США после холодной войны

Распад СССР не вызвал глубоких изменений в американском ядерном планировании. 12 мая 1989 г. президент США Джордж Буш-старший (1989–1993) заявил, что перед Соединенными Штатами стоят более широкие задачи, чем сдерживание СССР. Но уже во время встречи на Мальте 3 декабря 1989 г. Буш отказался от предложения Михаила Горбачёва расширить советско-американский стратегический диалог до совместного обсуждения глобальных проблем. Американское ядерное планирование сохранило практику регулярного обновления единых интегрированных планов ведения ядерной войны – SOIP (Strategic operation integrative plan). 80–90 % потенциальных целей по-прежнему находилось на территории Российской Федерации, хотя с 1986 г. их число регулярно сокращалось. Система американского ядерного планирования подтвердила, таким образом, свой глубоко консервативный характер.

Концептуально новые документы по ядерной стратегии США также повторили наработки 1960-х гг. 18 сентября 1994 г. Пентагон издал новый «Обзор ядерной стратегии» (Nuclear Posture Review), согласно которому наибольшую потенциальную угрозу для Соединенных Штатов представляли российские СЯС. В документе вновь подтверждалась ориентация американских СЯС на контрсиловые варианты поражения целей. Одновременно подтверждалась многовариативность сценариев их применения – от нанесения тотального удара до гибкого поражения избирательных целей. Эти положения были закреплены в Национальной военной стратегии США (1995).

Новизна ситуации была в другом. После распада СССР Соединенные Штаты помогли России разрешить сложную проблему советского ядерного наследства. Еще в ходе визита в Москву госсекретаря Джеймса Бейкера 15–16 декабря 1991 г. стороны договорились, что Вашингтон признаёт Российскую Федерацию единственным правопреемником СССР в ядерной сфере. 23 мая 1992 г. Москва и Вашингтон совместными усилиями добились подписания Лиссабонского протокола к советско-американскому Договору СНВ-1 (1991). Белоруссия, Казахстан и Украина обязались вывезти ЯО на территорию Российской Федерации, где оно подлежало уничтожению с целью доведения российского ядерного арсенала до лимитов Договора СНВ-1. Для достижения данных целей США помогли России оказать давление на эти государства.

Одновременно Соединенные Штаты предоставили России финансовую помощь для выполнения условий Договора СНВ-1. 13 ноября 1991 г. президент Буш-старший подписал законопроект о создании экспертной группы, призванной вырабатывать рекомендации Министерству обороны США в деле сотрудничества с СССР по вопросам ликвидации оружия массового поражения (ОМП) и предотвращения его распространения. Вашингтон предложил России программу под названием «Совместное уменьшение угрозы» (Cooperative Threat Reduction Initiative), предусматривавшую выделение средств на строительство хранилищ для высвободившихся в ходе реализации Договора СНВ-1 расщепляющихся материалов. 17 июня 1992 г. было подписано соответствующее российско-американское соглашение. 18 января 1993 г. оно было дополнено «урановой сделкой». Москва обязалась разообогащать высвободившиеся в процессе выполнения Договора СНВ-1 запасы высокообогащенного урана и в дальнейшем поставлять их по коммерческим ценам в Соединенные Штаты. 3 апреля 1995 г. были подписаны два дополнительных соглашения к программе Нанна – Лугара, по условиям которых США предоставляли Российской Федерации транспортные вагоны и тефлоновые покрытия для реализации Договора СНВ-1.

Эти события породили в Соединенных Штатах представления о нарастающем американском превосходстве в стратегической сфере. Во-первых, у администрации Билла Клинтона возникло ощущение, что Америка становится более сильным партнером России, который может прислушиваться, а может и не прислушиваться к мнению более слабой стороны. Во-вторых, американские эксперты заговорили о своеобразном «долге» России перед США. «Благодарность» Москвы виделась в Вашингтоне как быстрое одностороннее сокращение ее ядерного арсенала. Такой вывод подтверждали многочисленные околонаучные публикации, авторы которых сомневались в наличии у России ресурсов для поддержания ядерного паритета с Соединенными Штатами.

Эти тенденции привели к появлению доктрины взаимно гарантированной безопасности (mutually assured safety). Впервые она была оглашена министром обороны США Уильямом Перри 5 января 1995 г. и закреплена почти во всех Стратегиях национальной безопасности клинтоновской эпохи. В рамках новой доктрины Вашингтон увязывал сокращение своих СЯС с продолжением Россией курса демократических реформ. При следовании российским правительством набору «демократических ценностей», изложенных в Вашингтонской хартии (июнь 1992), американцы соглашались продолжать переговоры о сокращении стратегических наступательных вооружений. Но в случае отказа Москвы от «демократических ценностей» Вашингтон оставлял за собой право иметь потенциал воссоздания СЯС до уровня конца 1980-х гг.

