских реалий.

Мне нравилось беседовать с Гвадьяватой. Пока я готовилась к вступительным экзаменам, я привыкла к разговорам с ним. В его присутствии мне было как-то очень спокойно. То ли потому, что рядом с его бедой иные неприятности виделись не значительнее, чем пыль на солнце. Или потому, что с ним можно было говорить о чем угодно, за исключением его "запретов".

Я позвала Гвадьявату мысленно, и он явился, аккуратно одетый, вежливый, в ипостаси безупречного слуги. Я заговорила с ним, вся еще в своих мыслях:

- У меня много вопросов. Но я начну издалека. Батюшка приказал мне ознакомиться с флотом. Расскажите мне о флоте Кульчицких. Присаживайтесь, пожалуйста.

Он сел. Я взглянула на него, и мне стало неуютно. Всего лишь пара мелочей: его выправка, которой позавидовал бы любой военный, казалось, что отекла как подтаявший снег, и второе - Гвадьявата говорил, не поднимая глаз, глядя в пол.

Он рассказал мне о флоте Кульчицких:

- Сейчас у Кульчицких несколько фелюг и три шлюпа - «Дуб», «Можжевельник» и «Виноград». Шлюпы ходят под флагом Либертарии, а фелюги – под флагом Тавриды. Есть еще шхуна «Елена», принадлежащая старому хозяину, но она уже давно стоит на консервации в Северном порту. Шхуна «Елена», на которой плавал Ваш дед, тоже ходила под флагом Тавриды. У старого хозяина был каперский патент Пятиградья. Он совершил плавание в Северное море, после чего шхуна не использовалась. Архив о плавании шхуны «Елена» хранится здесь, в сейфе.

Фелюги – рыболовецкие суда, которые не выходят за пределы Таврического моря. Этим хозяйством занимается управляющий Михаил Сатырос. А шлюпы ходят дальше, но их плавания капитаны обсуждают непосредственно с хозяином Севастьяном.

Он перечислил мне капитанов. Я их немного знала – они часто появлялись у нас в Таврической усадьбе.

- Странно, что морские суда названы именами деревьев, - удивилась я.

- Названия давал сам старый хозяин. При его жизни был еще большой охотник «Леди», но он не вернулся из рейда.

Я начала выспрашивать то, что не понимала:

- Является ли капитан корабля офицером?

- Капита́н корабля - это морской термин, означающий должностное лицо, возглавляющее экипаж гражданского или военного судна, и несущее ответственность за его действия. Необходимым и обязательным считается обладание судоводительским образованием и наличие морского звания капитана. Правильнее говорить – командир корабля.

- Ну а все-таки, командир корабля – офицер?

- Офице́р — это должностное лицо вооружённых сил. Человек, который специально готовился к военной службе, получал специальное образование.

- Я так и думала, если должность вооруженных сил государства, то «офицер», а если частный случай – то нет. А вот, Вы говорите, что у дедушки Жоржа был каперский патент. А кто такие каперы?

- Ка́перы – это частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства могут использовать вооруженное судно, также называемое капером, приватиром или корсаром, с целью захвата торговых кораблей неприятеля (а иногда и судов нейтральных держав). То же название применяется к членам их команд.

- Во времена дедушки наше государство с кем-то воевало?

- Мне об этом не известно.

- Что входит в обязанности «палубного мастера»?

- Мне об этом не известно.

Он еще многое рассказал о флотском хозяйстве Кульчицких, но говорил монотонно, механически, глядя в пол. Я чувствовала нарастающую неловкость.

- Гвадьявата, мне нужен Ваш совет...

- Приказывайте, хозяйка.

Я нахмурилась. Гвадьявата редко называл меня хозяйкой. Раньше он делал это случайно, но сейчас, я точно знала, он сказал так специально. Я испытала раздражение и одернула его:

- Г-н главный аналитик Дома Кульчицких я прошу не называть меня так!

Он ответил неожиданно резко:

- Пани Светлана Кульчицкая, Вам пора перестать делать вид, что Вы общаетесь со мною как с равным!

«Ого, как он заговорил!» - подумалось мне, - «Небось, моему отцу он не посмел бы такое высказать. За что он меня упрекает? За то, что я ему сочувствую и стараюсь смягчить его положение? Как неблагодарно!»

