Физкультура - фехтование

Следующие две пары были обозначены как физкультура. Вел ее, как ни странно, г-н Черный:

- Так, так. На следующей неделе в это занятие у вас будет верховая езда. Озаботьтесь соответствующим костюмом. А сегодня я посмотрю, что вы умеете делать с клинком. Прошу переодеваться.

Я выбрала двойные сабли, буквально столкнувшись у этой стойки с Салманом Самохваловым, крепким жилистым пареньком. Дагда Брюсович разбил нас на пары. Он наблюдал за спаррингом, периодически меняя поединщиков. Разумеется, через какое-то время я оказалась в паре с Салманом. Если остальные партнеры не вызывали у меня затруднений, то с ним, что называется, коса нашла на камень. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы уйти от его атак, и подловить его на финте. Но даже хорошему фехтовальщику нелегко справиться с дочерью Кульчицких. В нашем роду сабельный бой сродни священнодействию. А про мужчин Кульчицких говорят, что они рождаются с саблей в руках.

- Благодарю за поединок! – выпалила я, закончив спарринг, и едва переводя дыхание.

- Служу Вашему Дому, пани Кульчицкая, - ответил он.

- А, - обрадовалась я, - земляк. Ну, точно. Самохваловы – большая семья. Я видела Вашего батюшку в Тавриде, он заезжал к нам в усадьбу.

Салман выглядел смущенным:

- У меня четыре брата и три сестры. Надо признать, что меня отправили поступать на факультет точных наук – физико-механический. Но я не прошел. Решил, что поступлю куда-нибудь, а потом переведусь. Не уезжать же… Отец не поймет… А на исторический был очень маленький конкурс…

- Не переживайте, Салман. Я уверена, что здесь Вам будет куда приложить свои знания. Нам, историкам, нужны техники. Ведь кому-то же надо разбираться в древних механизмах!

- Недурно, - вмешался Дагда Брюсович, который только что закончил поединок с Катцем, - Вот вы, трое, вышли в литеру «А». Отдыхайте, а я займусь остальными.

Ая неделя, суббота

Вечеринка

К субботе все было готово к вечеринке. В саду возвели навесы. а под ними расставили столы, которые ломились от холодных закусок, фруктов, изысканных вин с наших виноградников, и были украшены осенними цветами Тавриды. Газон был превращен в танцевальную площадку, а сад украшен разноцветными фонариками. Десяток жаровен источали горьковатый дымок, так приятно сочетавшийся с запахом осенней листвы.

Матушка, улыбаясь, вручила мне подарки на поступление: бабушкин кинжал - узкий стилет в ножнах черной кожи, и дедушкин пояс с серебряной пряжкой, на которой изображены были скрещенные якоря, точь в точь как у нас на гербе. Присутствующие рядом Поль и Франтишек, с которыми мы уже обошли ранее весь сад, проверяя все ли готово, захлопали. Я поцеловала маму и поблагодарила отца.

От дверей доложили о прибытии барона Эккерта. Я, Поль и Франтишек встретили его и преподнесли декану памятный значок от нашего курса. Он расстрогался, и высказался в том смысле, что надеется на нас, молодое поколение. Барон подарил маме цветы и поцеловал ручку, затем поздоровался с отцом. Из их беседы я внезапно поняла, насколько давно и близко они знакомы. Мой батюшка Севастьян Георгиевич - человек сдержанный, и если уж он допускает вольности в беседе, то значит, что его собеседник - старый и надежный друг.

Впрочем, я недолго могла их слушать, поскольку начали прибывать другие гости.

Прибыл г-н Черный, также с букетом. Был представлен и удостоился одобрения родителей.

Гурьбой явились студенты. Этих лакей объявлял, но лично я представила родителям только Яну Понятовскую и Салмана Самохвалова. Яночка вела себя светски, чувствовался опыт столичных приемов. А вот Салман откровенно робел, что вполне объяснимо, поскольку г-н Советник Кульчицкий - сюзерен его отца.

Усадив за столы гостей, я произнесла первый тост за нашу встречу, и передала слово отцу. Тот приветствовал собравшуюся молодежь и высказал надежду, что под руководством такого выдающегося историка и учителя как г-н Эккерт из нас выйдет толк, и передал ему слово. Декан провозгласил тост за историю. Наиболее храбрые студенты Поль и Яна тоже рискнули произнести заздравные речи.

После первой перемены я предложила гостям свою шараду - раздала вырезанные фигурки с номерами и попросила рассказать о них что-нибудь. Меня поддержал Дагда Брюсович, заявивший что это отличный материал для занятия. Сокурсники наговорили всякого разного – о сельском хозяйстве, о костюмах и типажах, о лицах, их выражениях и настроениях. Особое внимание привлек гусеничный механизм. Я схитрила и подсунула эту картинку Салману, предполагая, что он способен и оценить, и рассказать. И точно, Салман вцепился в картинку как краб в добычу, немедленно обозвал механизм «трактором» неизвестной конструкции. Почему трактор? Так у него «траки», иначе говоря «гусеницы». Содержать трактор, как содержать авто, доступно только зажиточным семьям. У Самохваловых есть один, и у Кульчицких есть несколько. Но здесь изображена незнакомая конструкция. Этот «трактор» излишне бронирован. У наших тракторов все открыто, облегчено, а здесь изображена тяжелая машина, закрытая со всех сторон.