В середине 1990-х гг. на первый план вышла другая тенденция. После развертывания в 1993 г. глобальной системы позиционирования (NavStar-GPS) Соединенные Штаты получили возможность проводить глобальные военные операции. Это обусловило вторую после 1970-х гг. волну публикаций о «революции в военном деле». В официальных обзорах Пентагона «Единая перспектива-2010» (1996) и «Единая перспектива-2020» (2000) намечались новые приоритеты развития Вооруженных сил страны: создание аэрокосмических соединений, гиперзвуковых крылатых ракет, сверхзвуковых, высокоатмосферных и суборбитальных летательных аппаратов. Второе рождение получила и концепция «глобальных совместных операций» (global joint operations), которая предусматривала взаимодействие всех родов войск через информационно-космические телекоммуникации. Косвенно концепция «революции в военном деле» служила идеологическим обоснованием военно-технического превосходства США. Американские эксперты утверждали, что в обозримом будущем ни одна другая страна не будет иметь ресурсов для реализации подобных проектов.

На этом фоне планы обновления американских СЯС выглядели скромно. Администрация Клинтона объявила о намерении переоснастить межконтинентальную баллистическую ракету (МБР) «Минитмен-3» боеголовками W-87 от МБР «Пискипер» и сохранить на баллистических ракетах подводных лодок (БРПЛ) «Трайдент-2» боеголовки W-88, предназначенные для поражения высокозащищенных целей. Но Соединенные Штаты стали реализовывать серию проектов по разработке нового поколения ядерного оружия. 24 июня 1995 г. Пентагон запустил программу повышения защищенности ядерных боеголовок, размещенных на БРПЛ. В 1996 г. появились сообщения о наличии программы создания малых ядерных боезарядов типа B61-11 для поражения подземных высокозащищенных целей. Обсуждался вопрос о разработке «боеголовок будущего» типа W-94 и W-95, которые теоретически могли быть созданы на основе «чистого термоядерного оружия». Подобные программы противоречили резолюции Фурс–Спратта (1994), запрещавшей создание ЯО мощностью менее 5 килотонн (хотя администрация Клинтона и выдавала их за сугубо исследовательские). И главное: они доказывали, что Пентагон не исключает использования в конфликтах «облегченных» видов ядерных систем на базе высокоточного оружия.

В этих условиях США начали менять свое отношение к проблеме противоракетной обороны. Принятый в 1991 г. Закон о противоракетной обороне (Missile Defense Act) сместил приоритет в сторону создания ПРО театра военных действий (ТВД). Но в его рамках американские компании разработали проект систем «заатмосферного перехвата», способных поражать цели на границе космоса и атмосферного пространства. 9 февраля 1995 г. Пентагон принял программу «3+3» по развитию систем «заатмосферного перехвата» как основы для будущей ограниченной стратегической ПРО. Белый дом окончательно решился на пересмотр Договора по ПРО после проведенного в Северной Корее испытания ракеты «Тэпходонг-2» 31 августа 1998 г. Начиная с 1999 г. Соединенные Штаты вступили в переговоры с Россией о возможности ревизии этого договора с целью создания ограниченной системы национальной ПРО с центром на Аляске и Алеутских островах.

Особую тревогу в Москве и Пекине вызвал ренессанс концепций принуждения. Национальная военная стратегия-1995 провозгласила доктрину гибкой и избирательной вовлеченности. Речь шла о допустимости вмешательства американской армии в региональный конфликт для блокирования агрессии одной из ведущих держав. Достижение победы предполагалось за счет широкого применения высокоточного оружия и использования информационно-космических систем. В Вашингтоне считали наиболее вероятным сценарием подобного конфликта вмешательство КНР в противостояние с кем-либо из ее соседей. Но американские эксперты не исключали подобного варианта и в случае попыток Москвы силой восстановить СССР. Это порождало опасения, что Пентагон рассматривает «революцию в военном деле» как технологический задел для отказа от логики взаимно гарантированного уничтожения.

Окончательное закрепление такие сдвиги получили после терактов 11 сентября 2001 г. Американские военные эксперты стали широко обсуждать возможность применения тактического ЯО (включая прежде всего его «облегченные» виды) для борьбы с транснациональным сетевым терроризмом. 8 января 2002 г. был утвержден новый «Обзор ядерной политики США», в котором провозглашалась возможность проведения объединенных операций с применением ядерных и неядерных сил (Joint Nuclear Operations). С этой целью предполагался переход к новой структуре стратегической триады:

· ударные наступательные системы (ядерные и конвенциональные);

· оборонительные системы (ПРО, ПВО, средства гражданской обороны);

· обновленная инфраструктура, замкнутая на информационно-космические телекоммуникации новой системы.

13 июня 2002 г. Соединенные Штаты официально вышли из Договора по ПРО и приступили к развертыванию этой системы. В 2003 г. Конгресс отменил резолюцию Фурс–Спратта, что санкционировало разработку новых видов ЯО (хотя на слушаниях в Конгрессе 20 мая 2003 г. министр обороны заявил, что Вашингтон намерен только изучать возможности нового оружия, а не применять его на практике). В доктрине совместных операций с применением ядерного оружия-2005 постулировалась возможность превентивного применения ЯО в локальных военных конфликтах. Американские военачальники получали право запрашивать у президента санкцию на нанесение избирательных ядерных ударов по странам или группировкам, угрожающим применить ОМП против США либо их союзников. Подобные варианты действий были зафиксированы еще президентской директивой № 60 (1997). Но теперь они получили более «расширенный» и многовариативный характер.