Я попыталась оставить неприятную тему:

- Гвадьявата, немедленно прекратите…

- Прикажете меня наказать?

Вот этим он меня достал, у меня от ярости даже в глазах потемнело. Я подскочила как ужаленная и буквально зарычала на него:

- Как Вы... как ты смеешь! мне указывать! как ты смеешь!

Он тоже встал, и с поклоном ждал, пока я выговорюсь. А я остановила слова, уже слетавшие с языка, в последний момент поняв, что он ждет, когда пани Светлана Кульчицкая произнесет "Пошел вон, четверка" с холодным отцовским презрением...

Мои отец и брат... Молодому Севастьяну наверняка Гвадьявата помогал готовить уроки, а потом преданно служил, и служит до сих пор. Сам Гвадьявата говорит, что никого не учит, но на самом деле я у него учусь. И брат, наверное, тоже учился... Брат теперь его ненавидит, отец - презирает... Что же мы, Кульчицкие...

Я с трудом перевела дыхание:

- Гвадьявата, не смейте надо мной издеваться! Если Вы будете вести себя так несносно, то я Вам страшно отомщу. Я подарю Вам птичку в клетке, чтобы Вы тоже почувствовали себя рабовладельцем!

Сказала и ушла, хлопнув дверью. Надеюсь, мне удалось его удивить.

Я вернулась в свои комнаты и, слегка успокоившись, записала в дневнике:

«Бедный высокоумный слуга, лишенный права на свободу, как просто мне было увидеть в Вас человека, и также просто мне было бы отнестись к Вам как к вещи. И как сложно мне не сорваться… Полагаю, здесь речь идет о моей чести».

Я вырвала листок и адресовала его Гвадьявате. Вот так. Все, что может быть сказано, может быть сказано.

Ая неделя, четверг

В университете

На следующий день, в четверг, время неслось как угорелое. Первые две пары была фиксация, где мы под наблюдением г-на Думинга извлекали из ящичков с песком некие останки, учились работать кисточкой, зарисовывать находку и ее местоположение. Кому-то достались керамические осколки, а кому-то выпал крысиный скелетик, что вызвало визг у девушек.

В обед мы с Полем и Франтишеком обсуждали вечеринку. Мои друзья благородно вызвались помогать с принятием гостей, и главное с их отбытием. Я и сама знаю, что завершение приема - это важный и сложный этап. И Поль намекнул, что по его опыту студенческую вечеринку проще начать, чем закончить.

После обеда была лекция по ландшафтоведению, которую читала Марина Сергеевна Бочкарева. Я вообще удивляюсь, зачем такой предмет на истфаке. Но оказалось очень интересно и познавательно. Выяснилось, что у нас в Таврии находится один из немногих исторических объектов, относимых к периоду до Смуты. Его изучал и описывал сам барон Эккерт. Это развалины древнего жреческого комплекса у Медведь-горы. Гору Медведь я знаю, но бывала там только на побережье. А про развалины даже не слыхала - мало ли в Тавриде развалин. И вот оказалось, что там на горе обширный комплекс зданий со статуями и фресками. Надо будет туда наведаться!

Последней парой была общая история барона Эккерта. Юрий Казимирович начал говорить о науке истории, призванной описать развитие человеческой цивилизации: «Вот, возьмем современное общество. Что мы видим? События, события... Даже события современной жизни мы зачастую не в состоянии правильно истолковать. Что уж говорить о событиях прошлого. Историческая летопись крайне неполна. Например, литературных источников, признанных историческими, мы насчитываем не более двух десятков. А крупных архитектурных объектов, подобных комплексу Медведь-горы, - не более пяти. Все литературные источники вы будете проходить на языкознании. Их язык архаичен и сложен для понимания, местами до полной потери смысла. Об архитектуре вам расскажу я, Марина Сергеевна и г-Думинг. Но моя задача - дать общую картину. В этой картине вопросов больше чем ответов.

Вот, например, представим некое местечко, и назовем его Ольховкой. Предположим, что до определенного года оно принадлежало одному барону, а после - другому. Какими источниками вы можете воспользоваться, чтобы определить причины и обстоятельства перехода земли к другому хозяину?»

Лекция плавно перетекла в семинар, и нам, студентам, пришлось изрядно попотеть, придумывая все новые и новые причины для описанного события.