Я приоткрыла секрет, поведав, что картина посвящена древним временам, и выбрана мною специально для нас, историков, а потом я выложила козырную карту - центральную фигуру эльфа. И предложила посмотреть на картину в оригинале.

Мы поднялись по лестнице в галерею. Я заметила, что после того, как я выложила карту эльфа, Дагда Брюсович замолчал и как-то странно на меня посмотрел. То все шутил и смеялся, а тут замолк и молчал все время, пока мы смотрели картины г-на Ли. Все три. При взгляде на "Наследников" он нахмурился и даже ртом дернул, будто собирался сказать что-то резкое, но не сказал.

Студенты галдели, обменивались впечатлениями. Общее мнение было такое, что художник рисовал по чужим воспоминаниям. Я промолчала. Им невдомек, что г-н Ли был полуэльфом. Сколько он лет прожил - мне неведомо, да и чужие воспоминания у эльфов может быть видятся как свои. Каких чудес про них только не рассказывают.

Яна заговорила о костюмах - здесь такие нюансы, а вот такие воротники похоже были в моде, а вот манжеты, оборочки на юбках, шляпы такой формы....

Франтишек молчал, молчал, а потом как скажет:

- Эти люди, - он ткнул пальцем в картину "Наследники", - художник их ненавидит, ну или не любит очень сильно, так он их нарисовал.

Я очень удивилась:

- Почему ты так думаешь?

Франтишек немедленно смутился и покраснел:

- Я не знаю, мне так кажется. Лица у них такие....

Я уперлась в картину взглядом - лица как лица, разные... Пожала плечами. Художник - полуэльф-получеловек - ненавидит толпу? Или наследников императора, не сумевших сохранить империю? Или людей, которые во время Смутных войн устраивали охоту за выжившими эльфами? Или что-то другое? Или Франтишеку просто показалось?

Ладно, запомню. Как бы то ни было, пора возвращаться в сад.

 

Картины произвели огромное впечатление и мастерством художника и сюжетами. Но преобладало мнение, что это фантазии на тему древнего прошлого. Я не стала спорить. Фантазии? Как же! Не знали они ни г-на Ли, ни дедушку Жоржа! Вот уж назвать г-на Советника Георгия Кульчицкого фантазером у меня язык не повернется. А г-н Ли был его другом и единомышленником. В лучшем случае, я готова допустить, что изображение на картине скрывает какую-то тайну. И здесь было о чем подумать.

Я отвела гостей обратно в сад, и чтобы не снижать интереса, предложила прослушать исторические народные песни.

Оркестр заиграл песню о гибнущем корабле. Торжественная и гордая мелодия впечатляла. Как то само получилось, что те, кто стоял, остались стоять, а те кто сидел - встали. Слушать эту песню сидя было решительно невозможно. "Лишь волны морские прославят вдали геройскую гибель..." Голос у Моисея Тарасовича был замечательный - густой глубокий баритон как нельзя лучше подходивший к мужественным и трагическим словам. Когда песня закончилась, то еще минуту царило молчание. Я заметила, что матушка промокнула глаза платочком. Старшее поколение потянулось за рюмками.

- Слышал в детстве, - донеслось до меня, - не думал, что кто-то до сих пор помнит...

Дагда Брюсович резво опрокинул стопку:

- Очень интересно, - он оценивающе разглядывал г-на Витковского. Тот покинул сцену, отдыхал. Музыканты тем временем тихонько наигрывали вальс "Речные волны".

- Потрясающе! - рядом оказался Поль с бокалом в руке, - Слушай, Лана, надо бы заняться этим фольклором. Какая работа может получиться!

Я гордо улыбнулась:

- Здорово, да? Народные воспоминания об эпохе Смутных войн, сохраненные в песнях. Это настоящее сокровище и настоящее откровение.

Поль поцокал языком:

- Может быть да, а может нет. Там такое обращение используется - "товарищи". Оно встречается в некоторых книгах рациональной культуры досмутного периода. Надо разбираться.

Своим замечанием он меня не расстроил:

- Поль, эти песни - они как книги или как картины. Их записывать надо, пока их кто-то помнит.

В разговор вклинился Дагда Брюсович:

- Очень хорошо, Светлана. Вижу, что из предмета г-на Думинга вы усвоили, что первым делом объект надо зафиксировать.

- У г-на Витковского есть еще один сюжет. Господа, господа, - обратилась я к гостям, - давайте послушаем еще одну историческую народную песню в исполнении оркестра Витковского.