Следующая волна модернизации концепций ядерного сдерживания пришлась на вторую половину 2000-х гг. К этому времени в американской литературе появился целый пласт тревожных сообщений о модификации СЯС России и КНР. В целом ряде публикаций утверждалось, что Соединенные Штаты начинают отставать от Москвы и Пекина в области модернизации СЯС (что выглядело странным на фоне сопоставления реальных военно-технических программ США и других стран).

Американские стратеги возродили приоритетность планирования военных конфликтов с «великими державами». Еще в 2006 г. появились публикации о возвращении Вашингтоном ядерного превосходства образца 1950-х гг. В 2007–2008 гг. министр обороны Роберт Гейтс выступал с тревожными заявлениями о необходимости укрепить американские СЯС. Представления о России и КНР как о потенциальных противниках были подтверждены в Стратегии национальной обороны США-2008. Скептики утверждали, что в основе дискуссий лежит стремление Пентагона усилить военные заказы. Но «второй тайваньский кризис» (2005) и позиция Белого дома по поводу пятидневной войны в Южной Осетии (2008) доказали, что оборонное ведомство США рассматривает подобные сценарии и в практическом ключе.

В американской ядерной стратегии возродился интерес к концепциям космической безопасности (space security). В 2004 г. при Пентагоне был создан отдел национальной космической безопасности. В 2006 г. принята концепция «Новая космическая политика США», предусматривавшая расширение космического компонента создающейся системы ПРО. Проведенное в КНР испытание противоспутникового оружия 11 января 2007 г. породило в Вашингтоне тревогу относительно излишней зависимости Вооруженных сил Соединенных Штатов от информационно-космических систем. Принятая 23 января 2007 г. доктрина космических операций предусматривала наращивание средств защиты американских космических активов. В соответствии с ней Вашингтон заблокировал проект Договора о запрещении вывода в космос ударных боевых систем и провел 21 февраля 2008 г. испытания противоспутникового оружия.

Параллельно в США развернулась дискуссия о возможности построения безъядерного мира. 4 января 2007 г. бывшие госсекретари Генри Киссинджер и Джордж Шульц, экс-министр обороны Уильям Перри и бывший глава комитета Сената по обороне Сэм Нанн опубликовали статью о необходимости полной ликвидации ЯО. На ее основе Гарвардский университет и Международный институт безопасности (Вашингтон) запустили проекты изучения возможности построения безъядерного мира. Их итогом стало создание 11 декабря 2008 г. международного движения «Глобальный ноль» (Global Zero).

5 апреля 2009 г. концепцию безъядерного мира поддержал новый президент США Барак Обама. Среди основных приоритетов политики своей администрации он назвал: содействие ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), подписание Договора о запрещении производства расщепляющихся материалов в военных целях (ДЗПРМ) и значительное сокращение российских и американских СЯС.

Эти тенденции означают, что в конце 2000-х гг. в Соединенных Штатах ускоряется поиск альтернативы взаимно гарантированному уничтожению.

Еще в 1990-х гг. американские военные эксперты разделились на два лагеря. Одни выступали за создание «облегченных» видов ЯО, применение которых можно замаскировать под применение конвенционального оружия. Другие требовали разрешить применение тактических ядерных боезарядов в региональных конфликтах. Администрация Джорджа Буша-младшего отдавала предпочтение второму варианту. Демократы всегда симпатизировали первому направлению. За рассуждениями о безъядерном мире, возможно, стоит стремление американских стратегов заменить ЯО «более применимыми» системами либо блокировать будущие незначительные стратегические ядерные силы оппонентов посредством развертывания системы ПРО.

В таком контексте новое значение приобретает разрабатываемый администрацией Обамы проект перехода к «минимальному сдерживанию» (minimal deterrence). Его идеи были изложены 8 апреля 2009 г. в представленном Федерации американских ученых докладе о проекте новой ядерной доктрины США. Эксперты высказались за значительное сокращение ядерных арсеналов и перенацеливание американских СЯС с военных объектов на экономический потенциал возможных противников. Авторы полагают, что такой вариант повысит порог потенциального применения ЯО. Но, возможно, его реализация вернет мир в 1950-е гг., когда вероятность военного столкновения Москвы и Вашингтона была высокой из-за технического несовершенства и немногочисленности их ядерных арсеналов. Трудно сказать, насколько низким окажется порог конфликтности в мире, где ядерные державы станут обладать небольшими, но мобильными ядерными арсеналами. С учетом развертывания глобальной системы ПРО и развития высокоточного оружия такой вариант даст преимущество США и их союзникам.