Я помахала Моисею Тарасовичу. Он ответил мне кивком, но на сцену не вернулся. Вперед вышла девушка. Музыканты выдержали небольшую паузу и грянули песню о боевых колесницах. Казалось, земля горит у нас под ногами, казалось, что ветер рвет с головы волосы и треплет лошадиные гривы. Сочетание женского голоса и яростного ритма было гениальным решением. Певица удерживала слушателей, готовых сорваться в яростную скачку или танец. "Видишь облако клубится, кони мчатся впереди". Музыка оборвалась внезапно, как выстрел. Бесконечно можно было в ритме скачки нестись куда-то, но закончились слова, и смолк оркестр, а призрачные колесницы продолжали нестись по степи неостановимо. "Хей-йа-хей" - крикнул кто-то из студентов, похоже Салман. "Эгегей!" - присоединился Франтишек. Студенты дружно и радостно заорали, и я поняла, что кричу вместе со всеми какую-то бессмыслицу. Неважно, что кричать, лишь бы колесницы продолжали мчаться по степи, разя врагов.

Опять зазвенели бокалы. Колесницы унеслись прочь. А мы остались здесь, в осеннем саду, среди разноцветных фонариков, под звездным небом, у столов, чьи белые скатерти колеблет ветерок, где истекает соком и запахом дичина на серебряных блюдах,

где держат строй пузатые бутылки,

скрывая южное пахучее вино,

салфетки белизна между ножом и вилкой,

где груда мидий с долькою лимона,

где ниспадает виноград из блюд,

оркестр играет, пары кружат в вальсе,

и гости говорят или поют...

 

Контрапункт

Я уже выпила несколько бокалов вина вместе со всеми. Огни загорелись ярче, музыка звучала звонче, и запахи осенней ночи были резки и приятны. И когда я заметила, что Эккерт и Черный о чем-то беседуют вдвоем, поглядывая на меня, то я, не смущаясь, подошла к ним, будто они меня пригласили.

- Юрий Казимирович, Дагда Брюсович! Я рада присоединиться к вам. Итак, кто наши враги?

Черный поперхнулся вином при этих моих словах. Эккерт отставил стопку с можжевеловой, которую он предпочел сегодня прочим напиткам, и изумленно поднял бровь:

- Пани Светлана, Вы о чем?

Я растерялась и заговорила неуверенно:

- Вы, может быть, считаете меня девочкой... Но даже такой провинциалке, как я, кажется очевидным... все не так... Империя забыта... Императора считают вымыслом... Текст Декларации не найдешь в учебнике истории... А учебник географии сообщает нам, что мы живем на острове посередине нигде... Вокруг нас - белая пустыня незнания. Мы даже название собственной страны забыли! Вы, преподаватели, вы старше, опытнее, мудрее меня. Вы больше знаете о том, почему так сложилось. Если это тайна, то я обещаю хранить ее. Если нужно доказать. что я достойна, - я пожала плечами, - скажите, что нужно сделать...

Горбоносое лицо Черного выражало самую саркастическую из возможных ухмылок, а Эккерт похоже обиделся:

- Светлана, Вы уж простите, но несете полную ерунду. Какой заговор, какие враги? Все, что вам нужно делать - это прилежно учиться, и в первую очередь учиться думать! Всякие тайные общества существуют лишь в умах профанов. А вы поступили на исторический факультет, где вам предстоит заниматься наукой. Наукой, а не игрой в стражников-разбойников!

 

Разговор с Эккертом оставил у меня тягостное чувство. То, что мне казалось очевидным, мои ученые собеседники посчитали девичьими фантазиями. Хорошо, что хоть на смех не подняли. Барон говорил со мною сочувственно, как с маленькой девочкой. А Черный наоборот молчал и усмехался так ехидно с намеком, что Светлане Кульчицкой после четвертого бокала мерещится мировой заговор. Разучилась пить молодежь. А ведь эта еще из лучших!

Почему они так? Разве не одно дело мы делаем? Разве не союзники мы в нем? И я не кто-нибудь, а наследница рода Кульчицких, дочь своего отца и внучка своего деда! Господа историки сомневаются в серьезности моих намерений? Ну, так я докажу!

 

Как всегда нужные слова приходили после спора:

Вызывает печаль то, что все мы разбросаны в море житейском.

Корабли пролагают свой курс и не видят друг друга.

Кто ты, друг или враг? Отзовись!

Но лишь сумрачный ветер надежды

Гонит волны опять все по кругу, по кругу, по кругу.

Говорим на иных языках, поднимаем сигналы на мачтах…

До усталости глаз ждем ответа – но смысла не понимаем.

Кто ты, друг или враг?

Но светила на небе погасли.

И опять мы во тьме одинокий свой путь пролагаем.

Так и мечемся в круге, закованы высшею волей,

Сожалеем, страдаем, сражаемся, празднуем, плачем…

Кто ты, друг или враг? Объясни!

Но в этой юдоли

Нет ответа, который был бы мне предназначен…

Расскажи мне свой сон, от меня ничего не скрывая…

Я поверю, пойму, выйду в море навстречу надежде…

Успокоит мой ум безмятежная даль голубая.

Но ничто не изменится,

Круг также замкнут как прежде.